14.поезд ушёл.
Утро было как обычно — громкое, пыльное и пахло вишней, банками и жарой. По двору бегал Костя с лопнувшей сумкой, Даня ругался на комаров, Илья где-то потерял надувной круг, который зачем-то вообще брал, а Лёха пытался впихнуть в рюкзак пакет с овощами, будто это тетрис. Ну, только вместо фигурок — кабачки от бабушки.
— Да не надо мне фасоль! — орал он, а бабушка, не обращая внимания, уже запихивала банку ему подмышку. — Я ж её не ем!
— Ещё заешь, милок. У вас там в городе одни фастфуды да лапша! — отрезала бабушка и повернулась к Саше: — Солнышко, помоги, вон там малину пересыпать, я её в поезд ребятам дам.
Саша, конечно, помогала. Она вообще с утра какая-то тихая была — не в смысле «грустная», а будто сосредоточенная. Как будто знала что-то, чего мы все пока ещё не знали.
Но когда кто-то из пацанов вкинул фразу «А Саша с Владом что, остаются вдвоём?» — она моментально выкрутила крышку от банки и вслух размышляла:
— Хм, а если одному из вас в поезде закрутка взорвётся — это будет месть или подарок?
Все заржали.
Я тоже.
Но как-то… с задержкой.
Сумок было столько, что никто уже не верил, что мы дотащим это всё на себе. Костя пытался закинуть вещи в старую садовую тачку, и в какой-то момент мы просто решили: ну и похрен. Погрузим всё туда и поедем, как в средневековье.
Бабушка даже подкинула ещё два мешка картошки «на дорожку».
— Ну чтоб с голоду не умерли в поезде, — кивнула серьёзно.
Когда всё наконец было готово, мы двинулись к станции: шумной, кривой колонной. Кто-то нёс колонку, кто-то пакеты, Даня ехал на тачке, пока его не выгнали, Лёха снимал сторис с подписью «деревенские дали и проклятая логистика».
Саша шла рядом со мной. Иногда молчала. Иногда ржала. Иногда кидала в меня мелкие зелёные яблоки с обочины. Один раз попала в ухо.
— Это за то, что ты с утра сказал, будто я — закрутка, — заявила она с абсолютно невинным лицом.
— Не сказал. Я сказал «вторая баночка малосольных огурчиков». Это вообще комплимент.
— Поняла. Жди мести в рассоле.
---
На станции всё было привычно — обнимашки, суматоха, поезда, которые никогда не приходят вовремя.
Ребята сели в вагон как в крепость: Костя занял полку, Илья уже надевал беруши, Лёха высунулся в окно.
— Влад! — крикнул он. — Не натвори там ничего. Мы тебя знаем.
— А ты, Саша! — добавил Даня. — Если что, привози его обратно в банке. С рассолом.
Поезд дёрнулся и уехал. Мы стояли на перроне вдвоём. Тишина накрыла как вата. Только пыль плавала в воздухе, и было очень жарко.
Я посмотрел на тачку, стоявшую у ограды. Пустая, кроме пары крошек и яблока.
— Запрыгивай, — сказал я Саше.
— Чего? — она щурится.
— В тачку. Ну а чё — обратно-то всё равно везти.
Она фыркает, но садится, с видом человека, у которого нет ни сил, ни желания спорить с идиотом.
Я начинаю медленно катить…
…и через пару шагов резко рву вперёд.
— ВЛАД!!
— СТОЙ! БЛЯТЬ, ТЫ ЧЁ ДЕЛАЕШЬ?!
— Я УБЬЮ ТЕБЯ, Я ТЕБЯ ЗАКОПАЮ! Я ТЕБЯ САМОГО В БАНКУ ЗАСОЛЮ!!
— СТООООЙ!!
Я не останавливаюсь. Я ору от смеха, она визжит, хватается за края тачки, волосы разлетелись, а я лечу по пыльной тропинке с этой бешеной девчонкой в тележке. Солнце жарит, пыль летит, и мне кажется — я, блин, не чувствовал себя так живо уже миллион лет.
Останавливаюсь только у старого заброшенного сарая, где когда-то валялись остатки ржавой печки и велосипед без сидушки.
Пыль. Трава по колено.
Вокруг ни души.
Саша вылезает, тяжело дышит, смотрит на меня так, будто хочет сначала убить, а потом воскресить и убить ещё раз.
— Ты долбанутый, — шипит.
Я улыбаюсь.
— Ты хочешь повторить опыт в мастерской?
Она подходит ближе. Совсем близко. Смотрит в глаза. Долго.
— Хочу, — говорит наконец. — Но только не сегодня. Сегодня я выгляжу слишком хорошо для такой глупости.
Я смеюсь. Но внутри всё почему-то дергается. Не от слов. От того, как она их сказала. Спокойно. Уверенно.
И как будто — ни капли не в шутку.
Она разворачивается, идёт по тропинке вперёд.
— Влад? — говорит не оборачиваясь.
— А?
— Не отставай. Ты же не хочешь снова остаться один.
И я иду за ней.
Солнце жжёт спину, у меня на ладонях пыль, и в животе — странный комок.
Такое чувство, что всё только начинается.