Избранница Джинна

— Нет, он... не мой... То есть мой, но не жених! — от неожиданного вопроса бабушки я запуталась в собственных словах, чувствуя, как лицо заливает предательский румянец.

Дрим, мерзавец, тут же подхватил с театральным вздохом:
— Она моя госпожа...

Я молниеносно отвесила ему пару подзатыльников, отчего его белобрысые волосы весело подпрыгнули. Он сделал круглые глаза, изображая невинную жертву, но в его взгляде танцевали чертовски знакомые искорки.

— Буль...Буль...тьфу.. бабуль..., ты все не так поняла! — я замялась, нервно теребя край футболки. — Мы просто... Это для... театральной постановки! Да! Он мой сосед, живет напротив. — Моя речь ускорялась вместе с пульсом. — И он... чертовски талантливый актер...— Последние слова я буквально выплюнула сквозь стиснутые зубы, бросая на Дрима взгляд, в котором смешались ярость, смущение и что-то еще, что мне совсем не хотелось бы в нем признавать.

Он же, негодник, лишь прикрыл глаза и склонил голову, как истинный артист, принимающий похвалу:
— О, моя жестокая госпожа, ваши слова — бальзам для моего сердца!

Бабушка переводила взгляд с него на меня и обратно, медленно поднимая брови. В ее глазах читалось столько невысказанных вопросов, что я готова была провалиться сквозь землю.

— Вы с дороги наверное проголодались, — наконец сжалилась она, вставая с кресла — Давайте я сейчас накрою на стол.

— Ба, сиди, отдыхай! — я бросилась наперерез, бережно отводя ее обратно в кресло. — Ты же только из больницы, я сама все сделаю.

Пока я лихорадочно рылась в холодильнике, за моей спиной раздавался бабушкин смех и бархатный голос Дрима. Каждое его "милая бабушка" заставляло меня нервно сжимать упаковку масла. "Только бы не проговорился, только бы не...", — мысленно молилась я, яростно шинкуя огурцы.

Ловкие руки вдруг потянулись через мое плечо, хватая спелый помидор. Его дыхание обожгло шею.

— У тебя очаровательная бабушка... — прошептал он, намеренно растягивая слова. — И надо признать, ты врешь почти как профессиональный джинн.

Нож в моей руке на мгновение замер.

— Это не вранье, а вынужденная мера, — сквозь зубы процедила я. — Кстати, что будет, если я вдруг проболтаюсь о том, кто ты на самом деле?

Дрим задумчиво покатал помидор в ладонях.

— Хм... — его голос внезапно потерял привычную игривость. — Видишь ли, никто из людей никогда не пытался раскрыть нас. Но если старейшины узнают... — он бросил быстрый взгляд на смеющуюся бабушку, — ...поверь, будем совсем невесело.

В его глазах мелькнула тень настоящей тревоги, отчего мое сердце нелепо сжалось. Внезапно осознав, что волнуюсь за него сильнее, чем за себя. Он улыбнулся так, будто прочитал все мои мысли — и самые потаённые, и те, что я сама боялась признать. Эта чертовская улыбка заставила моё сердце сделать сальто прямо в груди.

После ужина я молча отвела его в свою комнату. Грубо бросив ему подушку и одеяло на пол, демонстративно подчеркивая границы. Но стоило мне сесть на кровать и достать из тумбочки пожелтевшую фотографию, как он уже умудрился устроиться рядом, развалившись на моей подушке с видом полнейшего хозяина положения.

— Это твои родители? — его голос прозвучал неожиданно мягко. Тёплый бархат вместо привычной игривости. — Ты... удивительно похожа на отца. Хотя глаза — точно мамины. Но больше всё-таки на папу...

Его палец осторожно провёл по фотографии, не касаясь, будто боялся повредить хрупкую память. И в этот момент он выглядел настолько... человечным. Без масок, без шуток, без этих дьявольских искорок в глазах. Просто — понимающий.

Я сжала фото так, что пальцы побелели. Готова была огрызнуться, прогнать, обвинить в очередной игре... Но слова застряли в горле. Потому что в его глазах читалось что-то такое, чего не смог бы подделать даже лучший актёр.

Он мягко прикрыл мою руку, всё ещё сжимающую фотографию, своими ладонями. И в этот момент я поняла страшную вещь — мне не хотелось его отталкивать.

— А где они сейчас? — Он так же держал мою руку. — Уехали за границу?

Я почувствовала, как фотография в моих руках слегка дрожит.

— Почти что... — губы сами сложились в горькую улыбку. — Только ехали они куда дальше. Шесть лет назад... — голос внезапно предательски сорвался, — они спешили на мой двадцатый день рождения. Но не доехали.

Комната наполнилась тягучей тишиной. За окном где-то кричали  птицы.

— С тех пор... — я провела пальцем по краю фотографии, — я больше не отмечаю дни рождения. Даже забыла, когда он. Помню только восемнадцатое июня. День, когда... — В горле встал комок, закончить фразу не получилось.

Дрим не сказал ничего. Просто крепче сжал мою руку. Его пальцы были удивительно теплыми - как будто в них пряталось маленькое солнце, готовое поделиться теплом.

— Знаешь, — Дрим внезапно приподнялся на локте, его глаза светились странным внутренним светом, — а ведь ты могла бы увидеться с ними снова.

Я резко замерла, чувствуя, как сердце бешено заколотилось в груди.

— Но... ты же сам сказал, что нельзя воскрешать мёртвых, — прошептала я, боясь даже надеяться.

— Зомби-родителей я действительно не сделаю, — он усмехнулся, но в его глазах не было привычного озорства. — Но мы можем вызвать их духи. Ненадолго. Всего на десять минут.

Его пальцы осторожно коснулись моей ладони.

— Они будут такими, какими ты их помнишь. Можешь поговорить, обнять... — голос Дрима звучал непривычно серьёзно. — А когда время истечёт — они исчезнут, как та лошадь. Без боли, без страданий.

Я почувствовала, как по щекам текут предательские слёзы. Десять минут... Это же так мало. Но и так бесконечно много.

— Это... это будет настоящее чудо, — выдохнула я, сжимая его руку в ответ.

— Я и есть чудо, — прошептал Дрим, и в его голосе не было привычного озорства только какая-то новая, незнакомая нежность. — Закрой глаза. Представь их... Такими, какими ты помнишь лучше всего.

Я медленно поднялась с кровати, ощущая, как дрожат колени. Веки сомкнулись сами собой, и перед внутренним взором всплыли образы — мамины руки, поправляющие мне волосы, папин смех...

— Глубже вдохни, — его голос звучал где-то очень близко. — И загадывай. Третье желание.

Грудь расширилась от воздуха, и я выдохнула:
— Я желаю увидеть своих маму и папу...

Голос сорвался на полуслове. В этих простых словах было столько детской надежды, столько лет сдержанных слез, что казалось — сама вселенная затаила дыхание в ожидании. Даже без магии, даже без джинна — как будто одна лишь сила этого желания могла разорвать завесу между мирами.

Я все еще не решалась открыть глаза, боясь разочарования. Но потом...

В воздухе появился запах маминых духов. Те самые с оттенком сирени. И папиным одеколоном.

И тогда я поняла — они здесь. Я медленно открыла глаза, ресницы слиплись от слез. Сердце бешено колотилось - а вдруг это окажется жестокой иллюзией? Но нет...

Они стояли передо мной - мама в своем синем платье, папа в той самой клетчатой рубашке. Настоящие. Совсем как в моих самых светлых воспоминаниях.

Ноги подкосились сами собой. Я рухнула перед ними на колени, вцепившись в мамины туфли. Ее пальцы осторожно запутались в моих волосах, как когда-то в детстве.

— Дочка, не плачь, — ее голос звучал точно так же, каким хранился в глубине памяти. — Так больно видеть твои слезы.

Я подняла голову и увидела папу - он стоял, сжимая кулаки, будто боролся с желанием схватить меня в объятия. Его глаза блестели знакомым упрямым блеском.

— Мама... папа... я так по вам... — слова застряли в горле комом. — Это все из-за меня... Если бы не мой день рождения...

Папа вдруг опустился передо мной на одно колено, его крепкие руки сжали мои плечи:

— Никогда, слышишь, НИКОГДА не думай так. — Его голос дрогнул. — Мы бы преодолели любые расстояния, чтобы увидеть нашу девочку в ее день. И ни о чем не жалеем. Ни о чем.

Мамины пальцы вытирали мои слезы, теплые и такие родные. Такие... настоящие.

— Дрим...— голос мамы прозвучал так, будто она обращалась к старому другу. 

Он резко обернулся, и в его глазах мелькнуло что-то неуловимое — то ли удивление, то ли... ? 

Я застыла, чувствуя, как мир вокруг меняется, перестраивается, как будто все это время я смотрела на него сквозь мутное стекло, а теперь оно вдруг стало чистым. 

— Пожалуйста, будь с ней рядом,— мягко сказала мама, и в ее глазах светилось что-то, что заставило мое сердце сжаться. — Она все еще нуждается в тебе.

— Вы... вы знаете его? — мой голос дрогнул. Я перевела взгляд с родителей на Дрима и обратно, чувствуя, как почва уходит из-под ног. 

Папа улыбнулся — той самой улыбкой, которая всегда означала: "Дочка, ты все поймешь, когда придет время". 

— Да. Мы подписали договор, чтобы к тебе прислали джинна, который сможет тебе помочь.

Мама кивнула, ее пальцы нежно сжали мои. 

— Мы всегда были рядом, даже когда ты не видела нас. А когда открыли твою книгу судеб... — Она бросила взгляд на Дрима, и между ними словно пробежала какая-то тайная договоренность, — то выбрали именно его. Потому что знали — он не просто исполнит желания. Он поймет тебя.

Я посмотрела на Дрима. Он стоял, слегка склонив голову, и впервые за все время казался... уязвимым. Без масок, без игр. 

— Так значит... — голос сорвался, — ты все это время был здесь... потому что они попросили?

— Технически, да... — Дрим развел руками с виноватой ухмылкой, но его глаза были серьезны.

В этот момент дверь скрипнула:

— Мира, я тебе одеяло принесла... — Бабушка замерла на пороге, ее пальцы судорожно вцепились в дверной косяк. Глаза, округлившиеся от ужаса, метались между мной и... призраками прошлого, стоявшими посреди комнаты.

— И... Ирина... Паша...? — выдохнула она дрожащим голосом, глядя на мою маму.

Бабушкины ноги подкосились, и прежде чем мы успели среагировать, ее тело тяжело рухнуло на землю.

— Бабушка! — я бросилась вперед, но Дрим оказался быстрее.

Он ловко подхватил пожилую женщину на руки, в то время как мои родители стояли в оцепенении, обнявшись. Мама прикрыла рот ладонью, на глазах выступили слезы:

— Мама... О боже, ...

Дрим аккуратно уложил бабушку на кровать, его пальцы легли ей на лоб, озарив кожу мягким золотистым светом.

— Она в порядке, — успокоил он, — просто шок. Очнется через пару минут. Хотя... — он бросил взгляд на моих родителей, чьи силуэты начали мерцать, — вам, кажется, пора. Время почти вышло.

Папа кивнул, сжимая мамину руку. Они оба повернулись ко мне, и в их глазах читалось столько любви, что перехватило дыхание.

— Доченька... — папа протянул ко мне руку, но его пальцы уже начали растворяться в воздухе.

Я рванулась вперед, пытаясь ухватиться за них, но обняла только пустоту. В последний момент мама успела шепнуть:

— Мы любим тебя. И... позаботься о бабушке.

И они исчезли.

Комната снова погрузилась в тишину, нарушаемую только тихим дыханием бабушки. Я стояла, сжимая в кулаках собственные слезы, чувствуя, как Дрим осторожно кладет руку мне на плечо.

— Они... они действительно были здесь, да? — прошептала я. — Это не сон?

Он повернул меня к себе, и в его глазах я увидела ответ. Настоящий. Честный.

— Даже если бы это было последним желанием в мире... я бы все равно его исполнил, — тихо сказал он.

Я молча кивнула, сжимая его руку в благодарности, прежде чем выскользнуть в ванную. Холодная вода обожгла кожу, когда я намочила полотенце. Зеркало отразило мое заплаканное лицо - красные глаза, дрожащие губы. Я глубоко вдохнула, вытирая следы слез, будто могла стереть и боль вместе с ними.

Когда я вернулась, комната казалась нереально тихой. Дрим сидел на подоконнике, задумчиво наблюдая как на город опускается ночь. Бабушка все еще лежала без сознания, ее морщинистое лицо неестественно бледное.

Я осторожно положила прохладное полотенце ей на лоб, поправляя седые пряди. Ее веки дрогнули.

— Ирина... — прошептала она, еще не открывая глаз.

Сердце сжалось. Я взяла ее дрожащую руку в свои.

— Это я, бабуль. Мира.

Ее глаза медленно открылись, сначала мутные от растерянности, затем наполняющиеся ужасом.

— Я... я видела... Ирину и Пашу... — ее голос прерывался. — Они были здесь...

Я перевела взгляд на Дрима, ищу подсказки. Он едва заметно кивнул.

— Бабуль, тебе показалось тут не было никого.

Слезы потекли по ее морщинам, и я не стала их останавливать. Иногда боль - это все, что остается от любви.

Дрим тихо подошел, протягивая стакан воды. Его пальцы на мгновение коснулись моих, и в этом прикосновении было больше утешения, чем во всех словах мира.

— Спасибо, мне правда показалось , что они были в этой комнате. Наверное ты очень похожа на неё и вот мне почудилась. —Сказала бабушка успакавая себя. Я подняла одеяло которое бабушка уронила падая в обморок. И постелила на пол для Дрима.

Я провела бабушку в её комнату, бережно поддерживая под руку. Её шаги были неуверенными, будто она вдруг постарела на десять лет. Когда я укрывала её одеялом, её пальцы дрожали, цепляясь за мою руку.

— Всё будет хорошо, бабуля, — прошептала я, но слова звучали фальшиво даже в моих ушах.

Вернувшись в комнату, я увидела Дрима. Он полулежал на своей постели, облачённый в чёрную шёлковую пижаму с золотой вышивкой его имени — роскошь, так не соответствующая скромной бабушкиной квартире.

Ты можешь стереть бабушкины воспоминания? - выпалила я, не дав ему заговорить. - Или заменить их?

Он приподнялся на локте, и в его глазах мелькнуло что-то нечитаемое. Но я уже решила:

- Я желаю удалить из памяти бабушки воспоминание о том, как она видела моих родителей!

Дрим вздохнул, но подчинился. Его пальцы щелкнули, окутывая комнату фиолетовым сиянием.
- Ваше желание исполнено.

Я не стала спрашивать, что именно он сделал. Просто рухнула на кровать, и сон накрыл меня как тяжелая волна - внезапно и безвозвратно. Последнее, что я успела подумать: а не усыпил ли он меня намеренно?