Возвращение
Я всегда думал, что хуже тишины только собственные мысли. Особенно ночью. Они грызут, шумят в голове, как поезд на полном ходу — и тормозов у него, как и у меня, давно уже нет.
Я вернулся в этот долбаный город не потому что захотел, а потому что больше не было куда. Спорт? Да пошёл он. Пояса, медали, овации — это всё красиво, пока у тебя не хрустнет колено и жизнь не начнёт катиться под откос. А потом… потом ты сидишь на вокзале с одним рюкзаком и втыкаешь в телефон, не зная, кому, блядь, вообще позвонить.
У меня нет семьи. Никого. Ни мамы, ни отца. Никого, кроме дяди — старого упрямого мужика с руками в ожогах от плиты и сердцем, которое, несмотря на всё, почему-то до сих пор бьётся. Он не обязан был меня тянуть. Но он тянет. Всегда тянул.
Ресторан у него на окраине — старенький, с облупленной вывеской и запахом куриного бульона, который держится тут дольше, чем многие клиенты. Не модное место, не хипстерская кофейня. Зато настоящее.
Я толкнул дверь плечом. Звон колокольчика над входом щёлкнул в ушах, как выстрел.
— О, чёрт возьми, — донёсся откуда-то из-за прилавка знакомый голос. — Неужели ты всё-таки добрался, пацан?
Дядя вышел навстречу, вытирая руки о фартук. Седые волосы, морщины под глазами и вечно хмурый взгляд — вот он, мой остров в этом грёбаном море.
Он обнял меня быстро, по-мужски, без лишнего. И этого хватило.
— Пахнешь как человек, который ночевал на вокзале, — хмыкнул он.
— Потому что так и есть, — выдохнул я и бросил рюкзак на пол.
— Ну что как всегда?
— Если ты ещё не забыл, как варить свой фирменный супчик, то да.
Я сел за стол у окна. Сквозь стекло было видно, как моросит дождь. Маленькие капли катились по стеклу, как будто тоже куда-то торопились, только не знали, зачем.
Он поставил передо мной глубокую тарелку — суп с домашней лапшой, как в детстве. Горячий, пахнущий уютом, которого в моей жизни теперь было, мягко говоря, мало.
— Ты долго будешь тут сидеть с лицом побитого боксера? — спросил он, наливая чай в кружку с трещиной.
— Пока не отрасту себе душу обратно, — буркнул я, зачерпывая ложку.
Минут через десять дверь снова скрипнула. Я не обернулся сразу — не было желания. Но потом услышал знакомые лёгкие шаги и голос, чуть хрипловатый, как у того, кто смеётся чаще, чем должен:
— Ну наконец-то он доехал.
Это была Лизка. Его дочь. Семнадцать лет, шпала с фиолетовыми прядями в чёрных волосах, вечно с наушниками и своими тараканами в голове. Я, наверное, был таким же — только постарше и с шрамами по телу.
Она плюхнулась рядом со мной, забрала у отца суп (как всегда), и кивнула мне, будто виделись только вчера.
— Ты как, живой? Или опять всё через жопу?
— Второе, — усмехнулся я. — А ты чего? В школу не ходишь?
— Сегодня выходной. У меня встреча с жизнью. А потом биология.
Я фыркнул. Хоть кто-то тут не меняется.
Мы сидели, ели, почти молчали. В этом ресторане молчание никогда не давило. Оно лечило. Иногда словами мешать не надо — достаточно просто сидеть рядом. Своими. Единственными, что остались.
Когда мы доели, дядя налил себе кофе и прислонился к стойке. Посмотрел на меня с каким-то таким взглядом, будто взвешивал что-то.
— У меня тут один знакомый, — начал он небрежно. — В отделении работает. Полицейский. Помнишь, ты ведь учился когда-то в академии?
Я поднял брови.
— Что, опять меня в люди тащишь?
— Ага, — кивнул он. — А то слишком долго ты в этом болоте сидишь. Пора двигаться, Сань. У тебя руки есть. Голова тоже вроде бы. Он ищет кого-то вроде тебя. Помощь в группе.
— У меня стажировки не было. Документы обоссанные, половина потеряна.
— А у него связи. И ему не документы нужны — ему нужны такие, как ты. Бьющие, но думающие.
Я ничего не ответил. Только уставился в чай. Горячий. Горький.
Может, это и был шанс. Или очередной пинок под зад. Чёрт его знает.
Но в груди что-то кольнуло. Может, предчувствие. Может, просто голод по новой жизни.