Клыки

Весна была в самом разгаре, и время неумолимо быстро приближалось к защите диплома и выпуску. Даже не верилось, что я жила у Германа уже так долго... Впрочем, мы виделись настолько редко и настолько мало общались, что преподаватель по прежнему оставался для меня незнакомцем.

Дни шли, но почти ничего не менялось. Ни один из секретов Рудницкого до сих пор не раскрылся, история с его женой оставалась тайной, покрытой мраком, а свирепого убийцу так и не поймали. Новые жертвы стали появляться реже, но, тем не менее, маньяк продолжал убивать молодых юношей и девушек примерно моего возраста.

Выходной. Полдень. Ничего не предвещало беды, к тому моменту я уже даже начала нормально спать ночами, и образ отца посещал теперь куда реже. Произошел форс-мажор – у нас сломалась стиральная машинка. Вода хлестала на пол, грозясь залить и испортить весь дом, а я не знала, как ее остановить или хотя бы перекрыть для начала. Мысли сразу поскакали к розеткам, включенной электронике, замыканиям...

Докричаться до Рудницкого не получилось, так что пришлось помчаться на его поиски. Пробегая через гостиную, я чуть не споткнулась о Ночь. Кот выглядел агрессивным и напуганным, но в тот момент было вообще не до него.

— Герман! Герман, у нас потоп!

Крик отразился от стен, но никто не ответил. Босиком я выскочила на улицу, пролетела по участку, заглянула в гараж и в припаркованную рядом машину, но Рудницкого нигде не было.

— Да куда он делся? — раздраженно прошептала я, остановившись в растерянности.

Правильным и разумным вариантом было бы подняться к себе в комнату, взять телефон и позвонить ему, но сколько бы за это время воды налилось? Единственное место, где мог быть Герман, если он вообще был дома, это его кабинет. Пробегая через гостиную второй раз, я снова чуть не пнула бедного котика. Подскочив к таинственной деревянной двери, громко постучала в нее и, не дожидаясь приглашения, толкнула вперед. Та оказалась не заперта.

— Герман, там... — заглянув, начала я, но не договорила.

Мужчина резко обернулся и буквально насквозь пробил меня взглядом светящихся золотых глаз... Злоба исказила его красивое лицо до неузнаваемости. Казалось, еще немного, и он оскалится. Сгорбленный, плечи подняты и сжаты, каждый мускул напряжен. Рудницкий был не похож сам на себя. Продолжая прожигать меня своими странными глазами, он тяжело и активно дышал.

После того, как я нагло ввалилась в кабинет, прошла секунда, может, две, а по ощущениям – минут пять. От растерянности и испуга не удавалось пошевелиться, поэтому вместо того, чтобы быстро выйти, я стояла на месте, как вкопанная, вцепившись в ручку двери. Сильно моргнув, постаралась избавиться от галлюцинации, но не помогло. Глаза преподавателя продолжали гореть каким-то потусторонним светом. А потом мой взгляд перешел на его руки. Пальцы Германа вытянулись и скривились, ногти вдруг стали напоминать длинные медвежьи когти.

Я решила, что схожу с ума.

Тем временем начала тянуться уже третья вязкая и липкая секунда. Периферийное зрение уловило движение, оказалось, в комнате нас было трое. В глубине кабинета стоял бледный красивый мужчина, один из тех двух гостей, с которыми мы внезапно столкнулись относительно недавно. Герман сильней развернулся в мою сторону, всем торсом, и в то же мгновение вдруг охвативший сознание страх ледяной рукой сжал горло, захотелось откашляться, дышать стало тяжело. Преподаватель что-то прорычал. Что-то вроде "убирайся", но от переплетения наших взглядов глаза в глаза начало мутить. Подкатила тошнота, закружилась голова, еще и мозг усиленно пытался осознать и объяснить то, что сейчас видел.

Какого черта у Рудницкого светились глаза?! Что произошло с его осанкой и руками?! Почему в кабинете так странно пахло, откуда появился этот знакомый приторный запах?

— Я сплю, — беззвучно произнесла я, не в силах разорвать зрительный контакт. — Надо проснуться.

Но проснуться не получалось. Комната плыла. Запах стал невыносимо сильным. Все кружилось, как на карусели, кроме ярких золотых глаз. Этот волчий взгляд присосался к самым глубинам сознания и никак не мог отлипнуть. Я поморщилась от дурноты. Хотелось закрыть лицо руками, но не удавалось пошевелиться, во-первых, а во-вторых, отпустить ручку двери означало сразу рухнуть на пол.

— Хватит... — кажется, этот хриплый голос принадлежал мне, но звучал он как-то далеко и глухо. Одновременно тихо и до ужаса громко.

— Она удивительно стойкая, — а этот прекрасный голос звучал, как музыка. Он принадлежал бледному мужчине.

Рык раскатом грома вырвался из глотки Германа, в глазах тут же потемнело, и я сильно ударилась обо что-то головой и спиной.

Всё исчезло.

***

— Алексия? — позвал кто-то из глубины. Звук шел, будто из колодца. Вокруг было слишком темно. — Алексия, Вы меня слышите?

Голова раскалывалась. И снова:

— Алексия?

На секунду показалось, что меня зовет папа. Крепкие руки обхватили мои плечи и слегка встряхнули. Я открыла глаза. Передо мной было лицо Германа. Обычное. Картинки начали сменять одна другую: вода на полу, перепуганный кот, дверь кабинета, кабинет. Глаза. Руки. Тошнота. Судя по взгляду преподавателя, выражение моего лица достаточно сильно менялось вслед за всплывающими воспоминаниями. Мужчина выглядел крайне удивленным, напуганным и озадаченным. Широкие брови непонимающе хмурились.

— Алексия? Вы меня слышите? — снова позвал он и мягко коснулся локтя.

В диком испуге я прямо в лежачем положении каким-то образом отпрыгнула от него в сторону и наткнулась на лестницу. Очень странно, сознание четко рисовало картину падения в обморок в кабинете. Тогда почему же я лежала на полу в гостиной рядом с лестницей? От непонимания происходящего, страха и потерянности хотелось просто закричать, но меня все еще мутило, а во всем теле чувствовалось какое-то бессилие, конечности казались ватными.

— Алексия, все нормально, — Рудницкий поднял вверх обе ладони и немного отодвинулся назад. — Я Вас не трогаю. Всё хорошо.

— Что происходит? — прохрипела я. Говорить оказалось сложно – в горле пересохло.

— Вы, видимо, упали с лестницы. Я сейчас вызову скорую.

— Погодите... Упала с лестницы?

Эта информация совсем не ложилась на те воспоминания, на те картинки из сознания.

— Я услышал грохот, прибежал в гостиную, а Вы тут лежите.

— Я же была у Вас в кабинете.

— В кабинете?

— Да. И Вы там были с бледным мужчиной. У Вас... глаза светились. И руки, то есть, пальцы... они изменились.

Сейчас Герман выглядел абсолютно обычно. После того, как я произнесла вслух то, что увидела, это показалось абсурдным. Может, и правда, привиделось?

— Алексия, давайте, я вызову скорую все же? У Вас, видимо, сотрясение. Ничего подобного не было.

Его удивленный и честный вид заставил еще сильнее усомниться в достоверности воспоминаний.

— Погодите. — Я на секунду прикрыла глаза, после чего опять посмотрела на Рудницкого. — Потекла стиралка. Я побежала Вас искать. Вас нигде не было. Я забежала в кабинет, а там...

Герман снова попытался взять меня за руку, на этот раз ему удалось, я не отскочила, хотя все равно вся сжалась. Уж очень четким был образ его ужасного облика.

— Милая Алексия, — начал мягким и вкрадчивым голосом Рудницкий, — ничего подобного не было. Вы ударились головой, а мозг подсунул ложные воспоминания в виде кадров из Вашего любимого жанра. Это нормально. Вы столько пережили, нервная система может давать сбои.

Тепло его ладони казалось обжигающим. И это прикосновение было неприятным. Если те редкие эпизоды с объятиями давали положительные эмоции, вроде чувства защищенности и расслабления, то сейчас это вызывало что-то похожее на отвращение.

— Наверное, Вы правы. Теперь я чувствую себя ужасно глупо... — промямлила я, освобождая руку. Версия преподавателя звучала гораздо реалистичней, но некоторые сомнения оставались.

— Я вызову скорую, посидите, ладно? И пойду решу вопрос со стиральной машинкой, Вы же сказали, она течет?

— Да.

Поднявшись на ноги, Герман помог встать и мне, после чего аккуратно усадил на диван.

— Вечером хочу с Вами кое-что обсудить, если будете хорошо себя чувствовать, — сказал он.

— Ладно.

Заинтриговал. Но и тревожность это предупреждение повысило еще сильней.

***

Никакого сотрясения, к счастью, не было, как и серьезных повреждений, лишь легкий ушиб головы и локтя. Сидя в своей комнате, я гладила Ночь, растянувшегося рядышком, и смотрела в окно на темные деревья за забором. Лес ночами всегда выглядел особенно жутко и пугающе. Казалось, что, если долго вглядываться в его глубину, когда проходишь мимо, то в один момент из-за стволов выглянет что-то, что тебе точно не следует видеть.

Ожидание разговора с Германом томило. Слишком любопытно, но и как-то боязно. Хотя в глубине души теплилась надежда, что преподаватель просто хочет предложить участие в каком-нибудь интересном юридическом проекте.

А еще из головы не шли события, произошедшие днем. Никогда прежде мне не снилось таких реалистичных снов, никогда прежде не было подобных галлюцинаций. Если я упала с лестницы, как говорит Герман, то, значит, не просто не заходила в кабинет, но и на улицу не выбегала. А я точно выбегала. Еще и на шишку голой ступней наступила, было больно. Не могут видения, подкинутые ушибленным мозгом, быть такими детальными. Я помнила все до подробностей. Помнила, как шуршал гравий около гаража, помнила, как чуть не пнула Ночь, как стучала кулаком в тяжелую деревянную дверь.

Помнила кабинет. Помнила, как он выглядел внутри, хотя раньше никогда там не была! Да, конечно, я не успела ничего толком рассмотреть, но все же заметила массивный стол, рядом с которым и стоял Рудницкий, огромный книжный шкаф, тянущийся вглубь комнаты, бледный мужчина как раз сделал шаг оттуда, и плотные задернутые шторы бордового цвета.

Мне нужно было убедиться, что кабинет так и выглядит, тогда это значило бы, что я действительно забегала туда, а не свалилась с лестницы. Ну, или окончательно приняла бы версию Германа, если внутри все иначе. Вскочив на ноги, я принялась беспокойно расхаживать по комнате, но в дверь постучали, заставив вздрогнуть и вынырнуть из размышлений.

— Входите.

— Я включу свет?

— Конечно.

Герман протянул руку и щелкнул выключателем. Глаза уже привыкли к полумраку, в котором прошел весь вечер, так что от вспышки лампы я сощурилась. Опустившись на кровать, преподаватель слегка похлопал по ней рукой, предлагая присесть рядом. Пришлось послушаться.

— Алексия, помните, изначально я хотел предложить Вам пожить в моей квартире? — сказал он. Лицо Рудницкого оставалось спокойным и не выражало никаких эмоций, как и большую часть времени, но в глазах застыло беспокойство.

— Да. Но там оказались жильцы.

— Как раз о них я и хотел сказать, — Герман дважды кивнул, глядя куда-то вниз, потом перевел взгляд на меня. — Жильцы съезжают в следующем месяце. Вы сможете переехать туда.

Первой эмоцией стала радость. Свое отдельное жилье. Уединение и свобода. А потом в голову полезла целая вереница вопросов, часть из которых Рудницкий будто уловил и, не дожидаясь, пока их озвучат, сразу начал отвечать.

— Вы не беспокойтесь, первое время можете не платить, защита диплома и выпуск, я все понимаю. Совсем без денег тоже не останетесь, я буду продолжать подкидывать Вам разные задания, как и сейчас. У Вас будет время найти нормальную работу и встать на ноги, а там уже станет видно, либо договоритесь с моей сестрой и продолжите снимать эту квартиру, либо переедете в другую.

Он смотрел на меня выжидающе, но не ждал ответа, а ждал подтверждения, что я услышала и осознала его слова. То есть, варианта остаться в этом доме не было. Нет, оно и понятно, с чего бы взрослому, вроде как женатому мужчине делить с чужой девушкой свой дом? Но не без удивления для самой себя я отметила нотки грусти и сожаления, появившиеся в настроении. Несмотря ни на что, мне... не хотелось уезжать. Жить с Германом было очень комфортно, удобно и спокойно. Да, произошедшее днем что-то переключило в психике, отчего компания мужчины вдруг стала для меня несколько неприятной, но не было и сомнений, что все это временно и скоро пройдет. Он же хороший.

— Да, конечно. Спасибо Вам, Герман Александрович. Не знаю, как и благодарить.

Преподаватель вежливо улыбнулся и уже встал с кровати, чтобы уйти, но, вспомнив о том, о чем думала до этого разговора, я его остановила.

— Извините, а можно просьбу?

— Я слушаю, — судя по виду и интонации, он не ожидал подвоха.

— Прозвучит странно, но могу я на секунду заглянуть в Ваш кабинет? Буквально с порога.

Рудницкий тут же нахмурился.

— Для чего?

Закусив губу, я стала заламывать пальцы. Адекватный ответ пока не находился.

— Мне нужно кое в чем убедиться.

— В чём?

— Ну...

— В чём, Алексия?

Черт, такое нежелание позволить мне просто окинуть взглядом комнату уже напрягало. Это уже какой-то красный флажок.

— Я просто хочу быть уверена, что никогда прежде там не была. Хочу не переживать из-за странных видений, хочу убедиться, что все это было не по-настоящему, понимаете?

— Вы там не были, Алексия, — голос мужчины звучал раздраженно, — только если в мое отсутствие, но, надеюсь, это не так.

— Просто покажите мне кабинет. Пожалуйста. Это займет всего минуту.

Герман выглядел крайне рассерженно. Он стиснул кулаки чуть ли не до белизны, свёл брови и сжал губы в одну линию. Даже стало как-то неловко, что вывела его на такие яркие негативные эмоции.

— Я вообще не понимаю, почему... — процедил он сквозь зубы, затем добавил громче, — ладно, пойдемте.

Мы вдвоем спустились на первый этаж и проследовали к злосчастному кабинету. Рудницкий нехотя повернул ручку и приоткрыл дверь, но не убрал руку и не отошел в сторону, я действительно могла только взглянуть с порога, впрочем, этого было достаточно. Стоило поднять взгляд на мебель и ее расположение, как внутри все похолодело. В испуге я отшатнулась от Германа, прижавшись спиной к противоположной стене. Около минуты мы простояли молча и не шевелились, разве что, преподаватель дверь прикрыл.

— Зачем Вы соврали? — наконец заговорила я. Придать голосу желаемую твердость не удалось. Было страшно от непонимания и тайн, и этот страх ужасно бесил.

Лицо Германа снова превратилось в безэмоциональный камень, он тяжело вздохнул и поднял на меня взгляд, но теперь его глаз я избегала.

— Так было надо.

Значит, это все было по-настоящему? Уж лучше бы я просто ему поверила. И зачем только решила устроить эту проверку? Стало совсем неясно, что теперь думать и чувствовать.

— Так, получается... — Нет. Нет, нет, нет, в это было невозможно поверить.

— Нет, Алексия, глаза у меня не светились, — сразу сказал Герман. — Вы действительно забежали в кабинет, там наткнулись на одного моего гостя. Очень не вовремя наткнулись. От растерянности он Вас сильно толкнул. Вы упали и ударились.

— Зачем было врать про лестницу? — мой голос превратился в шепот.

— Потому что нельзя, чтобы у этого человека были проблемы, он большая шишка. Извините.

Это все звучало, как какой-то бред! Будучи таким умным и крутым мужиком, Рудницкий мог бы соврать что-то более адекватное.

— Но я...

— Стоп, Алекс, — перебил преподаватель, злобно на меня зыркнув. — Тема закрыта. Просто забудьте эту историю, ясно?

В голове не укладывалось ничего из всей информации. И покоя не давали глаза и когти... это был глюк или нет? Скорее всего, да. Но все равно эта история с крутым гостем и лестницей звучала как-то тупо. Что, черт возьми, тут происходило?

— Герман, я...

Он снова меня перебил.

— Новое правило дома, Алексия. Если я говорю стоп, то разговор не продолжается.

— Тогда скажите, что с Вашей женой? — выпалила я. — Она вообще есть? Она жива?

Сердце бешено металось в груди. Происходило что-то нехорошее, это явно ощущалось. Хотелось убежать.

— Правило номер два, — сухо произнес Рудницкий, — если я не хочу отвечать на вопросы, я не обязан это делать.

— Но...

И опять мне не дали договорить.

— Какие "но", Алексия? — Теперь Герман чуть ли не рычал, аж тело самопроизвольно съежилось. — Вам напомнить? Мы друг другу никто. Я – Ваш преподаватель, работодатель и человек, предоставивший кров. Сугубо деловые отношения. Мы не пара, не друзья, не родственники. Осознайте это и примите. А если что-то не нравится, насильно я тут никого не удерживаю.

Он резко повернул ключ в замке кабинета и быстрым уверенным шагом направился по коридору в сторону гостиной. Впервые Герман был так груб и резок со мной. Впервые я вообще видела его таким, но... он был прав. Стало дико стыдно и неловко за свое поведение. В конце концов, человек оказал мне неоценимую, огромную услугу, а вместо благодарности и уважения получил тупое любопытство. Кто вообще позволил мне лезть не в свое дело? Однако, вместо извинений, я сказала совсем другое.

— Вы жалеете, что помогли мне?

Захотелось дать себе пощечину, но, как говорится, слово – не воробей. Что сказано, то сказано. Герман остановился. Идиотка. Я – идиотка, и была неправа. Лицо скривилось. Но, если быть честной, очень хотелось услышать, что он скажет. От этого зависело все наше дальнейшее общение.

— Нет. Ведь ничего страшного не произошло. Но, возможно, я поступил глупо, — и снова ни одной эмоции в голосе.

— Почему Вы решили мне помочь? Только честно.

Мне давно следовало заткнуться, но такой уж был характер – не успокоюсь, пока не докопаюсь до ответов на волнующие вопросы.

— Уже говорил. Просто решил проявить милосердие и сострадание. Я же не монстр. Идите спать, Вам надо отдохнуть.

Он ушел, а я так и осталась стоять. На душе было паршиво. Как же легко можно все испортить. Можно годами выстраивать хорошие отношения и разрушить все одним словом. Можно мирно и с комфортом жить под одной крышей с человеком, который помог тебе, который впустил тебя в дом, дал работу, а потом в одно мгновение разрушить все из-за своего упрямства. Проскользив спиной по стене, я опустилась на пол и накрыла голову руками. Хотелось собрать вещи и навсегда исчезнуть из жизни Германа, но, каким бы сильным не было желание поддаться эмоциям, такой поступок оказался бы крайне неразумным. Наверное, мне и правда следовало убраться отсюда как можно скорее, но уж точно не убегать в никуда на ночь глядя.

Мысли мерзко жужжали в голове, словно пчелиный рой, и сменяли одна другую. Периодически на свет выходили размышления о достоверности убеждения в том, что я видела светящиеся глаза и когти. Слишком уж сложно было поверить в такое, еще сложнее было это объяснить. Смять и выбросить сомнения тоже не получалось, даже несмотря на бредовость – чересчур ясно это видела.

Но все же было принято решение списать все на больное воображение и придерживаться для себя версии Германа. Лучше уж так.

А если... а если не показалось и не привиделось? А если он – монстр, не человек? Ведь легенды и мифы должны на чем-то основываться. Что если чудовища существуют?

А если Герман вообще тот самый убийца?

Стало жутко, желудок сжался в комок, к горлу подкатила тошнота. Встряхнув головой, я стала гнать прочь эти дурацкие мысли. Герман не мог быть убийцей. Бред. По мне однозначно плакал психиатр. Без шуток, его следовало бы посетить.

Тем не менее, хоть я до конца и не верила в ту ерунду, которую сама надумала, неприятное липкое чувство страха не отпускало. Но раз он меня до сих пор не убил, то, наверное, и не убьет. Это немного успокаивало.

От всех этих непонятных, идиотских размышлений появилось сильное желание просто заорать. Голова пухла. Резко вскочив на ноги, я направилась на улицу, хотелось верить, что свежий прохладный воздух сможет отрезвить сознание и поможет успокоиться.