Глава 17: Ужин, полный слов
Стол был накрыт идеально: фарфор, свечи, аккуратно приготовленные блюда. Розэ сидела прямо, как учили её с детства, и выглядела безупречно. Чонгук сел напротив, откинулся на спинку стула и без особого аппетита ковырял вилкой мясо.
— вчера за ужином с гостями, — начала она холодно, — ты снова ушёл в телефон. Ты должен был быть хозяином, мужем, представлять нас. Вместо этого — выглядел, как будто тебе всё безразлично.
Он поднял взгляд. В глазах мелькнула тень раздражения.
— Я занимался работой, которая кормит этот дом. Гости потерпят, если я на пару минут буду занят важнее их пустых разговоров.
— Ты всё время этим оправдываешься, — её голос дрогнул, но оставался твёрдым. — Работой. Задачами. Сделками. Но в доме ты отсутствуешь. Ты не справляешься со своей ролью мужа, Чонгук.
Он сжал вилку так, что металл заскрипел.
— А ты? — резко бросил он. — Ты холодна, как лёд. Ты ведёшь себя так, будто я посторонний. Смотришь на меня сквозь стену. Знаешь, что мне нужно, Розэ? — его голос стал ниже, жёстче. — Мне нужна жена, которая не отталкивает, не прячется за формальностями, не превращает дом в музей.
Она побледнела, но не отвела взгляда.
— Тебе не нужна покорная игрушка, которая будет закрывать глаза на твои... фотографии? На твои встречи?
— Мне нужна женщина, которая хотя бы делает вид, что ей не всё равно, — рявкнул он. — Ты играешь в правильную хозяйку, но со мной — холодна. Я не железо, Розэ. Я мужчина. И я хочу, чтобы жена смотрела на меня как на мужа.
Между ними повисла гробовая тишина. Свечи потрескивали, отражаясь в бокалах, но ни один не притронулся к вину.
Розэ медленно поставила вилку на тарелку.
— Если ты хотел тепла и безусловного внимания, — сказала она тихо, но твёрдо, — то жениться следовало не по расчёту.
Чонгук больше не выдержал. Его лицо было каменным, но глаза горели. Он резко оттолкнул стул и встал.
— Ты не понимаешь?!... — пробормотал он, но голос сорвался.
Его рука с силой ударила по столу. Хрусталь задрожала, тарелки подпрыгнули, и чашка с горячей водой опрокинулась.
Кипяток пролился прямо на колени Розэ, заливая её платье и обжигая бедро.
Она вздрогнула, на секунду закрыла глаза, но ни звука не сорвалось с её губ. Ни крика, ни жалобы. Только рука чуть крепче вцепилась в край стола, пока боль прожигала кожу.
Чонгук замер, в его глазах мелькнуло осознание — и вина, и ярость на самого себя.
— Розэ... — его голос дрогнул, он сделал шаг к ней.
Но она поднялась сама. Аккуратно, будто ничего не случилось. Взяла салфетку, прижала к мокрому платью, ни на секунду не позволив себе показать слабость.
— Я закончила ужин, приятно аппетита тебе — сказала она ровно, холодно.
И, не глядя на него, пошла к выходу из столовой.
Каждый её шаг отдавался в сердце Чонгука, будто удары молота. Она молчала. Не предъявила претензий. Не обвинила. И от этого его душило сильнее, чем если бы она закричала.
Оставшись один, он ударил кулаком по стене, пытаясь заглушить собственный хаос. Но в голове звучало лишь её молчание.
Розэ закрыла за собой дверь в свою комнату и медленно опустилась на кровать. Рука с дрожью сняла мокрую ткань с бедра — ожог от горячего чая оставил яркий, красный след.
Она сжала зубы. Боль пульсировала, будто прожигала кожу насквозь, но ни один звук не сорвался с губ. Ни крика, ни стона. Она прижала ладонь к ожогу, стараясь хоть как-то охладить огонь, который остался после случайного удара Чонгука.
Слёзы жгли глаза, но она быстро моргнула и прогнала их. Она не могла позволить себе слабость — ни перед ним, ни перед отцом, ни перед самим собой.
«Я не буду кричать. Я не дам им увидеть мою боль. Я... выдержу.» — думала она, сжимая губы.
Через несколько минут дыхание стало ровнее. Розэ поднялась, посмотрела на себя в зеркало. В её глазах отражалась не сломленная девушка, а сталь. След ожога ещё был заметен, но лицо оставалось спокойным, без единой дрожи.
Она прикрыла бедро тканью, словно надевала броню. И в этот момент Розэ поняла: это не просто физическая боль. Это первый урок того, что её холодность — теперь её оружие.
И никто, даже Чонгук, больше не увидит её уязвимости.
Утро началось тихо, но мысли Чонгука были далеко не спокойными. Он сел за рабочий стол, но экран ноутбука не удерживал его внимания. В голове постоянно всплывала картина вчерашнего ужина: резкий удар по столу, опрокинутая чашка, горячая вода, которая пролилась на Розэ...
«Чёрт... Я причинил ей боль. И даже не заметил вовремя...» — думал он, сжимая пальцы в кулаке.
Он вспоминал, как она молчала, не кричала, не показывала ни боли, ни страха. Её спокойствие и стойкость терзали его сильнее любого упрёка.
«Почему я всегда довожу всё до предела? Зачем я позволил эмоциям взять верх? Я должен был контролировать себя...»
Чонгук поднялся, прошёлся по комнате. Сердце билось учащённо, будто требуя от него действия, но он чувствовал беспомощность: ничего не вернуть, ничего не исправить сразу.
«А она... она выдержала всё. Даже ожог. Даже мой всплеск гнева. И не дала мне ни малейшего знака, что я причинил ей боль...» — мысли мучили его.
Он остановился у окна, смотря на город, но не видя ничего вокруг. Внутри него сжималось чувство вины и страх — страх, что этот инцидент ещё больше отдалит её, что его ревность, вспышка гнева и неспособность контролировать эмоции могли разрушить всё между ними.
«Я должен... сделать что-то. Исправить. Но как? Она даже не даст мне подхода. Как достучаться до неё?»
И впервые за долгое время Чонгук почувствовал не власть, не контроль, а тяжесть собственной неспособности — тяжесть, которая душила сильнее любого успеха в бизнесе.
Он опустился на стул, уставившись на пустой экран ноутбука. И впервые признал перед собой: вчерашний вечер оставил не только ожог на её теле, но и шрам в его собственной совести.