Глава 20 Лиам
В который раз оказавшись в этом кафе, я, устремив взгляд в окно, скрестил руки на груди. Сегодня я пренебрег образом галантного ухажера, предпочтя ему простую черную футболку, потертые джинсы и кеды в тон. Я ждал. За окном царил полумрак, и фонари отбрасывали свет на влюбленные пары. Счастливые, они шли, держась за руки, их лица светились любовью, и каждый поцелуй был полон нежности. Девушки обвивали руками шеи своих парней, а те, обнимая их за талии, прижимали к себе.
Эта картина вызвала у меня усмешку, но внутри росло чувство тоски, словно темное вино растекалось по венам. Я жаждал того же. Просто гулять с ней в темноте, останавливаясь под каждым фонарем, смотреть в ее глаза с обожанием, чувствовать, как ее руки обвивают мою шею, когда она тянется за поцелуем, а я, обняв ее за талию, притягиваю к себе и целую.
Однако, это представляло собой огромный риск. Вероятно, она чрезвычайно опасна, поскольку не являлась обычной личностью, не была просто наивной и беззащитной девушкой, какой показалась мне сначала. Она имела отношение к мафии, а точнее, сама была её частью. Каким же я был глупцом! Поведал ей все свои тайны, открыл душу, всецело доверился. Насколько же это безрассудно! Я утомлённо закрыл глаза и откинулся на спинку стула. Тихо выдохнул.
Вновь передо мной возник образ Лолы. Я, вероятно, просидел так около получаса или сорока минут, хотя мне это время показалось бесконечным.
— Лиам? — прозвучало мое имя, произнесенное с большой осторожностью.
Я открыл глаза, цвета морской волны. Передо мной стояла она: изящная, с кошачьим взглядом зеленых глаз, с развевающимися локонами, одетая в простое черное платье до колен с длинными кружевными рукавами. Она смотрела на меня, не отрывая взгляда, и в ее глазах я уловил что-то вроде замешательства.
Сердце бешено заколотилось, словно пойманная в клетку птица. Лола. Она настоящая. Или это всего лишь плод моего измученного воображения, игра света и тени в полумраке комнаты? Я попытался сглотнуть, но во рту пересохло.
— Лола? — прохрипел я, боясь разрушить хрупкое очарование момента. — Это ты?
Она неслышно приблизилась, ступая босыми ногами по холодному полу. Ее взгляд оставался прикованным ко мне, изучающим, будто она пыталась разгадать сложную головоломку, скрытую в глубине моей души. Легкий цветочный аромат, который я так хорошо помнил, заполнил пространство вокруг меня.
Она протянула руку, и ее кончики пальцев осторожно коснулись моей щеки. Прикосновение было реальным, обжигающим, но в то же время невероятно нежным. Я закрыл глаза, наслаждаясь моментом, боясь, что он исчезнет так же внезапно, как и появился.
— Я здесь, Лиам, — прошептала она, и в ее голосе я услышал отголоски той самой Лолы, которую я знал и любил. — Ты выглядишь потерянным.
— Да, я потерян, — произнес я глухо, словно слова выцарапывались из самой глубины души. Под столом стул взвыл протестующим скрипом, словно вторя моей внутренней буре. — Села... — взгляд мой скользнул к окну, за которым плескалась безысходность, и каждое слово падало с губ, как камень, обрывая тишину.
Лола, словно громом поражённая, опустилась на стул. Руки её, белые как мел, сцепились на коленях в подобии смиренной мольбы. Я скользнул по ней взглядом, полным скепсиса, взглядом, который кричал без слов:
«Ну же, Лола, удиви меня. Какую ещё небылицу ты сейчас вытащишь из своего волшебного рукава?». Молчание между нами натянулось, словно струна арфы, готовая лопнуть от напряжения. Пятнадцать минут тянулись, как часы в аду.
— Лиам... — наконец, произнесла она, и её голос прозвучал как хруст первого льда под ногами.
Я невольно вскинул голову, как зверь, услышавший треск сломанной ветки в ночи.
— Я знаю, что эта новость обрушилась на тебя, как гром среди ясного неба... — пролепетала Лола, словно мышь, загнанная в угол.
— Говори! Четко! Ясно! — взревел я, обрушив кулак на стол, словно молот Тора. Дрожь пробежала по хрупкому телу Лолы, как от удара молнии. Ярость клокотала во мне, словно лава в жерле вулкана. Как я мог доверить ей самое сокровенное? Слепота моя непростительна. Я смотрел на нее, скрывая бурю, кипящую внутри, ведь кто знает, какой ядовитый цветок расцвел в ее душе?
Лола судорожно выдохнула, набирая в легкие воздух, словно ныряльщик перед погружением в бездну.
— Я знаю, эта новость... словно нож, вонзенный в твое сердце... Но поверь, мне самой от этого горько, как от пролитого яда. Я не хочу быть палачом твоей жизни... — голос ее дрожал, словно осенний лист на ветру, а по щекам текли слезы, словно жемчужины раскаяния.
Я смотрел сквозь нее, как сквозь ледяную стену. Равнодушие – вот моя броня в этой игре предательства.
— Дальше, — скомандовал я, замораживая воздух одним лишь тоном. Пусть льет свой елей дальше.
— И у меня есть... причина... — прошептала она, размазывая слезы по щекам, словно грязную акварель.
— Причина? И что это за чудо, этот твой оправдательный приговор? — я выделил слово «причина» кавычками в воздухе, словно заключая ее ложь в клетку.
— Это не оправдание, Лиам, — прошелестел голос Тёмной Леди, дрожащий, словно осенний лист на ветру.
— А что же тогда? — отозвался я, вскинув бровь с ленивой насмешкой. В её взгляде плескались отчаяние и страх, но я был непроницаем, как гранитная скала.
Тёмная Леди нервно сглотнула, словно комок горечи застрял в её горле.
Я не сводил с неё взгляда, подперев щеку кулаком, словно статуя, высеченная из безразличия.
«Говори, куколка, развлекай меня», — казалось, кричала эта поза.
В этот момент к нашему столику подплыл Альфред, бесшумный, как тень, и поставил передо мной бутылку темно-красного вина, словно запекшуюся кровь в стекле.
— Приятного вечера, господин, — промурлыкал он, и исчез, оставив нас наедине с нарастающим напряжением.
— Это чистая правда, Лиам, — прошептала она, голос сорвался, грозя разразиться истерикой. Пальцы её, тонкие и бледные, словно паутина, судорожно вцепились в хрупкий бокал, боясь его разбить. — И причина, по которой я не хочу лишать тебя жизни... проста. — Она шмыгнула носом, словно заглушая рыдания.
«Проста, как удар ножа в спину», — прочитал я в её глазах.
— Выплюнь мелочь! — прорезал я, словно лед под коньком. — Я приказал говорить, чтобы каждое слово звенело, как натянутая струна! — прорычал он, и гнев клубился вокруг его, как грозовая туча.
Она нервно дернула уголком губ, словно пытаясь поймать ускользающую бабочку улыбки.
— Говори, — процедил он, и в голосе сквозила сталь.
— Я люблю тебя! — вырвался из нее крик, резанувший воздух, как осколок стекла. Её била дрожь, словно осенний лист на ветру, а глаза горели безумным огнем, отражая бурю, рвущую её душу на части. Любовь – этот яд и нектар – отравила и вознесла её одновременно.