Глава 9 Лиам
«Лиам, жду тебя сегодня в 18:00 в «Кофейном Алхимике». Не опаздывай, твоя таинственная Л.»
Телефон вздрогнул в тишине, извергнув короткое электронное послание из глубин сети. Услышав этот цифровой зов, я машинально повернулся и взял аппарат в руки, словно повинуясь невидимой нити.
Стены моей комнаты, некогда окрашенные в тоскливый цвет увядшей надежды, теперь плясали в буйстве красок граффити и дерзких эскизов. Здесь рычали зубастые химеры, сошедшие со страниц комиксов, сражались герои, вырванные из канонов, и даже герб ненавистной школы Де Лоран, переделанный в пиратский символ непокорности, кричал о протесте. Плакаты скрывали шрамы прошлых битв – свидетельства неукротимой юношеской энергии.
Кровать небрежно укрыта смятыми страницами комиксов, повествующих о подвигах супергероев, и изрядно потрепанной боксерской грушей – молчаливым свидетелем ночных сражений с тенью. Под ней – лабиринт из старых кроссовок, исписанных блокнотов и, если присмотреться, самодельного деревянного меча, обвитого липкой тьмой изоленты.
Стол – эпицентр творческого взрыва: кисти и краски, карандаши и обрывки эскизов. Среди этого хаоса – недописанная сага о космическом рейнджере, бросившем вызов злобному диктатору. На полках – вселенная книг: от классики научной фантастики до суровых трактатов по самообороне.
В углу комнаты – изрешеченная мишень для дротиков, словно поле боя после ожесточенной схватки. Рядом – старая гитара, на которой я извлекаю хаотичные звуки, пытаясь уловить мелодии, рожденные в лабиринтах моего воображения.
В этой комнате пульсирует дух бунтарства и неутолимая жажда приключений. Это мой личный Эдем, где я могу быть самим собой: мечтателем, художником, воином, ожидающим сигнала к действию. Комната – зеркало моей души, отражающее все противоречия и стремление вырваться за пределы обыденности.
«Кофейный Алхимик?»– пронеслось в голове, и уголок рта дернулся в дерзкой ухмылке. «Что нужно этой загадочной особе?»
Я откинулся на комиксы, заложив руки за голову. В голове царила кристальная пустота.
Наверное, прошло около получаса в таком забытьи, прежде чем я, словно утопающий за соломинку, ухватился за мобильник. Пальцы, дрожа настукали лаконичное, как выстрел:
«Окей».
Отправив это сухое «хорошо», я, будто мотылек на пламя, невольно вернулся взглядом к началу нашей переписки, к тому первому искре, с которой разгорелся этот странный диалог с незнакомкой, вернее, как мне казалось, незнакомкой.
«Погоди, Лиам, да это же...»
— Да чтоб тебя! — вырвалось у меня, как стон раненого зверя, когда пелена спала, и истинное лицо Л. предстало во всей своей «красе». Та самая, что вонзила в меня нож, а потом, прикинувшись овечкой, сломала ножку, и я, о великий глупец помог ей! — Вот же змееныш подколодный! — прошипел я, чувствуя, как закипает кровь.
В голове зароились мысли, словно разъярённые пчёлы, жаля одно воспоминание за другим. Каждая фраза, каждое слово из переписки вспыхивало неоновой вывеской, обличая мой идиотизм. Я, словно слепой котёнок, тыкался носом в предложенную мышеловку, наивно полагая, что нашёл источник тепла.
Память услужливо подкидывала обрывки фраз, её едких шуток, за которыми теперь отчётливо проступала издевательская ухмылка. «Она играла со мной, как кошка с мышью, медленно, изощрённо, наслаждаясь моей беспомощностью». Ярость клокотала в груди, готовая вырваться наружу, словно лава из жерла вулкана.
— Месть – это блюдо, которое подают холодным, – прошептал я, чувствуя, как внутри рождается ледяная решимость. Нет, я не позволю ей снова глумиться надо мной. Я превращу её триумф в пепел, а её смех – в жалкий скулёж.
Пусть ждёт. Скоро она узнает, что такое гнев обманутого мужчины, гнев того, кто был предан самым подлым образом. И тогда её «краса» померкнет в тени моего возмездия.
Почти мгновенно на мой телефон пришло еще одно сообщение:
«Лиам, будь в 18:00, и никаких задержек.»
Я снова посмотрел на экран своего мобильника, а затем закрыл лицо ладонями.
Сделав несколько глубоких вдохов и выдохов, чтобы успокоиться, я опустил руки.
«Возьми себя в руки, Ларин!» – начал я повторять себе.
Решив, что начну собираться ближе к пяти вечера, я остался лежать в кровати. На часах было только 16:14.
Поскольку времени еще было более чем достаточно, я решил заняться своими делами: навести порядок на столе и не только. Примерно сорок минут я потратил на наведение порядка. Взглянув на часы, я увидел, что уже 16:54 – пора выдвигаться в «Кофейный Алхимик». Встав с кровати, я направился к шкафу. Нужно было выглядеть безупречно. Не для неё, конечно же, а для себя. Черный костюм, белая рубашка, галстук в тон костюму – классика, которая никогда не подводила. Я тщательно выгладил рубашку, придирчиво осмотрел себя в зеркале. Никаких следов вчерашней бури, лишь холодная, расчетливая решимость в глазах.
Выйдя из дома, я вызвал такси. До «Кофейного Алхимика» было минут двадцать езды. Всю дорогу я молчал, глядя в окно и прокручивая в голове возможные сценарии встречи. Я был готов ко всему.
Ровно в 17:58 я вышел из такси у входа в кофейню. Легкий ветерок трепал мои волосы, добавляя моему облику небрежной элегантности. Я глубоко вдохнул, стараясь унять дрожь в руках, и вошел внутрь.
Ее не было, как и в прошлый раз. Я уселся на стуле и начал ее ждать.
Я подошел к столику, стараясь сохранить невозмутимое выражение лица. Приветствия были излишни. Она явилась ровно в шесть. Мы оба знали, зачем здесь встретились. Она села, не отрывая от неё взгляда. Она была прекрасна, как всегда, но её красота больше не трогала меня. Она была лишь инструментом, средством достижения цели.
— Ты знаешь, зачем я здесь, — произнес я тихо, но твердо. В её глазах мелькнула тень сомнения, но она тут же взяла себя в руки.
— Я рада тебя видеть, — ответила она. —Я знала, что ты придешь.
— Ты недооценила меня, — усмехнулся я. — Ты думала, что сможешь обмануть меня, использовать в своих целях. Но ты ошиблась. Я всегда на шаг впереди.
В этот момент я достал из внутреннего кармана пиджака конверт и положил его на стол.
—Здесь все, что тебе нужно, чтобы исчезнуть. Навсегда. И не вздумай больше появляться в моей жизни. — она посмотрела на конверт, затем снова на меня. В её глазах читалась злость и отчаяние. Но было уже поздно. Игра окончена.
На её лице расцвела кривая усмешка, словно зловещий цветок.
— Думай как хочешь, Лиам, — промурлыкала она, и её кошачий взгляд, словно лазерным лучом рассматривала меня.
Я, уставился на эту загадочную особу, пытаясь прочесть её, как древний свиток. Мой взгляд буравил её, словно сверло, стремясь проникнуть сквозь броню её неприступности.
Нас окутывала немая завеса молчания.
— Исповедуйся, душа, поведай о себе, — прошелестел её голос, словно ласковый кот.
Я же, подобно каменному истукану, хранил безмолвие, мои пальцы переплелись в замок, словно прутья клетки, запирая тайны внутри. Мой рот был зашит нитью нежелания говорить. «Слова - серебро, молчание - золото,» — шептала мне древняя мудрость, и я внимал ей, словно пророк.
Её глаза, два глубоких омута, пытались проникнуть сквозь броню моего безмолвия. Они сверлили, как буравы, искали трещину, слабину, брешь в этой неприступной крепости. Но я стоял, неколебимый, словно скала, об которую разбиваются волны отчаяния.
— Неужели ты думаешь, что молчание — это щит? — прозвучал её вопрос, словно звон разбитого стекла. — Оно скорее тюрьма, темница, в которой гниют невысказанные истины, превращаясь в яд, разъедающий душу.
Её слова, подобно стрелам, выпущенным метким лучником, достигали цели. Но я, словно ёж, ощетинивался колючками отрицания. «Лучше сгореть в одиночестве, чем предать свои идеалы,» — мысленно твердил я, словно мантру.
Но в глубине души, там, где обитали страхи и сомнения, робко зашевелился червь сомнения. «Истина, как солнце, рано или поздно прорвётся сквозь тучи лжи,» — шептал мне внутренний голос, словно эхо далёкого пророчества.
И вот, словно под напором неудержимой стихии, плотина моего молчания начала трещать. Первые капли признания, словно робкие ручейки, пробивались сквозь каменную броню. Слова, словно птенцы, вырывались из клетки моего горла, неуклюжие и робкие, но полные надежды.
Молчание, словно густой туман, продолжало висеть, между нами. В этот застывший момент к нашему столику подплыл официант, его голос прозвучал как мелодия издалека:
— Желаете сделать заказ, господа? — учтивость сочилась из каждого его слова.
— Я бы хотела, — отозвалась она, бросив на меня взгляд, острый как у кошки, — вина, красного, как кровь заката.
— А вы, молодой человек? — поинтересовался Альфред, его имя сверкало на бейджике, словно искра.
— Мне... — я не отрывал взгляда от неё, — мне тоже красного. Под стать её глазам. — добавил я, мельком взглянув на Альфреда.
Этот юноша, будто сошедший со страниц романа, поражал воображение.
Около ста семидесяти восьми сантиметров роста, сложен как атлет, случайно заглянувший в спортзал.
Его глаза, как осколки льда в глубине моря, выдавали наблюдательность, граничащую с насмешкой.
Волосы цвета воронова крыла, с непокорными кудрями, обрамляющими лицо, напоминали о тщательно спланированной небрежности.
Тонкий шрам на брови – словно след от забытой детской шалости.
Веснушки, рассыпающиеся летом по переносице, добавляют образу мальчишеского обаяния.
На запястье – тату, кофейное зерно, сплетенное с алхимическим символом, секрет, скрытый под кожей.
Серебряное колечко в ухе – символ бунтарства.
Альфред – саркастичный романтик, умеющий найти общий язык с любым посетителем. В его взгляде читается внутренняя зрелость и загадка. Он мечтатель, поэт, случайно затесавшийся в ряды официантов.
Альфред слегка приподнял бровь, словно оценивая глубину моего отчаяния, и бесшумно скользнул к барной стойке. В его движениях чувствовалась выучка, отточенная годами практики. Он был словно тень, появляющаяся из ниоткуда и растворяющаяся в никуда, оставляя после себя лишь легкий аромат корицы и предвкушение чего-то неизбежного.
Она продолжала молчать, барабаня тонкими пальцами по столешнице. Ее взгляд был прикован к улице, где за окном проплывали размытые силуэты прохожих, спешащих по своим делам. Я чувствовал себя пленником в ее тихой игре, в которой каждое слово, каждый жест имел двойное дно.
Вино принесли быстро. Альфред поставил два бокала на стол, их хрустальные стенки отражали приглушенный свет ламп, создавая причудливые узоры на скатерти. Наполнив бокалы, он чуть склонил голову и тихо произнес:
— Приятного вечера.
И снова исчез, оставив нас наедине с тишиной и алым вином, которое, казалось, пульсировало в такт моему волнению. Она взяла бокал и, не отрывая взгляда от меня, сделала глоток.
Словно плотная вуаль, тишина снова опустилась, между нами.
— Выкладывай, — в ее голосе звенел металл, готовый резать.
Я вопросительно вскинул бровь, делая глоток вина из бокала.
«О чём ты?» — безмолвно кричали мои глаза.
«Не дурачься, Лиам, ты и сам все прекрасно понимаешь», — ответил мне ее взгляд хищной кошки.
Каждый боялся сломать эту тишину, висевшую тяжёлым бархатом кулис.
Минут пятнадцать тянулись, как резина.
— Хорошо, — сдался я, разбив молчание.
Лола (ее имя всплыло на экране телефона, в мимолетном сообщении) подняла на меня взгляд, играя с бокалом, словно с хрустальной бабочкой.
Изящная дуга брови взметнулась вверх.
— Я открою тебе все свои тайны.
На ее губах расцвела мрачная улыбка, предвещая бурю.
Не обращая внимания на этот зловещий знак, я глубоко вздохнул и начал исповедь, рассказывая о своем прошлом, словно выплескивая накопившуюся горечь. Зачем? Не знаю, но эта ноша терзала меня все семнадцать лет моей бурной юности.
Ее глаза стали холодными, как январский лед, и в них застыло недоумение, смешанное с легкой тенью любопытства. Она слушала молча, словно грозовая туча, накапливая энергию для грядущего шторма. Мои слова текли, как река, вырываясь из ущелья воспоминаний, унося с собой обломки былых обид и разочарований.
— Ты все это время носил это в себе? — выдохнула она, и в ее голосе зазвучали ноты, похожие на шелест осенних листьев, сорванных ветром. Ее брови снова изогнулись, но теперь это был не жест уверенности, а скорее тревожное движение, словно она пыталась ухватиться за что-то неуловимое.
— Да, — прошептал я, и мой голос прозвучал, как эхо в пустом ущелье. — Это было, как камень на сердце, который я тащил через годы, не зная, как его сбросить.
Она медленно опустила руку на стол, и ее пальцы легли на поверхность, словно паутина, готовая схватить свою добычу. Ее улыбка сменилась выражением, которое я не мог прочитать — то ли это была жалость, то ли страх, то ли нечто большее, что скрывалось за маской безразличия.
— Ты думаешь, что исповедь освободит тебя? — ее голос зазвучал мягко, но в нем чувствовалась стальная твердость. — Иногда слова, словно лезвия, лишь ранят глубже.
Я посмотрел на нее, и в этот момент понял, что она, как и я, несла свои тайны, только ее ноша была тяжелее, скрытая за маской ледяного спокойствия.
Пока я собирался с мыслями, чтобы ответить ей, Альфред, словно тень, скользнул к нашему столику. Он наполнил бокалы до краев, и красное вино в них казалось не напитком, а запекшейся кровью.
В то время, пока он совершал свой «кровавый» ритуал, мои глаза начали свое путешествие по закоулкам «Кофейного Алхимика».
Само название шептало: «Здесь творится магия!».
Переступив порог, ты проваливаешься в атмосферу таинственной лаборатории, где из зерен рождается не просто кофе, а настоящий эликсир бодрости.
Цвета – как палитра старого мастера: от нежного крема до горького эспрессо, с проблесками меди и латуни. Мебель словно из разных эпох: бархатные диваны цвета осенней листвы соседствуют с грубыми деревянными столами, а винтажные кресла, «помнящие» касания алхимиков, утопают в книгах и колбах. Стены – это карты сокровищ, где звездное небо соседствует с рецептами древних зелий. Свет льется мягко, как лунный луч, а ароматы кофе, пряностей и трав сливаются в неповторимую симфонию. Здесь, каждый вдох – это глоток волшебства.