Глава 4 Лиам
Я стоял на против свалившегося мне на голову недоразвитое существо, которое пронзало меня своими зелеными кошачьими глазами. В них плескалась бездна невысказанной злобы, словно в омуте таились ядовитые лилии, готовые расцвести буйным цветом ненависти. Это было исчадие, воплощение мелкой пакости, что затесалось в ткань моего благоденствия, словно ржавый гвоздь в бархатной обивке кресла.
Её присутствие обжигало, как крапива, словно касание крыла летучей мыши в лунную ночь. Оно источало флюиды неприязни, сгущая вокруг себя атмосферу, подобно гнилостному болотному туману. Хотелось отряхнуться от этой налипшей скверны, словно от паутины в заброшенном склепе.
Зеленые глаза продолжали буравить, словно два изумрудных сверла. В их глубине, как в мутном зеркале, отражалась моя усталость, мои сомнения, все те мелкие трещинки, что пролегли на фасаде моей уверенности. «Зри в бездну, и бездна воззрит в тебя,» — вспомнилась мне фраза Ницше, и я ощутил зловещий холодок, пробирающий до костей.
И я понял: этот маленький демон, этот ходячий плевок мироздания, пришел не просто так. Она была посланцем, вестником грядущих перемен, предвестником бури, что вот-вот должна была разразиться над моей головой.
Мир вокруг меня внезапно потерял четкость, словно фокус сбился на грязном объективе. Обыденность, которой я так долго цеплялся, рассыпалась в пыль под её злобным взглядом. В глазах существа плясали отблески хаоса, намекая на то, что спокойствие, которое я так трепетно хранил, вот-вот будет безжалостно разорвано в клочья. Я чувствовал, как по спине пробегает ледяной пот. Это был не просто страх – это было осознание неминуемости чего-то грандиозного и ужасного. Словно плотину прорвало, и поток кошмаров вот-вот должен был обрушиться на мою реальность. Его присутствие, несмотря на крошечные размеры, давило на меня непомерным грузом. Она была ключом, открывающим врата в неизведанное, в мир, где правила перестают действовать, а логика обращается в фарс. И я, волей-неволей, должен был принять этот вызов, встретить грядущую бурю лицом к лицу, даже если это означало гибель всего, что мне дорого.
В горле пересохло, словно я проглотил горсть песка из самой пустыни отчаяния. Молчание вокруг стало оглушительным, предвестником катастрофы, тишиной перед громом невообразимой мощи. Она смотрела, и во взгляде этом читалось не просто презрение, но и предвкушение, словно палач, готовящийся обрушить топор на обреченную шею. «Быть или не быть?» – вопрос Шекспира, казалось, обретал здесь, в этой абсурдной ситуации, жуткую, конкретную форму.
Я знал, что отступать некуда. Позади лишь обломки прежней жизни, осколки надежд, разбитых о скалы безразличия. Впереди – зияющая пропасть, заполненная тенями чудовищ из самых темных уголков подсознания. Но даже в этом мраке мерцала искра – крошечная, но упрямая искорка сопротивления.
— Ад пуст, все дьяволы здесь, — прошептал я, сам не зная, к кому обращаюсь. И сделал шаг вперед, навстречу неизбежному, готовый принять любой удар судьбы, даже если он окажется смертельным. Ведь иногда, чтобы обрести истинное «я», необходимо пройти сквозь самое пекло.
Вдруг она подошла ко мне в плотную, и странно улыбнувшись склонилась к моему уху.
— Будь осторожен со мной, Лиам. — сладко прошептала она, но не успев ничего понять, я вдруг поморщился от неожиданной боли, и положил свою руку на ребро. — До скорой встречи, Лиам. — прошептала она, а после, не оборачиваясь ко мне спиной пошла прочь. Как только она исчезла из моего поля зрения, я зажмурился от адской боли, а после осторожно убрал руку от ребра. Мои глаза расширились от увиденного. На моей руке была кровь.
«Вот же стерва, ранила меня ножом»— пронеслось в моей голове, как только я заметил ранение от ножа, и вновь приложил руку к ранению.
Обугленная ярость заклокотала в моей груди, словно вулкан, готовый извергнуть лаву возмездия. Кровь алела на моей ладони, подобно рубинам, рассыпанным злобной феей. «До скорой встречи,» — эхом отдавались её слова, словно змеиный шепот, отравляющий меня. Эта «скорая встреча» теперь была не свиданием, а войной, объявленной без церемоний.
Раненный зверь во мне проснулся. Боль пронзала ребро, пульсируя в такт с бешено колотящимся сердцем, но она же служила и топливом для мести. Она думала, что одним кинжальным ударом усмирила меня? О, наивная! Она пробудила бурю.
— Кровь за кровь, — прошипел я сквозь зубы, сжимая кулак. «Ты заплатишь за свою дерзость, ведьма.» Адреналин плескался в венах, окрашивая мир в багровые тона. Эта игра только началась, и я сыграю в неё до самого конца, даже если он будет залит кровью. Её кровью.
Ночь пала на город, словно саван, укрывая его грехи. Я бродил по его темным артериям (как только попрощался со своими приятелями, после больницы), словно тень, ведомый лишь жаждой отмщения. Каждый шаг отдавался гулким эхом в пустых переулках, словно барабанная дробь, предвещающая неминуемую катастрофу для моей обидчицы. «Око за око» – этот древний принцип пылал в моей душе, как неугасимый костер.
Поиски мои были подобны охоте на химеру, но я не отступлю. Я выслежу ее, как ястреб выслеживает добычу, неотвратимо и безжалостно. Её самоуверенность станет её же погибелью, её дерзость обернется прахом. Она вкусит горечь разочарования, познает глубину моего гнева.
Я чувствовал ее присутствие, словно легкое дуновение ледяного ветра. Она близко. Очень близко. Улыбка, зловещая и холодная, тронула мои губы. Игра началась. И я намерен выиграть, даже если ставки – жизни. Её жизнь.
Луна, взирающая на мир сквозь пелену облаков, казалась потусторонним оком, следящим за моей вендеттой. В сердце города, подобном исполинскому зверю, таились секреты и пороки, и я собирался вытащить их на свет, словно гной из нарыва.
«Месть – это блюдо, которое подают холодным,» — пронеслось в голове, но мой гнев был раскален добела, готовый испепелить все на своем пути.
Запах её духов, терпкий и дурманящий, заполнил затхлый воздух. Я словно почувствовал прикосновение смерти, нежное и влекущее. Она здесь, в этом лабиринте узких улиц, словно паук в центре своей сети. «Слова – ветер, а поступки – буря,» — и моя буря уже набирала силу, готовая обрушиться на её голову.
Я увидел её силуэт в конце переулка, словно призрак, сотканный из ночи. Её смех, хрустальный и зловещий, разнесся в тишине, как погребальный звон. В этот момент я превратился в воплощение возмездия, в неумолимый рок, неотвратимый и безжалостный. Время расплаты настало.
Ноги сами несли меня вперед, сквозь сумрак и мерцающие огни. Каждый шаг отдавался гулким эхом, множа мое решимость. Я видел, как она оборачивается, как в её глазах вспыхивает испуг, смешанный с ненавистью. Она узнала меня, даже в этой тени, даже под этой луной.
Она попыталась бежать, но переулок был тупиком. Она забилась в угол, словно загнанный зверь, и смотрела на меня с вызовом.
— Ты думала, я позволю тебе исчезнуть безнаказанной? — прошептал я, и в голосе моём звучал лед. Она задрожала, но не ответила. Лишь в глазах ее плескалось отчаяние, словно в омуте, готовом поглотить.
Я приближался, с каждым шагом укорачивая расстояние, между нами. Она закрыла глаза, ожидая удара. Но моя месть была не в физической расправе. Моя месть – это сломать её, лишить всего, что ей дорого. — Твоя жизнь кончена, — проговорил я, и слова мои прозвучали как смертный приговор.
Вдруг она вскрикнула, и опустилась на асфальт, и зажмурилась будто от боли.
— Нога! — искренне вскрикнула она, терпя боль.
Не выдержав, я подошёл к ней и опустился на одно колено.
— Сильно болит? — тихо прошептал я спокойным тоном.
Она только кивнула, зажмурив глаза ещё сильнее от боли.
Я осторожно прикоснулся к ее лодыжке. Коснулся легонько, стараясь не причинить еще большего страдания. Она снова вскрикнула, на этот раз тише, скорее выдохнула сквозь зубы. Я почувствовал, как ее мышцы напряглись под моими пальцами.
— Где именно болит? — спросил я, не отрывая взгляда от ее лица, искажая на нем признаки боли. Она показала пальцем чуть выше лодыжки, и я аккуратно прощупал это место. Легкий отек уже начинал проявляться.
— Думаю, вывих, — сказал я. — Тебе нужно к врачу. Сможешь встать? Я помогу.
Она покачала головой, не открывая глаз.
— Не знаю. Очень больно.
Я осторожно подхватил ее под мышки, стараясь не задеть больную ногу. Она вздрогнула, но удержалась. Попытка встать оказалась мучительной. Она зашипела и вцепилась в мою руку мертвой хваткой.
— Тише, тише, — пробормотал я, поддерживая ее вес. — Попробуй опереться на меня. Медленно.
Ее лицо исказилось от боли, но она сделала крошечный шаг. Потом еще один. Каждый шаг, казалось, давался ей с огромным трудом. Мы двигались медленно, словно черепахи, к ближайшей скамейке. Я боялся, что она упадет, но она упрямо продолжала идти, опираясь на меня всем своим весом. Добравшись до скамейки, она рухнула на нее, тяжело дыша.
Ее грудь тяжело вздымалась. Я видел, как пот выступил у нее на лбу.
— Болит? — спросил я, хотя и так знал ответ. Она кивнула, не в силах говорить. Я достал из кармана платок и осторожно промокнул ее лицо.
Наступила тишина, нарушаемая лишь ее прерывистым дыханием и шумом моря вдалеке. Я молча сидел рядом, поддерживая ее руку. Мне хотелось что-то сказать, хоть как-то облегчить ее страдания, но любые слова казались неуместными.
Через несколько минут ее дыхание стало ровнее. Она немного расслабилась и открыла глаза. В них еще стояла боль, но появилась и благодарность.
— Спасибо, — прошептала она, с трудом выговаривая слова. Я лишь пожал ей руку в ответ.