Чужой праздник
«Этот Новый Год стал для меня исчадием ада. Утро первого января для всех моих друзей и знакомых обернулось лишь похмельем и запахом перегара в комнате. Я же провела его, сидя в сугробе под окном собственного дома. Олег, у которого вновь что-то «щёлкнуло» в голове, вероятно, от выпитой дозы, начал крушить всё вокруг. Ёлка, которую я старательно украшала весь вечер тридцать первого декабря, валялась в тамбуре, а шарики летели в наши с бабушкой головы. Я сидела на кухне, поджав колени к груди, и лишь успевала закрывать лицо руками. Не было страшно за себя, не было страшно получить затрещину, какой бы сильной она ни была. Я боялась только за самого родного мне человека-бабушку. Боялась, что её собственный сын может причинить ей боль. К этому я была не готова.
Выдерживать в этом доме я больше не могла ни секунды. Было ощущение, что вот-вот сердце разорвётся на части. Становилось тяжело дышать. Пока Олег в ярости бегал из комнаты в комнату, я успела взять в охапку свою куртку, и выскочила на мороз в одной пижаме.
Я бросаю её здесь. Одну. Наедине с тираном. Это предательство? Я точно знала, что бабушка волнуется за мою жизнь точно также, как и я за её. Потому, то, что я смогла сбежать играло ей на руку: поводов для переживаний стало на один меньше.
Уйти от дома я себе не позволила, хотя и хотелось убежать как можно дальше, чтобы не слышать его, давно охрипший от пьянки, голос. Наш дом давно стал просто каркасом, покрытым сгнившими досками, потому я слышала всё, даже не напрягая слух, могла отчётливо понимать, о чем говорят внутри. Он кричал о своей ненависти к нам, и ко всему, что с нами связано, угрожал. Моё лицо заплыло от слёз. От бессилия я свалилась в снег. Ноги стали ватными-встать уже не получалось. Веки становились тяжёлыми, глаза открывались с трудом. При моргании видела пред собой размытую небесную синь, а потом и вовсе-белый свет. Казалось, что моя жизнь висит на ниточке, которая вот-вот оборвётся. Человек не может выдержать такую боль. Я точно не могу. Сердце может остановиться от страха? Наверное, в ту минуту мне хотелось именно этого. Только, чтобы уйти от страданий. Только, чтобы больше никогда не знать этого ужаса.
Я чувствовала, как теряю сознание, но до последнего про себя читала «Отче Наш». Умереть здесь? В пятнадцать лет замерзнуть в сугробе под окном собственного дома? Знала, что если позволю себе отключиться, больше никогда не очнусь. Никто не подберет. Село: людей, живущих здесь, не больше сотни. Да и те, наверняка, сейчас доедают салаты, но уж точно не гуляют по холодным улицам. Я должна подняться. Он не стоит моей жизни.
Подняла голову. Из кармана куртки вытащила почти разряженный телефон. Взглянув на время, поняла, что валялась здесь больше часа. Изменилась ли обстановка дома за это время? Нет. Я слышала всё те же крики; слышала, как всё, что было на столе, свалилось на пол.
-Боженька, сохрани её от этого чудовища. Окончательно поднявшись на ноги, пыталась решить, как действовать далее. Пальцы ног и рук уже онемели. Лишь щёки горели. Позвать на помощь некого. Куда мне деться? Для меня словно не осталось места на Земле. От этой мысли слезы вновь побежали ручьём. Хотелось закричать. Закричать так громко, чтобы услышал весь мир.
Нет, я больше не могу слушать этот ор. Зачем я здесь нахожусь, если ни чем не могу помочь? Ноги зашагали непроизвольно. Я просто шла. В никуда. Без цели. Шла, продолжая молить Бога о помощи. Шла, стараясь остановить бесконечный поток слёз. Голова взрывалась от мыслей и, одновременно, была совершенно пустой. Все чувства смешались воедино. Продолжать своё жалкое существование больше не хотелось.
Я вздрогнула, увидев на пути Глеба-своего лучшего друга. Не смотря на нашу близость, он не был в курсе о моих семейных проблемах. Я не была готова раскрываться настолько. Он знал меня как вечно смеющуюся, забавную девчонку, которая сама вытащит кого угодно из даже самой затяжной депрессии. В таком состоянии показываться ему было нельзя. Он даже в слезах меня никогда не видел. Я потёрла глаза, и закрыв воротом куртки половину отекшего от истерики лица, приближалась к нему, смотря только себе под ноги.
-Доброе утро. — было заметно, что для него оно тоже совсем не доброе.
-Ты чего здесь в такую рань? — хотелось вцепиться в его спину, прижаться к груди, и просто почувствовать себя защищённой. Проклятые слёзы вновь наворачивались на глаза.
-Не хочется идти домой. — всё, что я смогла выдавить из себя.
Он будто чувствовал меня и моё состояние, потому лишь кратко спросил:
-Бухой? — ну, конечно, о запоях моего дяденьки было известно всем в деревне. Среди моих друзей мало кто вообще когда-либо видел его в трезвом состоянии. Все лишь посмеивались, когда видели эту шатающуюся фигуру. Среди них никто и не задумывался о том, какие «концерты» он закатывает нам дома.
Произнести ответ вслух я не смогла, потому просто подтверждающе кивнула.
-Пойдём, посидим в Сборе — так называлось место, где собиралась наша компания. Заброшенная баня, в которой мы обустроили всё так, что там вполне можно было ночевать.
Диванчик, три кресла-все несли ту ненужную мебель, которую только могли найти в своих домах. Мальчики даже сменили сгнивший пол, и починили дверь.
На предложение Глеба я отреагировала положительно. Мне по-прежнему хотелось выть, но его компания приподнимала мне настроение, которое в тот момент было опущено ниже плинтуса.
-У тебя то что приключилось? Совсем не выглядишь весёлым. — ура! Я смогла говорить, а не просто всхлипывать.
-Похмелье мне не к лицу? Да, я сильно перебрал. В клубе потерял телефон, а во концовке ещё и оказался в хватке бабушки, которая явно не была в восторге, впервые увидев меня в таком состоянии. — Глеб младше меня на год. Конечно, бабушка была не в восторге. Кто вообще будет рад видеть своего четырнадцатилетнего внука в состоянии «нестояния»?
-Ужасно то, что в сельский клуб пропускают всех. И пить там позволяют тоже всем..
-Ты ведь тоже была там? Точно помню, как ты подходила спросить, всё ли со мной в порядке.
-Была. Только в несколько ином состоянии. — было приятно, что он запомнил ту минуту, не смотря на то, что сидел почти без сознания. Действительно, новогодняя ночь была потрясающей по сравнению с утром. Я танцевала с подругой. Обнималась со всеми, кого давно не видела. И попивала какую-то настойку у парня из нашей компании.
-Простым выговором от бабушки ты точно не отделался. Выкладывай всё, что есть.
-С утра поворчала, устроила допрос по поводу того, откуда взял выпивку, но всё же пообещала ничего не говорить родителям. Благо, они решили не праздновать здесь. — Глеб жил в соседнем городе, и на каждые каникулы приезжал к бабушке с дедушкой.
-Что ж, тебе очень повезло. Меня за такие деяния уже бы распяли. — мы рассмеялись.
Я оттаяла.. С Глебом мне становилось легче. Страх отпускал, пусть я и знала, что это лишь на время. Мне хотелось рассказать обо всём, что творится в моей семье. Хотелось, чтобы он обнял, прижал к себе, пожалел. Хотелось расплакаться на его плече, чтобы выплеснуть этот шквал боли. Но я не могла. Говорить о происходящем за пределами дома было запрещено. Это считалось постыдным. Я с большим успехом нарушала этот закон. Самые близкие подруги узнавали о новых происшествиях регулярно, ведь я просто не могла вечно держать всё в себе. Я не считаю, что мне стоит этого стыдиться. Точно не мне. Алкоголику, который давно променял все и всех на бутылку пива-вот кому должно быть стыдно.
В тот день я не писала никому. Ни слова не сказала о том, что в доме погром, и о том, что я даже не в курсе, все ли там живы. Не хотелось. Не хотелось даже думать о случившимся, уж тем более говорить. На это просто не было сил.
Когда мое тело окончательно онемело от холода, мы с Глебом приняли решение разойтись по домам. Мне не хотелось возвращаться. Не хотелось даже открывать калитку. Но я должна. Должна проверить, все ли в порядке с бабушкой. Открывая дверь, чувствовала, будто приближаюсь к эпицентру бури. Может быть он уже уснул?
В нос врезался стойкий запах сигарет и перегара. Из колонки играла эта отвратительная музыка, что я слышу каждую пьянку. Пол был завален осколками посуды, поломанными елочными игрушками, местами стояли лужи пролитого алкоголя. Повернула голову-спит. Прямо на полу. Скотина!
Не снимая обуви, прошла в кухню.
-Он не тронул тебя? Ты в порядке? — меня вновь затрясло от взгляда на плачущее лицо бабушки.
-Нет, Поленька, он меня не тронул.. Хотел, но не решился.
-Бабуленька — я вцепилась в её спину. - я так тебя люблю.. Почему? Почему всё так? — слезы вновь закапали по щекам.
-Я не знаю.. — я почувствовала этот ком в её горле. Она с трудом принимала всё, что здесь творилось.
-Когда-нибудь всё закончится?
-И на это я тоже не знаю ответа..
Как же больно! Душа рвётся на части. Было больно видеть стёкла на полу. Больно слышать эту мерзкую песню, в которой поётся о любви сына к матери. Больно видеть слёзы, стекающие по лицу моей любимой бабуленьки.
Силы вновь стали покидать. Я уселась на табурет, склонив голову к коленям. Казалось, что не сплю. Увидела страшную картинку с Олегом, который точно хотел сделать мне больно. Вздрогнув, поднялась. Это сон. Повернулась, бабушка сидит на том же месте. Уже не плачет, на том спасибо.
-Сколько времени прошло?
-Час. Умница. Хотя бы чуть-чуть отдохнула.
Если бы.. Даже во сне этот ужас догоняет меня. Конечно, удивило то, что я смогла проспать в куртке и в этом положении целый час. Но ощущения облегчения не было. Всё так же тяжело, уныло, больно. Не успела даже согреться. Холод исходил от костей.
-Поля! Он идёт!
Чёрт! Нет! Только не это.
Увидела перед собой опухшую физиономию. Взгляд пал на меня. Эти зверские, пьяные, полные озлобленности глаза заглядывали мне в душу. Я отвернулась. Не могу это выдержать. Диалог начался с предъявы «чё вы тут расселись?» Продолжился криками и угрозами. Снова затрясло. Снова сердце забилось так, будто сейчас выскочит из орбиты. Захотелось бежать. Это моя защитная реакция.
Слова бабушки заставили подорваться:
-Беги, пока не видит!
Снова на улицу, снова в холод. Некуда идти. Кому я сдалась со своими проблемами? Не нашла решения лучше, чем подняться на второй этаж сарая. Буду знать, что происходит в доме, никто не найдёт, да и от ветра укроюсь.
Снова послышались крики. Сердце сжалось. Опять эта противная боль. Выдерживать её становилось всё сложнее. Я одна. Абсолютно одна. Мне некому сказать. Большинство тех, кому я рассказываю о подобном лишь показывают свой «шок», даже не стараясь проявить хоть каплю сожаления или поддержки. Сомнения в выборе друзей давно стали преследовать меня. Но разве сейчас это было главным? Как мне сохранить жизнь бабушки? Как спасти нас? Помощи ждать не от кого. Никто даже не попытается понять мои чувства, пока не окажется на моем месте. Вообще сложно здесь что-то понять. Некого винить в том, что моя семья наполовину состоит из алкоголиков.
Я была обессилена. Находится в этом мире больше не хотелось. Мысленно я уже выбирала самый безболезненный способ самоубийства. Открыв заметки, написала что-то вроде прощальной записки:
Боженька, если ты слышишь меня, помоги мне..
Скажи мне, за что мы мучаемся так? В чём мы так сильно провинились?
Неужели мы не заслуживаем тишины и обыкновенного семейного счастья?
Я знаю, я не святой человек, но разве кто-то заслуживает такого в принципе?
В любом случае, моё терпение подходит к концу..
Я волнуюсь, потому мне хочется написать об этом.
Мне некуда деться, я не могу никого защитить.
Я люблю жизнь, и жить хочу, но не так.
На душе скребли кошки. Мне не хотелось умирать. Я не готова прощаться со своей жизнью. Не хотелось прощаться со своей любовью-Женечкой, с которым у нас только-только начали налаживаться отношения. Не хотелось терять маму и младшего брата, с которыми мы и живём по отдельности, но всё равно искренне любим друг-друга. Не хотелось принимать мысль о том, что больше не увижу друзей-ребят из компании, Глеба, и одного из самых близких мне людей-Софийку, которая за годы дружбы действительно стала для меня родной.
А самое главное, не хотелось мириться с мыслью о том, что больше никогда не увижу бабушку.. Мою самую любимую, самую ценную.. Вспомнила цитату из книги: «Хуже смерти ничего не случится-а смерти не минуешь.»
Ощущение, что я стояла перед главным выбором всей жизни, сдаться или продолжить борьбу, не покидало меня. Но разве я та, кто может так просто сдаться? Ни один парень не оставлял меня без внимания, если я того хотела. Я не уступала ни одной живой душе, если шла к чему-то. Я была слишком упёртой, чтобы позволить себе умереть.»
-И чем для вас закончился тот день? — озадаченно спросил психолог, который слушает мой рассказ уже битый час. Мне показалось, что ему самому требовалась психологическая помощь, после услышанного.
«Я уже давно перестала слышать, что происходит вокруг. Голова гудела, а кожа на руках сжималась от мороза. Сама не помню, о чём думала в тот момент, когда меня подорвал звонок от бабушки.
-Где ты? — стоп, мне показалось, или я слышу её голос не только в трубке, но и где-то поблизости? Я аккуратно посмотрела в щель между досками. Да, она здесь. И ей не потребовалось много времени, чтобы понять, где я нахожусь.
-Спускайся, нам нужно уходить. Скорее!
Лишь я выглянула, заметила как входная дверь открылась. Мне казалось, что я успела вовремя зайти обратно, но мои розовые пижамные штаны выдали меня быстрее.
-Эй, ты! Я тебя видел! — Олег босой шёл по тротуару прямо на меня. Впрочем, это и сыграло мне на руку.
Я выскочила из сарая и на всех парах вбежала в сугроб. Он же не полезет за мной без обуви? Конечно, слишком самовлюблен, унижаться не станет. Он еще долго кричал вслед о том, что догонит, и был так сконцентрирован на злости ко мне, что даже не заметил бабушку, стоящую совсем рядом.
В последний раз сверкнул на меня своими, горящими адским пламенем, глазами, и вернулся домой. Мы лишь услышали, как щелкнул замок. Ну, конечно, теперь он и вовсе не пустит нас обратно.
Я вылезла из снега, схватилась за руку бабушки. Повела нас. Куда? Этого я не знала. Просто вперёд. Просто как можно дальше.
Мы до вечера бесцельно бродили по дороге. От усталости я всё время валилась на землю, смотрела в ясное небо. От одного его вида казалось, что все проблемы позади. Казалось, что оно внесет что-то светлое в наши жизни. Но, видимо, даже небу не всегда стоит доверять..