Глава 2
«НИКТО БОЛЬШЕЙ ЛЮБВИ НЕ
ИМЕЕТ»
До 29 февраля 1948 года я работал как открыто, так и
подпольно. В то солнечное воскресенье по дороге в церковь
меня прямо на улице похитила тайная полиция.
Я часто размышлял о том, что значит слово «похищать»,
которое несколько раз встречается в Библии. Коммунизм
показал нам, что это значит.
В те времена было похищено множество людей. Машина
тайной полиции остановилась рядом со мной, из неё выскочили
четверо мужчин и затолкали меня вовнутрь. Меня отвезли в
тюрьму, где тайно продержали больше восьми лет. Всё это
время никто не знал, жив я или умер. К моей жене приходил
агент тайной полиции, который назвал себя освобождённым
заключённым. Он сказал ей, что присутствовал на моих
похоронах. Эта весть поразила Сабину в само сердце.
В те годы тысячи верующих из церквей всех деноминаций
попали в тюрьмы. И не только служители, а даже простые
крестьяне, юноши и девушки, свидетельствовавшие о своей
вере. По всей Румынии и в других коммунистических странах
тюрьмы были переполнены, а быть заключённым означало
подвергаться жесточайшим пыткам.
Пытки эти были ужасными. Я не хочу даже вспоминать о
том, что мне пришлось пережить. Даже сами воспоминания об
этом - слишком болезненны. Когда я вспоминаю, то теряю сон.
В своей книге «В подполье с Богом» (In God's Underground)
я рассказываю о том, как Господь помог мне пережить те
ужасные дни заключения.
Невыносимые мучения:
Пастора по имени Флореску пытали раскалённым утюгом
и резали ножом. Его нещадно избивали до полусмерти. Через
огромную трубу в его камеру спускали голодных крыс. Он не мог
спать, поскольку всё время приходилось от них защищаться. Если
он засыпал хоть на миг, крысы сразу же набрасывались на него.
Его заставляли стоять в стойке «смирно» днём и ночью в
течение двух недель. Таким образом коммунисты пытались
заставить его предать своих братьев, однако он наотрез
отказывался. Затем в тюрьму привезли его четырнадцатилетнего
сына и начали избивать плётками на глазах у отца, угрожая
продолжать мучения, пока пастор не расскажет то, что от
него хотели услышать. Бедолага едва не потерял рассудок.
Он сдерживался как мог, а затем закричал сыну: «Александр,
я должен рассказать им то, что они хотят! Я не могу больше
смотреть на это!» Но сын остановил его: «Папа, я не хочу
иметь отца-предателя. Держись! Если они убьют меня, я
умру со словами: «За Иисуса и Родину». В гневе коммунисты
начали пытать юношу ещё более зверски и замучили его до
смерти. Стены камеры были красные от его крови. Он умер,
прославляя Бога. А наш дорогой брат Флореску уже никогда
не был таким, как раньше.
Нам на руки надевали наручники с острыми гвоздями
внутри. Если не двигаться, они не резали руки. Но в сырой
холодной камере, когда нас трясло от холода, наручники делали
месиво на наших запястьях.
Христиан подвешивали вниз головой на верёвках и били
так сильно, что от ударов их тела раскачивались из стороны в сторону. Их помещали в «холодильные камеры», в которых было
так холодно, что стены были покрыты инеем. Меня тоже когда-
то бросили в такую камеру почти без одежды. Тюремные врачи
следили за нами через окошко в двери и, когда они замечали
первые симптомы приближения смерти от обморожения,
подавали знак надзирателям, и те выпускали нас, чтобы мы
оттаяли. Однако как только мы оттаивали, нас снова бросали
в «холодильную камеру». Оттаивание, замерзание почти до
смерти, опять оттаивание - и так снова и снова! Даже сейчас
бывают моменты, когда мне страшно открыть холодильник.
Христиан заставляли стоять в деревянных ящиках, лишь
немного больше нас самих, что делало невозможным любое
движение. Изнутри со всех сторон торчали острые, как лезвия,
гвозди. Стоять неподвижно было ещё терпимо, однако нас
заставляли стоять так на протяжении бесчисленных часов.
Когда стоять неподвижно становилось невыносимо, начинала
кружиться голова, а острые гвозди впивались в тело.
То, что коммунисты делали с христианами, переходит все
границы человеческого понимания. Я видел коммунистов, чьи
лица светились от удовольствия, когда они издевались над
христианами. Некоторые из них восклицали: «Я - дьявол!»
«Наша брань не против крови и плоти, но против начальств,
против властей, против мироправителей тьмы века сего, против
духов злобы поднебесной» (Послание к ефесянам 6:12). Мы
убедились, что коммунизм - не от людей, а от дьявола. Это -
духовная сила, и победить его можно лишь ещё большей
духовной силой - Духом Божьим.
Я часто спрашивал своих мучителей: «Неужели в ваших
сердцах нет ни грамма сочувствия?» Чаще всего они отвечали,
цитируя Ленина: «Нельзя приготовить омлет, не разбив
скорлупу яйца», или «Нельзя рубить лес, чтобы не летели
щепки». Я продолжал: «Я знаю, вы цитируете Ленина. Но
это - не одно и то же, когда рубят полено и причиняют боль человеку. Каждый удар приносит боль живому человеку и
заставляет мать страдать». Однако всё было напрасно. Они -
материалисты. Для них не существует ничего, кроме цели,
и человек для них - то же самое, что и полено, и яичная
скорлупа. Такие убеждения, словно камни, погружают их в
невероятные глубины жестокости.
Жестокость атеизма - неописуема. Когда человек не верит
в неотвратимость награды за добро и наказания за зло, он не
имеет права быть человеком. Злу, которое живёт в человеке,
нет границ. Палачи-коммунисты часто повторяли: «Бога не
существует, жизни после смерти тоже не существует, как и
наказания за зло. Мы можем делать всё, что хотим». Я слышал,
как один палач говорил: «Я благодарен Богу, в которого не верю,
за то, что дожил до этого момента, когда могу дать волю всему
тому злу, которое есть в моём сердце». И это зло выливалось на
христиан невероятной жестокостью и неслыханными мучениями.
Мне было бы очень жаль, если бы человека съел крокодил,
однако я не могу упрекать крокодила, ведь он - не моральное
существо. Также нельзя упрекать коммунистов. Коммунизм
искоренил у них всякое чувство морали. Они хвастались тем,
что в их сердцах нет жалости.
Коммунисты помогли мне усвоить один очень важный урок:
так же, как в их сердцах не было места Иисусу, я решил не
оставлять в моём сердце ни малейшего места дьяволу. Я давал
показания Комитету по вопросам безопасности американского
сената. Там я рассказал о таких ужасных издевательствах,
как то, что христиан привязывали к кресту на четыре дня и
ночи. Кресты клали на пол, и сотни узников должны были
справлять свои ежедневные потребности прямо на лица и
тела распятых. Потом кресты вновь поднимали, и коммунисты
издевались над ними: «Посмотрите на своего Христа. Какой
Он замечательный! Какие небесные благовония!» Я рассказал
о том, как, почти доведённый до безумия пытками, священник был вынужден собирать человеческие экскременты и мочу
и ими преподавать христианам святое причастие. Это
происходило в тюрьме румынского города Питешти. Я спросил
священника, почему он не предпочёл смерть таким унижениям.
Он ответил: «Прошу, не обвиняй меня. Я пережил больше, чем
Христос». Все библейские описания ада и боль героя Данте
из произведения Inferno («Ад») - это ничто по сравнению с
пытками в коммунистических тюрьмах.
Это - лишь небольшая часть того, что происходило по
воскресеньям в питештской тюрьме. Об остальном страшно
даже вспоминать. Моё сердце не выдержало бы, если бы мне
пришлось вновь об этом говорить. Всё это - слишком ужасное и
отвратительное, чтобы о нём писать. Вот через что пришлось пройти
и до сих пор приходится проходить братьям и сёстрам во Христе!
Если бы я продолжал описывать все ужасы коммунистических
пыток и рассказывать обо всех жертвах, которые пришлось
перенести христианам, я никогда не завершил бы свой
рассказ. Миром разошлись не только предания о пытках, но
и о героических поступках наших братьев и сестёр. Героизм
заключённых вдохновлял тех, кто ещё находился на свободе.
Одним из выдающихся героев веры был пастор Милан
Хаймович.
Тюрьмы были переполнены, и надзиратели не знали нас
поимённо. Они вызывали узников, чтобы дать им двадцать пять
плетей за нарушение правил тюрьмы. Неоднократно пастор
Хаймович добровольно принимал избиения вместо других.
Этим он заслужил уважение заключённых не только к себе,
но и ко Христу, Которого он представлял.
В подпольной церкви служила молодая девушка. Коммунисты
узнали о том, что она тайно распространяла Евангелия и учила
детей о Христе. Было принято решение арестовать её. Однако,
чтобы сделать арест как можно более ужасным и болезненным,
решили отложить его на несколько недель, до дня её свадьбы.
В свой праздничный день девушка надела белое подвенечное платье. Это был самый замечательный, самый радостный день
в её жизни! Неожиданно дверь открылась - и на пороге
появилась тайная полиция.
Увидев агентов полиции, девушка протянула руки для
наручников. Они быстро захлопнули их на её запястьях.
Девушка посмотрела на любимого, потом поцеловала наручники
и сказала: «Я благодарна своему Небесному Жениху за это
драгоценное украшение, которое Он подарил мне в день
моей свадьбы! Я благодарю Его за то, что Он избрал меня,
как достойную страдать за Него». Её потащили, оставив в
комнате безутешно плакать братьев и сестёр по вере и её
жениха. Все они хорошо знали, что случается с молодыми
девушками-христианками, которые попадают в руки тюремных
надзирателей. Жених верно ждал девушку из тюрьмы. Через
пять лет её выпустили - несчастную, разбитую женщину, на
вид на тридцать лет старше, чем она была в действительности.
Она сказала, что это - наименьшее, что она могла сделать
для своего Христа. Вот такие верные христиане служили в
подпольной церкви!
Противостоя «промыванию мозгов»
Жители Запада наверняка слышали о «промывании мозгов»
во время войн в Корее и Вьетнаме. Я сам пережил такое
«промывание мозгов». Это - самая ужасная из пыток.
В течение семнадцати часов в день, неделями, месяцами,
годами нас заставляли сидеть и слушать:
«Коммунизм - это хорошо!
Коммунизм - это хорошо!
Коммунизм - это хорошо!
Христианство - это безумие!
Христианство - это безумие!
Христианство - это безумие!
Отрекись!
Отрекись!
Отрекись!»
Меня не раз спрашивали, каким образом нам удалось
противостоять промыванию мозгов. Существует лишь один
способ - это «промывание сердца». Если сердце омыто
любовью Иисуса Христа, если оно любит Его, то оно может
противостоять любым пыткам. Чего не сделает для своего
жениха невеста, которая любит его? Чего не сделает любящая
мать ради своего ребенка? Если вы любите Христа, как Его
любила Мария, которая держала Его на руках младенцем,
если вы любите Христа, как невеста любит своего жениха, вы
сможете пережить за Него страшные муки.
Бог будет судить нас, учитывая не то, что мы пережили, а как
мы любили. Христиане, которые страдали за веру в тюрьмах,
умели любить. Я - свидетель: они умели любить Бога и людей.
Издевательства и жестокость продолжались непрерывно.
Когда я терял сознание или становился слишком безжизненным,
чтобы дать палачам любые надежды получить от меня признания,
меня снова закрывали в камере. Там я лежал без присмотра,
полумёртвый, пока ко мне не возвращалось хоть немного сил,
чтобы они могли вновь приступить к работе. На этой стадии
многие христиане умирали, но мои силы каким-то образом
вновь возвращались ко мне. На протяжении последующих лет
в нескольких разных тюрьмах у меня на спине переломали
четыре позвонка и много других костей. По мне вырезали
ножом двенадцать раз, мою кожу прожигали и пробили во мне
восемнадцать дыр.
Когда меня и мою семью выкупили и вывезли из Румынии
в Норвегию, врачи в Осло, увидев всё это и в дополнение
рубцы от туберкулеза на моих лёгких, единогласно заявили,
что тот факт, что я всё ещё жив, - не что иное, как настоящее
чудо! Согласно их медицинским справочникам, я уже много лет должен быть мёртвым. Я и сам знаю, что это чудо - настоящее
чудо Божье. Потому что мой Бог - это Бог чудес.
Я верю, что Бог сделал это чудо, чтобы вы смогли услышать
мой голос, обращённый к вам от имени церкви, которая
вынуждена действовать в подполье. Он позволил мне выжить,
чтобы рассказать о страданиях наших верных братьев и сестёр.
Непродолжительная свобода
и повторный арест:
Наступил 1956 год. Я пробыл в тюрьме восемь с половиной лет.
Я потерял много веса, приобрёл множество страшных шрамов,
пережил жестокие избиения, издевательства, насмешки, голод,
психологическое давление, допросы до тошноты, угрозы и
унижения. Однако всё это не оправдало надежд моих палачей.
Поэтому, разочаровавшись во мне и боясь протестов против
моего заключения, меня освободили.
Мне разрешили вернуться к пасторскому служению лишь на
одну неделю. Я успел произнести лишь две проповеди. После этого
меня вызвали и сообщили, что отныне мне запрещено проповедовать
и заниматься любой другой религиозной деятельностью. Почему
же? Я учил своих прихожан проявлять «терпение, терпение и
ещё раз терпение». «Это значит, что ты учишь их терпеть, пока
придут американцы и освободят их!» - кричал на меня офицер
тайной полиции. Я также говорил, что колесо крутится и времена
меняются. «Ты говоришь им, что коммунизм будет ниспровергнут!
Это - контрреволюционная ложь!» - кричал он. Это положило
конец моему публичному служению.
Власть, видимо, была убеждена в том, что я буду бояться и
не продолжу работу подпольно. Однако они ошибались. Тайно,
при поддержке своей семьи, я вернулся к той подпольной
работе, которую выполнял ранее.
Опять я свидетельствовал верующим, которые собирались
тайно, появляясь и исчезая, как призрак, с помощью
достойных доверия братьев. Теперь у меня были шрамы,
которые иллюстрировали мои проповеди о зле атеистического
учения, они помогали другим доверять Богу и придавали
вдохновения и храбрости нерешительным душам. Я
координировал работу тайной сети благовестников, которые
помогали друг другу распространять Евангелие прямо перед
носом у ослеплённых коммунистов. В конце концов, если
человек настолько ослеплён, что не видит работу Бога, он
вряд ли увидит работу евангелиста.
Со временем оживлённый интерес полиции к моей
деятельности и месту пребывания дал свои результаты. Меня
снова разоблачили и посадили. По какой-то неизвестной мне
причине на этот раз мою семью не арестовали, возможно, из-
за публичного признания, которое я получил в то время. Я
пережил восемь с половиной лет заключения, затем несколько
лет относительной свободы. А теперь мне предстояло отбыть
ещё пять с половиной лет заключения. Моё второе заключение
оказалось во много крат страшнее, чем первое. Я знал, чего
ожидать. Моё физическое состояние ухудшилось почти сразу.
Однако мы продолжали проводить работу подпольной церкви,
где только могли - даже в коммунистических тюрьмах.
Взаимовыгодная сделка:
мы проповедовали - они били
Проповедовать сокамерникам строго запрещалось, как
это и ныне запрещено в тех странах, где продолжаются
преследования. Все знали, что того, кого поймают за проповедью
Слова Божия, жестоко побьют. Многие из нас приняли решение
быть готовыми заплатить цену за привилегию проповедовать, поэтому мы приняли их условия. Это была взаимовыгодная
сделка: мы проповедовали, а они били нас. Мы радовались
возможности проповедовать, а они радовались возможности
избить нас - поэтому все были довольны.
Неоднократно мне приходилось наблюдать такую сцену.
Брат проповедует сокамерникам, когда неожиданно двери
открываются и врываются надзиратели, перебивая его на
полуслове. Они хватают брата и тащат по коридору в «камеру
пыток». Через определённое время, которое всем нам казалось
вечностью, и после избиения, которое, казалось, продолжалось
бесконечно, его приносили и, избитого и изуродованного,
бросали на пол камеры. Медленно он приходил в себя и
поднимал голову: «Так что же, братья, на каком месте нас
прервали?» И он продолжал проповедь Евангелия!
Вот какие удивительные вещи мне приходилось наблюдать!
Иногда проповедниками становились обычные верующие,
вдохновлённые Святым Духом. В проповедях они выливали
своё сердце, ведь провозглашать Слово Божье в таких сложных
обстоятельствах было непростым делом. Надзиратели забирали
их и били до полусмерти.
В тюрьме Герла христианина по имени Греку осудили на
избиение до смерти. Этот процесс длился неделю, в течение
которой его медленно били. Его ударяли один раз резиновой
палкой по ступням и оставляли. Через несколько минут ударяли
снова, затем - снова и снова. Его били по половым органам.
Затем врач делал ему инъекции, чтобы тот не умер от болевого
шока. Когда Греку приходил в себя, его хорошо кормили, чтобы он быстрее поправлялся, а затем снова избивали, пока он не
умер от невыносимых регулярных издевательств. Руководил
всем этим член Центрального комитета Коммунистической
партии по имени Рек.
Во время пыток Рек говорил Греку то, что коммунисты часто
говорили христианам: «Я - бог. Твоя жизнь и смерть - в моей власти. Тот, кто на небе, не может дать тебе жизнь. Всё зависит
от меня. Если я захочу, ты будешь жить. А захочу - и тебя
убьют. Я - бог!» Так он издевался над христианами.
Брат Греку, находясь в такой невероятно сложной ситуации,
дал Реку чрезвычайно глубокий ответ. О нём впоследствии
рассказал мне сам Рек. Он сказал: «Вы и сами не осознаёте,
что говорите. Каждая гусеница, на самом деле, бабочка, если
она будет правильно развиваться. Вы не созданы быть палачом:
человеком, который убивает. Вы созданы, чтобы становиться
подобным Богу, в вашем сердце заложен Его прообраз. Многие
из тех, кто когда-то были гонителями христиан, как, например,
апостол Павел, осознали, что для человека позорно быть зверем,
что он способен на большее. Поэтому они стали соучастниками
святой природы. Поверьте мне, господин Рек, ваше настоящее
призвание - отображать Божий образ, иметь Его характер, а
не быть палачом».
В тот момент Рек не обратил особого внимания на слова своей
жертвы, как и Павел из Тарса не обращал внимания на показания
Стефана, убитого в его присутствии. Однако эти слова глубоко
запали в его сердце и начали действовать в нём. Со временем Рек
осознал, что именно таким было его истинное призвание.
Из всех этих пыток, избиений и унижений коммунистами
следовал один урок: дух - властелин тела. Мы переносили
издевательства, однако они часто казались чем-то отдалённым
от духа, который пребывал во славе Христа и Его постоянном
присутствии с нами.
Даже тогда, когда нам давали один кусок хлеба в неделю
и ежедневно грязную бурду вместо супа, мы решили верно
отдавать «десятину». Каждую десятую неделю мы брали свой
кусок хлеба и отдавали его слабеющему брату, как нашу
«десятину» Господу.
Когда одного христианина приговорили к смертной казни,
ему разрешили перед смертью встретиться со своей женой. Его последними словами, обращёнными к жене, были: «Ты должна
знать, что я умру с любовью к тем, кто убьёт меня. Они не
знают, что делают, и моя последняя просьба к тебе - также
люби их. Не держи в сердце горечи против них за то, что
они убили твоего любимого. Мы же встретимся на небесах».
Эти слова чрезвычайно поразили офицера тайной полиции,
который прослушивал разговор. Он рассказал мне эту историю
в тюрьме, куда попал за то, что сам стал христианином.
В тюрьме города Тыргу-Oкна отбывал наказание молодой
верующий по имени Мачевич. Он был заключён в возрасте
восемнадцати лет. Его здоровье подорвали пытки и туберкулёз.
Семья юноши, узнав о том, что он был при смерти, передала сто
тюбиков стрептомицина, которые могли бы спасти ему жизнь.
Политрук тюрьмы вызвал Мачевича, показал ему пакет из дома и
сказал: «Вот медикаменты, которые могут спасти тебя от смерти.
Но я не имею права отдать тебе передачу от твоей семьи. Лично
я хотел бы помочь тебе. Ты молод. Я не хотел бы, чтобы ты умер
в тюрьме. Помоги мне помочь тебе! Предоставь информацию
о твоих сокамерниках, и это даст мне возможность оправдать
перед моим начальством то, что я отдам тебе лекарства».
Мачевич ответил: «Я не желаю оставаться живым и потом
стыдиться взглянуть на себя в зеркало, потому что всегда
буду видеть в нём лицо предателя. Я не могу принять ваши
условия. Лучше я умру». Офицер секретной полиции ответил:
«Я не ожидал от тебя другого ответа. Но хочу сделать тебе
ещё одно предложение. Некоторые из узников стали нашими
информаторами. Они называют себя коммунистами и доносят
на тебя. Они ведут двойную игру. Мы не доверяем им. Мы
хотели бы знать, насколько они искренни. Для тебя они -
предатели, которые приносят тебе немало вреда, докладывая
нам обо всех твоих словах и поступках. Я понимаю, что ты
не хочешь предать своих товарищей. Но дай нам информацию
о тех, кто предал тебя, и ты спасёшь свою жизнь!» Мачевич ответил так же быстро, как и в прошлый раз: «Я - ученик
Христа, и Он учит нас любить даже своих врагов. Те, кто
предали нас, причиняют нам немало зла, однако я не могу
отплатить злом за зло. Я не могу информировать о них. Мне их
жалко. Я молюсь за них. Я не желаю иметь никаких связей с
коммунистами». После разговора с офицером Мачевич вернулся
в камеру и умер у меня на глазах. Я был с ним в последние
минуты его жизни - он прославлял Бога. Любовь победила
даже естественную юношескую жажду к жизни.
Если бедный человек любит музыку, он отдаст последние
деньги за билет на хороший концерт. Он останется без денег,
но не будет сожалеть о них, ведь он услышит замечательную
музыку. Я не жалею о потерянных в тюрьме годах. Я видел
там прекрасное. Сам я принадлежу к слабым, незначительным
заключённым, но имел честь быть в одной тюрьме с великими
святыми, героями веры, которых можно приравнять к
христианам первого века. Они с радостью шли на смерть
за Христа. Духовную красоту этих святых и героев веры
невозможно описать.
То, о чём я рассказывал, не было исключением.
Сверхъестественные поступки стали естественными для христиан
подпольной церкви, которые не предали свою первую любовь.
До того, как попасть в тюрьму, я очень любил Христа. Теперь
же, увидев невесту Христа (Его духовное Тело) в тюрьме, я
скажу, что полюбил подпольную церковь почти так же, как любил
Самого Христа. Я увидел её красоту, её дух жертвенности.
Что произошло с моими близкими —
женой и сыном?
Нас с женой разлучили, и я понятия не имел, что случилось
с ней. Лишь много лет спустя я узнал, что её также посадили.
В тюрьмах женщины-христианки страдали гораздо больше,
чем мужчины. Их безжалостно насиловали надзиратели.
Издевательства и унижения там были ужасными. Женщин
заставляли выполнять непосильные работы на строительстве
канала, требуя от них такой же производительности, как и
от мужчин. Зимой они копали мёрзлую землю. Женщин
аморального поведения ставили над остальными, и они
соревновались друг с другом, придумывая пытки для своих
подчинённых. Моей жене, чтобы выжить, приходилось питаться
травой. Голодные заключённые ели на канале даже крыс и
улиток. Одним из развлечений надзирателей в воскресенье
было бросать женщин в Дунай, чтобы потом вылавливать их,
как рыбу, и, издеваясь, снова бросать в воду. С моей женой это
происходило неоднократно.
Моего сына оставили на произвол судьбы. Когда меня,
а впоследствии и жену забрали в тюрьмы, он остался на
улице. С детства Михай был чрезвычайно религиозным
мальчиком, его интересовало всё, что касалось вопросов
веры. В возрасте девяти лет, когда он остался без поддержки
родителей, в его христианской жизни наступил кризис.
С горечью он начал предавать сомнению всё, что касалось
религии. На его плечи взвалились проблемы, которые детям его
возраста обычно не приходится решать. Он должен был сам
зарабатывать себе на жизнь.
В те времена помощь семьям заключённых христиан считалась
тяжким преступлением. Двух женщин, которые пытались
помочь нашему сыну, арестовали и так сильно изуродовали, что
они навсегда остались калеками. Ещё одна женщина, которая,
рискуя своей жизнью, забрала Михая к себе, была приговорена
за это к восьми годам заключения. В тюрьме ей выбили все зубы
и переломали кости. С тех пор она уже не могла работать. Она
тоже осталась калекой на всю жизнь.
«Михай, веруй в Иисуса!»
В возрасте одиннадцати лет Михай начал работать
рабочим. Страдания привели его к сомнениям относительно
веры. После двух лет заключения Сабины сыну разрешили
увидеться с ней. Михай приехал в тюрьму и увидел мать за
железной решёткой. Она была грязная, худая, с мозолистыми
руками, одетая в выцветшую тюремную робу. Он едва узнал
её. Первыми словами матери, обращёнными к сыну, были:
«Михай, веруй в Иисуса!» В гневе надзиратели оттащили её
от сына и увели прочь. Михай рыдал, глядя вслед матери.
Это мгновение стало для него мигом нового обращения. Он
осознал, что, если Христа можно любить при таких условиях,
Он — истинный Спаситель. Он решил для себя: «Если бы в
пользу христианства не было никаких других аргументов, то
того факта, что моя мать верит в Него, уже достаточно для
меня». В тот день Михай навсегда принял Христа.
Учась в школе, Михаю постоянно приходилось бороться за
своё существование. Он хорошо учился, и в награду ему подарили
красный галстук — знак членства в пионерской организации.
Мой сын отказался: «Я никогда не буду носить галстук тех, кто
посадил моих папу и маму в тюрьму». За это его выгнали из
школы. Потеряв год, он снова пришёл в школу, на этот раз уже
скрывая тот факт, что он — сын заключённых христиан.
Через некоторое время Михаю задали написать эссе,
в котором он опровергал бы истинность Библии. В своём
эссе Михай написал: «Аргументы, отрицающие истинность
Библии, — слабые, а обвинения Библии — ложные. Очевидно,
что учитель сам никогда её не читал. Библия не противоречит
науке, а находится в гармонии с ней». Его снова отчислили. На
этот раз он пропустил уже два учебных года.
Со временем Михаю разрешили учиться в семинарии.
Там преподавали «теологию марксизма» и всё объясняли
согласно учению Карла Маркса. Михай открыто протестовал
на лекциях, впоследствии его начали поддерживать и другие
студенты. За это сына исключили из семинарии и не позволили
закончить обучение.
Однажды ещё во время учёбы Михая в семинарии, когда
преподаватель читал лекцию по атеизму, мой сын встал и
возразил профессору, а потом спросил у него, осознаёт ли
он, какую ответственность берёт на себя, сбивая с истинного
пути стольких молодых людей. Его поддержала вся аудитория.
Одному человеку необходимо было набраться мужества и не
согласиться, и это придало смелости всем остальным. Чтобы
получить образование, Михаю постоянно приходилось скрывать,
что он — сын Вурмбранда, христианина-узника. Однако этот
факт всё время всплывал на поверхность, и его в очередной
раз вызывали к директору и отчисляли из учебного заведения.
Михай сильно голодал. Множество семей заключённых
христиан умирали от голода. Помочь им — было большим
преступлением.
Я расскажу лишь об одной семье, которую хорошо знал
лично. Брата посадили за причастность к деятельности
подпольной церкви. Жена осталась одна с шестью детьми.
Старшим дочерям семнадцати и девятнадцати лет не удалось
получить работу, поскольку работу в то время предоставляло
исключительно правительство, но в коммунистической стране
дети «преступников»-христиан не имели права на труд. Я прошу
вас не судить этих людей в соответствии с принципами морали,
просто задумайтесь над тем, что им пришлось пережить.
Обе дочери преданного христианина, сами христианки,
стали проститутками, чтобы прокормить своих младших
братьев и больную мать. Их четырнадцатилетний брат, узнав
об этом, потерял рассудок и попал в психиатрическую клинику.
Когда, после многих лет заключения, отец вернулся домой, его
единственной молитвой была: «Боже, верни меня обратно в тюрьму, я не могу пережить этого!» Его желание исполнилось —
его снова арестовали за то, что он свидетельствовал детям о
Христе. Его дочери уже не были проститутками. Им удалось
получить работу, поскольку они согласились выполнить
условия, поставленные перед ними тайной полицией, — они
стали информаторами. Как дочерей христиан-мучеников, их с
почётом принимали во всех христианских семьях. Они слушали
разговоры, а потом передавали всё тайной полиции.
Не говорите, что это отвратительно и аморально, конечно
же, это так и есть — лучше спросите себя, нет ли доли вашей
вины в том, что такая трагедия имела место, что многие
христианские семьи были оставлены наедине со своим горем,
и никто им не помог.
