Портреты

После вчерашнего дня очень сложно сконцентрироваться на чем-то. Резкая смена часовых поясов, атмосферного давления, температуры воздуха. Секс и поздний отход ко сну размотали меня, утром я немного не в ресурсе. А самое главное, изменение моего статуса в жизни Эмилии. В голове только и крутится разговор о взаимных чувствах. Разумеется я после этого поплыл и попутно признавался во всем, что испытываю. То, как она покрывала поцелуями моё лицо и повторяла: "Я люблю тебя...

Люблю...

Люблю...

Люблю..."

Это тот момент, который я буду вспоминать на краю гроба. Уснули мы только в 4 утра, поэтому я позволил себе проспать до полудня и проснулся один в постели. Солнце балует своими лучами, а по прогнозу около нуля. Чем же заняться сегодня? Спускаюсь вниз и нахожу Эмилию на диване в гостиной с нашим семейным фотоальбомом в руках.

– Доброе утро, детка. Давно проснулась? – направляюсь к стойке чтобы налить воды.

– Привет, милый. Часа два назад. Я так хочу что-нибудь выпить, ждала тебя.

– Пожалуй, я смогу найти где-нибудь в закромах бутылку егермейстера. Но пить с утра, детка? Я даже не знаю. Как тебе фотки? – спрашиваю между делом.

– Феликс, нет! Чай, кофе, но не алкоголь. Прости, ты не против? – девушка закрывает альбом откладывая его в сторону.

– Делай здесь, что хочешь.

– Я думала, что ты мне расскажешь, кто на фотографиях.

– Обязательно расскажу, давай сейчас поедем позавтракаем, купим домой что-нибудь съестное, вина. А вечером приготовим ужин и посмотрим снимки. Как тебе? Я просто не в состоянии сегодня заниматься чем-то активным. Ты меня уничтожила, любовь моя.

– Просто чудесно, – не знаю она это про мой план или про последнюю фразу, но меня устраивает и то, и то: – Я набралась наглости и была в комнате твоих родителей.

– Я понял. Альбом хранился там. По дому не запрещено ходить, дорогая.

– Ты так сладко спал, а я очень хотела посмотреть с террасы.

– Тебе понравилось?

– Это просто великолепно. Только вода на горизонте, только деревья и горы. Чувствуешь себя очень одиноко.

– Одиноко?

– В хорошем смысле. Знаешь, когда тебя что-то настолько завораживает, что ты хочешь эгоистично насладиться этим без лишних глаз.

– Даже без меня?

– С тобой было бы идеально.

Обратил внимание на то, что Эм до сих пор щеголяет в одних только трусиках и моей вчерашней футболке. Она идет ей. Даже больше, чем мне. Должно быть мне она вообще уже маловата.

– Я найду ключ от сейфа, а потом поедем. Переодевайся.

– Что там? – спрашивает.

– Оружие, конечно.

– Вы храните оружие в доме?

– Разумеется. Даже в Бруклине мы храним в доме оружие, что и вам советую. А сюда и вовсе может забрести волк, а то и медведь. Так что, если в планах есть прогулка по лесу нужно быть вооруженным.

Одевшись мы выходим на улицу. Красота и свежий воздух. Я застегиваю куртку и плотнее натягиваю на голову шапку. Нужна всего пара дней и я адаптируюсь к климату, не впервой. Почти со всех сторон дом окружают высокие деревья. Осматриваюсь при свете дня, фасад пора бы обновить, в некоторых местах он выглядит совсем уж неважно, выцвел и потрескался со временем. Краска облупилась. Если первый этаж еще выглядит цивилизованно, то второй уже совсем поизносился. Ниже все выкрашено черной краской, вверху же натуральное дерево было покрыто лаком. Когда-то. Перед входом есть небольшая зона для семейного отдыха. Несколько брёвен, костровище. Присаживаюсь на одну из импровизированных лавочек, чтобы завязать шнурок на ботинках.

– Есть право на управление автомобилем? – задаю вопрос мисс, стоящей рядом и осматривающей окрестности.

– У меня? – спрашивает в недоумении.

– Ты видишь здесь кого-то еще? У меня точно есть, я знаю.

– Да. А почему ты спрашиваешь?

– Прокатишь меня?

– Господи, я так давно водила в последний раз. Даже не знаю.

– Ты справишься, – говорю и бросаю Эм ключи от автомобиля, она ловко их ловит, прекрасная реакция. Нам так повезло арендовать тачку, машин практически нет, наплыв туристов в этот раз больше чем обычно. Эми садится за руль, я рядом.

– Заводи, – говорю зачем-то. Как будто это и так не понятно.

– Я никогда раньше не водила Вольво.

– Не поверишь, детка, но я тоже, вчера впервые. Но мы сюда доехали и даже остались живы.

– Я немного опасаюсь, – честно признается Эмилия.

– Не бойся, просто поехали. Я буду подсказывать. Нужно практиковать вождение, чтобы побороть свой страх.

– А здесь есть какой-нибудь фастфуд?

– Конечно. Сабвей, Макдональдс. Несколько местных заведений.

– Я так хочу чизбургер, и чизбургер и, возможно, еще один чизбургер.

– Здесь недалеко. Я покажу.

Выезжая с предомовой территории Эм обращает внимание на два вкопанных в землю бревна.

– Для чего они? – спрашивает.

– Здесь была качель раньше. Потом перекладина, отец и дед учили нас с Эваном подтягиваться.

Воспоминания о детстве нахлынули с новой силой. Я вспомнил, как отец качал меня на качели сделанной из автомобильной покрышки. А мама кричала на него, чтобы он не раскачивал слишком сильно. Но мы украдкой от нее все равно качались так, что мне становилось плохо. Потом он брал ружье и мы шли гулять в лес. Эван бегал, а я собирал букеты из папоротника, немногочисленных листьев и ароматных трав, чтобы подарить маме. Наверное, с тех пор у меня возникла тяга к рисованию. Здесь где-то должен быть мольберт, надо будет поискать. А вечером папа разводил костер и мы готовили на нем ужин. Мама сидела в кресле, курила тонкий Пэлл-Мэлл и целовала нас с братом в макушки. Время, которое мы проводили здесь было самым счастливым еще и потому, что именно в этом месте от меня ничего не требовали. Мы просто были семьёй. Оно пахло ментоловыми сигаретами, солёным ветром, хвоей и отсыревшими листьями.

Мы проехали старую католическую церковь из красного кирпича и грубого природного камня. Одинаковые, квадратные домики, разных цветов и размеров с треугольными крышами, на фоне гор с заснеженными вершинами. Все выглядит так будто картинку пропустили через голубоватый фильтр в фоторедакторе. И собор Архангела Михаила выкрашенный светло-голубой краской с изумрудными куполами, которые венчают золотые кресты. За спиной раздался звон колоколов. Люди спокойно и размеренно ходят по улицам, никто никуда не спешит. Эмилия ведёт достаточно уверенно, но напряжённо. Она вцепилась в руль и смотрит строго на дорогу.

– Здесь направо, милая, – говорю я, на подъезде к ресторану быстрого питания. Девушка поворачивает: – Ты молодец. Расслабься, детка. Всё хорошо.

Эмили осторожно паркуется у Макдональдса:

– Это было...нервно, – вытаскивает ключи из зажигания возвращая их мне.

– Оставь себе. Тебе нужна практика. Хотела бы сесть за руль Доджа когда-нибудь?

На мой вопрос она почему-то отвечает тоже вопросом:

– Зачем тебе пикап, в таком штате, как Нью-Йорк? По-моему это не очень практично.

– Почему ты спрашиваешь? Это же популярный автомобиль. Мне очень нравится, и для путешествий, конечно. Если, например, едешь куда-то в горы, кататься с семьёй снаряжения обычно очень много.

– Мне тоже он нравится, даже возбуждает. Признаться честно, я раньше допускала такую мысль, что такой огромной машиной ты компенсируешь что-то, – ехидно улыбаясь, говорит Эм.

Ну вот. А я просто исполнил свою детскую мечту. Сколько еще человек так думает? Много, должно быть.

– Господи, пойдем лучше поедим бургеров иначе нам придётся уехать отсюда в более уединение место, – отвечаю, выходя из машины.

После посещения Макдональдса и продуктового магазина. Мы вернулись домой немного другой дорогой, чтобы полюбоваться заливом. У воды совсем холодно, я обнимаю Эм, прижав ее к себе покрепче. И просто наблюдаю за водой, к которой слегка прикасается ветер, создавая рябь, как мурашки. И людей много. Мне хотелось бы спрятаться от них. Слишком туристическое место. Я знаю такие, где чаще всего бывают только местные, нужно было выбирать более спокойную локацию. Голубые глаза Эм, кажется, стали еще ярче, рядом с заливом. Это место ей идёт, даже не смотря на то, что нос покраснел. Мне казалось, что влюбиться еще больше я уже не мог. Но влюбился. Есть много красивейших пешеходных маршрутов, национальный парк. Парочка крутых музеев и галерей. Центр изучения хищных птиц, можно и лекцию послушать и на орлов с совами полюбоваться, а в округе еще и прекрасный лес. Зоопарк с медведями и множество разных менее туристических развлечений. Завтра мы оденемся потеплее и я выберу самые красивые места в городе, чтобы показать ей. А пока - домой. Сегодня Эмили ведет, и уже достаточно расслабленно.

– Мой отец мечтает вскоре отойти от дел и переехать сюда жить, – говорю, пока Эм готовит ужин.

– Думаю, это прекрасная идея. Здесь точно нужно встречать старость. Годам к семидесяти перебираться ближе к природе. А сколько лет твоему папе?

– Шестьдесят шесть.

– Сколько?! Да ты шутишь?

Я не могу сдержать смех, Эми как всегда очень эмоциональна.

– Даже не думал. В Рождество ему исполнится шестьдесят семь.

– Маме шестьдесят? – Я киваю. – Генофонд у вас конечно славный, – она поднимает крышку сковороды, перемешивая пасту.

– Когда я учился в старшей школе, многие принимали папу за моего старшего брата.

– Не удивительно. Если бы не седина вы бы вообще мало чем отличались. Ну и ты атлетичнее, с этим не поспоришь.

Вечер поистине волшебный, в камине потрескивают дрова. В доме уютно, так же как в детстве. Особенно, если учесть, что здесь вкусно пахнет морепродуктами, которые готовит женщина, которую я обожаю всем сердцем. До сих пор странно даже думать об этом, не то что произносить. Мы ведём тихие разговоры и я много смеюсь, так много и часто, как, наверное никогда. С ней я снова чувствую себя живым и счастливым.

– Ты знаешь как познакомились наши мамы? – спрашивает Эмили облизывая вилку, а потом бросает ее в раковину и берёт чистую. Не думаю, что это необходимо.

– Нет. Но теперь хочу знать. Думаю ты уже поняла, что я не особо общаюсь со своей мамой по душам.

– Моя мама только закончила свое обучение, и впервые пришла работать в больницу, где Оливия уже работала.

– Я всё равно не могу понять почему мы не познакомились раньше?

– Вы вскоре переехали в Нью-Йорк, твой отец продал дом в Орландо, я помню, что потом Оливия бывала у нас в гостях, но очень редко. Больше полутора тысяч километров - это приличное расстояние. Но я видела, что они часто общаются по телефону. Это уже многим позже появились мессенджеры, фейстайм, раньше с общением на расстоянии было напряжно.

– Мы переехали, когда мне было тринадцать лет и ни разу не встретились с тобой, – недоумеваю я.

– Моя мама сказала, что ты видел меня маленькой и даже нянчил. Она вообще почему-то думала, что мы знакомы, хотя они нас не знакомили.

– А теперь? Ты же уже больше десяти лет живёшь со мной в одном городе.

Эм рассказывает, что никуда не ходила с своей мамой всё это время, только к своей подруге Веронике, но они соседи и дружат семьями. Всех других своих подруг, по ее словам, Афина навещала одна. А те кто, приходили к ним, брали с собой только малышей.

– Вряд ли бы ты в возрасте за двадцать пошёл в гости к маминой подруге, чтобы послушать женские сплетни, – заключает Эми.

– Если бы я знал, что там будешь ты, то я бы однозначно пошёл, – признаюсь, жалея об упущенном времени. Нужно было не дрейфить, а подружиться еще десять лет назад. Я мог бы стать хорошим другом для Эм, помочь ей быстрее освоиться в новом городе. Но я выбрал просто подрочить.

Эми раскладывает по тарелкам пасту, пахнет аппетитно. Я разливаю вино:

– Я в нём не очень хорошо разбираюсь, но в магазине сказали, что оно хорошо подходит к морепродуктам. А морепродукты здесь всегда на высоте. И мне плевать к чему оно приходит, главное чтобы было вкусным.

– Вино я не пью, только по особым случаям.

– А сегодня особый случай? – спрашиваю.

– Сегодня особенный день. Ты растопил камин, я приготовила еду и уже готова знакомиться с твоей семьей по фото. Мы в прекрасном месте и только вдвоём, даже если это вино будет, как из тетрапака на студенческой вечеринке, я этого не замечу, – она оставляет кроткий поцелуй на моей колючей щеке.

– О, студенческие вечеринки с запахом блевотины, дешевого алкоголя и спермы. И еще корицей какой-нибудь несёт из чана с глинтвейном.

– Фу, Боже! – девушка театрально морщит нос: – Признайся, ты хотел испортить мне аппетит чтобы всё съесть самому?

– Было в планах, – ухмыляюсь по-доброму.

– Боюсь тебя огорчить, но ты провалился. А где учился лучший огнеборец, которого я знаю?

– Ты сравнивала? – наигранно возмущаюсь: – И много файерфайтеров ты знаешь?

– Не думай, что ты единственный, – Эмили шутливо ударяет меня в плечо: – Но, да будет тебе известно, самый хорошенький.

Хорошенький. Странный синоним, сладенько, но принимается. Я рассказал, что сначала получил образование в Инженерной школе Тандона на факультете гражданское строительство и градостроительство. Что работал какое-то время в одной строительной компании, потом пытался работать с папой. Он дал мне хороший старт, чтобы заработать денег. Но все это было слишком скучно для меня и спокойно. Тогда я и ушёл добровольцем в пожарные, прослушал цикл лекций, сдал все экзамены. Послужил в добровольческом отряде, а потом меня приняли на службу в пожарную охрану Нью-Йорка.

– Говорят, отбор строжайший. Ты подошёл по всем критериям? Или были какие-то поблажки? – спрашивает Эми.

– Диплом с хорошими оценками и возраст меньше тридцати пяти лет меня выручили на начале.

– А какие еще требования? – мне нравится ее заинтересованность.

– Физическая форма, хорошее зрение, крепкая психика. Разные другие навыки, типа работы с инструментами и так далее.

– Всё проверяется? Сфилонить нигде не получится?

– Не выйдет. Многоступенчатые экзамены проверяют потенциального спасателя по всем фронтам.

После ужина Эмилия листает фотоальбом задерживаясь на фото на которых есть хоть кто-то кроме моих родителей, брата и Хлои.

– Фото сделано здесь? Это твои бабушка и дед?

– Да, тогда дом выглядел немного иначе, – я снова придаюсь воспоминаниям, перелистывая картинки прошлого в своей голове, почти, как этот альбом с датами, красиво подписанными моей бабушкой, в уголке. К каждому снимку.

– Родители Фреда?

- Да. Дед - Рождер Уокер, в честь которого мне дали второе имя, держал здесь магазинчик сувениров, у него было несколько лодок, для лодочных экскурсий, он водил пешие прогулки на водопад и в тайгу. Еще иногда зарабатывал рыбалкой. Он жил не в этом месте, а жил этим местом.

– Давно их не стало? – грустно спрашивает Эм.

Давно. Но больно до сих пор. Я вспоминаю кольцо бабушки с большим рубином. Аромат кленового сиропа, которым она поливала пышные панкейки. Длинную и седую бороду деда, которую он периодически постригал, в детстве я думал, что когда вырасту обязательно отращу такую же.

– Дед умер пятнадцать лет назад, – отвечаю, резко выдёргивая себя из плена тоски по прошлому: – Ему было почти семьдесят пять. Бабушка - Генриетта, тоже всю жизнь прожила здесь. С дедом работала в магазине, но в основном хозяйничала по дому. Спустя два месяца после дедушки не стало и ее - сердечная недостаточность, ей было семьдесят три.

Эми слушает очень внимательно. С тёплой грустью в глазах. Такой, будто она знала их.

– Грустно слышать, милый. Наверное, они были очень счастливы.

Она права. Я уверен, что были. Мы всегда говорим, что бабушка ушла вслед за дедом. Я такой любви больше не видел и всегда стремился именно к этому идеалу. Они были вместе почти шестьдесят лет. Никогда не слышал ни единой ссоры, хотя в детстве проводил здесь очень много времени. Мы с семьей прилетали на Аляску намного чаще, когда они были живы. Я всё рассказываю девушке не пытаясь утаить своих чувств.

– А у твоего папы есть братья или сестры? – интересуется Эмилия.

– Нет, милая, он единственный ребёнок своих родителей. У бабули были сложные роды, точно не знаю, что произошло, но после рождения папы, ей пришлось сделать операцию по удалению матки. Если хочешь узнать причину, тебе лучше спросить это у моей матери.

Обычно пары не вдаются в такие подробности о семьях друг друга. Иногда достаточно просто знать родителей или даже их не знать вовсе. Но я хочу открыться, чтобы она знала обо мне всё и сам хочу знать каждую мелочь. Спустя годы прожитые бок о бок с человеком осознать то, что ничего не знаешь о нем бывает очень горько. Именно из таких мелочей и состоит человек. Его боль состоит из маленьких осколков, навсегда засевших в сердце. А счастье собирается из ярких лучей, которые эти осколки отражают, при первом же попадании света, образуя паутинку. Паутинку, которая оберегает душу от новых ударов. И чем больше этих острых углов в твоём сердце, тем ярче светится твоя паутина и тем она крепче. Тем сильнее ты становишься. Главное, чтобы было достаточно света. Я хочу знать, какие события создали эту защиту Эмилии, насколько она крепкая? Невозможно быть счастливым человеком не испытав на себе боль, которую ты проходишь, отпускаешь и гордишься собой.

Эм пьёт вино из своего бокала. И перелистывает альбом, рассматривает фотографии моих юношеских лет. Здесь я с Эваном на рыбалке, на лодке деда. А тут я рублю дрова на заднем дворе. Дурацкие фотографии из подросткового времени, где я пытаюсь позировать, как модель - это какой-то отдельный вид стыда. Она улыбается.

– А родители твоей мамы? Они живы?

–  Да. Бабушка Сиерра, а дед Клаус Финниганы. Живут в Нью-Йорке. Как-нибудь ты с ними обязательно познакомишься.

И тут она доходит до серии фотографий, на которых я и Энджела.

– А кто эта девушка? Она красивая, – эти снимки Эмилия рассматривает как-то особенно внимательно.

– Эти фото нужно извлечь отсюда. Им вообще здесь не место, не знаю кто их сюда вклеил.

Конечно я догадыаюсь. Это дело рук моей мамы, теперь заполнением пухлой книги семейных воспоминаний занимается она.

– Кто это, Феликс? – настойчиво требует ответа.

Начинаю чувствовать напряжение между нами, в её словах, в голосе. Сейчас Эми понадобиться ее "паутинка". Даже не смотря на то, что это прошлое, смотреть на такое должно быть не очень приятно.

– Это Эндж, – отвечаю я.

Эмилия делает вид, будто она не восприняла это совсем. Но по реакции я вижу, что ей не нравится то, что она видит. Но абсолютно спокойный голос задает мне вопрос:

– Я никогда не спрашивала, как долго вы были вместе?

– Чуть больше двух лет.

– Так почему вы все-таки не поженились? Скажи честно.

– Я не любил ее, она меня тоже.

– Ты думаешь, что это похоже на правду? Вы выглядите влюблёнными.

- Так и есть, правда жизни. И хорошо, что расстались до свадьбы.

Эмилия делает большой глоток вина. У нее другое мнение на этот счёт и девушка должно быть считает, что я пытаюсь ее, если не нагло обмануть, то хотя бы ввести в заблуждение:

– Так не бывает. На всё  нужно смотреть глубже, – перелистывая этот "любовный" разворот говорит она.

– Нет, мы не будем смотреть на это глубже. Былое остаётся там где ему самое место - в прошлом.

– Хорошо, как скажешь.

Проведя еще пару часов перед огнём, вдоволь насладившись неплохим, кстати, вином и обществом друг друга, мы отправились в постель уже заполночь.