31 глава
Виолетта.
Мне нужно было имя.
Только одно имя.
Но Софа не приходила в сознание и не могла назвать его.
Я сидела у ее кровати, со страхом
ожидая окончания приемного
времени. Смотрела, как вспыхивают
золотом зигзаги пульса на мониторе.
Считала гематомы - он ответит за
каждую. Он уже не жилец.
Потом врач с бейджиком «Д-р Александр Соколов» положил мне руку на плечо и сказал: «Приходи завтра, дорогая.
Ты ее девушка? Виолетта? О'кей. Я
поставлю ее на ноги, Виолетта, вот
увидишь. Приходи завтра».
И я ушла. Я не стала бунтовать. Нужно было копить силы. Когда она назовет имя - они понадобятся мне все до единой.
София всегда была бесшабашна и
импульсивна. Бог напортачил и вшил в нее дерзость вместо инстинкта самосохранения. Я помню, как впервые
встретила ее в баре: она не стояла наногах и двух слов связать не могла. Какой-то тип, изображающий из себя ее парня, пытался увести ее оттуда. Но
ведь у роскошной девушки с сумочкой от «Сoach» и брелоком-ключом от «Мерседеса» не может быть бойфренда
с гнилыми зубами и выговором
гопника?
Я спросила, знает ли она его. И она
сказала, что знает. Но только полчаса.
И тогда я вывела ее из этого бара и
решила отвезти к нам с Лерой. Она
отключилась в машине, и я не могла
привести ее в чувство. Пришлось
менять маршрут и мчать с ней в
госпиталь, где выяснилось, что если бы за нее оперативно не взялись врачи, то она, скорей всего, не очнулась бы.
То, что ей подсыпали в стакан, вызвало сильную легочную недостаточность.
Это был первый раз.
Потом был второй, когда нас подрезали на скоростной трассе, и она въехала боксом в бетонное ограждение. Я успела
потушить пожар и вытащить ее,
пока она просто сидела и смотрела в
паутину трещин на лобовом стекле не.в состоянии пошевелиться от шока.
Потом третий, когда она съехала с
лыжной трассы, катаясь на сноуборде, и мне пришлось искать ее в снегу, пока спасатели убеждали, что там, где я ищу, ее быть не может. «Еще как может,
вы не знаете Софу», - сказала тогда я и была права: ее нашли далеко от трассы с.сотрясением и сломанной ногой.
Я как чувствовала вчера, что не стоит отпускать ее в этот раз. Объясниться,
заново попробовать разгрести весь
тот бардак, что навалился на нас за
последнее время. Но вместо этого ноги понесли меня к Маше, и… вот мы здесь. Посреди бардака, который уже не разгребет никто.
Едва переставляя ноги, я вышла
из палаты Софы, прикрыла за собой
дверь и обожглась о взгляд. Взгляд
обезумевших от страха и боли глаз.
Маша только что появилась в
коридоре, ступая бесшумно, как
призрак, - бледная-бледная, тревожная, заплаканная.
Моя Маша. Моя всего на одну ночь,
но что это была за ночь. Только ради
одной такой ночи стоит жить. И даже умереть… Маша, подарившая мне себя так легко, так щедро, так смело. А ведь это все, что у нее было.
Она еще не знала, что Тот-Кто-Наверху уже столкнул нас с обрыва. Что земля
уже ушла из-под наших ног, и все, что сейчас происходит - это всего лишь замедленное падение. Она еще не знала, что я не смогу оставить Софу ни сегодня, ни завтра, ни в обозримом будущем. А я не знала, как сказать ей об
этом. Я лажала. Говорила какую-то чушь. Складывала слова в предложения, но не
могла отделаться от мысли, что их смысл неверный…
- Скажи только одно: ведь ты не
жалеешь о том, что случилось вчера? - прошептала Маша, ее глаза были полны слез. - Ведь не жалеешь?
Жалела ли я? Разве калека может
жалеть о том, что ему подарили пару ног или даже крыльев? Разве птица, всю жизнь просидевшая в клетке, может пожалеть о том, что смогла взлететь к небесам? Я не жалела. Но признаться в этом и тут же отказаться
от нее - было бы слишком жестоко,
слишком… расчетливо?
Я не смогла ничего сказать, и Маша
взорвалась. Предохранители сгорели,и она превратилась в ощетинившегося зверька - того самого, которого я
однажды уже видели с которым не
смог совладать. Она начала бросать
слова, которые летели и застревали
во мне, как пули. Я должна была
остановить ее, должна была успокоить,пообещать, что…
Пообещать что?
Что вернусь к ней, когда другая
перестанет во мне нуждаться? Когда
другая решит, что может стоять и
ходить самостоятельно? Когда ее тело,лицо, душа заживут, и она сможет найти кого-то взамен? Да Маша рассмеется мне в лицо…
Я должна была просто заткнуться и
обнять ее. Ничего не говорить, ничего не объяснять, мои руки сказали бы ей достаточно. Объятия пообещали бы ей больше, чем слова…
Но Маша уже не
хотела слушать. Не могла. Она убрала с мокрого лба волосы и улыбнулась -.насмешливо, холодно, зло.
- Сейчас я бы снова спустила на тебя
собаку. Я бы закончила начатое. Зря ты простила меня…
Есть вещи, способные разъярить меня.до полной потери контроля: в их числе угрозы и люди, которые бросают их.
После того самого случая в доме Смирновых так и не научилась справляться с этим и, боюсь, уже не смогу. Это что-то, что существует отдельно от меня и не
поддается никакому контролю.
Я налетела на нее и прижала к стене.
Она снова была той самой девчонкой,.которая сделала меня калекой. Которая
сидела на мне и лупила кулаками,
пока ее псина по живому отрывала
от меня куски. Это была снова она, ее.безумные глаза и маленький злобный.рот. Это были ее руки, ее голос, это.была она сама!
Меня не стало, и Маши не стало тоже.
Она уже не помнила, как смеялась
и плакала, когда мы занимались
любовью. Я позабылк, как отреклась от всего, что могло помешать мне быть с ней. Боль и ненависть, ненависть и
боль - вот все, что осталось.
- Беги, пока я держу себя в руках, -
сказала я.
И она побежала. Не оглядываясь.
Исчезла за поворотом коридора. Ушла туда, откуда я больше не смогу ее вернуть.
* * *
Софа назвала мне имя.
Влад Кудрявцев. Проклятый
фотографишка.
Она хотела, чтобы я передала это имя полиции, пока ее снова не накачали
снотворным и обезболивающим.
Полиция… Надеюсь, она не
расстроится, если я найду его чуточку раньше?
У Софии когда-то были дела с этим
Кудрявцевым. Какой-то общий фотопроект, за который она взялась в надежде вывести карьеру на новый уровень.
Оки-доки. Совместная работа
над масштабным фотосетом для
престижного журнала, он курирует ее, постоянно звонит ей, не дает ей покоя.Я не хотела мешать ее карьере, но этот сраный сукин сын просто затрахал
ее. В переносном смысле.
Хотя когда я видела, как он смотрит на нее, не было сомнений, что он не прочь затрахать ее буквально.
Сутулый, длиннорукий, гладко
выбритый, неопределенного возраста - ему могло быть тридцать, а то и все пятьдесят. С вытатуированными
буквами R, A, G, E (ярость) на фалангах пальцев правой руки, которые он демонстрировал всем, когда поднимал
камеру.
У него была дурная репутация,
репутация хищника, который сходит с ума от одного запаха молодого тела. Но
за талант все были готовы закрыть на это глаза. За талант прощают многое.
Не так ли?
Он терся вокруг нее, пока я не дала
ему понять: если еще раз позвонит
ей в полночь, то будет выковыривать болтики от Никона из своей задницы.
Какой облом. Оказывается, у Софии
есть девушка, и она умеет говорить!
А то и угрожать. Какая то девушка,
не маленькая,потерявшая (не иначе как в драке?) два
пальца и вся покрытая шрамами.
Кудрявцев отступил, но не забыл. Набился ей в друзья. Приглашал на свои богемные вечеринки с наркотой иьразвратными развлечениями. Софу тоже занесло туда по глупости пару раз,
но она быстро поняла, что одной туда ходить не стоит. Да и вообще ходить не стоит.
Я наконец начала видеть в ней зачатки осторожности, осмотрительности,
она начала прислушиваться ко мне…
Пока на пороге университета не
появилась Маша Смирнова и между
ними не началась холодная война.
Постоянные приступы ревности,
ссоры, мое недоумение по поводу
того, чем же эта первокурсница ей так насолила и за что ее нужно так жестко травить. Дальше хуже: злополучная
сцена на крыльце и я, увозящая
Машу в неизвестном направлении и
бросившая Софу одну на глазах всего
университета…
А потом между мной и Софией словно.треснула земля, и любое событие только увеличивало эту трещину, эту бездонную пропасть. Смерть Кристины
моя депрессия, спонтанная поездка
к родителям, сорванная фотосъемка,
на которую София возлагала большие надежды, грандиозная ссора после
моего приезда - и наконец Маша,
к которой меня начало тянуть как
магнитом. Боже, стоило подумать о ней - и я оказывалась у дверей ее квартиры.
Стоило закрыть глаза - и память тут
же рисовала ее лицо, губы, красивее
которых я никогда не видел, крохотные веснушки на носу…
C Софой творилось все то же самое:
разочарование, растерянность,
злость. Она либо избегала меня, либо устраивала скандал за скандалом.
Не пропускала ни одной пьянки,
хвастаясь в Инстаграме новыми
друзьями и новыми алкогольными
рекордами. И наконец - смертельный номер без страховки - отправилась на
вечеринку Саши, который устроил
ее как нельзя кстати. Сукин сын.
Кудрявцев никогда не боялся, что его могут в чем-то уличить. Первое правило хищника - научиться манипулировать
сознанием. Выглядеть беззащитно, или даже забавно, жалеть и изображать влюбленность, корчить из себя друга,
подставлять плечо. А когда жертва
потеряет бдительность, можно хватать,.рвать, обгладывать до костей. Что он и сделал. Предварительно нанюхавшись
мефа. А когда София сказала, что не
хочет его руки под своей юбкой и его
слюней на своем лице, и попыталась уйти, Кудрявцев обезумел. София ударила его, врезала по яйцам и бросилась
бежать. Саша догнал ее и начал
душить, чтобы сделать посговорчивей.
Это все происходило на втором этаже его особняка, пока на первом грохотала музыка, а из фонтанов тек «Абсолют».
Никто ничего не слышал, никто ничего не знал…
Потом хищник закончил свое дело,
обтер руки от крови, напялил маску
друга и сказал, что любит, что
приревновал, что вознесет на вершину успеха, сделает из нее звезду - но с.одним условием: она должна молчать.
И простить его. И позвонить своей девушке и сказать, что на нее напали незнакомцы в переулке. А иначе он не даст ей уйти. Мразь.
Софа тут же согласилась (в кои-то веки дефектный инстинкт самосохранения
сработал), изобразила понятливость и покорность, и Кудрявцев отвез ее домой. Но как только она попала в квартиру, то сразу заперлась на все обороты и вызвала скорую. Она рассказала, что
ее изнасиловали, но боялась мести
Кудрявцева никому не назвала имя.
А еще София всю ночь звонила мне.
Звонила, пока я была с Машей, пока я теряла голову рядом с ней, пока я думала о том, как бы разорвать изжившие себя
отношения и начать строить новые.
Я узнала о том, что случилось с
Софой, только под утро, когда захотела написать Лори СМС.
Множество неотвеченных от Софы.
И множество сообщений от Маши.
«Сургутские пальцы,
Казахские губы.
Твое имя вписали
Во все мои судьбы…»
Вещи, которые могут подсечь меня и
сделать больно, можно пересчитать по пальцам. Теперь стихи Маши будут в этом списке.
* * *
Сашу я разыскала быстро. Подонок
даже не пытался скрыться. Сидел в
своем доме, пил «Асти» и ждал ментов, чтобы рассказать им, что ничего не знает о том, куда и во сколько ушла
двадцатитрехлетняя София
прошлой ночью с его вечеринки. Он
уважаемый фотохудожник, серьезный человек, он, конечно же, ничего не знает. И даже не слишком помнит, кто такая София.
Ага. До первого удара в зубы. Ровные
фарфоровые зубы, из которых я потом сделаю бусы для Софы.
Мне понадобилось примерно три
минуты, чтобы напомнить ему, кто
такая София и что он с ней
сделал. Потом еще минут пять, чтобы пожалел о том, что сделал. И еще пять, чтобы пожалел, что родился…
Руки жгло. Перчатки порвались, пока я придавала лицу Саши новую форму, и его кровь въелась в костяшки моих
пальцев. Я вела машину домой, а на
тыльных сторонах ладоней выступали волдыри. Впервые в жизни больше
доставляла мне почти радость
.
* * *
Неделю спустя мне позволили забрать Софу домой. Кудрявцев разрушил
ее, превратил в испуганную,
затравленную тень, но она оживала
в моих объятиях. Пару раз ее слезы
насквозь промачивали мои футболки, я приезжала домой и накладывала повязки на свежие ожоги. Было больно.
Как обычно. И затягивалось медленно и печально.
Но гораздо хуже заживало сердце, на котором, как оказалось, тоже появился сильный ожог. Маша с тех пор ни разу не написала и не позвонила.
И почему-то это сводило с ума. Ни
просьб, ни проклятий, ни попыток
снова поговорить - ничего. Я била себя по пальцам, прекрасно понимая, что звонки ничем ей не помогут. Только сделают хуже.
- Ты видишься с Машей? - спросила
я у Леры, когда неизвестность
окончательно вымотала меня.
- Нет, она постоянно занята…
- Но вы созваниваетесь? Как она?
- Созваниваемся. Да вроде, в порядке. А что? - нахмурилась Лера. - У тебя к ней какое-то дело?
- Не то чтобы дело… Когда ты видела ее в последний раз?
- Примерно неделю назад, - ответила
она, все еще ничего не понимая.
- Когда? - Руки похолодели. Я прикинула в уме даты. Лера тоже не видела Машу после того, как мы с ней разругались. - Дай телефон…
Лера вручила мне айфон, и я начала
звонить Маше. Без ответа. Вылетела из квартиры, спустилась вниз к ее дверям и начала стучать. Тишина.
- Виолетта, что происходит? -
испуганно спросила сестра, выбегая
за мной босиком на лестничную
площадку.
- Лера, мне нужно забрать Софу из
больницы. Она останется у нас на
выходные. А ты можешь выяснить,
где Маша или когда ее в последний раз видели?
- Да, конечно, - взволнованно
залепетала Лера. - Я вспомнила! Я
говорила с ней вчера утром.
- И что она сказала?
- Голос был слабый. Сказала, что
болеет. И что уехала к родителям.
- Может, у тебя есть телефон ее брата? Позвони ему. Выясни, приехала ли она туда.
- Телефон где-то был, - кивнула
Лера - такая же белая, как ее новые
волосы.
Потом я отправилась за Софой в
госпиталь, по дороге завернула на этаж Маши и еще раз грохнув кулаками в дверь ее квартиры…
Пусть она будет дома у родителей.
Пусть она будет дома у родителей.
Пусть она будет дома у родителей.
Господи, разве я о многом прошу?!
* * *
Дорога до госпиталя и обратно заняла час, и все эти тридцать минут я была
рядом с Софой только физически.
Мыслями же была у квартиры Маши,колотила в дверь, выбивала ее плечом, вламывалась внутрь и…
«Она не была у родителей, - написала Лера. - Приехал ее брат, сейчас будем
решать, что делать».
«Ломайте долбаную дверь», - ответила я, только с третьего раза попадая по нужным буквам.
Я внесла Софу в квартиру и уложила в кровать. Она и раньше была очень
легкой, но сейчас стала легче пуха.
Люди столько не весят. Только
призраки… Надеюсь, что она быстро
пойдет на поправку. Быстро снова
станет той Софой, которая ни в ком не нуждается. И во мне тоже…
- Посмотрим что-нибудь вместе?
- попросила она, забираясь в мою
кровать.
- Да. Только… я сейчас вернусь, -
пробормотала я, заслышав глухие удары в дверь этажом ниже.
- Виолетта, - позвала она. - Сегодня
со мной снова связывались люди из
полиции…
- И? - Я замерла на полпути к двери.
- Они спрашивали о тебе. Ты… ты
что-то сделал с Кудрявцевым?
- Что именно они спрашивали?
- Знаю ли я Виолетту Малышенко, и кем она мне приходится.
- А ты?
- Сказала все, как есть. Что ты моя
девушка. Ведь все и так об этом знают… Виолетта … Что ты наделала?
- Ничего, о чем бы жалела, - сказала я.
- Ты избила его? - сжалась в комок она.
- Только сделала немного похожим на человека…
- Виолетта, - расплакалась Софа. - Ты
представляешь, что теперь будет? Они заберут тебя у меня, они заберут…
- Никто не заберет меня у тебя, -
успокоила я. - Никто…
В дверь нашей квартиры ударили. Она дрогнула на петлях. София подскочила на кровати, прижав к пересохшим губам руку. Ее начало трясти.
- Будь здесь, хорошо?
Я вышла из спальни, открыла входную дверь, и на меня обрушился ураган в облике брата Маши. Обезумевшего брата Маши со сверкающими, как у
дьявола, глазами.
- Что ты сделала с ней, тварь ?! -
рявкнул он.
Мой разум объяло невидимое пламя. С ней я не сделала ничего. Ведь она в порядке? Я ничего не сделала с ней,
Господи… Разве я могла? Ведь она жива?
Он бы снес мне пол-лица, если бы не
Лера, влезшая между нами. Денис орал, Лера умоляла прекратить, а я… из меня просто выдуло всю жизнь.
С Машей что-то случилось. И тут
вдруг…
- Денис, не нужно, - сказал кто-то, чье появление мы не сразу заметили.
Мои пальцы рефлекторно сжались,
как только я услышала этот голос.
Но он не принадлежал Маше.
Он принадлежал человеку, только
отдаленно похожему на нее.
Такая худая, такая бледная, такая
невесомая. На ней была только мятая ночная рубашка и больше ничего. Ее волосы спутались, глаза потухли, руки безжизненно повисли вдоль тела.
Неужели все это случилось с ней
только за одну неделю? Ела ли она?
Спала ли она? Был ли рядом кто-то, кто мог бы ее утешить? Боже правый, я не знала. Я не знале, что ей так плохо…
Маша нервно коснулась шеи, словно
что-то мешало ей дышать. Или словно пытаясь спрятать что-то. Ее шея, грудь, губы - все было покрыто синяками, они были повсюду, где я целовала ее, как одержимая…
Ее брат был прав: все это сделала с ней я. Он продолжал орать мне что-то, но я не слышала его и не видела. Я видела
только Машу, стоящую на верхней
ступеньке лестничного пролета в
измятой рубашке.
- Что здесь происходит? - сказала
позади меня Софа, встревоженная всем этим шумом.
Маша перевела взгляд за мое
плечо, и по ее лицу пробежала тень.
Губы сжались, глаза потеряли всякое
выражение, а потом кто-то словно
потянул ее назад и…
- Маша! - заорала я, вытягивая
руки и бросаясь вперед. Но передо
мной стояли Лера и Денис, и
драгоценные секунды были потеряны.
Я приземлилась у тела Маши, когда оно уже рухнуло на ощетинившийся ряд ступенек. Рядом упал на колени ее брат. Вопль Леры ударился о стены. Я аккуратно стащила Машу на ровную поверхность, сжала ладонями лицо.
Ее голова оставила на полу красную,
смазанную линию, мои пальцы стали липкими…
- Маша...Маша...Маша… - повторяла я,как заклинание. - Не смей. Не смей
закрывать глаза.
Денис начал вызывать скорую, пока я пыталась что-то сделать, разбудить ее,
растормошить, вернуть…
- Мы справимся сами, Виолетта, иди,
- пробормотала Лера, опуская руку на мое плечо.
- Скорая уже едет. Иди к Софе, ей
нехорошо.
Я утерла лицо, то ли вспотевшее, то ли мокрое от слез, и поднялась на ноги. Денис держал на руке голову Маши, пока Лера подкладывала под нее свернутую куртку.
София стояла в дверях нашей
квартиры, ее трясло так, что стучали
зубы.
- Почему так много крови? -
прошептала она, прижимая к моему
плечу лицо. - Почему так много?
Потому что я не смогла ее поймать.
Я бросила ее, но не смогла поймать.
_________________________________________