Эпилог
Злата шагнула в Зелёный круг и сразу услышала голос. Далёкий, едва различимый. Он пел о героях и принцессах, о драконах и добрых волшебниках. Пел о большой любви. Пел о страшной смерти.
Чем ближе Злата подходила к реке, тем грустнее становилась песня и отчётливее голос. Когда она наконец увидела знакомую фигуру с гитарой, кто-то придержал её за руку. Злата позволила Ярославу утянуть её в сторону.
– Третий день так, – вздохнул Олег. Поправил очки.
Он закатил глаза, очерчивая полукруг. Злата осуждающе покачала головой. Поджала губы.
– Он даже не ест, – сказал Ярослав. – Уводят только поспать, и то...
Гитара затихла.
– Заткнитесь и послушайте! – крикнул Саша, не оборачиваясь. – Или валите отсюда!
Злата подошла первой. Осторожно села рядом с Сашей, искоса взглянула на осунувшееся лицо. Он плакал.
– Она поёт со мной.
Ярослав устроился рядом со Златой. Смотрел на неподвижную реку молча и не моргая. Голубые глаза горели неестественно ярко. Когда раздались первые аккорды – совсем тихие, шелестящие, – он нашёл в холодном песке тёплые Златины пальцы.
– Марина поёт.
Олег опустился на песок рядом с Сашей, снял очки. Небо, берег, река – всё стало большими расплывчатыми пятнами. Незнакомыми, чужими, полусказочными. И Олега это устраивало. Иначе смотреть на реку у него больше не получалось.
Они сидели молча.
Саша пел.
Пели листья, повинуясь налетевшему ветру.
Пела река, ударяясь о берег волнами.
Пел нестройный хор девичьих голосов. Пел далеко – на другом берегу, а может, на самом дне.
И если прислушаться, замереть и затаить дыхание, то в нестройном русальем хоре слышится слабый, тоненький голос.
Голос дрожит и срывается.
Голос боится, но не смолкает.
Повторяет признание, не прозвучавшее при жизни.
Поёт о большой любви и молчит о страшной смерти.
Саша поёт с Мариной, и на его щеках высыхают слёзы.
А потом
всё
затихает.
Конец