Глава 10
Ярослав проснулся в сумрачной комнате – закутавшийся в одеяло, мокрый и напуганный. Он будто со стороны слышал, как бьётся его сердце, как шуршит под беспокойными ногами простыня. Он дышал и не мог надышаться. Воздух в лёгких становился болью. Его было слишком много.
Ярослав с трудом перекатился на бок. Боль метнулась из груди в голову. В висках булькало, бурлило, трещало. Так же, как накануне, лишнее движение приносило нестерпимые мучения. Хотелось кричать и мычать, но Ярослав знал, что этим сделает только хуже.
Когда он закрывал глаза, то почти сразу проваливался в сон. И тогда боль могла заполонить его всего – или мокрым песком, засасывающим на дно, или холодными лезвиями русальих рук, упрямо тянущих его в воду, или знакомым зовом, от которого приятно щемило сердце.
А потом ярко-голубая вспышка ослепляла его. И Ярослав просыпался, пытаясь выровнять дыхание. Потом засыпал. И ему снова снились кошмары.
Наконец он открыл глаза, протянул руку к стоящему рядом с кроватью стулу и нащупал телефон. Экран вспыхнул. Ярослав прищурился. Сквозь ресницы, борясь с властным сном, напечатал, путаясь в буквах, сообщение: «Привет, как дела?» Посмотрел на синие галочки рядом с тремя вопросами, которые отправил вчера – до сих пор не прочитала. Мама редко молчала так долго.
Ворох мыслей ворвался в голову, смешался с болью и затих, только когда тело обожгла ледяная вода из металлической лейки душа.
***
Сухопёрышкин открыл дверь после второго звонка. Заспанный и растрёпанный, он смерил Олега недовольно-презрительным взглядом из-под густых бровей – будто и не ждал, и не сам позвал по очередному «важному и очень срочному делу».
В квартиру Сухопёрышкин не пустил – «не убрано». У Олега едва не вырвалось язвительное «как обычно», но он сдержался. Сухопёрышкин тут же вручил чёрную полотняную сумку и преувеличенно сильно похлопал по плечу, когда Олег резко согнулся под весом – сумка оказалась тяжеленной.
– И смотри, Опёнкин, за книгами глаз да глаз! Что с ними случится – я тебя... не знаю, что я с тобой сделаю.
Олег поспешно закивал. По шее пробежал холодок. Под тяжёлым взглядом Сухопёрышкина стало не по себе – и в то же время Олегу показалось, что когда-то он подобное уже чувствовал.
Книги оттягивали руку. Они предназначались Сандре, и Олег уже трижды проклял вражду между ней и Сухопёрышкиным. Никто даже не знал, из-за чего она началась: старшие говорили, что никогда не видели их в приятельских отношениях. Казалось, даже сами Сандра и Сухопёрышкин о причинах забыли. Вражда дошла до того, что они старались избегать друг друга. Сухопёрышкин не ходил на Совет, узнав, что там будет Сандра. Сандра отказывалась проводить занятия по древним обрядам, если оно было сразу после урока травника.
Олег, конечно, Санду тоже недолюбливал. Она вся казалась ему искусственной: чёрное крашеное каре, пухлые, явно «сделанные» губы и тату, тату, тату. Рисунков было так много, что в них терялась метка колдуна – Олег не раз пытался рассмотреть хотя бы стихию. Сандра окутывала себя зельями и мороками, поэтому энергия всегда была разной. Она представала то водной колдуньей, то земляной, то ни с того ни с сего зажигала огонь на кончиках пальцев. Непонятная, переменчивая, неуловимая, она пугала. Даже форма имени, на которой Сандра настаивала вместо привычной «Александры», была здесь чужой.
Заныло плечо. Олег скосил глаза и заглянул в сумку. Толстые корешки терялись в её чёрном чреве. Только раз один из них блеснул позолоченной отделкой. Узор уже стёрся наполовину: книги явно были старые, если не древние. Из них тонкой струйкой сочилось колдовство – совсем непонятное и незнакомое. Книги всегда ощущаются так. Заложенные в них заклинания слегка изменяются под гнётом букв, зато потом хранятся долго-долго, надёжно защищённые от времени и забытия.
Сухопёрышкин явно собирал библиотеку. Откуда у поселкового учителя-колдуна деньги на раритетные издания и как музеи не-колдунов ещё не забрали половину коллекции, конечно, никто не знал. Олег задавался этими вопросами недолго: смирился и сосредоточился на содержимом. Его почти обижало, что Сухопёрышкин не показывает ему свои сокровища. Он доверил Олегу рецепты смертельных ядов, а книги – просто какие-то книги с легендами и устаревшими представлениями о мироустройстве – нет.
Ноющее плечо щёлкнуло. Олег поспешно перекинул сумку в другую ладонь – и... длинная ручка оторвалась. Сумка «нырнула» вниз, задев дном асфальт, а книги вдруг поехали к краю. Олег тут же дёрнул сумку повыше и подошёл к последней на аллее лавочке. Сел. Осмотрел книги. Ни одна не пострадала – даже позолота не ободралась.
В воздухе остро пахло приближающимся дождём и старой бумагой. Олег хотел взять книгу с позолотой, но руки сами потянулись к другой. Он положил на колени тёмно-бордовый талмуд. Обложка явно была кожаной, уголочки обиты железными скрепами. Такие же железные скобы соединяли четыре маленьких корешка вместе. На обложке виднелись неаккуратно закрашенные краской большие дыры с махровыми краями. Олег вспомнил, что на древние книги вешали замок, – наверное, от этой книги его оторвали с корнем. Но неужто Сухопёрышкин мог так надругаться над памятником древности?..
Возмущение стихло, едва Олег приоткрыл обложку. Чувства стыда в нём всколыхнулось лишь на мгновение. «Он же не запрещал мне открывать их», – подумал Олег, жадно вглядываясь в потёртость жёлтых листов, в растёкшиеся по ним коричневатые пятна.
Олег листал страницы осторожно, опасаясь, как бы они не рассыпались от одного только прикосновения. Но бумага была плотной и гибкой. Олег отмечал про себя её качество и прятал поглубже разочарование.
Он не мог понять ни слова.
Когда-то с лёгкой руки Сухопёрышкина пятнадцатилетний Олег заинтересовался древними языками. Он кое-как разобрался в различиях старославянского и древнерусского, выучил алфавиты, пытался читать. Современный русский постоянно подсовывал свои правила и подменял слова. Сухопёрышкин помогал выстраивать систему, показывал, как шло развитие, но безуспешно: теория Олегу всегда давалась в разы тяжелее. И интерес пропал.
Но знаний хватило, чтобы разобрать скорописные буквы кириллицы и глаголицы. Они мелькали в тексте редко: в основном он состоял из прямых и наклонных чёрточек, отдалённо напоминающих клинопись. Ни одного слова, похожего на современное. Олегу хотелось выть от досады.
Всё, что ему оставалось, – рассматривать рисунки да буквицы. Странным Олегу показался выбор цветов: синий, чёрный и редкая позолота на узорах. На фотографиях в учебниках истории древние книги отличались алыми буквами и зелёными плющами на них. Здесь же в буквицы художник вписывал ночные пейзажи и светящиеся жёлтым злые глаза.
Книга пестрила иллюстрациями через каждые четыре-пять страниц. Все рисунки были проработаны до мельчайших деталей. Олег нашёл на картинках домовых – очень похожих на того, который жил у них дома, – и банников, и даже чёрного человечка с ветками в волосах. Олег решил, что это или дворовой, или овинник. Он даже задумался, куда делись овинники сейчас, когда у домов не строят овинов, но тут же отвлёкся на другой рисунок.
Олег узнал анчуток – таких же, каких видел у Серебрянки. Маленькими чёрными кляксами они прятались в кустах у неизвестного водоёма. Их большие остренькие носы художник прописал особенно чётко – явно специально, чтобы не поддерживать стереотип о пятачках. Олег даже зауважал неизвестного: сколько скрупулёзного старания в этих деталях, сколько упорства.
Он перевернул страницу и замер. На очередной иллюстрации, прорисованной даже лучше, чем носы чертей, было изображено нечто, отдалённо напоминающее мужчину. У него была грязно-синяя кожа с крошечными зелёными мазками не то пятен, не то чешуи. Жёлтые белки выпученных глаз с удивительно густыми ресницами, приплюснутый нос и широкий разрез рта делали его человекоподобное лицо совсем рыбьим. Длинные русые с прозеленью волосы казались на круглой голове париком. Водяной.
Едва Олег это понял, как на книгу упала тень. Всё вокруг погрузилось во мрак. Олег открыл первые страницы с конца. Там был текст, полностью написанный скорописью, и совсем маленький рисунок пёстрой птицы. Олег пробежался глазами по тексту, выхватил несколько слов: «Сокол», «Мара», «дар», «миловати» – то ли «миловаться», то ли «ми́ловать».
В воздухе снова запахло дождём.
Олег сфотографировал статью о птице. Открыл первый лист в надежде узнать, кто автор. Но ничего не было ни на пожелтевшей, исписанной чёрточками странице, ни на почерневшей от времени деревянной обложке.
Вода в воздухе стала слишком явной.
Олег ещё раз оглядел страницу – и приметил маленький тусклый, когда-то красный значок в нижнем углу. Ромб получился кривым, а крылышки с разным наклоном, но это, несомненно, был знак сокола.
Олег захлопнул книгу, запихал её в сумку и, обвязав оборванную ручку вокруг ладони, побежал. Дождь застал его на полпути. На пороге Сандры он появился мокрый и задыхающийся. Сердце билось в горле – то ли после бега, то ли из-за того, что пришёл в квартиру к ведьме.
– Ну привет.
Сандра стояла, опёршись на косяк, и смотрела на Олега. Она склонила голову к приподнятому плечу, и рваное каре, удлинённое справа, коснулось бретельки её топа. Топ открывал живот. Узкие бордовые джинсы обтягивали ноги так, что Олег засомневался, что она может в них ходить.
– Сто лет уже жду. Ты у Славика теперь ещё и за почтальона, м?
Высокий звонкий голос Сандры вывел Олега из оцепенения. Он понял, что всё это время пялился на неё. К щекам прилила кровь. Ему стало жарко. «Это после дождя» – подумал он. Эта мысль успокоила.
– Он... в смысле Святослав Никитич просил книжки передать те... вам... – Олег окончательно запутался, когда Сандра приветливо улыбнулась и протянула тонкую руку, украшенную россыпью мелких татушек. Запястье у неё было таким тонким, что Олег мог бы дважды обхватить его ладонью. Он с сомнением посмотрел на неё.
– Чего ты? Давай, раз Святослав Никитич попросил, – имя она произнесла как-то издевательски нараспев.
Олег вложил в её ладонь ручку.
– Да не сломаюсь, не бойся, – Сандра выхватила сумку. Она даже не дрогнула. Только плечо, перерезанное тонкой бретелькой, чуть-чуть очертилось округлыми мускулами.
Олег уже взялся за ручку двери, как Сандра отправила в его сторону маленький огонёк, взорвавшийся прямо рядом с пальцами.
– Глупенький, думаешь, я разрешу тебе идти по такому ливню? Разувайся и проходи. Проходи-проходи, не выпущу я тебя.
Олег с сомнением покосился на дверь. Хотелось сбежать. Но не хотелось идти под дождём, ежесекундно вытирать очки и бояться вляпаться в грязь там, где нет асфальта. А в квартире Сандры пахло еловым лесом и мокрой землёй. Здесь царила свежесть весенней вечерней чащи, какая бывает, когда солнце ещё не успело прокалить воздух, но холод уже отступил. Олег на одно только мгновение закрыл глаза, представил, как лежит на поваленном стволе в Зелёном круге, как летит над землёй и видит миллионы разноцветных ниточек колдовской энергии, – и оказался на полу в просторной белой гостиной, уставленной растениями.
– Тоже любишь лес, – сказала Сандра. Она села рядом по-турецки. – Мы в этом похожи с тобой.
– Нет, – ответ вырвался у Олега сам по себе. Он тут же пожалел о своих словах. – В смысле я земляной. Меня не может не тянуть к лесу.
– Знавала я одного земляного! Он как купил квартиру на пятнадцатом этаже в новостройке, так носа из неё больше не совал. А колдунишка не слабый был, скажу тебе по секрету... Потомок древних.
Олег кивнул и поправил очки на переносице.
– Ты что пьёшь?
Олег смутился ещё больше.
– Ничего.
– Ни чай, ни кофе, ни даже воду?
Сандра запрокинула голову и слегка повернула её в сторону Олега, улыбнулась, оголив белоснежные зубы.
– Нет, ничего.
– Да ладно тебе, – Сандра вздохнула и одним изящным движением поднялась на ноги. – Не отравлю же я тебя. А даже если и попытаюсь, не смогу. Ты же травник, яд быстро учуешь.
По шее скатилась холодная мокрая капля. Олег вздрогнул. Что нужно было ведьме от него, он так и не понял. Но когда он уже поднялся с места, она вдруг сказала из кухни:
– Как думаешь, куда делись все овинники?
– Что?
– Ну, овинники, которые снопы пшеницы охраняли. Тут вот написано, что они превратились в чёрных котов.
– Где написано? – осторожно уточнил Олег. Он встал, стараясь не шуметь и не выдать себя неосторожным движением.
Когда он вошёл в кухню, на стеклянной столешнице лежала открытая книга в бордовой обложке. Сандра водила пальцем по иссохшимся страницам.
– Вот, смотри.
Олег заглянул в книгу.
– Я не знаю этот язык.
– А что ты, просто картинки рассматривал?
Олег промолчал. Сандра лукаво посмотрела на него.
– Во-первых, тут замяты три странички, – сказала она и повела указательным пальцем по линии сгиба. Потом ещё. И ещё. И на страницах не осталось и намёка на залом. – Твой Сухопёрышкин свои книжки бережёт больше жизни. Сто лет они у него, а всё как новые.
Олег понял, что попался. Вместе с удушающим стыдом, алой краской растекающимся по лицу и шее, в нём зарождалось знакомое чувство животного страха. Мысль о том, что учитель узнает о любопытстве Олега, внезапно парализовала.
– Во-вторых, ты оставил свои колдовские «отпечатки». Бумага же всё запоминает, дурачок.
Олег что было силы вдавил очки в переносицу. Хотелось плакать. «Дурачок» – вот так Сухопёрышкин ему и скажет. И от занятий отстранит. И разочаруется.
– Ну и в-третьих, ты слишком жаждешь знаний, чтобы устоять перед таким соблазном. Совсем как Сухопёрышкин. И как он только доверил тебе своё сокровище?..
– Вы меня не знаете. И Сухопёрышкина тоже! Вы даже на Совете не пересекаетесь.
– Ха, смешной ты, Олежек! Да я его как облупленного... Как думаешь, сколько лет мы знакомы?
– Сто?
– Больше!
Сандра многозначительно подняла вверх указательный палец, закрыла глаза, состроив очень серьёзное лицо, а потом рассмеялась.
– Не обижайся, ну, – она слегка пожала его предплечье. – Я не шучу над тобой и, между прочим, ни разочка тебе не солгала.
Потом она развернула к нему книгу, принялась листать, указывая на отдельные фрагменты. Олег старался не особенно смотреть на запретный текст, но любопытство заставило подойти ближе.
– Это смесь праславянского и кириллической скорописи. Глаголица, кажется, тоже тут есть, но случаи единичные. Ну вот, например, видишь? Такой шифр часто применяли для колдовских книг, чтобы простой человек не смог прочитать.
– Так в древности колдуны не прятались. Зачем было их шифровать?
– А с чего ты взял, что книга настолько древняя?
– Древние языки же давно исчезли.
– Ну, это учёные так думают. Они и в колдовство не верят.
– Получается, теоретически и сейчас есть люди, владеющие старославянским и древнерусским?
– Получается, есть.
– А вы таких знаете?
Сандра хмыкнула, сделала шаг назад и, раскинув руки в стороны, театрально поклонилась.
– Научите?
Просьба слетела с языка непроизвольно, но Сандра будто этого и ждала. Её губы растянулись в довольной улыбке. Она оглядела его прищуренным взглядом из-за под пушистых, густо накрашенных ресниц.
– Научу, если не боишься меня.
Олег сделал шаг назад.
– А чего мне вас бояться?
– Не знаю, – она заправила за ухо длинную чёрную прядь. – Я думала, Славик рассказывает вам про меня страшилки. Иначе чего вы от меня шарахаетесь, как черти от полыни?
Олегу стало совсем уж не по себе. Пыл познания поутих, и он вспомнил, что должен был Сандру ненавидеть. Просто так. Потому что считал ведьмой и потому что её ненавидел любимый наставник.
– Ой, дурачок ты дурачок, Олежек, – вздохнула Сандра.
И вдруг потрепала его по волосам горячей ладонью. Олег дёрнулся в сторону, вцепился в волосы обеими руками и понял, что они стали абсолютно сухими. Сандра снова засмеялась. Олег подумал, что смех у неё приятный, звонкий и переливчатый. Подумал и сразу возненавидел эту мысль.
– Хочешь или нет, а ходить ко мне тебе придётся, – сказала Сандра, не двигаясь с места.
Кухня в это время жила своей жизнью. Летали стеклянные чашки, змейкой выползала из большой бутыли и вскипала в воздухе вода.
– Ты же не хочешь, чтобы я рассказала Славику, что его любимый ученик залез в его книжки?
Олег смотрел на неё ошарашенно. Сандра подошла к кухонному столу, взяла две чашки и протянула одну Олегу.
– Но зачем я вам?
– Возьми! – с нажимом сказала Сандра, и Олег послушно взял в ладони тёплое стекло. – Считай, что мне скучно. Сам представь: я живу одна, уроки сейчас не веду, ко мне, как к Славику, не ходят преданные ученики. Я, может, завидую?
– То есть вы хотите через меня насолить Сухо... Святославу Никитичу?
– Ха, Сухопёрышкин, – Сандра спрятала смешок в чашке. – Ты знаешь, что Сухопёрышкин – не фамилия?
– Что?
– Это прозвище. Спроси его как-нибудь про настоящую.
Олег смотрел в голубые с жёлтым ободком глаза Сандры, не мог поверить в то, что слышал. Но не боялся. Страх прошёл. Исчез абсолютно. Его полностью вытеснило любопытство.
Уголки глаз Сандры смотрели вниз. Если она не улыбалась, выглядела даже не грустной, а печальной. Олег не мог объяснить, как понял это, но в глазах её читал Знание. Знание о чём-то большем, недоступном, не заканчивающемся на «мёртвом» старославянском.
Олег закрыл глаза, отпил из кружки и глубоко вдохнул лесной аромат.
– Я не собираюсь сводить счёты с Сухопёрышкиным через тебя, – сказала Сандра, усевшись на широкий подоконник. – Хотя очень хочется. Мне правда интересен ты, интересно попробовать себя в роли наставника. Я многому могу тебя научить. Сухопёрышкин знает все травы и зелья, когда-либо существовавшие, но никогда не признает, что в древних языках и старых обрядах разбирается гораздо хуже меня.
Олег ей поверил.
– Хорошо. Только одну просьбу можно? Не называйте меня «Олежкой».
– Только «Олег»?
– Да.
– Хорошо. Но тогда давай на «ты». Пей чай, согревайся.
***
Высоко, выше птиц и облаков, солнце грело слабо. Потом текло по голубому небу и прозрачному воздуху вниз, расплёскивалось золотым яблочным соком по земле. Мокрая ещё земля впитывала вместе с ним тепло и частичку огненной силы, которая тут же растворялась в чужой стихии.
Саша нащупал этот поток быстро. Так же быстро нашёл частички огня в растениях вокруг, в неприступных камнях, в рунах, закопанных вокруг дома. Саша взмахнул рукой – огоньки слабо засветились и тут же погасли.
Сидящая напротив Злата улыбнулась и кивнула.
Но Саша видел не её – только силуэт, сотканный из света и огня. Он наклонился ближе, сощурился. В жёлтой невесомости Златиного образа он разглядел отдельные лучи: солнце в её теле переплеталось с человеческим колдовством, а потом растекалось по венам – от сердца к самым кончикам пальцев.
– Дай руку, – попросил тихо Саша.
Ладонь Златы светилась золотым в его оранжево-красной. Он поднял глаза чуть выше запястья, туда, где должны были быть колдовские знаки. Дотронулся пальцем до первого Коловрата, до второго – подушечки нащупали упругий сгусток солнечной силы.
– Что ты видишь? – спросила Злата.
Саша различил в её голосе смутное беспокойство, выпустил руку и покачал головой. Потом посмотрел на дом. Там, за стенами из крупного белого кирпича виднелась ещё одна фигура – Никита Михайлович сидел в кухне. В нём полыхали костры. Древнее пламя разрывало непроглядную ночную тьму, взвивалось до небес, поглощало кровавые жертвы в угоду богам. Этот огонь бушевал в теле старейшины, спокойного и собранного, и Саша поразился, как может он сдерживать в себе такую силу.
Если колдовство Златы ослепляло, то колдовство Никиты Михайловича грозилось испепелить, обратив в прах каждую косточку.
Саша прикрыл глаза и сгорбился. Тело потяжелело, обострились чувства. Он убрал с липкого лба чёлку и поморщился: по изогнувшемуся позвоночнику медленно стекала крупная капля пота.
– Мы можем закончить, – сказала Злата.
Саша покачал головой: мысль о том, что всё колдовство мира снова скроется от его глаз, показалась невыносимо мучительной. Он посмотрел сначала на Злату, потом на Никиту Михайловича. То ли глаза привыкли к их яркому свету, то ли зрение стало ещё острее, но на этот раз Саша различил рядом с фигурой Солнцева ещё две – расплывчатые настолько, что нельзя было узнать силуэт человека. Только огненное колдовство, несомненно огненное. Домашний очаг и тлеющая в потухшем пламени древесина.
– Злата, – позвал Саша и нащупал её руку рядом с собой, – как выглядит морок?
– Что? Что значит «выглядит»? Что ты...
Саша сжал её запястье, и она замолчала.
– Я вижу ещё двоих рядом с твоим отцом. Я, кажется, их узнал.
Саша вдруг встал, рванулся было в сторону дома, но покачнулся. Злата поддержала его за руку.
– Выходите! – крикнул Саша в сторону кухонного окна. – Я вас нашёл!
Моргнул. И колдовство, наполнявшее всё вокруг, пропало. Закрыл глаза. На мгновение он испугался, что мир теперь всегда будет казаться ему тусклым и серым.
– Саша, – позвала умоляюще Злата.
Когда он посмотрел на неё, то не смог сдержать улыбки. Её золотые волосы, большие голубые глаза светились так же ярко, как раньше. Она смотрела на него и ждала, пока он окинет удивлённым взглядом двор, в котором будто оказался впервые, а потом снова вернётся к ней.
– Я видел... видел!.. – задыхаясь, заговорил он, стягивая с себя рубашку. Под ней оказалась майка.
– Ты не замёрзнешь?
– Златка, я видел всё! И тебя, и Никиту Михайловича, и мать с Киром. Я видел, не чувствовал! Я... Это как будто поверх всего мира нарисовали ваше колдовство. Это было... было настоящее чудо.
Он хотел сказать что-то ещё, но не успел. На него налетела мать, заключила в объятья и, роняя крупные слёзы, принялась целовать в щёки и лоб. Саша не сопротивлялся. Кир наблюдал за ними с усмешкой.
– Сашенька, золото моё, какой же ты умница, – приговаривала Оксана Владиславовна срывающимся голосом. – Как я могла в тебе сомневаться ? Какие вы молодцы, о Ярило!.. – она вдруг притянула Злату к себе, и теперь обнимала и целовала обоих. – Как же хорошо, что ты согласилась ему помочь. Злата, солнышко, как же нам с тобой повезло.
Злата лепетала что-то в ответ, и улыбалась, и краснела, и, смеясь, отталкивала от себя потного Сашку, который тоже обнимал её. Когда Оксана Владиславовна наконец отпустила их, Никита Михайлович позвал всех домой. За кухонным столом Саша, энергично размахивая руками, рассказывал, что видел.
– Вы вообще чего сюда пришли? – спросил он, вдруг опомнившись. Потом посмотрел на Злату. – Ты знала?
Кир и Злата переглянулись.
– Это я подстроил, – признался Кир. – Уговорил, чтобы она нас пустила. Нужно же было увидеть, как у тебя успехи и всё такое... – он быстро подмигнул брату.
– Мы не хотели тебя смущать, поэтому спрятали их в мороке, – сказал Никита Михайлович. – Кто ж знал, что ты окажешься таким прозорливым.
Саша, вопреки всеобщим опасениям, не обиделся. А когда они со Златой и Киром остались втроём, сказал:
– Спасибо. Вы как всегда меня спасаете.
– Брось, – Кир хлопнул его по плечу, – мы же семья, в семье должны друг другу помогать. К тому же слушать мамкины причитания о бедном Сашеньке уже осточертело – и это я только два дня дома!
– Бедняжечка! А я с ней всю жизнь живу!
– И кто из нас ещё бедняжечка?
Злата рассмеялась вместе с братьями. Но вдруг уставилась на Сашу. Он это заметил.
– Где твой ожог? – спросила Злата в ответ на его вопросительный взгляд.
Саша принялся выворачивать шею так, чтобы лучше рассмотреть левое плечо. Раньше кожу стягивала алая, разгладившаяся с возрастом полоса зажившего ожога. Теперь полоса исчезла. Саша даже оттянул лямку майки.
Ожога не было.
***
Уже смеркалось, когда Олег вышел из подъезда Сандры. Он почти летел, не чувствуя под ногами ни луж, ни грязи. Несколько часов назад он был раздражён и почти зол. Разговор с Сандрой его исцелил – и он сам с удивлением осознавал это. Он никак не мог отследить момент, когда перестал испытывать страх и недоверие. И пусть сейчас насаженная другими ненависть возвращалась, она всё же дала трещину. Сандра оказалась совсем другой, чужой, но не враждебной.
Раньше он встречался с ней только по учёбе. На занятиях по обрядам она больше общалась с девчонками, говорила мало, всё больше улыбалась, обнажая белые клыки. Олег ходил на её уроки, просто потому что надо, развлекался, пытаясь поймать её на ошибке или неточности. Получалось редко. Сандра ужом выскальзывала из каждой его «ловушки». Одним словом, ведьма. Убеждённый в её причастности к нечистым силам, он позволял себе злиться и насмехаться мысленно. И никогда бы он не подумал, что будет ходить в её логово почти добровольно.
И вдруг Олег понял, на какую наживку попался. Фраза о фамилии Сухопёрышкина. Сказанная вскользь, с какой-то даже приятельской иронией, она прочно засела в голове. О своём наставнике Олег знал слишком мало, и люди вокруг так же мало о нём говорили. Точно соблюдая какой-то негласный договор, они просто не задавали вопросы, относились к нему, как к местному сумасшедшему – одарённому и знающему, но всё-таки сумасшедшему.
А Сандра заговорила. И не просто заговорила, а добровольно приоткрыла завесу тайны. Даже если слова о прозвище – наглая ложь, своё дело они сделали: одним точным ударом пробили защиту Олега и заставили сомневаться в его абсолютном доверии наставнику.
Около двора, где многоэтажки стояли квадратом и прятали старую детскую площадку, Олег остановился. Рядом трещали знакомые свечки, значит недалеко была Варя. Ему тут же захотелось поделиться с кем-то своими мыслями о Сандре. Он пошёл по колдовскому следу, вошёл во двор и сразу увидел Варю на качелях.
Она была одна. Белой чужеродной фигурой сидела посреди последождевой серости. Поняв, что Варя плачет, Олег застыл в тени многоэтажного дома. Потом сделал несколько нерешительных шагов назад, но Варя подняла голову и посмотрела прямо на него.
«Увидела. Плачет», – пронеслось в голове Олега, и он пошёл к ней.
Варя отвернулась и принялась оттирать с лица следы потёкшей туши.
«Не хочет, чтобы её видели такой», – подумал Олег и снова засомневался, стоило ли ему нарушать Варино уединение. Он, наверное, сделает даже хуже, если начнёт лезть с расспросами. Не просто же так она вышла из дома в мерзкую мокроту, в чужой двор, не переодев даже нарядного белого платья.
Олег решил, что можно предложить помощь и сразу же уйти, если Варя откажется. А когда подошёл совсем близко и почувствовал слабость её колдовства, понял, что никуда не уйдёт.
– Что-то случилось?
Варя ответила всхлипом и покачала головой. Олег присел на корточки и привалился одним плечом к железному столбу, поддерживающему качели. Взгляд остановился на тёмно-русых кудрях, спадающих вперёд.
– Скажи, если нужна помощь. Я не разболтаю, если ты переживаешь об этом.
– О, я за это не переживаю, – усмехнулась Варя, убрала копну пышных волос на одно плечо так, чтобы видеть Олега. – Только ты уже ничем не поможешь.
– Могу хотя бы попробовать.
Её красное лицо, заплаканные глаза совсем сбили его с толку. Он не знал, что делать, – всегда терялся рядом с плачущими людьми, поэтому не любил слёз – и думал отвлечённо, что, хотя красоту Вари подпортил потёкший макияж и мокрые дорожки на щеках и под носом, отвращения к ней он не испытывал.
– Ты не боишься сидеть здесь одна? – спросил он, сдерживаясь, чтобы не поморщиться – колени начали затекать.
– Нет. Чего мне бояться – летнего дождика?
– После вчерашнего...
Варя горько усмехнулась.
– И ты туда же? Родители сошли с ума: встали с утра пораньше, сумки собирают, хотят переезжать. А я не хочу... Не хочу никуда уезжать. Кто я там буду? С кем? Говорят, в городе и колдунов почти нет.
– Поэтому ты пришла сюда?
– Не только, – уклончиво ответила Варя, с сомнением посмотрела на Олега. Потом подвинулась и убрала край юбки. – Садись.
В другой раз Олег бы отказался – качели явно предназначались для одного человека, – но слишком уж ныли колени. Он кое-как впихнулся между железным подлокотником и Вариным бедром. Пришлось закинуть руку за её спину, чтобы поместиться. Он зачем-то представил, как это выглядело со стороны, и разозлился. Но Варя не обратила на это никакого внимания. И Олег разозлился ещё сильнее.
– Я с девчонками поругалась, – призналась Варя. – Они не понимают... «В городе же так классно, будешь ходить в кино и по магазинам, мы будем к тебе приезжать». Как будто кроме магазинов нет ничего.
– Может, твои родители передумают?
Варя пожала плечами, опустила голову. Всхлипнула. Лицо, было принявшее обычный цвет, снова порозовело.
– А ещё вчера, когда всё это началось, я пошла через Зелёный круг. Одна. Зачем не знаю. А там Саша... Саша и эта девочка, дочка Белозёровой.
– Марина?
Варя кивнула.
– Он её обнимал, успокаивал. Она тряслась как в лихорадке. Подумаешь, Сухопёрышкин шум поднял, как будто в первый раз... Саша так даже Солнцеву не обнимал никогда.
Сухая земля в венах дала трещину. Олегу стало до того тошно, что защипало в носу.
– Гвоздикин добрый, он всегда всем помогает, – сказал он зачем-то. – Не воспринимай близко к сердцу, на её месте мог оказаться кто угодно.
Варя покачала головой, но ничего не сказала.
Заскрипели шарниры. Олег принялся раскачивать качели. Вперёд-назад, перекатываясь с носка на пятку и обратно. Он уже забыл, когда последний раз делал это.
Варя послушно подогнула ноги.
– Только сильно не раскачивай. Боюсь.
Олег кивнул. Когда качели летели вперёд, его лицо щекотали Варины волосы. Когда назад – сотрясались железные столбы и заваливалась вся конструкция так, будто вот-вот опрокинет на спину. Варя, чувствуя это, обхватывала подлокотник. А потом, пока снова летели вперёд, перекладывала ладонь на колени. Олег от нечего делать считал кусочки приклеившейся к коже зелёной краски.
– Больше не надо! – вдруг воскликнула Варя.
Олег затормозил.
– Извини, – пробормотал он. Ему казалось, он нисколько не увеличивал скорость.
Варя соскочила на землю. Олег ощутил неприятную холодную пустоту, образовавшуюся рядом.
– Извини, я не хотел тебя пугать, правда.
Варя стояла к нему спиной. Он видел следы краски на белом платье, чуть пониже спины, и на голых предплечьях. Тут вдруг Варя дёрнулась – Олег быстро поднял взгляд – и весело посмотрела на него, склонив голову к одному плечу. С лица почти стёрлись следы недавних слёз.
– Давно не качалась на качелях. Лет восемь. Я, когда маленькая была, слетела с них, разбила коленки. Больше меня никто на них усадить не мог.
– Я тоже давно не качался.
– Тоже детская травма?
– Не до того было.
– Ты никому не говори, что я тут слезомойку развела, ладно?
Взгляд Вари был спокойным и серьёзным.
– Хорошо.
– Я просто такого не позволяю себе обычно... А тут навалилось.
– Обещаю.
Варя благодарно кивнула, потом сделала пару шагов назад и сказала, что родители, наверное, уже волнуются. Но больше с места не сдвинулась.
– Хочешь, я тебя провожу? – предложил Олег.
– Хочу.
Сначала они молчали. Олег шёл чуть позади, чувствуя себя невероятно усталым, но даже довольным. Из головы наконец исчезли назойливые рассуждения. В ней воцарилась блаженная пустота.
Перед глазами мелькала Варина фигура. Олег долго смотрел на зелёные пятнышки на предплечьях. Потом осторожно коснулся пальцем. Варя вздрогнула и отскочила.
– Ты чего?
– Краска с качелей облетает.
– А!.. Точно!
Она остановилась, принялась заламывать руки и выворачивать шею. Олег, осмелев, начал стряхивать краску, изредка цепляя частички ногтем. Варя перестала вертеться.
– Неужели нельзя нормально покрасить!.. – ворчала она, то заправляя за ухо и без того хорошо лежавшую прядку, то комкая в кулаках юбку.
Олег поддакивал и делал вид, что сосредоточенно обдирает краску. Внутри же всё переворачивалось: он страшно боялся, не делает ли Варе больно. Кожа у неё была мягкая, холодная и очень нежная. Подушечки его пальцев – сухие и шершавые.
За этим занятием их застали родители Вари.
– Здравствуйте, – поздоровался смутившийся Олег.
Он даже не заметил, как приблизились Варины родители. Их колдовство было совсем слабым и размытым. Они, хоть и были огненными колдунами, ощущались свежим лесным воздухом и влажной весенней землёй.
Глеб Михайлович быстро и безэмоционально пожал Олегу руку. Валентина Альбертовна сухо кивнула и обратилась к Варе:
– Разве можно так поступать, Варвара?
Варя одарила её тяжёлым взглядом.
– Пойдём домой.
Валентина Альбертовна и Глеб Михайлович были настолько спокойными, что даже пугали. Не моргая смотрели на дочь и ждали. Олегу они казались безразличными.
– Идём, уже поздно, – заметил Глеб Михайлович и перевёл выразительный взгляд на Олега. Тот почувствовал себя лишним. Разозлился. Показалось, что Чешуев разве что «скажи спасибо мальчику» не добавил.
– Иду, – сказала Варя и неожиданно пожала запястье Олега. – Пока. Спасибо, что проводил.
***
– Как она чувствует воду! Всё на лету схватывает, что ни скажу. Неужели система Дубовника так работает? – рассказывал Ярослав, пока бабушка стояла у плиты. Он только что вернулся с трёхчасовой тренировки, о которой его попросила Марина. – Ей бы только поувереннее быть. Если бы не её мать!
– Родителей не выбирают, – усмехнулась бабушка. – На-ка, попробуй лучше.
Она налила в кружку половник компота и протянула внуку.
– Слишком сладкий, – оценил он, но кружку допил.
Бабушка кивнула.
– Как твоя голова? Может, на погоду болела?
– Может. Не знаю. Но прошла быстро. Мы вот как тренироваться начали, она и прошла.
Телефон завибрировал. На экране высветилось оповещение о новом сообщении. Ярослав тут же открыл диалог.
«Привет! Прости, были дела, заработалась. Всё отлично, только погода испортилась что-то. Море штормует. Прохладно. Тебе бы понравилось.
У Севы всё хорошо.
Скучаю».
Ярослав уронил телефон на столешницу и закрыл лицо руками. Обожгли горячие слёзы. Он бесшумно выскользнул из-за стола и побежал в свою комнату.