Глава 55
« Палата №6»
Мир возвращался медленно— как будто кто-то листал его обратно, страницу за страницей. Сначала– мягкий свет. Потом— запах лекарств. Потом, ощущение ткани под пальцами.
И только после этого— осознание: я не дома.
Потолок был белый, стерильный, без единой трещины.
Воздух пах снотворным и холодным металлом. Где-то в углу тикали часы, их ритм бился в такт моему пульсу.
Я попробовала пошевелиться — тело отозвалось ватной слабостью. От бессилия из меня вырвался то ли стон, то ли хрип. Рука тянулась к лицу, но натянутая капельница– остановила движение.
Именно тогда, я увидела — его.
Гарет сидел в кресле у стены, откинувшийся на спинку, он полулежал с закрытыми глазами . Рубашка была распахнута до середины и на плече виднелся кровавый след.
От этого внутри что-то болезненно сжалось.
—Гарет,— голос мой прозвучал хрипло, как будто не мой.
Он поднял голову.
Пару секунд просто смотрел— взгляд усталый, красный от недосыпа.
Потом тихо сказал:
— Привет.
Я попыталась сесть, но он тут же поднялся и придержал меня за плечи.
— Тише, тише,— сказал он, почти шёпотом. — Ещё рано.
—Где я?
— В клинике твоего отца,— он выдохнул. — В палате наблюдения.
—Ты...
—Да Ева, я вызвал его,— перебил он меня, будто предугадывая вопрос. —У тебя была истерика. Должен признать ты довольно сильная. И зубы у тебя острые. Не делай так больше.
Я усмехнулась сухо— без радости.
— Мог бы и заслужить.
Он не ответил, только вздохнул и провёл ладонью по лицу.
Молчание между нами повисло густое, как морфий в венах. Я накрыла ладонью его руку.
—Прости меня. У меня не было выбора.
—Как и у меня, — он уткнулся лбом в наши руки.
—Где отец?
—Внизу, оформляет документы. Он хочет чтобы ты пробыла здесь некоторое время.
—А ты что думаешь? – я повернула к нему голову.
—Я думаю,— он задержал взгляд на мне. — Ты не безумна. Но ты уже слишком близко подошла к краю, и я не хочу видеть, как ты с него падёшь.
Я отвернулась к окну.
Снаружи снег ложился мягко, будто нечего не произошло. Нос начало щипать от непрошеных слёз. Рука Гарета легла на мои волосы, аккуратно заправляя выбившуюся прядь за ухо.
—Ты была моей лучшей ученицей, звёздочка. Вернись прошу.
Дверь открылась без стука— резко, будто удар. Отец вошёл, не глядя на меня. Белый халат застёгнут на все пуговицы, шаги ровные, почти военные.
Он бросил короткий взгляд на Гарета и пожал ему руку.
— Спасибо тебе, подожди меня в кабинете.
Тот, замялся, будто хотел что-то сказать, но встретившись с отцовский взглядом, понял что вмешиваться бесполезно. Он кивнул мне— коротко, виновато— и вышел, тихо прикрыв за собой дверь.
Отец подошёл к кровати, остановился у её изножья, руки в карманах халата.
Молчал.
Просто смотрел.
И это молчание оказалось хуже крика.
—Папа...
—Не называй меня так сейчас, —оборвал он. —Я здесь не как отец.
—Хочешь сказать, я всё выдумала?— тихо произнесла я.
—Я хочу сказать,— его голос был спокоен, и от этого было страшнее. — Что я предупреждал. Ты должна была принимать лекарство, строго по назначению.
Он положил руки на изголовье кровати и чуть наклонился ко мне:
— А вместо этого ты крадешь медицинские записи, устраиваешь истерики и чуть не покалечила человека, который тебя защищает.
—Я защищала себя!– вспыхнула я.— От вас, от него, от всех, кто решил, что я больна!
—А ты посмотри на себя, Ева!— наконец сорвался он. Голос стал острым, хриплым.
— Ты посмотри как ты выглядишь. Синяки под глазами, руки дрожат, мысли скачут, ты не спишь, не ешь— и это всё ради чего? Ради твоих галлюцинаций?!
—Это не галлюцинации! —крикнула я, подрываясь на кровати, капельница больно натянула руку. — Он реален! Этот парень, из твоей клиники, знает больше чем говорит!
—Он болен! —отец ударил ладонью по подоконнику. —Его сознание – лабиринт. А ты решила идти туда без карты. Ты не спасешь его!
Ты даже себя спасти не можешь.
Он отвернулся, будто боялся , что скажет сейчас что-то лишнее. Но слова уже вырвались, и я видела— в нём кипит злость.
Злость, под которой прячется страх.
—Я каждый день смотрю в глаза безумию,— тихо произнёс он. — Но знаешь что самое страшное? Когда безумие приходит в твой дом.
Он подошёл ближе, и присел на край кровати. Коснулся своей ладонью моей щеки— холодной, сухой, почти нежной. Но я чувствовала как дрожат его пальцы.
—Ты мой ребенок, Ева. Я не могу тебе позволить исчезнуть, даже если для этого прийдётся держать тебя здесь.
Он выпрямился.
—Ты останешься здесь, до конца недели. Никаких расследований, трупов, никаких совпадений. Ты будешь спать, есть и лечиться. Поняла?
Я не ответила.
Он развернулся и вышел, закрыв двери так тихо, что он этого стало больнее, чем если бы он ею хлопнул.