Глава 52
« Сеансы»
Я пошла следом за отцом. В клинике уже гасили свет, коридоры были полны мягких теней, шаги глухо отзывались под сводами.
Отец зашел в свой кабинет первым. Подойдя к своему столу, откинул белый халат и присел за рабочий стол. Рядом стояла остывшая чашка с чаем, по дубовому столу рассыпаны бумаги. Как папа любил говорить « творческий беспорядок».
—Зачем ты так рано приехала?– сказал он, создавая видимость что убирает исписанные листы в подобие порядка.
—Мне не спалось.... Таблетки кажется, перестали работать.
Он наконец-то посмотрел на меня, задумчивый, видимо в голове вёл подсчет.
— Ты принимаешь их не регулярно или превышаешь дозу, я знаю Ева. Это не игрушки.
Я пожала плечами.
—Возможно. Но мне нужно что-то другое... может сильнее. И без побочных эффектов. Я в последнее время рассеяна.
Отец хмыкнул.
—Ева, у нас не аптека желаний.
—Пап,– я сделала голос мягче, почти ласковый. — Ты ведь сам говорил: если состояние ухудшится, нужно корректировать дозу. Разве я не примерная пациентка?
Он вздохнул, открыл нижний ящик и достал ключи.
— Не думай, что я не вижу твоих манипуляций. Подожди здесь. Я сейчас.
Как только за ним закрылась дверь, я сделала то, за чем пришла.
Секундная стрелка на часах, тикала как метроном. Я знала, у меня не больше семи минут. Нужно действовать быстро.
В кабинете стоял запах хвои и апельсинов.
Сейф стоял там же — у стены, прикрытый стеллажом с книгами.
Комбинация не изменилась.
Шесть вправо, один влево, три вправо, четыре влево, щелчок.
Чёрт как много флешек, мне нужна определенная. Так код шизофрении F.20— но что за подпункт... Думай Ева.... Точно подпункт ноль.
Я чувствовала как время утекает сквозь пальцы . Так возможно это он «Дэнни Майер F20.0»
Флешка холодная , тонкая.
Дверь хлопнула где-то в конце коридора– я едва успела закрыть сейф и вернуться на свое место.
Отец вошёл в кабинет, держа в руках оранжевый пузырек.
—Вот, попробуй вот это. Он снижает нервную активность мягче.
—Спасибо,- улыбнулась я.
Он присел на край стола, внимательно посмотрел.
— Ты странно спокойна.
— Может, наконец поняла, что не всё нужно анализировать?
Отец посмотрел на меня внимательней.
— Я заеду к тебе на выходных. Проверю как ты. И пожалуйста, не думай больше о том парне.
Я кивнула, не глядя в его глаза.
Если бы он знал, что сейчас лежит у меня в кармане, то незамедлительно определил меня в палату.
Я вышла из клиники с чувством, будто украла не флешку — кусок правды.Воздух снаружи казался тяжелым, липким, как туман.Каждый шаг отдавался в висках: тук... тук... тук... — как метроном, отмеряющий время до того, как всё вскроется.
Дома я первым делом достала флешку.Она холодила ладонь, будто в ней хранилась чужая жизнь.
На экране ноутбука вспыхнула папка:F20.0 Дэнни Майер. Пять видеофайлов. Я выбрала шестой — самый новый.
Серое изображение, слабое освещение, звук с потрескиванием.Отец сидит за столом, руки сложены.Напротив — парень, Дэнни.Тот самый, из холла. Его волосы спутаны, под глазами — фиолетовые круги, а взгляд... он будто глотает пространство.
— Доброе утро, Дэнни, — говорит отец.
— Уже вечер, доктор. У вас в часах живёт ошибка, — отвечает он, улыбаясь, но губы дрожат.
— Хорошо, — спокойно отвечает отец. — Расскажи, он снова приходил к тебе?
Пауза.Дэнни наклоняет голову, будто прислушивается к чему-то за кадром.Потом кивает.— Приходил. Сказал, что устал ждать. Что её руки уже пахнут железом.
— Её? — уточняет отец.
— Да. Девушку. Он всегда говорит о ней. Говорит, что она видит больше, чем нужно. Что она уже близко. (он смеётся)
— А я ему сказал: "Ты же не убьёшь свою тень, верно?"А он ответил: "Если она заговорит — придётся."
Я сжала ладони.Сердце било больно и часто.— Дэнни, — голос отца мягкий, почти отеческий. — Ты понимаешь, что он не настоящий?
Парень вскинул голову.На миг его глаза — как два чёрных провала.— А вы, доктор, уверены, что вы — настоящий?Он часто приходит к вам тоже. Просто вы не слушаете.Он шепчет сквозь швы на чужих телах.
Камера дрогнула.Дэнни резко подался вперёд, почти касаясь объектива.— Он сказал, что Ева уже чувствует его. Только пока не знает имя.
Из динамиков раздался сухой треск.Отец спокойно нажал что-то на панели, изображение потемнело.Конец записи.Я откинулась в кресле, не в силах дышать.Моё имя.Он сказал моё имя.Безумие.Или предупреждение?
Я не выключила ноутбук.Пальцы сами потянулись к следующему файлу — Сессия–2.
Запись старая, зернистая. Камера стоит чуть дальше, и Дэнни другой — бледнее, но с каким-то детским восторгом на лице.Он что-то рисует прямо на столе ручкой, увлечённо, будто на чистом полотне.
— Расскажи, что это, — говорит отец за кадром.
— Искусство, доктор, — отвечает он, не поднимая головы.— Только не ваше. Не то, где всё ровно и симметрично.Он резко вскидывает взгляд — в нём блеск.— Настоящее искусство должно быть живым. Оно должно дышать, дрожать. Оно не боится быть уродливым.
— Уродливым? — уточняет отец.
— Конечно! Вы разве не видите?(он встаёт, начинает ходить по комнате, руки в движении, будто дирижирует тьмой)
— Красота — это труп, доктор! Всё красивое — мёртвое.Но если ты разрежешь кожу, снимешь слой за слоем — там цвета!Розовые, лиловые, пурпурные!Они живые!(смеётся)— Он так и говорит мне: "Разрежь, покажи, что внутри — покажи правду."
Я замерла.Разрежь. Покажи, что внутри.Те же слова были в деле первой жертвы — надпись на стене.Я помню отчёт.Почерк резкий, как лезвие.
Дэнни тем временем продолжал:— Они все были одинаковыми, доктор. Манекены. Пустые.А я помог им стать вечными.Он показал мне, как делать мазки — по артериям.
— По артериям? — переспросил отец.
— Да! Это ведь кисти, не правда ли?(он показывает руки, исписанные чернилами)— Я не убийца, доктор, я художник. Просто холст не всегда выбирают.
Я ощутила, как под ложечкой холодно.Он говорил о мёртвых девушках — тем же тоном, каким я описываю разрез тканей в отчёте.Спокойно. Влюблённо.И каждая его фраза — как мазок по телу.
— Дэнни, кто он, тот, кто "показывает тебе"? — спросил отец.
— Он не любит, когда его называют.(улыбка, слишком мягкая)— Но он говорит, что в его руках даже смерть смеётся.Что я — его зритель.А ты, доктор... ты его декорация.
Картинка дрогнула.Запись оборвалась.Я долго сидела, глядя в чёрный экран.В груди стучало — не сердце, а ужас, медленно превращающийся в любопытство."Разрежь. Покажи, что внутри."Эти слова теперь звенели в голове, как приговор.Безумие — но с логикой.Шизофрения — но с композицией.А вдруг он просто видит то, что другим не дано?