горячие источники
Pov Виктор
Прилетев из Москвы, Юри, не стесняясь посторонних, обнимал меня в аэропорту Фукуоки. Даже не отнял руки, которую я поцеловал, только спрятал лицо у меня на груди, чтобы я не увидел, что он был готов расплакаться. Но я всё равно заметил. Даже не знаю, чего мне больше всего хотелось в тот момент, целовать его или оберегать. Такой трогательный и хрупкий, но при этом стойкий и упорный. Никто до этого не вызывал у меня таких чувств. Казалось, слова признаний вот-вот сорвутся с наших уст, но Юри как мастер околичностей облёк их в форму просьбы оставаться его тренером, пока он не уйдёт из фигурного катания, а я ответил, мол, надеюсь, что это никогда не произойдёт, хотя нам обоим было ясно, что теперь это всего лишь повод оставаться вместе. Я был уверен, что лёд в наших отношениях разбит, и вскоре они выйдут на новый уровень. Но стоило нам оказаться в Ю-Топии, как Юри снова оробел и зажался.
Только когда мы оставались вдвоём в его комнате или в онсене, он кое-что мне позволял. Однажды вечером я почти уломал его. Я видел, что он готов был отдаться, что ещё немного, и сам попросил бы войти в него. Уверен, что вода сделала бы проникновение не слишком болезненным и ему бы понравилось, но в самый неподходящий момент явилась его сестра и поломала нам весь кайф. Юри переполошился. Пришлось несолоно хлебавши срочным порядком выскакивать из воды, закутываться в халат с замысловатым японским названием и плестись ужинать, хотя вместо пищи я бы лучше насладился моим Кацудончиком, однако сразу после ужина его сразу умыкнула сестра, не оставив мне и шанса на разрядку этим вечером. Всё сам, всё сам… Да сколько можно!
Одна надежда, что скоро мы поедем в Барселону, где у нас будет отдельный номер, куда никто не сможет войти без стука. Может быть, там, вдали от дома, Юри сможет расслабиться, и я добьюсь от него того, к чему давно стремлюсь, чего он сам в глубине хочет не меньше меня…
Pov Юри
Первым, кого я увидел, прилетев домой, был живой и здоровый Маккачин, и только потом я заметил поднявшегося со скамейки в зале ожидания Виктора. Чтобы не пугать его своим видом, я сдёрнул с лица маску, которую всегда ношу в поездках, дабы не подцепить какую-нибудь инфекцию (не хватало ещё заболеть перед соревнованиями). Когда я обнял Виктора, то ощутил покой. Он был моей опорой в этом мире. Надеюсь, он сможет защитить меня не только от окружающего мира, но и от себя самого. В его присутствии все тревоги и сомнения ушли на второй план. Я больше не беспокоился о том, как на нас отреагируют окружающие. Спина Виктора заслоняла меня от любопытных глаз. Если ему наплевать на косые взгляды, то и мне тоже.
С посторонними было просто, а вот с родственниками оказалось намного сложнее, потому что мне было не все равно, что они обо мне подумают. У моей семьи довольно консервативные взгляды. Помнится, отец рассказывал рано начавшей курить и встречаться с парнями Мари, что он спал в другой комнате даже в ночь перед свадьбой с матерью. Я знаю, что для моих родителей значит приверженность традициям и соблюдение приличий, поэтому не могу позволить Виктору никаких вольностей по отношению к себе, пока мы находимся под их крышей. Но как трудно бывает порой устоять перед его натиском, особенно, когда мы остаёмся вдвоём в онсене, и между нами нет преград в виде одежды, и некуда спрятаться от его нежных и властных губ, от его блуждающих по моему телу рук.
Однажды вечером я чуть не потерял голову. Пользуясь тем, что под водой не видно, что он делает, Виктор одной рукой гладил мои ягодицы, а другая – спустилась по животу и прикоснулась к моему члену. Мне всё ещё было ужасно стыдно, но при этом настолько приятно, что я был не в силах сопротивляться. Кажется, что я превратился в желе, плавящееся от ритмичных движений его руки. Виктор потёрся пахом о моё бедро и прошептал на ухо: «Доверься мне, Юри. Немного наклонись». Не отдавая отчёта в своих действиях, я сделал то, о чём он просил. Виктор прижался ко мне сзади. Упругая горячая плоть заскользила в ложбинке между моими ягодицами. Это было довольно приятно и весьма возбуждающе, поэтому я не спешил вырваться, хоть и предчувствовал, что потом, когда Виктор закончит с прелюдией, может быть больно. Однако Виктор не спешил переходить к следующему этапу, он продолжал тереться об меня и целовать в шею. Его дыхание становилось рваным, словно он только что откатал два показательных номера подряд…
И тут из-за двери раздался голос Мари: «Юри, сколько вы там ещё собираетесь киснуть? Вас заждались к ужину. Вы там часом не уснули?». И тут я осознал, что дверь-то стеклянная, то есть она могла увидеть, чем мы здесь заняты! Я резко наклонился вперёд, и мы с Виктором ушли с головой под воду. Вынырнув, он обиженно посмотрел на меня и начал трясти головой, как Маккачин, вытряхивающий из ушей воду. Пёс лёгок на помине, он уже прыгал у двери рядом с сестрой, грозя вынести стекло.
- Мари, мы скоро, мы уже идём, - крикнул я ей.
- Знаю я твоё «скоро». Я же вижу, вы всё ещё в воде, - эта зараза и не думала уходить.
- Всё, мы вылезаем, отвернись, пожалуйста, а лучше уйди, - попросил я, пытаясь нашарить на бортике полотенце, чтобы прикрыть срамоту. Не красоваться же перед Мари со стояком.
- Ой, да что я там не видела… - отмахнулась она.
В ответ на её замечание Виктор гордо вышел из воды в чём мать родила – во всей красе. Мари издала неопределённый звук, означавший то ли негодование, то ли крайнюю степень восхищения, но всё же удалилась. За ужином я не знал, куда девать глаза, чтобы не встречаться с ней взглядом. После него сестра увязалась за мной и, закрыв за собой дверь моей комнаты, сказала:
- Юри, думаешь, я не понимаю, что между вами происходит?
- Осуждаешь меня? – бросил с вызовом я.
- Нет. Я бы на твоём месте тоже дала бы Виктору, он ведь такой офигенный. Да только на меня он совсем не смотрит, только на тебя, - огорошила меня Мари.
- Но я не… - я хотел объяснить, что между нами ничего такого не было, но она, не дослушав, перебила меня:
- Это твоё личное дело, но вы бы вели себя чуток поосмотрительней. Ведь туда мог войти кто угодно. К примеру, сегодня вечером отец хотел сходить в онсен, чтобы позвать вас к ужину, но я попросила его не трудиться, и пошла сама, потому что подозревала, что он может увидеть там то, что ему совершенно не понравится.
Вот так заявка… Не думал, что сестра будет такой понимающей и такой терпимой, что станет, как в детстве, скрывать мои проказы от родителей. Я давно уже вырос, увеличились и масштабы моих, кхм, шалостей.
- Спасибо, Мари, - я обнял её. – Это больше не повторится.