шаг вперед два назад
Pov Юри
После того поцелуя в конце моей произвольной на Кубке Китая Виктор, похоже, решил, что теперь ему всё позволено, и принимается тискать и целовать меня в самых неподходящих местах. Ну, разве можно считать подходящим для этого кухню в Ю-Топии, куда мы пришли далеко за полночь, чтобы выпить чаю на сон грядущий? Я знаю, что родители выматываются за день так, что засыпают, едва голова коснётся подушки, и спят сном праведников до самого утра, но всё равно боюсь, что они могут войти и увидеть нас, из-за чего чувствую себя очень неуютно. От каждого его прикосновения я умираю от счастья и от страха одновременно. А Виктор после того, как я на пресс-конференции фактически признался ему в любви, ведёт себя так, словно теперь это в порядке вещей.
Я люблю его больше всех на свете, но то, что происходит между нами сейчас, неправильно. Но как мне объяснить человеку, не признающему границ личного пространства и лишённому каких-либо комплексов, что мы не должны переходить грань, отделяющую тренера от его ученика? Как только я завожу об этом разговор, он смотрит прямо мне в душу, улыбается самой соблазнительной из своих улыбок и целует. Если на мне очки, то, когда его лицо приближается к моему, они обязательно стукаются оправой о его щёку и почти слетают с моей переносицы, и поцелуй выходит крайне неловким. Он смеётся, снимает их с меня и куда-нибудь кладёт, и я потом долго не могу их найти. К тому же я не умею целоваться, поэтому позволяю языку Виктора проскальзывать мне в рот и только обнимаю его, прижимаясь всем телом, чтобы навсегда запечатлеть в памяти этот момент. Кто знает, может, это больше никогда не повторится? Может быть, это наш последний поцелуй. Только это удерживает меня от того, чтобы пресечь его очередную попытку поцеловать меня. Я всё так же не уверен, как долго это продлится, сколько ещё Виктор будет моим тренером. Я настолько привык, что он всё время рядом со мной, что уже не представляю без него своей жизни. Он стал для меня самым близким человеком, но ему, похоже, этого мало.
Вот и сейчас он расстёгивает на мне толстовку и пытается просунуть руку под резинку спортивных штанов. Мне кажется, что я задохнусь от нахлынувших на меня ощущений, что потеряю сознание или просто утрачу контроль, размякнув в его руках, и тогда мы пройдём точку невозврата. А я этого не хочу. Мы не должны. Это неправильно. Поэтому, сделав над собой усилие, я останавливаю его руку в каком-то дюйме от своего члена.
- Ты, что, стесняешься меня? – недоумевает Виктор. – А я тебя ни капли не стесняюсь, - в доказательство своих слов он берёт мою руку и кладёт её на свой член.
Он такой большой и твёрдый! Господи, о чём я думаю?! Я готов провалиться под землю от стыда и пытаюсь отдёрнуть свою руку, но Виктор не отпускает её, прижимая меня к стене, на которой висит кухонная утварь. Чувствую, что воротник цепляется за один из крючков, и, чтобы он ослабил свой натиск, говорю:
- Полегче, ты чуть не надел меня на крючок.
Виктор преднамеренно превратно понимает и, глядя на меня затуманенным взглядом, шепчет:
- Я с удовольствием надел бы тебя на другой крючок. Говорят, это приятно.
Что он говорит? Как это может быть приятно? Это наверняка ужасно больно. Не говоря о том, что совершенно недопустимо.
- Кто говорит? – спрашиваю я и чувствую, что краснею. Я раньше не спрашивал о его личной жизни, даже в интернете ничего не искал. Виктор был интересен мне как спортсмен, как личность, я восхищался тем, какие программы он создаёт на льду, поэтому мне не хотелось, чтобы чьи-то досужие сплетни пятнали его светлый образ. А может быть, я не искал информацию о его личной жизни, потому что всегда подсознательно хотел быть с ним, и так у меня оставалась иллюзия, что он свободен, что ждёт меня…
- Многие, всех уже и не упомнишь. Ты действительно хочешь это знать? - Виктор пожимает плечами, на секунду отпуская меня, и мне этого хватает, чтобы выскользнуть из его рук. Как раз вовремя – на кухню выходит Мари, чтобы выпить чашечку кофе с сигареткой. Торопливо застёгиваю молнию и ретируюсь из кухни, пока Виктор в своей обычной манере начинает любезничать с Мари. Надеюсь, сестра ничего не заметила. Ещё надеюсь на то, что она задержит Виктора разговором хотя бы на пару минут, и я успею запереться в своей комнате, чтобы спрятаться от него. Жаль, что от себя никуда нельзя спрятаться.
Pov Виктор
Я привык быть эгоистом. Быть сосредоточенным только на себе, нацеленным на победу, не зависеть ни от кого. Так было намного проще. Это значило, что мне не нужно заботиться о том, чтобы к тридцати годам обзавестись квартирой, солидной работой, женой и детьми. Положим, отдельную квартиру я уже давно мог себе позволить, поэтому и купил на призовые, как только представилась такая возможность. Ну, а в остальном делал то, что хотел – не откладывал деньги на будущее, предпочитая тратить их на то, чтобы съездить отдохнуть, оттянуться с друзьями так, чтоб потом было, что вспомнить. С личным было ещё проще - кто ж не даст чемпиону? Ну, и потом не обижались, когда я исчезал, понимая, что мне не до серьёзных отношений, что я всецело отдаю себя лишь фигурному катанию.
Так и порхал по жизни, пока не встретил его. Поначалу думал, что с Юри будет просто: соблазнил и выкинул из головы, как и многих других до него, но в этом парне обнаружилось даже не двойное, а тройное дно и железный стержень под хрупкой ранимой оболочкой. С каждым днём я увязал всё сильнее, пока однажды не понял, что по-настоящему люблю его. Вижу, что и он меня любит, но пока мы не очень-то далеко продвинулись в наших отношениях. Потому что этого взрослого ребёнка устраивает то, что есть сейчас. А меня – нет. Он позволяет только целовать и обнимать его, а мне этого слишком мало. Эти поцелуи только распаляют и лишают меня сна. У меня скоро член лопнет от перенапряжения, а ему и дела нет, всякий раз просто уходит и запирается в своей комнате. Но он так мило краснеет, стоит мне только сказать ему о своих желаниях, что я готов простить ему пытку, которой он ежедневно меня подвергает. Странно, не раз видели друг друга голыми в онсене, и ничего, а тут вдруг стесняется и не позволяет себя там потрогать. Хотя бы меня немного потрогал, чтобы помочь избавиться от напряжения. Так нет же. Упёрся как баран - нельзя, и всё тут. Как есть баран.
Ну, что, скажите на милость, мне с ним делать? Как уломать? Раньше ведь никого не приходилось уламывать, напротив, обычно на меня все вешались гроздями, а я снисходил. Даже если не вешались, то стоило только выказать заинтересованность, мне сразу шли навстречу. А теперь шаг вперёд, два шага назад. Блин, ну сколько мы ещё будем так топтаться?!
Я уже научил его всему, что сам умею. Не смог лишь одного – придать ему уверенности в себе. И если на льду он порой вылезает из своей раковины, то в обычной жизни по-прежнему остаётся таким же зажатым. Словно тот отвязный парнишка, отжигавший в Сочи у шеста, был совсем другим человеком. Можно было бы решить, что он пригрезился мне, но иногда он проглядывает из Юри во время исполнения Эроса. А значит, нужно вытащить его из Юри в реальной жизни. Попытка напоить его с треском провалилась. Так что придётся проявить изобретательность и придумать что-то другое.