Часть 3. Гуд морнинг, малышка
Лиза не могла подобрать подходящих слов. История Алисы рвала сердце с каждым новым словом - никто не достоин такого отношения к себе, тем более ребенок. Горячий зеленый чай обжигал горло, приводя девушек в чувства.
— Ну как-то так, — протянула нараспев Куняшова, делая очередной глоток из забавной кружки с котятами.
— Солнце, — Андрющенко редко доводилось слышать подобные истории и найти слова поддержки оказалось непосильной задачей.
Елизавета лишь встала с теплого табурета и обхватила руками холодные плечи Алисы. Объятия вызывали табуны мурашек по телу, на которые брюнетка старалась не обращать внимание, даря свое тепло соседке.
— Алис, никуда не уходи, я сейчас плед принесу, а то ты холодная совсем, — Андрющенко быстро шарила по комнате в поисках теплого пятнистого пледа, когда-то подаренного бабушкой на новый год.
— Спасибо большое, конечно, но не волнуйся, у меня просто гемоглобин низкий, вот руки и холодные, — усмехнулась младшая, крепче обхватывая горячую кружку. — У меня всегда так, уже привыкла. Знаешь, я пойду, отец отключился уже, наверное, а домашка сама себя не сделает, — на губах улыбка, а в глазах пустота. Не зря говорят, что они зеркало души.
— Уверена? — голос Елизаветы дрогнул. — Ты можешь остаться подольше, даже с ночевой, если потребуется.
— Ты слишком добра ко мне, спасибо, но мне правда пора. Надеюсь в следующий раз увидимся в более приятных обстоятельствах. — Куняшова быстро надела старые и очень потрепанные кеды и вылетела за дверь.
— Может тебя проводить? — Андрющенко поспешила вслед за соседкой, но за дверью ни следа пребывания девочки, будто никто только что сейчас не выбежал из квартиры. Внизу послышался звук захлопнувшейся двери, что отчасти успокоило брюнетку - криков не слышно, значит соседка в безопасности, по крайней мере на ближайшее время.
Стрелки настенных часов были направлены вертикально вверх, до обеда оставалось некоторое время, которое Лиза решила посвятить созданию футболок. Разложив на столе необходимый инвентарь, девушка начала творить, всеми мыслями погружаясь в любимое дело. Краски нещадно пачкали руки, оставляя цветные разводы на пальцах, въедаясь в ногти. Но результат того стоил. Отправив свои творения в таз и отмыв не впитавшуюся в руки краску, Елизавета отправилась на кухню. Время стремилось к ночи, а живот неприятно урчал — надо же было так погрузиться в работу и потерять счет времени. На стол опустилась тарелка со сваренными на скорую руку гречкой и курицей — просто и сытно, подумала Лиза. Но стоило девушке отвлечься на закипающий чайник, как спиной почувствовала движение. Страх — странное чувство, приходит внезапно и поглощает с головой за доли секунды. Мгновение, и в тонких пальцах блеснул нож, а тело развернулось на 180 градусов. Пусто. Ничего. Совсем. Порция все также пускала клубы пара к потолку, чайник противно свистел, нарушая хрупкое спокойствие жилища.
— Ты бы еще на коленки ей села, Медведева, — длинноволосая процедила сквозь зубы. — Последние мозги сгнили? Хочешь чтобы она с ума тут сошла или чо?
— А может и сяду, Захарова, тебя вообще это колыхать не должно, — плевалась ядом в ответ. — Еще слово и я к ней в трусы залезу и хуй ты мне что сделаешь, — средние пальцы Крис направились в сторону Киры. — Вот и пшла вон отсюда, со своей разберись лучше, а меня не трогай.
— Сама пошла, Медведева, девочку не трогай. Она и так поломанная, тебя тут только не хватало.
— Ты думала я шучу? — блондинка начала подниматься с насиженного подоконника, сокращая дистанцию с хозяйкой квартиры маленькими шагами. — Свали и никто твою Лизку не тронет, — и снова самодовольная ухмылка — считай победила без боя, Захарова удаляется из кухни, растворяясь в сквозняке.
Медведева же присаживается на стул напротив Андрющенко и наблюдает. Каждое движение в голове запечатляет: смоляные волосы, что прядями на миловидное лицо падают; руки, что крепко держат в руках вилку; большие глаза, в которых зрачки до предела расширяются при виде сладостей, припасенных на десерт. Только душу разглядеть не может. Та девушка, что сейчас перед ней — счастливый близнец израненной Лизы, что от кошмаров просыпается в холодном поту и все зеркала со своим отражением готова разбить. Сейчас она живее всех живых, но в минуты слабости Кира рядом с ней выглядит более живой. Парадокс какой-то, как можно так мастерски прятать всю боль внутри? Не выплескивать ее на окружающих? При этом каждый раз съедая себя изнутри? Кире не ясно. Она была другой — любила себя до одурения, утапливая в неконтролируемых эмоциях всех вокруг. Понять друг друга, встреться они при жизни, им бы не удалось. Блондинка берёт, брюнетка отдает. Медведева сжигает, Андрющенко горит. Кира ненавидит, а Лиза любит. Инь и Янь, которые не должны были встретиться никогда сидят на одной кухне. Только одна жива, в отличии от другой.
Все эти философские мысли прерываются шумным стуком в дверь. Первой Лизиной мыслью было, что отец Алисы снова поднял на нее руку и незамедлительно распахнула двери, впуская гостью. Но это была не Алиса. Девушка, что ввалилась в квартиру, принесла с собой стойкий запах алкоголя и сладких духов. На лице, что удобно устроилось на коврике для обуви, красовалось множество татуировок, а волосы чуть выше плеч в некоторых местах прилипли ко лбу от пота. Она говорила что-то нечленораздельное, слегка махая ослабшими от действия алкоголя руками. Андрющенко ничего не оставалось, кроме как дотащить обмякшее тело на диван, прикрыть девушку пледом, найденным еще утром, и самой отправиться спать. Силы были на исходе, день был насыщеннее всех последних месяцев вместе взятых. "Разберусь утром, сейчас от нее все равно ничего не добиться", — пронеслось в голове брюнетки. Она оставила стакан воды и таблетки на тумбе рядом с диваном, а сама обессиленно упала на свою кровать, отправляясь в царство Морфея.
— Не могла до дивана сама доползти, пьянь конченая? — носок поношенных белых кроссовок попал куда-то ниже колена. — Почему она должна твою тушу тащить?
— Проверяла физподготовку новоиспеченной хозяйки квартиры, — прошипела Виолетта, что мирно посапывала до этого на диване, проснулась от ноющей боли в ноге. — Можно и поаккуратнее, знаешь же, что не сплю, — надула губы, потирая помятое лицо. — Что-то ты так не волновалась, когда Крис с Мишель меня тащили, — ехидная ухмылка натянулась на татуированном лице.
— Ви, хотя бы ты мозги не еби, надоели, — Кира медленным шагом направилась в сторону спальни. — Спи давай, пока её не разбудила, — бросила, скрываясь в проеме.
Малышенко перевернулась на спину, прожигая взглядом потолок. Да, много лет назад она также лежала здесь, не думая о завтрашнем дне. Жила моментом, наслаждаясь мелочами, бессонными ночами с друзьями и дешевым вином. Момент, которым она жила, привел её к смерти, как иронично. Солёная дорожка неприятно щекотала висок.
22 июня 2004 г.
Душную двухкомнатную квартиру наполняли десятки подростков, только недавно вырвавшихся из под опеки родителей. Яркий свет гирлянд и музыка, что била басами по перепонкам, отвлекали молодых людей от проблем реального мира. Дешевый алкоголь лился реками, пепел сигарет покрывал буквально каждый сантиметр доступного ему пространства, цветные таблетки с приятной горечью растворялись на языках молодежи. Среди этого хаоса была и Ви, она же Виолетта. Еле как окончившая ненавистную школу и колледж, в которых находилась не столько ради бумажки об образовании, сколько ради душевного (и не очень) общения со сверстниками. Её жизнь никогда не крутилась вокруг контрольных и конспектов, скорее вокруг тусовок и друзей. Хотя, друзьями этих людей можно было назвать с натяжкой — прекрасная компания, чтобы напиться в стельку, и отвратительная, чтобы поговорить по душам.
Так Малышенко и сейчас заменяла беседы на тревожащие ее темы паленым алкоголем и таблетками, что уносили куда-то далеко за границы сознания. Становились неважными перепалки с матерью, что каждый день тянули соки из обеих, сорвавшаяся подработка и предстоящее повышение квалификации тату-мастера. Вилка (так её называют только самые "близкие"), уже пару лет занималась тату, оставляя свои рисунки на коже сверстников. Никто не жаловался, но брюнетка чувствовала, что ей есть куда расти. Мать не одобряла творчество дочери, от чего скандалы не утихали ни на день. Очередная зеленая таблетка, запитая заблаговременно припасенным пивом, отправила Ви в мир цветных картинок, заменяющих реальность.
— Малышка, чего одна сидишь? — будто из под толщи воды послышался неизвестный голос, похоже чей-то друг, с которым Малышенко еще не удалось познакомиться. — Такая красота не должна пропадать в одиночестве, — тело упало где-то рядом на старый диван. Виолетта не могла ответить ничего кроме тихого мычания — настолько мышцы всего тела расслабились и девушка потеряла над ними какой-либо контроль. Благо, сознание, хотя и отдаленно, но все же оставалось при ней.
Через пару мгновений девушка пожалела и об этом. Холодные длинные пальцы впились в ее бедро, неумолимо поднимаясь выше, забираясь под границу легких летних шорт. Не почувствовав сопротивления со стороны Виолетты, парень решил, что ему дали зеленый свет. Подхватив обессиленное тело, что даже не могло сопротивляться, отнес в соседнюю комнату, что на удивление пустовала. Грубо бросив девушку на кровать, незнакомец запер дверь. Пути к отступлению нет. Хотя какое отступление, когда даже ногой пошевелить не в силах.
Чужие руки обжигали, мерзкой слизью скользили по молодому телу. Когда из одежды осталось лишь белье, из глаз скатилась соленая дорожка, что холодила татуированную кожу. Она была грязной. Её трогали там, куда она не подпускала никого до этого. Грубые пальцы уже стянули остатки одежды, жестко сжимали грудь. Удовольствия, о котором пели оды её "подруги" не было. Был лишь стыд, накрывающий с головой, и омерзение от себя и парня напротив. Ви сорвалась в немом крике, когда пальцы бесцеремонно проникли в нее практически насухую, доставляя новые порции боли, что была уже не такой далекой - таблетки постепенно прекращали действия, возвращая в мерзкую реальность. Он двигался быстро и грубо, не обращая внимания на мольбы о прекращении в глазах девушки. Ему было плевать. Когда организм, в попытке защититься от боли, начал обильно выделять естественную смазку, случилось то, чего она боялась больше всего. Твердая плоть вошла в нее также бесцеремонно, как и пальцы ранее. Вбивая девушку в скрипучую кровать, парень оставлял оставлял на нежной коже отметины, наливавшиеся кровью, что распускались багровыми цветами на шее, ключицах, груди. Когда это все кончится?
Внутри почувствовалось вязкое тепло. Комната опустела, оставляя Малышенко наедине с разрывающими на кусочки мыслями. Она разбита. Её больше нет. Есть лишь сгусток стыда в форме человека. Слез больше не было, глаза болели, а руки тряслись. Тихо, будто на автомате, Виолетта натянула на себя одежду и выскользнула из квартиры, что была для нее теперь личным адом. Тяжелыми шагами по ночному городу девушка добралась до родной квартиры на 6 этаже, что встретила ее холодом. Мать снова не дома, как обычно. На телефон не отвечала, сбрасывая звонки дочери, что невероятно нуждалась в поддержке сейчас. Слезы потекли неудержимыми потоками, сметая все надежды на помощь. Ви поплелась в ванную, чтобы смыть с себя грязь и позор, но в зеркале её встретило отражение, что каждым сантиметром напоминало об ужасном вечере. Пятна на коже начали приобретать фиолетовые оттенки, будто девушку избивали. Не прошло и мгновения, как кулак с грохотом врезался в стекло, разбивая его на сотни осколков. Крик боли: физической и моральной.
— Ты не справилась, маинький. Так зачем это продолжать? — большой осколок вонзился в тонкие запястья, разрывая кожу, что покрывалась ручьями темной жидкости. Силы покидали легкое тело, что лежало в луже собственной крови. Мать придет домой лишь через пару часов, когда бездыханное тело Малышенко младшей уже охладеет окончательно. Её не спасли, не помогли, не поддержали. Снова.
17 января 1986 г. - 22 июня 2004 г. (18 лет)
Из жизни ты ушла мгновенно, а боль осталась навсегда
