Преследуя Дашу

Я не жалею об этом. Не больше, чем когда я засунула в нее пистолет и заставила ее кончить.

И я знаю, насколько это хуево — брать что-то без согласия. Я знаю, что это то, против чего я борюсь каждый день.

Она еще не дала мне его, но даст. Я знаю свою маленькую мышку лучше, чем она сама. Она слишком много отрицает, чтобы понять, как ее тянет ко мне. Если бы это было не так, она бы не подстрекала, не добивалась, чтобы ей укусили клитор, прекрасно зная, что я остаюсь верна своему слову.

Если бы она действительно не была заинтригована, она бы не написала мне ответ.

Ее действия говорят на совершенно другом языке, чем ее слова. Язык, наполненный желанием и просьбами — она просто еще не научилась его переводить.

Это не делает ее правильной и не оправдывает ее. Но я не могу заставить себя пожалеть о том, что попробовала что-то такое чертовски сладкое, такое чертовски совершенное. Даже если она не хотела этого. Потому что так оно и было.

Она знала, что я выполню свою угрозу, если она снова скажет мне отвалить, и все равно продолжала это делать. И это говорит мне о том, что моя маленькая мышка не может контролировать то, что она действительно чувствует. Это значит, что чтобы она ни чувствовала, это чертовски увлекательно.

Поначалу она боролась со мной так сильно, что ее гнев и ярость только превращали мою кровь в расплавленную лаву. Чем сильнее она боролась со мной, тем сильнее моя вагина сопротивлялась ограничениям моих джинсов.

Когда она кончала мне на лицо, она не стеснялась. Но как только оргазм вытек из ее тела и поцелуй больше не поглощал нас, она не чувствовала ничего, кроме стыда.

Это займет время, напоминаю я себе.

Я похрустела шеей, выпуская дрожащий вздох.

Я сижу в своем Мустанге, моя вагина все еще болезненно прижата к молнии. В тот момент, когда я решаю сказать, что к черту все — дрочить в машине — это наименьший из моих грехов, и это был бы не первый гребаный раз — мой телефон пикает на консоли рядом со мной.

Я сжимаю руку в кулак, мои мышцы напрягаются, когда я борюсь с непреодолимым желанием выбросить его в гребаное окно.

Кажется, у меня не было таких синих яиц со времен средней школы, когда Сара Фортон подрочила мне в раздевалке. Это был первый раз, когда девушка коснулась моей вагины, и я даже не успела кончить, потому что тренер вошел прежде, чем я успела выпустить свой заряд на ее красивые сиськи.

Я схватила телефон и поднесла его к уху, даже не взглянув.

— Да? — Я огрызаюсь, мое разочарование закипает до опасного уровня.

— Не переспала сегодня? — Джей кричит в трубку, в его голосе слышится насмешливое веселье.

Я снова разминаю шею, рыча, когда мышцы не разжимаются и не приносят мне облегчения.

— Джей, — рычу я.

Я отказываюсь прикасаться к своей вагине во время телефонного разговора с ним. Как бы мне ни нужно было ослабить давление, голос Джея заставил бы меня чувствовать себя больной.

— «Афера Сатаны» приезжает в город, — начинает он. Я открываю рот, готовясь спросить, какого хрена это имеет для меня значение. — И я получила подтверждение, что есть билеты с именами четырех маленьких птичек, — продолжает он. Я захлопываю рот.
— Зачем им туда идти? — спрашиваю я, совершенно не понимая, зачем четырем взрослым мужчинам идти на ярмарку с привидениями.

— Лучшие девушки на подбор, моя подруга. И теперь там есть билет с твоим именем.

Я вздохнула.

— Когда?

— Через три недели. Достаточно времени, чтобы несколько раз сходить в клубы и начать показывать свою симпатичную мордашку.

Вздохнув еще раз, я беру пачку сигарет с консоли, подношу ее ко рту и вытаскиваю сигарету зубами.

Я беру зажигалку и щелкаю пламенем, глубоко вдыхая, когда вишня вспыхивает красным.

— Ты куришь, да? — говорит Джей. Я безропотно подтверждаю, опускаю окно и выдыхаю дым.

Яростная пульсация прошла, но моя вагина все еще болит.

— Ты сказала, что собираешься бросить, — хнычет он. — Ты знаешь, сколько химикатов в этом? Согласно…

— Джей, — огрызаюсь я, обрывая его на полуслове. Если я позволю ему продолжать, он будет перечислять ингредиенты в сигарете, как он перечисляет все компоненты в периодической таблице.

Никто. Блядь. Не заботится.

Он вздыхает, как рассерженный подросток во время месячных.

— Неважно, — бормочет он.

— Сообщи мне, если появится что-нибудь еще, — говорю я, прежде чем отключить телефон.

Я втягиваю еще одну порцию дыма и переключаюсь на ноутбук.

Внутри моего Мустанга все заставлено гаджетами. Ноутбук стоит на платформе, механическая рука прикреплена к приборной панели, чтобы я могла толкать и тянуть его к себе для удобства. Приборные камеры, система оповещения для правоохранительных органов и прочее незаконное дерьмо украшают интерьер моей машины.

Я подтягиваю ноутбук к себе и включаю его. Яркий экран бьет по моим чувствительным глазам. Прищурившись от света, я открываю свои программы и приступаю к работе.

Из чистого любопытства я хочу узнать, кто посетит эту ярмарку с привидениями.

Она проходит в городе каждый год, но я ни разу не удосужиласьна нее сходить. Дома с привидениями меня не пугают. Не тогда, когда я вижу настоящий ужас каждый день.

Пара выдуманных монстров не может напугать меня больше, чем настоящие монстры, загрязняющие этот мир.

Людям не нужно украшать себя кровавым гримом и искусственной кровью, чтобы быть страшными. Именно внутренняя часть нас — тьма, скрывающаяся под поверхностью — вот что действительно чертовски страшно.

Вот что заставляет людей совершать чудовищные преступления каждый божий день. Именно это заставляет невинных маленьких детей умирать ужасной смертью без всякой, блять, причины.

Внутренности нас — вот что поддерживает мою жизнь. Это единственная цель моей жизни, и без нее я была бы никем.

Я пролистываю список имен и замираю, когда вижу одно конкретное, от которого у меня замирает сердце.

Дарья Добренко.

Я улыбаюсь. Раньше это была моя единственная причина жить. Но теперь… теперь я открыла для себя новый смысл жизни.

Я: Я все еще чувствую твой вкус, маленькая мышка.

Я отступила всего на два дня, прежде чем больше не смогла сопротивляться.

Я била свою вагину, как будто это был противник в боксерском матче, и я так чертовски устала от ощущения собственной руки.

Нет никаких ожиданий, что она ответит сегодня. Я уверена, что она все еще уютно устроилась в том уголке своей головы, где она ненавидит себя и убеждена, что никогда больше не уделит мне время.

Но этот уголок — фарс, и мы оба это знаем. Ощущение моего пистолета внутри нее пугало ее. Но ощущение моего языка на ее киске и то, как сильно она кончила, будет преследовать ее.

Она немного поплачет об этом, но вскоре снова поддастся искушению.

Даша: Ты знаешь, что преследователь убил мою прабабушку?

Мои брови вскидываются к линии волос при виде ее сообщения.

Я не только не ожидала такого, но и то, что она ответила реальными словами, а не пустыми угрозами. Ее слова не всегда имеют такой вес, как мои.

Я: У тебя есть доказательства этого?

Судя по нескольким записям в дневнике, которые я прочитала, у нее и ее преследователя были страстные отношения. Кроме того, он был связан с плохими людьми, судя по записи о том, что он приходил к ней с неизвестными травмами. Не похоже, чтобы он проявлял признаки агрессии или одержимости насилием. Но кто действительно знает?

Возможно, прабабушка Даши просто видела то, что хотела видеть, и он действительно убил ее.

А может быть, ее муж застал ее за интрижкой и впал в ярость.

Оба варианта одинаково вероятны, так же как и то, что любое дерьмо, в которое впутался ее преследователь, могло укусить его за задницу. И они укусили — как раз там, где ему было больнее всего.

Его одержимость.

После того, как я пролистала дневник, мне стало любопытно, и я углубилсэась в историю ее прабабушки. Тяга к повторению истории была слишком интригующей.

Место преступления было затоптано, а детективы, занимавшиеся этим делом, были полными имбецилами.

Даша: Пока нет. Но я собираюсь найти их. И я окажусь права. Все преследователи — просто гребаные психопаты.

Я поджимаю губы, ухмылка грозит перейти в улыбку. Я дам ей поразмыслить над своим ответом несколько минут. Пусть думает, что разозлила меня или обидела. Что бы она ни убедила себя в том, какой будет моя реакция.

Она думает, что уже знает меня, но моя маленькая мышка не может быть дальше от истины.

Я преследую ее, потому что я чертовски зависима. Меня завораживает каждое ее движение, каждое слово, вылетающее из ее красивого розового ротика. И теперь я зависима от ее запаха, вкуса и того, как она говорит, когда боится за свою жизнь — так же сильно, как я зависима от того, как она умоляет о большем.

Это не то, что я могу объяснить. Когда я увидела ее, я, черт возьми, чуть не упала на колени от нужды, и я получу ее.

Но не потому, что я психопатка. Я не собираюсь делать из нее чертову святыню и убеждать себя, что нам суждено быть вместе по воле богов или еще какой-нибудь странной херни, в которую люди верят в наши дни.

Она будет у меня, потому что это первая вещь, которая заставила меня почувствовать что-то хорошее за долгое время, и я стала одержима желанием сохранить это.

В моей жизни не так уж много хороших вещей, и мне все равно, что это делает меня эгоисткой из-за того, что я хочу удержать ее.

Я смогу по-настоящему удержать ее, только если она увидит меня в худшем состоянии.
Я бы предпочла просто покончить с собой, чем обмануть Дашу, заставив ее полюбить меня как хорошего человека, чтобы потом разбить оба наших сердца, когда она поймет, что я вовсе не хороший человек.

Так что, моя одержимость ею просто… такая, какая есть.

Я: Ну, это довольно осуждающе, не находишь? Твоя прабабушка любила своего преследователя, насколько я знаю.

Она будет в ярости, когда увидит, что я рылась в дневниках ее прабабушки.

Улыбаясь, я открываю запись с камеры в ее доме на своем телефоне и листаю, пока не нахожу Дашу, сидящую на кровати и смотрящую на свой телефон. Я была предупреждена, когда она убрала камеру в своей спальне, и мне не составило труда пробраться туда, пока ее не было дома, и установить свою собственную. Хотя я не очень хорошо вижу ее лицо, не нужен телескоп, чтобы понять, что она смотрит в экран.

Она очень забавная, когда злится.

Ее пальцы начинают двигаться со скоростью мили в минуту, и я не могу удержаться от смеха, когда она швыряет телефон на подушку после того, как нажмет кнопку «Отправить».

Мой телефон пикает секундой позже.

Даша: Он обманул ее, точно так же, как ты пытаешься сделать это со мной. А потом он убил ее. Так же, как, я уверена, в конечном итоге попытаешься сделать и ты.

Я закатываю глаза от ее драматизма и нажимаю кнопку вызова.

Она берет трубку, но молчит. Я слышу ее тихое дыхание в трубке, и мне хочется оказаться там, чтобы лизнуть ее пульс. Почувствовать, как он бьется о мой язык.

Мне нравится, что я пугаю ее.

— Ты закончила драматизировать? — спрашиваю я, давая ей услышать веселье в моем голосе.

Она хмыкает, и я представляю, как хмурится ее лицо. Моя вагина пульсирует в джинсах, набухая до боли за считанные секунды.

— Драматично? Ты считаешь, что убийство Джиджи ее преследователем — это драматично? Ты думаешь, что преследование — это то, к чему стоит относиться легкомысленно?

— Ну, конечно, нет, — отвечаю я. — Люди постоянно умирают от сумасшедших преследователей.

Моя честность ошеломила ее молчанием.

— Даша, детка, ты умница, что испугалась. Очень умная. Но почему я хочу, чтобы ты влюбилась во что-то ненастоящее?

Она фыркнула.

— Ты действительно думаешь, что я влюблюсь в тебя?

— Ты действительно собираешься вести себя так, будто это не так? Если бы я подошла к тебе в книжном магазине и пригласила на свидание, я бы обхаживала тебя, очаровывала, показывала фальшивую улыбку и обращалась с тобой, как с королевой, и при этом врала бы тебе в лицо. Ты действительно этого хочешь?

Меня снова встречает тишина. Она не может сказать «нет», и она это знает.

— Почему ты не можешь просто вести себя прилично и не чувствовать необходимости преследовать меня?

— Потому что тогда я не буду верна себе, маленькая мышка. Мне нравится, что я пугаю тебя. Мне нравится, что ты пытаешься убежать от меня. Ты отталкиваешь меня и тут же притягиваешь, это игра в кошки-мышки. Мне это чертовски нравится. И я думаю, что часть тебя тоже любит это.

Она насмехается надо мной.

— Ты чертовски безумна, если думаешь, что мне нравится, когда ты меня пугаешь. Но опять же, я уже знала, что ты такая.

Я улыбаюсь. Не могу вспомнить, когда я в последний раз искренне улыбалась, прежде чем влезла в жизнь этого прекрасного создания.

— Не так ли? Я вижу, как ты пытаешься скрыть, что твоя киска становится мокрой, когда ты напугана. Твои соски становятся такими чертовски твердыми, и ты крепко сжимаешь свои бедра, как будто это уменьшит потребность чувствовать меня внутри тебя.

Она задыхается, тихо вдыхая воздух. Я скрежещу зубами против яростного желания пойти к ней домой и вывести из нее этот шум еще раз.

— Ты сделала это? — спрашивает она внезапно, как будто вопрос вырвался из нее. Ее дыхание участилось. — Ты убила Арча?

Я прикусываю нижнюю губу, на лице появляется улыбка. Я ждала этого вопроса. Удивительно, что ей потребовалось столько времени, чтобы набраться наглости, когда у нее и так ее предостаточно, чтобы ослушаться меня.

— Думаю, ты уже знаешь ответ на этот вопрос, Дарья.

— Знаю. Его семья тоже мертва.

Я не удивлена тому, что она знает. В конце концов, это стало общенациональной новостью. Тела исчезли бесследно, и теперь, когда образовался вакуум власти, началась небольшая война.

— Ты знаешь, к чему это привело, котик?

Я хихикаю над прозвищем. Я скоро исправлю эту ее маленькую дурную привычку.

— Это нажило мне несколько довольно хреновых врагов.

Моя улыбка исчезает. Я следила за друзьями Арча. Но, очевидно, я не следила достаточно пристально.

— Макс? — Думаю, да. Я слышала, что он прокладывает себе путь к вершине.

— Ага, — нахально говорит она, нажимая на кнопку «П».

— Хм, — хмыкаю я, мысленно перебирая все способы, которыми я собираюсь преподать урок Максу и его команде. Я надеялась, что они будут достаточно умны, чтобы оставить Дашу в покое с ее исчезнувшими полицейскими отчетами. Она послушалась и не сообщила в полицию о руках. В ретроспективе у Макса не было причин преследовать Дашу.

Это значит, что он должен был узнать о руках.

— И это все? Это все, что ты можешь сказать? Да? Из-за тебя за мной охотятся довольно опасные люди, понимаешь? Если я умру из-за твоей психопатической ревности…

— Позволь мне остановить тебя на этом, детка. Потому что ты, кажется, забыла, что не так давно у меня был пистолет в твоей киске. Ты думала, что научить тебя вести себя правильно — единственный урок, который я преподам? — Она затихает. — Если ты думаешь, что преступники из низших слоев общества страшнее меня, значит, я недостаточно ясно выразилась, не так ли? В следующий раз, когда ты поставишь их выше меня, я отправлю их головы к твоему порогу.

Я выгибаю шею, вспышка гнева проходит теперь, когда Даша закрыла свой маленький хорошенький ротик. Она начинает учиться, но я надеюсь, что она никогда не перестанет говорить в ответ.

Мне нравится наказывать ее.

— Я даже не знаю, почему я с тобой разговариваю, — наконец заикаясь, произносит она. — Ты больная, ненормальный человек. И я уже написала на тебя еще одно заявление в полицию, придурошная.

Ложь. Последнее заявление на меня она сделала в тот вечер, когда притворилась, что звонит, когда я стоял возле ее дома. Она пыталась меня отпугнуть, но как только я ей об этом сказала, она выполнила свою угрозу. Моя девочка не отступает перед вызовом.
Я вернулась к своей машине с напряженной вагиной и улыбкой на лице. Я тоже не отступаю.

Смех вырывается из моего горла прежде, чем я успеваю его остановить.

— Это смешно?

— Это сексуально. Но мы оба знаем, что это неправда.

Я удаляю их с тех пор, как она начала их делать и прислала парня, чтобы уничтожить все вещественные доказательства. Полицейские вспомнят, что ходили к ней домой, но когда они попытаются провести расследование — если они вообще оторвутся от своих задниц, то есть, им не на что будет опираться. В любом случае, дела о преследовании никогда не рассматриваются всерьез, поэтому так много женщин оказываются убитыми.

Она рычит и бросает трубку, а я не могу сдержать гребаный смех. Особенно когда я поднимаю трубку и вижу, как она топает своими милыми маленькими ножками по дому, бормоча про себя, вероятно, ругая себя за то, что вообще взяла трубку.

Веселье только начинается, маленькая мышка.