Глава 16
Слуги весь день трудились не покладая рук, чтобы привести дом на Оливер-стрит в «подобающий вид»: ведь вся бостонская знать собиралась этим вечером почтить его своим присутствием! Они терли, подметали, скребли – и великолепно справились со своей задачей. Серебряные подсвечники горели так же ярко, как подрагивавшие над ними огоньки, массивная резная мебель из дуба блестела под стать полам и металлической утвари. Все сияло и радовало глаз: пламя, гудевшее в камине, хрустальные бокалы, ожидавшие, пока их наполнят вином, взбитые подушки диванов и кресел. Чон Чонгук спустился по лестнице, торопливо оглядываясь по сторонам. Довольный увиденным, он прошел дальше, в гостиную, где налил себе рюмку бренди. В белой рубашке, черном атласном плаще и черных бриджах он выглядел настоящим красавцем, холодным, надменным и грозным. Щегольски повязанный шейный платок, кружевные манжеты и золотые пуговицы на камзоле выдавали в нем человека богатого и знатного, но могучая фигура, осанка и острый блеск серых глаз предупреждали, что в душе он пока больше пират, чем джентльмен.
Чон Дженни величаво вплыла в гостиную как раз в тот момент, когда он залпом допил бренди. Она остановилась на пороге, разглядывая своего жениха. Легкая улыбка тронула ее губы. Чон Чонгук стал еще привлекательнее, чем десять лет назад. Он всегда был хорош собой, но сейчас от него веяло опасностью и тайной, и это притягивало ее. Упрочившаяся за ним слава покорителя женских сердец лишь подогревала ее интерес. Наблюдая за ним своими фиалковыми глазами, Дженни недоумевала, зачем она в свое время отвергла его. Да, конечно, причина была очевидна: богатство и титул, безраздельно переходившие к его старшему брату Джеймсу, побудили ее расторгнуть помолвку, несмотря на неподдельное влечение к Чонгуку. Но теперь, вспоминая унылое благонравие долговязого, тощего человека, с которым она десять лет пребывала в браке, Дженни испытывала досаду. Ей тогда было восемнадцать, и она стояла перед очень нелегким выбором. Да, это было трудно – отвергнуть черноволосого, мускулистого Чонгука, уже зарекомендовавшего себя отъявленным ловеласом и, без сомнения, влюбленного в нее по уши. Тяжело было принять подобное решение – оставить его ради учтивого зануды Джеймса. Но тогда это казалось ей единственно правильным. Как выяснилось в последующие годы, было действительно приятно в полной мере пользоваться богатством и положением. Очень приятно. А потом все сложилось просто превосходно – сверх всяких ожиданий. Джеймс умер, и ей наконец будет принадлежать Чонгук. Очевидно, она запала ему в душу гораздо в большей степени, чем она могла это себе представить: он все еще желает ее, спустя столько лет, несмотря на то, как она с ним поступила. Дженни преисполнилась самодовольства, а вместе с ним пришло ощущение собственного могущества. Она имеет власть над этим человеком, таким холодным и грозным, от одного взгляда которого едва ли не любая женщина начинает трепетать как осиновый лист. Он любит ее, желает ее, и лишь она одна способна его удовлетворить.
В какой-то тревожный миг ее безмятежное настроение омрачилось мыслью о рыжеволосом создании, которое Чонгук приютил у себя в доме. Лалиса Монобан. Эта девица потрясающе красива – на свой дикий, вызывающий манер. Дженни невольно спрашивала себя: а действительно ли их отношения столь невинны, как это хочет представить Чонгук? Впрочем, особенного беспокойства она не испытывала. Что бы ни произошло между ними, все это в прошлом. Теперь у Чонгука пропадет всякая охота заглядываться на других женщин. Именно ее, Дженни, он желал все эти годы, именно она властвовала над его разумом и сердцем. Увлекла его Лалиса на какое-то время или нет, не имеет значения.
Дженни прошествовала в гостиную, обольстительно улыбаясь.
Чонгук поднял голову. Холодности в его серых глазах не убавилось, когда он окинул ее быстрым, оценивающим взглядом. Да, она была прекрасна. Бирюзовое платье из мягкой, шелестящей тафты безукоризненно сидело на ней, облегая высокую, гибкую фигуру и пышную грудь. Ее золотистые волосы, поблескивавшие при свете камина, плавно струились по белоснежным плечам; ее восхитительные фиалковые глаза, сияние которых всегда так притягивало мужчин, маняще искрились. О, как хорошо он помнил эти глаза, полные обещаний, так никогда и не выполненных! Он напрягся. Если бы Дженни была повнимательнее, то заметила бы суровость в его глазах, но она в этот момент наклонилась вперед и привлекла его к себе.
Чонгук неторопливо целовал ее, наслаждаясь вкусом ее губ. А когда поднял голову и посмотрел на нее, глаза его по-прежнему были холодны.
– Дженни, ты восхитительна, – негромко произнес он. – Восхитительна, как всегда.
– Надеюсь, что это так. – Ее голос ласкал его, словно бархат. – Мое единственное желание – угодить тебе, мой милый Чонгук. Это кажется слишком прекрасным, чтобы быть правдой, – то, что через столько лет мы соединимся.
– Еще бы. – Он улыбнулся. – Могу я предложить тебе бренди или бокал вина?
– Вина, если можно. – Она нахмурилась, услышав, как кто-то сбегает вниз по лестнице. Чимин. Как всегда не вовремя. Ну ничего – скоро они с Чонгуком поженятся и смогут проводить наедине столько времени, сколько им будет угодно. Когда ее брат влетел в гостиную, она натянуто улыбнулась.
– Чонгук, а ты уверен, что мне нельзя представиться этой очаровательной девушке – Лалисе, так, кажется, ее зовут? – проговорил запыхавшийся Чимин. – Знаешь, по-моему, это несправедливо, что ей не позволено участвовать в торжестве!
Чонгук предложил ему бренди. Он смотрел на худощавого молодого человека со своей обычной невозмутимостью, но поведение его несколько переменилось.
– Я не выпускаю Лалису из спальни ради ее же безопасности, Чимин. Последствия могут оказаться самыми плачевными – для всех нас.
Чимин пристально посмотрел на него. Неужели в голосе Чонгука таилась угроза? Нет, быть того не может! Он пожал плечами:
– Конечно, я не стану идти наперекор твоим желаниям, и ты это знаешь. Просто мне жаль ее.
– Прибереги свое сочувствие для другого случая. – Чонгук поддержал кресло, на которое грациозно усаживалась Дженни. – Маленькой фурии ничто не угрожает, пока она меня слушается.
– Мне кажется, – вставила Дженни все тем же вкрадчивым голосом, – что госпожа Монобан во многом сама повинна в своем несчастье. Наверняка она сделала нечто возбудившее подозрение у властей. Чонгук, – проворковала она, глядя на своего жениха широко распахнутыми невинными глазами, – а почему ты так уверен, что она на самом деле не ведьма?
– Дженни! – с раздражением воскликнул Чимин. – Не будь дурой!
Чонгук смерил ее долгим взглядом и спросил:
– И ты действительно веришь в подобную чушь, Дженни?
– А кто поручится, что у дьявола не может быть подручных? Вряд ли власти стали бы тратить столько времени, преследуя людей за колдовство, если бы они не представляли реальной угрозы. Наверняка наше правительство и религиозные лидеры лучше в этом разбираются. Тебе это не приходило в голову, милый Чонгук?
– Я предпочитаю сам решать, что есть добро и правда. И совершенно не нуждаюсь в защите от таких людей, как Лалиса Монобан, – возразил он, и в глазах его появился опасный блеск. Казалось, они заглядывали Дженни прямо в душу. – Ты против ее присутствия в этом доме, любовь моя? Я не могу отделаться от ощущения, что бедная девушка пришлась тебе не по нраву.
Дженни улыбнулась и протянула ему руку. Чонгук взял ее в свою большую, сильную ладонь, не сводя с нее глаз.
– Ну что ты, Чонгук. С чего ты взял! Я ведь только мельком видела это дитя! Но мне хотелось бы надеяться, что, покровительствуя ей, ты не навлечешь на себя неприятности. Я просто не вынесу, если ее обнаружат здесь, а тебя накажут за укрывательство. Боюсь, эти пуритане даже с тобой не станут церемониться, милый Чонгук. Тебя могут упечь в тюрьму или еще хуже – посадить в эти ужасные колодки!
– Ну, это мне не грозит, – заверил он. – Но все равно я глубоко тронут твоей заботой.
Озадаченная проскользнувшей в его голосе иронией, Дженни внимательно посмотрела на Чонгука, стараясь понять, что скрывается за его невозмутимым видом. Впрочем, она не успела толком поразмыслить над этим, потому что в этот момент раздался стук в дверь, возвестивший о прибытии первых гостей. Чонгук поприветствовал их с холодной учтивостью, Дженни же ослепительно улыбалась направо и налево. Только Чимин продолжал бросать тоскливые взгляды в сторону верхнего этажа, так что Чонгук даже был вынужден шепнуть ему на ухо:
– Забудь про нее, мой мальчик. Она не настолько глупа, чтобы сегодня вечером появиться на людях. А кроме того, эта девушка вряд ли тебе подойдет. Уж очень она упряма и вспыльчива. С тебя семь потов сойдет, пока ты узнаешь, что у нее на уме!
После этих слов молодой Пак залился горячим румянцем и бросил свирепый взгляд на хозяина, которого он до сих пор считал отличным парнем. Но Серый Рыцарь лишь рассмеялся и отправился потчевать вином его преосвященство Матера, пастора бостонской Северной церкви. Хотя самого Чонгука Чона куда больше занимали воспоминания об уютной спаленке с покрывалом в бело-голубую полоску, по которой сейчас наверняка металась Лалиса Монобан, словно дикая кошка, угодившая в капкан. Вот и хорошо, мстительно подумал он. Ей это только на пользу. Пока его «невеста» как по нотам разыгрывала роль очаровательной хозяйки, милой, скромной и элегантной, он старался, хотя и без особого успеха, отвлечься от мыслей о томившейся наверху упрямой красавице.
Однако незадолго перед тем, как общество должно было перейти в столовую, нежданный гость безраздельно завладел его вниманием. Выглянув между делом в прихожую, Чонгук отметил, что почти все приглашенные уже прибыли. И тут он вздрогнул от неожиданности, едва не выплеснув на себя бренди. Поставив рюмку на каминную полку, Чонгук вполголоса выругался. Он почувствовал, что мышцы его напрягаются, а ладони сами собой сжимаются в кулаки. Прищурившись, он стремительно пошел вперед, с грозной решимостью надвигаясь на тощего, довольно нелепо одетого мирового судью Намджуна Ким.
Взгляды их встретились, но прежде чем кто-то из них успел заговорить, к Чонгуку сердечно обратился молодой человек:
– Господин Чон? Как поживаете, сэр? Я преподобный Коттон Матер. Мой отец наверняка уже здесь. Я с нетерпением жду знакомства с вашей будущей супругой, достопочтенный сэр, но прежде позвольте попросить вас об одном одолжении. Мой друг, мировой судья Ким из деревни Сейлем, неожиданно прибыл к нам сегодня утром по судебным делам. Он возвращается в Сейлем завтра, а пока я взял на себя смелость пригласить его к вам. Уверен – вы не станете возражать. Услышав, куда я направляюсь, господин Ким сообщил мне, что вы уже знакомы. – Коттон Матер, мужчина лет тридцати, с большим носом-луковицей, глубоко посаженными темными глазами и кустистыми бровями, улыбнулся, глядя в посуровевшее, надменное лицо хозяина. – Он дал мне понять, что между вами произошла небольшая размолвка, которую, я уверен, можно запросто уладить к обоюдному удовольствию. – Он повернулся к Намджуну Ким и положил руку в алой перчатке на узкие плечи мирового судьи. – В конце концов, у двух столь уважаемых людей, как добрый друг и союзник короля и мировой судья одной из лучших деревень этой колонии, не может быть причин для ссоры. Верно, уважаемый Намджун?
Блеклые ледяные глаза Намджуна впились в Чонгука с такой ненавистью, что более робкому человеку тут же стало бы не по себе. Но Серый Рыцарь выдержал его взгляд с холодной невозмутимостью. Наконец Ким резко произнес:
– Господин Чон, я прошу уделить мне несколько минут для разговора с глазу на глаз. Нам необходимо обсудить кое-какие неотложные вопросы.
Чонгук неспешно оглядел стоявшего перед ним человека. И отметил, что у Кима, в отличие от остальных гостей, явившихся на прием, на боку висит шпага. Он был единственным вооруженным человеком в этом доме. Чонгук скользнул взглядом по зеленому бархатному плащу с богатой золотой тесьмой, пышному кружевному воротнику, черным бархатным бриджам и тонким шелковым чулкам. При виде этого пугала, представляющего правосудие в Сейлеме, тлевший в нем гнев разгорелся с новой силой. Ким Намжун избивал Лалису, измывался над ней и даже обвинил ее в колдовстве. Чонгуку ужасно хотелось опустить кулак на его бледную физиономию. Но он обуздал себя, понимая: сейчас не время и не место для драки. Более того, он учтиво кивнул и указал в сторону небольшого, примыкавшего к гостиной кабинета.
– Я буду рад сделать для вас все, что в моих силах, – произнес Чонгук, хотя холодное презрение в голосе придавало его словам совершенно иной смысл. Он отвесил легкий поклон преподобному Матеру. – А вы, сэр, располагайтесь поудобнее. Могу я предложить вам что-нибудь выпить, прежде чем мы с мировым судьей Ким удалимся?
– Я с удовольствием бы выпил что-нибудь освежающее, – с готовностью откликнулся молодой священник. – Но не стану вас задерживать. Я сам о себе позабочусь. Однако, – добавил он, прикоснувшись к рукаву Чонгука, – я настаиваю, чтобы вы, благополучно уладив ваши дела с мировым судьей Ким,
немедленно представили меня вашей невесте. Для меня будет великой честью познакомиться со столь достойной леди.
– Непременно это сделаю.
Чонгук еще раз поклонился и направился в кабинет. За ним последовал долговязый неуклюжий Ким Намжун. Войдя в кабинет, Чонгук зажег свечу, подошел к письменному столу, присел, на его край и скрестил руки на груди.
– Итак, судья? Чем могу быть полезен?
– Чем ты можешь мне быть полезен? Ах ты, бесстыжий негодяй! Просто не верится, что у тебя хватает наглости держаться со мной так развязно! – выпалил Намджун. Он наставил костлявый палец на Чонгука, который наблюдал за ним, приподняв брови. – Позор тебе, Чон Чонгук! Ты избежал ареста в Сейлеме, учинив насилие надо мной, его преподобием и нашим констеблем! Достаточно мне сообщить об этом твоим гостям, и весь Бостон от тебя отвернется! Мало того, ты, без всякого сомнения, окажешься в колодках! Чонгук язвительно ухмыльнулся.
– Давай, Ким, расскажи им, – поддержал он, – а я поделюсь с ними некоторыми занятными эпизодами из твоей жизни. Например, тем фактом, что ты избивал свою кузину и домогался ее. Я уверен: добрый люд Бостона весьма заинтересуется такого рода поступками.
От этого заявления Намджун покачнулся. Его лицо, и без того бледное, теперь стало белым как мел. Он схватился за живот, казалось, его сейчас стошнит.
– Ты... Ты... – произнес он охрипшим, скрипучим голосом, а мгновение спустя, резко подавшись вперед, выкрикнул: – Ты... Ты видел ее! Она тебе рассказала! Где она? Что ты с ней сделал?
– Вот видишь, ты и сам этого не отрицаешь, – молвил Чонгук со своим обычным спокойствием, хотя из последних сил сдерживался, чтобы не свернуть Ким его жилистую шею. Он сделал шаг вперед. – Надо бы мне прикончить тебя прямо здесь, сейчас. Но я пощажу тебя, Ким. Пока пощажу. Конечно, если ты немедленно уберешься из моего дома – раз и навсегда. А если мне еще когда-нибудь попадется на глаза твоя постная рожа, я тебя так отделаю, что родная мать не узнает! Ясно?
Лицо Намджуна побагровело. Он затрясся от ярости.
– Ты... Да как ты смеешь!.. Никто не поверит... Да к тому же все это ложь! Ложь! Я не знаю, что наплела тебе эта ведьма, но наверняка она выдумала какую-то чертовщину! Никто не поверит...
Внезапно в дверь кабинета негромко постучали, и Ким, обернувшись, прервал свою тираду. Чонгук подошел к двери, открыл. На пороге стояла Дженни.
– Чонгук, прости, если я вам помешала, но миссис Хэсон просила передать, что ужин готов. Нельзя больше заставлять гостей ждать. – Она вытянула шею, стараясь через его плечо заглянуть в кабинет. – Как ты думаешь – твои дела надолго тебя задержат?
– Нет. – Чонгук сурово поджал губы. – В сущности, они уже закончены. Нам с мировым судьей Ким больше нечего сказать друг другу. Он не сможет отужинать с нами сегодня, так как ему уже пора уходить. – Он распахнул дверь настежь и обернулся к Намджуну. – Спасибо, что пришли, сэр, – произнес он, растягивая слова. – Желаю вам приятного путешествия в Сейлем. Всего хорошего!
Намджун, все еще трясущийся, выпрямился во весь рост. Он так и не смог вымолвить ни слова. Пройдя мимо Чонгука и Дженни, он, как слепой, пробирался по залитой огнями, многолюдной гостиной, грубо отпихивая локтями тех, кто пытался с ним заговорить. Внезапно, когда он уже дошел до прихожей, что-то разорвало окутывавшую его паутину бессильной ярости. Он вдруг застыл на месте, уставившись выпученными глазами на возникшее перед ним видение. Челюсть его задрожала и отвисла.
– Ты! – произнес он голосом, напоминавшим шорох увядших листьев. – Это ты! – И тут он разразился победным криком.
С тяжело бьющимся сердцем Лалиса выскользнула из спальни и спустилась по лестнице. Она заранее сочинила историю. Она назовется Анной Бекуит, подругой и компаньонкой Чон Дженни. Скажет, что сопровождала ее из Англии, движимая преданностью, а также желанием лицезреть брачную церемонию. И еще что она собирается навестить своих родственников в Виргинии. Замысел был весьма дерзкий, но Лалиса не сомневалась, что сможет его осуществить. Тем более в этом густо напудренном парике, позаимствованном из комнаты Дженни, который полностью скрывал ее золотисто-рыжие локоны. Это был гениальный ход. Она знала: если Чонгук, Дженни или тот молодой человек, с которым она столкнулась утром, не выдадут ее еще до того, как она во всеуслышание расскажет свою историю, то потом они будут вынуждены ей подыграть. Они просто побоятся скандала, который возникнет в случае ее разоблачения.
В тот момент, когда она почти уже спустилась, в коридоре показался светловолосый молодой человек. Заметив ее, он тут же устремился вперед. Лалиса увидела его изумленное лицо, и глаза ее вызывающе засверкали. А его взгляд уже окинул ее гибкую, грациозную фигуру, отмечая изящную выпуклость груди под блестящим золотистым платьем, прелестный румянец нежных щек, лучистые глаза и горделивую улыбку. Наряду с изумлением Лалиса прочла на его лице и нечто другое – благоговейный трепет. И ощутила всплеск нелепой радости, возникающей у любой женщины, которой восхищаются. Она сошла с последней ступеньки и протянула руку.
– Добрый вечер, – проворковала Лалиса и тут же, понизив голос, добавила: – Скорее назовите мне ваше имя, сэр!
– Чимин! – тут же ответил он, ошеломленный ее решительным поведением, равно как и самим ее присутствием. – Пак Чимин, брат Дженни. Но что вы здесь делаете, Лалиса?
– Тс-с! Называйте меня Анной – Анной Бекуит! – лихорадочно зашептала она. – Я – подруга и компаньонка вашей сестры. Не забывайте об этом!
Чимин вдруг запрокинул голову и расхохотался. Потом взял ее за руку, и она увидела, что в его голубых глазах заплясали озорные искорки.
– А вы, оказывается, маленькая шалунья? И к тому же красавица, да еще какая! Чонгук просто лопнет от злости!
– Очень на это надеюсь, – мрачно ответила Лалиса, вздернув маленький подбородок. – Иначе я буду сильно разочарована... – И тут она ахнула, умолкнув на полуслове.
Чимин, взглянув на нее, увидел, что ее раскрасневшееся личико вдруг стало серым как пыль, а сама она застыла как вкопанная и глаза ее потемнели. Проследив за ее взглядом, он увидел длинного, тощего
еловека в зеленом бархатном плаще. Человек этот, только что спешивший к двери, замер на месте с разинутым ртом.
– Ты! Это ты! – забормотал он хриплым шепотом и вдруг выкрикнул: – Эта женщина – Лалиса Монобан! Беглая ведьма из деревни Сейлем! – Голос Кима прокатился по дому, словно пушечная канонада. Лалиса отпрянула, кровь застучала у нее в висках.
– Арестуйте ее! Арестуйте! – надрывный крик Намджуна заставил умолкнуть шумное общество, привлекая взоры к прекрасному видению. Воцарилась такая тишина, что, казалось, было слышно, как колышется пламя свечей в канделябрах. Будто все разом затаили дыхание.
Намджун выхватил шпагу из ножен и нацелился в грудь Лалисе.
– Осторожнее – она опасна! Это колдунья, она умеет ускользать от праведников! Ее нужно связать, посадить под замок, обуздать дьявола, что поселился в ней! – Неожиданно замолчав, он медленно стал приближаться к девушке, застывшей возле лестницы, словно изваяние. – На этот раз тебе не уйти, ведьма! На этот раз ты умрешь!
Оглушенная его словами, Лалиса ощутила, как страх пронизывает ее до самых костей. Кузен маячил перед ней, словно призрак самой смерти.
– Нет! – в ужасе закричала девушка.
Пак Чимин быстро встал впереди нее, словно хотел защитить, но мировой судья оттолкнул его в сторону, а гости, что-то изумленно бормоча, зловеще надвигались, обступая «ведьму» со всех сторон.
– Не вмешивайтесь, сэр! – гаркнул Намджун. – Наверняка она уже околдовала вас своими чарами, но это чары зла. Остерегайтесь прелестей ведьмы! – Он вновь нацелил острие шпаги Лалисе в грудь. Красноватый блеск в его глазах пугал ее еще больше, чем стальной клинок.
Смутно замечая теснившую ее толпу, слыша злобное бормотание, молитвы и проклятия, она краем глаза заметила Чон Дженни, которая стояла чуть поодаль с самодовольной, злорадной улыбкой на лице. Но Чонгук? Где же Чонгук?
Внезапно Ким Намжун захихикал. Это был отвратительный, торжествующий звук, так и резавший уши. Она не могла отвести глаз от его злобного, тощего лица.
– Ну, теперь-то ты попалась, ведьма! Теперь ты никуда не денешься! Ты встретишься со своей судьбой на Холме виселиц! И там ты умрешь, как и твоя сообщница по черным делам, Ким Джису.
– Нет! – снова закричала Лалиса.
У нее подкашивались ноги, и все-таки она устремилась вперед, пытаясь спастись бегством. С дюжину мужчин набросились на нее – она почувствовала, как ее грубо схватили. Окруженная со всех сторон, девушка отбивалась, пытаясь вырваться из цепких рук. Ким Намжун наблюдал за ее борьбой с почти благодушной улыбкой.
– Прошу вас! – надрывалась Лалиса. Чужой парик сдвинулся, и ее собственные огненные локоны в беспорядке рассыпались по лицу и плечам. – Пустите меня! Я не сделала ничего плохого!
– Вранье тебе не поможет, ведьма! И мольбы тоже! – Он кивнул мужчинам, державшим ее: – Отведите ее в бостонскую тюрьму. Завтра я заберу ее с собой в Сейлем. – Он горящими глазами смотрел, как упиравшуюся девушку поволокли к двери. Потом взгляд его обратился на толпу потрясенных зевак и застыл, различив среди остальных Чонгука Чона. Глаза его прищурились.
Лалиса тоже обернулась к глазеющей толпе, отчаянно ища взглядом Чонгука. А когда разглядела его, сердце в груди защемило от боли. Он стоял возле Дженни, с мрачным, непроницаемым лицом. Глаза их встретились. Взгляд Лалисы был исполнен немой, душераздирающей мольбы. Чонгук же не выказывал никаких чувств. В какой-то момент ей показалось, будто что-то промелькнуло в его холодных, серых глазах, но он не шелохнулся, не заговорил, и его черты нисколько не смягчились. Он продолжал холодно ее разглядывать. У Лалисы перехватило дыхание, она отрывисто всхлипнула.
– Чонгук! – надрывно выкрикнула она. – П-пожалуйста!
Он по-прежнему хранил молчание. Даже тени жалости не промелькнуло на его лице. Лалиса в последний раз увидела его суровые черты, потом ее грубо выволокли из дома на Оливер-стрит. Слезы бежали по щекам девушки. Страх и отчаяние охватили ее.
У Лалисы было такое чувство, что она барахтается в сетях ночного кошмара, не в силах проснуться. Тепло, безопасность, любовь – все это навеки осталось в безвозвратно ушедшем прошлом. Сердце ее было разбито. Брошенная на произвол судьбы, она брела в холодной, темной ночи, уже не пытаясь сопротивляться. У нее не осталось ни сил, ни воли. Из всех жестоких испытаний, обрушившихся на нее, одно окончательно сломило ее дух. Им стал прощальный взгляд Чонгука Чона, надменного и безучастного к ее страданиям. Его суровые глаза и холодные, чеканные черты навсегда врезались в память Лалисы, убив в ее сердце последнюю надежду и веру.
Ким Намжун дождался, пока захлопнется дверь за Лалисой и ее конвоирами. Потом расправил узкие плечи и, все еще сжимая в руке оружие, двинулся по озаренному свечами дому. Когда он обратился к хозяину, его тонкие губы подергивались в ехидной, торжествующей улыбке.
– Ну что же, господин Чон, – изрек Ким Намжун, в то время как все взоры в комнате были прикованы к Серому Рыцарю, – добрым людям Бостона не терпится узнать, как случилось, что ведьму, обвиненную в колдовстве, сегодня вечером обнаружили в вашем доме. Вероятно, – выпалил он, и его блеклые, ледяные глаза полыхнули ненавистью, – вы соблаговолите им объяснить!
***
не забудьте поставить ⭐ и подписаться