Глава 11
Очнулась Лалиса тоже в темноте. Тело ее безотчетно стремилось вновь обрести бесчувствие сна, но мысли возвращались и терзали ее, словно цепкие, безжалостные пальцы, пока она не застонала. Этот едва уловимый звук тут же услышала опрятная маленькая женщина, сидевшая в углу со штопкой, - ее проворные пальцы ловко орудовали иглой при свете очага. Женщина бросила рукоделие и поспешила к кровати, всматриваясь в осунувшееся, измученное лицо девушки. Ну вот она и пришла в чувство. Замечательно.
Лалиса медленно открыла глаза. Она глядела на склонившееся над ней добродушное лицо и не узнавала его. Прежде чем она успела что-то сказать, на губах старушки появилась довольная улыбка.
- Вот и славно, детка. Теперь совсем другое дело. Только ничего не говорите и, ради Бога, не пытайтесь сесть. Я сейчас принесу вам бульон и кусочек хлеба. Мы вас быстро поставим на ноги.
Лалиса услышала, как негромко щелкнула притворенная дверь и уже в следующее мгновение, как ей показалось, со скрипом открылась вновь. Старушка подошла к ней с серебряным подносом. Аппетитный аромат горячего бульона защекотал ноздри, и внезапно боль и усталость уступили место волчьему аппетиту, такому, что ей хотелось выхватить дымящуюся чашку из рук женщины и осушить одним глотком. Но у Лалисы даже не хватило сил оторвать голову от мягкой подушки. Женщина, поставив поднос на стол у изголовья кровати, слегка приподняла подушки, так чтобы она могла полусидеть в постели. А потом медленно, осторожно, начала поить Лалису.
Это было восхитительно. Наваристый мясной бульон тек по горлу, согревая пустой желудок. Женщина молча протягивала ей кусочки хлеба, смоченные в бульоне, Лалиса жадно их проглатывала, и глаза ее пощипывало от слез - таким блаженством стала для нее эта бесхитростная трапеза. Съев все, до последней крошки, до последней капли, она протяжно вздохнула и, повернув голову, слабо улыбнулась своей благодетельнице:
- С-спасибо.
- Молчите, детка, не надо меня благодарить. Ухаживать за такой хорошенькой крошкой, как вы, одно удовольствие. Хозяин принес вас домой изголодавшуюся, полуживую. Бедняжка! Как представлю, что вам пришлось пережить, меня прямо-таки в дрожь бросает.
- Кто... вы?
- Меня зовут миссис Хэсон. Я экономка. Ну а теперь хватит изводить себя разными мыслями. Попробуйте снова заснуть, а потом...
Кто-то решительно постучал в тяжелую дубовую дверь, и женщина вздрогнула.
- Кто там? - окликнула она.
Вместо ответа дверь распахнулась, и на пороге появился Чонгук Чон. Его могучие руки были скрещены на груди. Взъерошенные черные волосы в беспорядке падали на нахмуренный лоб.
- Но, господин Чон, вы ведь не станете расстраивать бедную детку, ведь она только пришла в себя! Поймите, у нее снова начнется жар. Ей нужно...
- Довольно, миссис Хэсон. - Ледяной тон Чонгука положил конец пререканиям.
Взглянув на его суровое лицо, миссис Хэсон поджала губы и поспешно удалилась из комнаты, прихватив с собой пустой поднос. Чонгук даже не удостоил ее взглядом. Не сводя глаз с Лалисы, он медленно прикрыл дверь и двинулся к ее кровати величавой походкой пантеры.
При виде Чонгука в памяти у девушки всплыло то, что случилось в переулке. Это просто чудо, что он наткнулся на нее здесь, в Бостоне. Лалиса не знала, как развивались события, но одно было ясно: когда она лишилась чувств, Чонгук отбил ее у констеблей и принес сюда, в уютную, тихую комнату с потрескивающим камином. Но почему он так сердится? Почему смотрит так, словно хочет ее задушить?
- Чонгук, почему ты здесь? Как я сюда попала? У меня в голове так все перепуталось. За что ты на меня сердишься?
Его серые глаза грозно сощурились.
- Я думал, что между нами уговор, Лалиса. Ты дала мне обещание.
Что-то в его голосе испугало ее. Лалиса старалась собраться с мыслями. Обещание? Какое обещание? Вспомнив, она подняла на него глаза:
- Д-да, я говорила тебе, что подожду неделю, прежде чем покинуть Сейлем. Но, Чонгук, ты не знаешь...
- Неужели? - Он презрительно скривил губы. - Ты сбежала, не прождав и дня... Ты вообще не собиралась дожидаться моего возвращения, не так ли? - Его руки, опущенные вдоль туловища, сжались в кулаки, костяшки пальцев побелели. - Не так ли, забияка? - повторил он жестко.
Лалиса невольно отпрянула, пораженная свирепостью его лица и голоса.
- Нет, конечно, - слабо прошептала она. - Больше всего на свете мне хотелось тебя увидеть снова.
Он насмешливо хмыкнул:
- Поэтому ты ударилась в бега уже на следующий день, не задумываясь о том, где и как я стану тебя искать, если ты покинешь деревню Сейлем? И как, по-твоему, мы должны были встретиться, любовь моя? По волшебству?
Тут Лалиса, хотя и совершенно обессилевшая, почувствовала приступ гнева. Отбросив со лба золотисто-рыжие локоны, она выпрямилась на кровати и посмотрела на него в упор.
- Если бы ты дал мне возможность объясниться, то понял бы, почему я не могла тебя ждать. Мне пришлось немедленно оставить Сейлем!
- Да, именно так ты предпочла поступить. - Его серые глаза холодно мерцали. - Лишь по чистому совпадению я наткнулся на тебя сегодня, когда тебя сцапали эти констебли. Возможно, - продолжал он неторопливо, безжалостно, - тебе пошло бы на пользу, если бы я позволил тебя увести.
Пунцовые пятна выступили на щеках Лалисы, а глаза ее бешено засверкали.
- Ты просто невыносим! Как... Как ты смеешь так со мной разговаривать?! Я не заслужила твоих упреков, Чонгук! Я была вынуждена покинуть Сейлем - у меня не было другого выхода! И после всего, что мне пришлось пережить...
- Всего, что тебе пришлось пережить! - Чонгук стиснул зубы, чтобы не взорваться, не дать воли своему гневу. Его могучее тело вздрагивало от еле сдерживаемой ярости.
Как объяснить Лалисе, что последние десять часов он дожидался ее пробуждения, снова и снова рисуя в уме страшные испытания, которым она себя подвергла и после которых могла уже не оправиться? Эти часы беспомощного ожидания, на протяжении которых ее организм боролся с истощением и лихорадкой, стали для Чонгука сущим адом, пыткой более мучительной, чем любое из испытаний, выпадавших когда-либо на его долю. Он был потрясен, измотан и как никогда прежде боялся потерять ее.
Когда миссис Хэсон наконец объявила, что Лалиса пришла в себя, чувство облегчения нахлынуло, словно огромная, мощная волна, но к нему почти тотчас же примешалась дикая ярость. Проклятие, эта девчонка чуть не погубила себя! Она, черт бы ее побрал, рвет ему сердце на части! Чонгук не знал, на кого зол сильнее - на нее или на себя.
Теперь, видя ее на кровати, с бледным лицом, матово поблескивающим при свете каминного пламени, такую хрупкую, такую прекрасную - даже с царапинами, кровоподтеками, со спутанными, грязными волосами, - Чонгук испытывал противоречивые чувства. Ему хотелось заключить ее в объятия, осыпать поцелуями и никогда, никогда больше не отпускать - и в то же самое время хотелось ее ударить. Глупая, нетерпеливая девчонка, которая своим безрассудством ставит под угрозу собственную жизнь и сводит его с ума. Как можно быть такой сумасбродной? Негодование его росло, по мере того как он осознавал, насколько легко мог ее потерять, как мало для нее значили его советы или собственные обещания.
Глаза Чонгука все суровели. Чувство облегчения, разумные соображения были сметены слепой яростью, без остатка овладевшей его воспаленным сознанием. Именно ярость, порожденная страхом, болью и безмерной усталостью, заставляла его говорить с ней так жестко.
- Ну а теперь, когда ты пришла в себя после пережитого, можешь убираться к черту! Ты не хочешь меня, не нуждаешься во мне - это очевидно, поскольку приняла решение, которое должно было вычеркнуть меня из твоей жизни. Итак, ты вольна уйти, любовь моя. Нет, обязана уйти. Я не желаю, чтобы ты оставалась в этом доме.
Глаза Лалисы расширились. На какое-то мгновение она потеряла дар речи и оцепенела. Сердце ее разрывалось от боли - слишком ужасно все обернулось, разум отказывался верить, что это явь, а не очередной кошмарный сон. Протянув руки к Чонгуку, она хотела попросить, чтобы он обнял ее, приласкал, но слова замерли на ее устах. Руки опустились. Суровое выражение его лица делало мольбу бессмысленной. Собрав остатки гордости, Лалиса сдержала слезы, грозившие выдать ее страдания. А потом ей на выручку пришел гнев. Он всколыхнулся в ее тоненьком теле, словно жаркое белое пламя, неожиданно придав ей сил.
Оскорбленный крик вырвался из ее горла. Отшвырнув одеяла, дрожащая Лалиса спрыгнула с кровати. Кто-то - она надеялась, что миссис Хэсон, - снял с нее порванное платье и закутал в мягкий бледно-розовый халат, уютно облегавший измученное тело. Она повернулась к Чонгуку Чону.
- Отдайте мою одежду, и я уйду отсюда с огромным удовольствием! - процедила она сквозь зубы. - Я не нуждаюсь в ваших подачках.
Чонгук снял со спинки стула грязные лохмотья - то, что осталось от домотканого платья, - и швырнул ей. Его суровое лицо не выражало ничего, кроме презрения.
- Благодарю вас! А теперь извольте выйти, пока я буду одеваться. - Лалиса почти выкрикнула эти слова, боясь, что из глаз хлынут слезы. Ее бил озноб, с головой творилось что-то странное - она пылала и разламывалась от боли. Не желая, чтобы Чонгук стал свидетелем ее слабости, она постаралась побороть приступ головокружения.
Чонгук какое-то время смотрел на нее пристально, поигрывая желваками на скулах. Потом резко повернулся и направился к двери. Рука его ухватилась за медную ручку, сжав ее с ужасающей силой.
Глухой стук раздался у него за спиной.
Обернувшись, Чонгук увидел Лалису на полу, в куче смятой одежды. Лицо его помертвело. В два прыжка он оказался возле Лалисы, опустился на колени и осторожно приподнял ее голову. Глаза девушки были закрыты, она едва дышала. Страх пронзил Чонгука, во сто крат более сильный, чем прежде.
- Миссис Хэсон! - хрипло вскричал он. - Скорее сюда!
Через несколько секунд примчалась маленькая экономка. Увидев обмякшее тело Лалисы, ее побледневшее лицо, она прикрыла рот ладонью.
- Что вы сделали с бедной крошкой? - строго спросила она, забыв на какой-то момент, кто перед ней, но, заметив страх и раскаяние Чонгука, тут же смягчилась: - Ничего, сэр, не волнуйтесь, мы ее потихоньку выходим. Побольше отдыха, обильная пища - вот что ей сейчас нужно. Сбегайте на кухню, скажите кухарке - пусть заварит слабого чаю и испечет пирожков. А я сама присмотрю за деткой.
И Чонгук Чон, гроза морей, наводивший ужас на самых отъявленных негодяев, бросился из спальни, повинуясь указаниям своей экономки. Он поклялся себе, что все исправит, когда Лалиса очнется. Поцелуями уймет ее боль, согреет ее губы своими. Станет молить о прощении и, черт побери, выслушает ее объяснения - какими бы они ни были.
Прошло много часов, прежде чем Лалиса снова пришла в себя. Всю ночь она металась и стонала. Позволив миссис Хэсон напоить себя чаем или бульоном, она зачтем, давясь от кашля, снова проваливалась в обморочное забытье, и тело ее наливалось тяжестью. Однако к утру, когда солнце осветило уютную комнату, она пробудилась совсем другой, и миссис Хэсон облегченно заметила, что лицо ее подопечной приобрело нормальный цвет. Лалиса даже улыбнулась, когда экономка уселась возле нее с тарелкой жидкой овсяной каши.
- Фу! Миссис... Хэсон, да? Неужели мне придется есть эту гадость?
Маленькая седовласая женщина захихикала.
- Да, детка, она придаст вам сил. Хотя, надо сказать, в это чудесное утро вы и так выглядите куда лучше.
- Это все благодаря вам. - Лалиса коснулась руки маленькой женщины. - Я... помню, как вы сидели здесь, со мной, всю ночь напролет, уговаривали, поили меня. Даже не знаю, как вас благодарить.
- Тихо, детка. Если вы съедите всю кашу, мне этого будет достаточно. - Женщина искоса посмотрела на девушку, и та неохотно проглотила ложку каши.
Лалиса ни словом не обмолвилась о Чонгуке. Помнит ли она, как он вышагивал по комнате до самого рассвета - темный, напряженный силуэт в полумраке? Чонгук безмолвно наблюдал, как Лалиса проглатывает несколько капель бульона, отхлебывает чай, замирал в тревоге, когда она вскрикивала во сне. Миссис Хэсон хотя и сгорала от любопытства, но считала за лучшее не вмешиваться. Пусть сами разбираются. Между ними что-то явно серьезное. И это особенно поразительно, если учесть, что всего через день-два должна приехать невеста хозяина. Что он собирается делать? Миссис Хэсон покачала головой. Она давно уже зареклась пытаться предсказать поступки Серого Рыцаря. По сути дела, он так и не оставил своих пиратских замашек. Ей оставалось лишь надеяться, что Чонгук Чон не обидит милую крошку, еще такую слабую. Миссис Хэсон сразу пришлась по нраву эта хрупкая девушка с огненными волосами, которую хозяин полумертвую принес домой. Она предвидела, что если девушку отмыть и приодеть, та станет просто очаровательной. Подходящая пара для хозяина, который, по ее мнению, был самым красивым мужчиной на свете.
Лалиса доела кашу и облегченно выдохнула:
- А теперь уберите это, прошу вас! Надеюсь, что на ленч будет что-нибудь повкуснее.
Миндалевидные карие глаза миссис Хэсон оценивающе взглянули на нее.
- Да, пожалуй, к тому времени вы вполне сможете одолеть что-нибудь посущественнее. Ну а сейчас, детка, - она оценивающе склонила голову набок, слегка напоминая воробышка, - хватит ли у вас сил помыться? Мне неловко об этом говорить, но от ваших волос пахнет как от... ладно, не важно, чем от них пахнет. Я протерла ваше лицо влажной тряпочкой, когда снимала с вас эти жуткие лохмотья, но вы были так плохи, что я побоялась обтереть ваше тело водой. Но не кажется ли вам...
- Да! - Лалиса брезгливо поморщилась. - Мне нужно немедленно отмыть волосы от этого проклятого болота, а не то я сойду с ума, - воскликнула она. - Прошу вас, миссис Хэсон! Купание восстановит мои силы скорее, чем что-либо другое.
Немного погодя она уже нежилась в горячей, пенистой воде, намыливая волосы. Это было восхитительно - снова ощутить себя чистой и свежей. Во время купания она смогла рассмотреть прекрасную спальню, которую она занимала. Это была теплая, уютная комната с кленовым ночным столиком и гардеробом, с мраморным камином, горевшим всю ночь, с турецким сине-фиолетово-серым ковром. На кровати с пологом лежало сине-белое полосатое покрывало. Эта простая и в то же время полная очарования обстановка была начисто лишена того сурового аскетизма, который господствовал в доме кузена. Дом скорее походил на добротный английский особняк, нежели на унылые жилища пуритан.
Кому же он принадлежит? Лалиса терялась в догадках. Чонгук говорил ей, что у него есть имение в Виргинии. Но он явно чувствовал себя хозяином в этом, доме - имел в своем распоряжении преданную экономку, волен был принимать в этих покоях любых гостей. Лалиса нахмурилась. Она все утро старательно гнала от себя мысли о Чонгуке. После той ужасной сцены, что разыгралась между ними прошлой ночью, при одном воспоминании о нем у нее все внутри сжималось. Где он теперь? О чем он думает, что чувствует? Волнует ли его хоть чуточку, очнулась она или нет? А может быть, он вот-вот ворвется сюда, чтобы выставить ее за дверь? Слезы вдруг побежали по ее щекам и закапали в воду. Сердито их вытерев, она вылезла из ванны.
Завернувшись в толстое белое полотенце, Лалиса лежала в постели, потягивая горячий чай и стараясь успокоиться. Перед ней возникла новая проблема: что ей надеть? Ее домотканое платье пришло в полную негодность, а никакой другой одежды она, конечно же, с собой не взяла. Но тут на пороге появилась миссис Хэсон с целой охапкой светлых нарядных платьев и нижнего белья.
- Это вам, милая, - объявила она весело и принялась развешивать наряды в гардеробе. - Ну-ка скажите, какое из этих чудных платьев вы хотели бы надеть сегодня утром?
Лалиса напряглась и привстала.
- Чьи это наряды? - спросила она, мгновенно приметив изысканность шелков и муслина, бесконечных кружев и атласных лент. Платья больше походили на изделия модных французских портных, чем на ту одежду, что носили в колониях. Лалиса не видела ничего подобного, с тех пор как покинула Англию. - Откуда все это? - сдавленно спросила она.
Миссис Хэсон, обычно такая бойкая, вдруг замялась и отвела взгляд. Но наконец заговорила, тщательно подбирая и взвешивая каждое слово:
- Хозяин их прислал. Правда прелесть? Ну а теперь скажите, какое вам по душе, и я помогу вам одеться.
Лалиса не могла оторвать глаз от элегантных платьев, которые торопливо развешивала миссис Хэсон. Но на ее первый вопрос экономка так и не ответила. Чьи это наряды? Вывод напрашивался сам собой. Конечно же, они принадлежат хозяйке этого дома - дома, в котором живет Чонгук. То есть жене? Боже правый, его жене?
- Они не нужны мне! - Лалиса так резко поставила чашку на блюдце, что чай расплескался на кленовый столик.
В сильном возбуждении она соскочила с кровати. Взгляд ее упал на роскошный халат из розового шелка, который был на ней прошлой ночью. Лалиса схватила его и швырнула через всю комнату. «Да как он посмел?» - мысленно возмутилась она.
- Детка, детка, не надо так расстраиваться! - Миссис Хэсон быстро положила одежду на кровать и поспешила к Лалисе. - Волнения вам сейчас совсем не на пользу. Вы опять сляжете!
- Нет, не слягу! Я совершенно здорова! Скажите, эта одежда принадлежит жене господина Чона? - Она ждала ответа, затаив дыхание, пытливо вглядываясь в растерянное лицо экономки сверкающими золотисто-зелеными глазами.
- Нет, мисс! Что вы! Хозяин не женат. И никогда не был женат! - Миссис Хэсон покачала головой и вздохнула: - Вообще-то, я уверена, хозяин все сам объяснит...
Но Лалиса ее уже не слышала. Она опустилась на кровать, почувствовав огромное облегчение. Чонгук не женат! Хотя бы в этом он ее не обманул, подумала она с горечью. Но все-таки, кому принадлежат эти великолепные наряды? Она сделала глубокий вдох, стараясь взять себя в руки. Столько всего случилось с тех пор, как они с Чонгуком провели ночь в объятиях друг друга, - а прошло всего каких-то два дня. Та счастливая близость и взаимопонимание исчезли без следа. Прошлой ночью - она слишком хорошо это помнила - Чонгук был в бешенстве и велел ей уйти. Может быть, она не нужна ему больше? Возможно, здесь, в Бостоне, у него есть кто-то еще, какая-то другая женщина. У нее заныло сердце. Лалиса потерла лоб дрожащими пальцами и на какой-то миг закрыла глаза. Взволнованный голос миссис Хэсон прервал ее размышления.
- Нет-нет, миссис Хэсон, я чувствую себя... прекрасно. - Теперь Лалиса говорила спокойно, и собственные слова гулко отдавались в ее ушах. - А где... где мистер Чон?
- Он отправился по делам, мисс.
И опять в ее голосе появились какие-то необычные нотки. Так же она отвечала, когда Лалиса спросила о платьях. И что из этого следует? Чонгук уехал по каким-то таинственным делам - это для него важнее, чем знать, пришла ли она в себя. Вне всякого сомнения, он не думал о ней с тех пор, как приказал покинуть его дом. Разве что спрашивал себя, как скоро она сможет выполнить его требование. Ну что ж, она больше не доставит ему хлопот.
Лалиса уныло глянула на переливающийся шелк платьев, развешанных в гардеробе.
- Пожалуй, я надену вот это, - проговорила она вяло, показывая на муслин цвета морской волны, украшенный серебристыми лентами.
Когда она протянула руку за платьем, миссис Хэсон заулыбалась.
- Скажите, миссис Хэсон, а вы не знаете, как найти кузнеца Нам Йондон? Его... Его сестра, Сувон, в Англии служила у меня экономкой, и я хотела бы ее навестить.
Лалиса старалась придать голосу беспечность. В висках у нее стучало, она старалась не поднимать глаз, чтобы сердобольная женщина не заметила страдания на ее лице.
- Мне очень жаль, детка, - удрученно проговорила миссис Хэсон, - но я понятия не имею. Я ведь в Бостоне человек пришлый, так же как и вы. А хозяин наверняка знает. Вы потом можете спросить его, если захотите. - Она ласково посмотрела на девушку: - Давайте-ка мы вас причешем. Вам очень пойдет, если собрать волосы сзади атласной лентой - так, чтобы падали на плечи. Тогда ваше хорошенькое личико станет еще прелестнее.
- Делайте что хотите. - Лалиса заморгала, сдерживая слезы.
Она сейчас не могла думать ни о чем другом, кроме постигшего ее горького разочарования. Всему, что было между ней и Чонгуком, пришел конец. Каким-то образом за прошедшие два дня ее мечты обратились в прах. Он не любит ее, он не намерен связать с ней свою жизнь. Она оказалась под его крышей, больная, несчастная, - и как он поступил? Велел ей убираться вон. А потом покинул ее ради какого-то дела, дав понять, что ему совершенно все равно, очнулась она или нет. Раз так, она больше не станет обременять его своим присутствием. Она отправится к Сувон, и Сувон приютит ее, спрячет до тех пор, пока не утихнет охота на ведьм.
Бледная, как кувшинка, она пристально поглядела на миссис Хэсон. Губы ее были сухими, когда она заговорила.
- Я... я сейчас оденусь, миссис Хэсон. Спасибо вам... за помощь.
Экономка удивленно вскинула брови:
- А разве вы, детка, не хотите, чтобы я помогла вам? Я бы с удовольствием этим занялась.
- Нет, благодарю вас. Мне надо немного побыть одной.
Экономка взяла поднос.
- Хорошо, девочка. Но чуть погодя я вернусь, чтобы вас причесать... - пообещала она.
Лалиса лишь улыбнулась - напряженной, вымученной улыбкой. Она знала: к тому времени, когда миссис Хэсон возвратится, ее здесь уже не будет.
***
не забудьте поставить ⭐ и подписаться