Глава 9
Лалиса проснулась с ощущением холода и пустоты. Даже не открыв глаз, она уже знала, что Чонгук ушел, выскользнул отсюда в розовато-серые предрассветные часы, пока она спала. Ее рука выпросталась из-под одеяла и прикоснулась к тюфяку в том месте, где, рядом с ее головой, только что покоилась его голова. «Чонгук, не забывай меня», — молила она и крепко сжимала пальцы, словно тем самым могла удержать человека, которому в эту ночь отдала свою любовь. Уныние охватило ее, придавив своей тяжестью. Чонгук ушел.
Ей потребовались огромные усилия, чтобы встать с тюфяка. День не сулил ничего, кроме изнурительного труда и угрюмого ворчания кузена Наджуна. Еще только одна неделя, напомнила она себе, делая глубокий, решительный вдох. А потом она сможет начать совершенно новую жизнь...
И все-таки она не была готова к длинному, серому дню и к вялости, охватившей ее. К полудню апатия сменилась беспокойством, и ей отчаянно захотелось увидеть Джису, поделиться с ней своими чувствами и получить ободрение. Джису тоже была влюблена и находилась в разлуке со своим суженым.
Кузен Наджун в этот день собирался в деревню по какому-то делу, и Лалиса, в основном закончив домашнюю работу, ушла, уверенная, что вернется до ужина. Оставив котел с супом томиться на медленном огне, она с нетерпением отправилась на поиски Джису.
Стоял теплый облачный день, слабый ветерок колыхал деревья. Воздух казался маслянистым, как подливка. Впервые Лалиса была благодарна своему строгому чепцу, под который убрала густые волосы. Ее синее домотканое платье прилипало к телу, когда она быстро шла по зеленым травам лугов. Мысли сбивались, путались, и красивое лицо Чонгука то и дело всплывало у нее в памяти, причиняя страдания.
Как это возможно, недоумевала она, полюбить человека, с которым знакома столь короткое время? Человека, о котором почти ничего не знаешь? И все-таки она полюбила его. Ей отчаянно, до боли хотелось быть с ним; сердце переполняла странная щемящая, пугающая своей силой тоска.
Она добралась до дома Паков в каком-то лихорадочном полузабытьи и, постучав в дверь, обрадовалась: дверь открыла сама Джису. Подруга глядела на нее с изумлением.
— Лалиса, что ты здесь делаешь?
— Мне нужно поговорить с тобой. Дома кто-нибудь есть?
— Госпожа Пак скоро вернется из деревни, но мы можем побеседовать несколько минут. Заходи.
Лалиса вошла. Кухня у Паков была такой же просторной, как в доме Ким, и там оказалось так же жарко. На огне стоял здоровенный котел с тушеным мясом, которое источало аппетитнейший аромат. На крючках возле очага расположились кастрюли и сковороды; подставка для дров была сделана из меди. На столе, возле окна, выстроился ряд оловянных мисок, блюд и деревянных чаш. В углу помещалось прядильное колесо, а по обе стороны от него — тростниковые стулья. Возле двери находилась приземистая сосновая скамья. Лалиса опустилась на нее и перевела затуманенный взор на подругу.
— Ах, Джису! Я даже не знаю, с чего начать. Это... это Чон Чонгук. Мы... я хочу сказать... я...
— Ты полюбила его? — мягко спросила ее подруга.
— Откуда ты знаешь? — Ужасная мысль поразила Лалису, и, объятая страхом, она пристально посмотрела на Джису. — Джису... тебе что — привиделись мы с Чонгуком... прошлой ночью?
— Нет, нет. — Джису покачала головой и вдруг расхохоталась. — Просто я догадалась, Лалиса. По тому, как ты расспрашивала меня о нем, по тому, как он утащил тебя из деревни после проповеди в четверг. Знаешь, Пак и все остальные были потрясены. Так вот: считай, что это всего лишь догадка. Интуиция. — Она улыбнулась. — Не требуется быть ясновидящей, чтобы заключить: из вас получилась бы отличная пара. — Она вдруг умолкла и, чуть склонив голову набок, пытливо посмотрела на Лалису. — Так что же случилось прошлой ночью между тобой и Чоном? — спросила она.
На губах Лалисы проступила робкая улыбка.
— Мы... мы были вместе, — ответила она, и при этих воспоминаниях ее обдало жаром. — Всю ночь. — Увидев, как изумленная Джису отпрянула, Лалиса с вызовом вскинула подбородок. — Я не стыжусь этого, Джису, — продолжила она, и в глазах ее появился решительный блеск. — Я люблю его. Я никогда ни к кому не испытывала ничего подобного. То, что мы делали прошлой ночью, — прекрасно. Это не распутство, не грех — что бы там ни говорили кузен Наджун и ему подобные. Это было прекрасно.
— И что ты теперь собираешься делать? — поспешно спросила Джису, и Лалиса с благодарностью поняла, что ее лицо не выражает осуждения, — только заботу. — Ты уедешь с ним?
Лалиса медленно покачала головой:
— Чонгук уже уехал. Кузен Наджун пытался арестовать его прошлой ночью. Ему пришлось бежать. — Она закусила губу. — Но он обещал вернуться за мной не позже чем через неделю! И я верю, что он это сделает! — воскликнула она и по тому, как у нее сжалось горло, поняла, что старается убедить себя, так же как и Джису. — Я уверена, что он любит меня. И знаю, что он вернется!
— Надеюсь на это. — Лицо Джису выдавало ее собственную душевную боль.
Лалиса поняла, что подруга думает о Генри, от которого не получала известий уже не один месяц.
— Так же как Генри Марч вернется за тобой! — добавила Лалиса твердо. — Мы обе должны верить.
— Да. — Джису опустила взгляд. — Я стараюсь. Но... я так по нему скучаю! — Она вытерла слезы, внезапно выступившие на глазах.
Лалису пробрала дрожь. Если сама она страдает так сильно спустя всего несколько часов после расставания с Чонгуком, то можно представить, какой одинокой и заброшенной чувствует себя Джису. Лалиса старалась придумать слова утешения, но, прежде чем успела заговорить, их беседу прервал пронзительный голос, раздавшийся из прихожей.
— Джису! Джису! — Резкие возгласы Пак Чжихё прорезали тишину. Она накинулась на них прежде, чем Джису и Лалиса успели сдвинуться с места. — Джису, сейчас же иди сюда и принеси эти свертки из... А!.. Это ты! — Заметив Лалису, сидевшую на скамейке, она сдвинула брови. — Что ты здесь делаешь? — властно спросила хозяйка.
— Я пришла насчет атласного платья, которое вы прислали мне для вышивки на прошлой неделе, — на ходу сочинила Лалиса. Она встала и, не отводя глаз, выдержала холодный взгляд Фрэнсис.
— И что с ним? — недовольно поинтересовалась девица Пак. — Я передала с Джису подробнейшие указания. Неужели их так трудно выполнить? По-моему, они достаточно просты!
— Конечно, — согласилась Лалиса. — Просто я хотела вам кое-что предложить.
— Вот как? — В голубых глазах Чжихёмелькнуло любопытство. — Ну, говори, девушка!
— Я уверена: если пришить маленькие золотые пуговки золотыми нитками, они лучше подчеркнут цвет платья, чем теперешние — оловянные. Если вы пожелаете, я могу купить золотые пуговицы в деревне и пришить их взамен нынешних, до того как верну вам платье.
Чжихёзадумалась. Идея ей явно понравилась. Ее пухлые губы расплылись в ухмылке.
— Да, золотые подойдут больше. И как это мне самой не пришло в голову? Очень хорошо, можешь заменить пуговицы. Но платье мне понадобится к четвергу.
— Хорошо. — Лалиса и Джису украдкой обменялись быстрыми взглядами.
Лалиса повернулась, чтобы уйти.
— Всего доброго вам обеим, — произнесла она бодро. Пак Чжихё не удосужилась ответить. Она в своей обычной манере отдавала распоряжения Джису:
— Живо отнеси свертки в кухню. Поторопись, девушка! Да, кстати, ты не видела ребенка Гершолма? Этот безмозглый сопляк забрел куда-то, и теперь полдеревни его ищет. Вот уже два часа, как заметили, что он пропал.
— А-а-а!
Чжихёот неожиданности умолкла, а Лалиса резко повернулась в дверях: кричала Джису. Она обхватила голову руками, глаза ее были закрыты.
— Джису, что с тобой? — Лалиса подскочила к ней сбоку, испуганно вглядываясь в посеревшее лицо подруги. — Джису, нет, только не сейчас, — шептала она, видя, с каким недоумением Чжихёсмотрит на свою светловолосую служанку. Но Джису, похоже, ее не слышала. Она словно оцепенела, забыв, где она и кто ее окружает. Лалиса умоляюще дотронулась до ее руки. — Джису! Джису, прошу тебя...
Внезапно глаза девушки распахнулись. От сверкавшего в них ужаса у Лалисы мурашки побежали по коже.
— Ребенок! — ахнула Джису, бледная, как сама смерть. — Ребенок Гершолма! Я вижу его в пруду!
Лалиса почувствовала, как румянец сходит с ее щек. Сердце ее подпрыгнуло.
— В пруду? В каком пруду? Скорее, Джису!
У Джису дрожали руки. Она прижала ладонь ко лбу, словно ощущала ужасную боль.
— В Уистлдаунском пруду, у Дальнего луга, — выдавила она. Потом у Джису подкосились ноги, и она опустилась на скамью.
— Присмотрите за ней! — бросила Лалиса через плечо и опрометью понеслась к Дальнему лугу.
Она заметила, как вытянулось лицо Пак Чжихё, и страшилась последствий странного поведения Джису, но сейчас ей некогда было думать об этом. В этот момент только ребенок имел значение — маленький карапуз, внук Гудуйаф Флетчер. Лалиса бежала к Дальнему лугу, моля Бога о том, чтобы не опоздать. Дорога к лугу преграждалась густым лесом, и девушка цеплялась за ветки, продиралась через чащу, но не замедлила своего бега. Лалиса неслась не разбирая дороги, размахивая руками, дыша тяжело и прерывисто. Страшное видение: ребенок, безжизненно покачивающийся в кристальных глубинах, — подстегивало ее, заставляя забыть обо всем прочем. Платье ее рвали кусты ежевики. Лалиса спотыкалась о камни, цеплялась ногами за корни и мчалась дальше. У нее появилось такое чувство, словно ей предстоит бежать вечно. Разгоряченная, выбившаяся из сил, она удерживалась на ногах лишь за счет силы своего отчаяния. Внезапно на глаза ей попались Уилл Гершолм и его старший сын, ведущие поиски в зарослях впереди нее. Собрав последние силы, она выкрикнула:
— Пруд!
Но из груди ее вырвался лишь негромкий хрип. Задыхаясь, она приблизилась к ним и повторила свою попытку.
— Пруд! — наконец прохрипела она, когда коренастый усатый фермер и его долговязый сын повернулись к ней с недоуменным видом. — Он... в пруду... — выдохнула Лалиса и, не дожидаясь ответа, побрела мимо них к воде, которая, как она знала, начиналась совсем рядом, за березовым перелеском.
По топоту ботинок, раздававшемуся у нее за спиной, Лалиса поняла, что Уилл Гершолм с сыном бросились за ней следом. Перегнав ее, они первыми оказались у пруда. В тот момент, когда Лалиса добралась туда, мальчик крикнул: — Сюда, папа!
Все трое в изумлении наблюдали, как крепыш всего двух лет от роду полз через кусты ежевики на дальней стороне Уистлдаунского пруда. Щеки его были вымазаны ежевичным соком. Он радостно улыбался. И тут, у них на глазах, ребенок, засмеявшись, взмахнул ручонкой и плюхнулся в воду. Лалиса вскрикнула.
Уилл Гершолм бросился в пруд прямо в ботинках, одетый и, прошлепав по мелководью, быстро достиг того места, где барахтался малыш. Уилл быстро вытащил мальчика из воды и понес к берегу, прижимая его к груди и бормоча что-то хрипло и сердито.
Лалиса с облегчением всхлипнула. Все закончилось. Ребенок спасен. Она, тяжело дыша, опустилась на влажную траву у самой воды. Девушка смутно осознавала, что Уилл и старший мальчик смотрят на нее, обсуждая что-то, но в голове стучало, а бок мучительно ныл. Закрыв глаза, Лалиса приникла щекой к мягкой траве. Выложившись без остатка во время изнуряющего бега, она совсем обессилела. Внезапно какой-то шум вывел ее из глухого забытья. Сев медленно, неуверенно, словно пьяная, ошеломленная Лалиса обнаружила, что теперь они с Уиллом и его двумя сыновьями уже не одни на берегу пруда. С полдюжины людей стояли среди камышей и первоцвета, рассматривая ее с ужасом и отвращением.
— Ведьма сказала ей. Вот откуда она узнала! — воскликнул Уилл Гершолм, и лицо его, обычно красное, побелело. — Да, вовремя я вытащил своего мальчика из воды. Как есть вовремя!
— А где эта ведьма сейчас? — гаркнул какой-то мужчина из толпы.
Пак Чжихё вышла вперед со скрещенными на груди руками.
— Сидит под замком в нашем сарае, — сообщила она. — Папа продержит ее там, пока Нед съездит в деревню за констеблем и мировым судьей Ким. — Она выразительно посмотрела на Лалису, и ее голубые глаза заблестели. — И эту тоже нужно арестовать. Обе они — прислужницы дьявола, — объявила Фрэнсис.
— Нет! — подала голос Гудуайф Флетчер, бабушка маленького Джона Гершолма. — Лалиса спасла ему жизнь. Она не ведьма. Она — провозвестница милосердия!
Люди нерешительно переглядывались, что-то обсуждая вполголоса. Но стоило Лалисе, пошатываясь, встать на ноги, все умолкли и устремили на нее настороженные, подозрительные взгляды.
Лалиса прошла вперед, к Пак Чжихё.
— Так, значит, вы послали за констеблем, чтобы арестовать Джису? — недоверчиво спросила она. — Как вы могли?
— А чего еще ты от меня ожидала? — набросилась на нее Фрэнсис, скривив и без того малопривлекательную физиономию. — Эта девчонка — ведьма! Дьявол посылает ей видения, она вступила с ним в сговор, прислуживает ему...
— Уилл Гершолм! — Лалиса подошла к коренастому фермеру, с которого после купания в пруду до сих пор стекала вода. Тот смущенно посмотрел на нее. — Неужели вы считаете Ким Джису ведьмой? Она спасла жизнь вашему сыну! Видение, снизошедшее на нее, которому мы с Пак Чжихё стали свидетелями, — это божественный дар, сохранивший жизнь вашему ребенку! Неужели вы этого не понимаете?
Близко посаженные карие глаза Уилла метались туда-сюда, от Лалисы к Фрэнсис. Он нерешительно переминался с ноги на ногу, потирая большие мозолистые ладони.
— Я... я не знаю, — пробормотал он наконец. — Наверное, это решать судье. Я знаю только... что это странно. Очень странно.
— Зло витает сегодня в воздухе! — внезапно объявила Фрэнсис, обхватив себя руками. — Я это чувствую! У меня стынут кости!
Лалиса в гневе повернулась к ней.
— Вы просто злостная подстрекательница, Пак Чжихё! — выкрикнула она. Ее зеленовато-золотистые глаза заискрились от ярости. — Вы толкуете о вещах, в которых ничего не смыслите. И виной тому ваше невежество и глупость! Но я не дам в обиду Джису, она — само добро. В этой девушке не больше зла, чем в цветах, растущих в вашем саду. Вы видите порок там, где его нет! И уже не в первый раз. Пока я дышу, вы не казните Джису на Холме виселиц. Я буду мешать вам на каждом шагу!
— Мешать мне? Значит, ты станешь лгать? Разве с ней не случился обморок, разве она не кричала о том, что ребенок — в Уистлдаунском пруду? И разве ты не убедилась сама, что это правда? Каких же ты еще требуешь доказательств? Все это происки дьявола!
— Нет. Это чудо, благодаря которому спасена человеческая жизнь. — Лалиса говорила очень спокойно, но в ее голосе и манере держаться чувствовалась твердость, которая приковывала внимание слушателей. — Вы видите во всем только темную сторону, Фрэнсис. Вот в чем ваша ошибка.
— А ты защищаешь колдунью. — Чжихёприщурилась. — Пусть решает мировой судья! Пусть правосудие определит, кто из нас говорит правду!
— Да, на суде все выяснится!
— Мировой судья Ким все решит!
— Он мудрый и справедливый!
— Да! Да! Да!
Лалиса похолодела, услышав повторяющиеся как эхо слова. Джису арестуют, станут судить как ведьму! И скорее всего повесят! Нет, это невозможно! В отчаянии Лалиса пробилась сквозь толпу и бросилась в деревню. А за спиной у нее звучал голос Пак Чжихё:
— Видали, как она выгораживает ведьму? Она ее сообщница. Говорю вам, они обе нечестивицы! Прошлой ночью мне в тело словно вонзались иглы — и теперь я знаю почему! Лалиса Монобан, швея, занималась черной магией! Она так же опасна, как та, вторая.
Лалиса не остановилась, не оглянулась назад. Что толку? Тайна Джису раскрыта, и теперь их ждет суд. Пак Чжихё — слишком недалекая и самоуверенная, чтобы прислушаться к разумным доводам, а жители деревни, даже отец спасенного, Уилл Гершолм, охвачены суеверным страхом. Значит, нужно обратиться к кузену Наджуну — теперь судьба Джису в его руках. Следует каким-то образом убедить его, что Джису с ее способностью предвидеть будущее вовсе не орудие дьявола. Она будет объяснять, спорить, умолять, настаивать, пока кузен Наджун не разглядит логику в ее словах! На этот раз обвиняемая получит защиту!
Но, еще не добежав до дому, она поняла безнадежность своего замысла. Наджун Ким верит в колдовство в той же степени, что и самый запуганный житель деревни, если не сильнее. В глубине души Лалиса знала, что, сколько ни проси его поверить в невиновность Джису, он ее не услышит. Сердце ее кузена начисто лишено сострадания. Предчувствие неудачи терзало ее. Нет, ей ни за что не убедить кузена в добродетельности Джису! И все-таки, говорила она себе, горестно всхлипывая, нужно попробовать. Что ей еще остается? Попытка не пытка.
Лалиса ворвалась в деревню растрепанная и запыхавшаяся. И застонала, увидев, как констебль ведет Джису через площадь к тюрьме. Нет! Через несколько мгновений она, дрожа как в лихорадке, уже была возле Джису. Одного взгляда на измученное, белое как мел лицо подруги оказалось достаточно, чтобы душа переполнилась страданием. Лалиса с ужасом заметила толстую веревку, стягивавшую запястья девушки.
— Джису! Не бойся, — начала она, в то время как подруга не сводила с нее огромных испуганных глаз, — я не дам тебя в обиду! Я сумею убедить их в твоей невиновности!
— Лалиса, — голос Джису звучал тихо, едва слышно, — я так боюсь. Я не хочу... умирать.
— Не бывать этому! Я им объясню...
— Эй, посторонись! — Констебль грубо дернул Джису за руку и бросил на Лалису грозный взгляд. — Отойди, девушка. Не мешай вести в тюрьму эту ведьму.
— Она не ведьма.
— Это решит суд.
Его отвисшие щеки напоминали Лалисе мощные челюсти свирепой собаки. Гнев всколыхнулся в ней при мысли, что Джису будет стеречь такое чудовище. Со злорадным удовлетворением она заметила толстую повязку под распахнувшимся плащом. Отличная работа, Чонгук! Твоя рапира разит без промаха. Но радость ее была недолгой: седовласый констебль потащил Джису дальше.
— Ступай своей дорогой! А не то я арестую и тебя — за то, что мешаешь представителю закона!
Джису бросила на Лалису беспомощный, умоляющий взгляд.
— Где мой кузен? — выкрикнула Лалиса.
— Подписав ордер на арест, он поехал домой, — бросил Вининг через плечо. — И тебе, Лалиса Монобан, лучше бы вернуться домой, к своим обязанностям, и не совать свой нос в наши дела!
— Джису! — Лалиса снова поравнялась с констеблем и бледной, дрожащей девушкой. — Я поговорю с кузеном Наджуном. Буду взывать к его здравому смыслу. Ты только не теряй веры... и постарайся не бояться. Я тебя не брошу.
Джису слабо кивнула. Глаза ее оставались остекленевшими, безучастными. Потрясенная всем случившимся, она, казалось, была даже не в силах ответить подруге. А констебль меж тем волок ее, безвольную, спотыкающуюся, по площади. Остановившись, Лалиса наблюдала за ними до тех пор, пока оба не исчезли в сумрачном здании тюрьмы. Она представила Джису в этом ужасном месте, в окружении других несчастных, ожидавших судебного процесса. Лалиса устало потерла виски. День нынче выдался тяжелый. А теперь ей нужно спешить домой, чтобы попытаться убедить кузена Наджуна. Спину и плечи ломило, ноги налились свинцовой тяжестью. Ей хотелось сесть и поплакать. Но вместо этого она свернула с деревенской площади и торопливо направилась к дому Ким.
Она вернулась как раз перед самым ужином. Бесформенные облака клубились на темнеющем небе. С моря наползал туман. Несмотря на влажный и теплый день, ночь предстояла прохладная. Переступая через порог, Лалиса слегка дрожала. Ее беспокоило, есть ли в тюремной камере Джису одеяло.
Когда девушка появилась в гостиной, Ким сидел за письменным столом. Его блеклые глаза пугающе поблескивали в сумраке комнаты.
— Ну вот, — произнес он негромко, — твою подругу арестовали. То, что ты водишь компанию с ведьмами, не делает тебе чести, моя кузина.
— Она вовсе не ведьма, кузен Наджун. Позвольте, я все вам объясню насчет Джису.
— Объяснишь? Что тут объяснять? — Он медленно поднялся из-за стола, и теперь его тощая, костлявая фигура нависала над Лалисой. В бледном свете, под низкими сводами гостиной, он выглядел мрачно, жутко, как сама смерть. — Дьявол посылал этой твари видения. Она способна предсказывать будущее; она наделена сверхъестественной, неземной силой. Что тут еще скажешь?
— Ее сила не дьявольского происхождения. Это дар, который можно использовать в благих целях. Сегодня он позволил спасти жизнь ребенку! Какое же это зло, кузен Наджун? — Лалиса умоляюще протянула к нему руки. — Вы только подумайте, прошу вас. Джису — хорошая, почтительная девушка, в ней есть все то, чего вы постоянно от меня требуете. Она тихая, послушная, усердная в работе. В ней нет ни капли зла. Я уверена: вы и сами это знаете.
В порыве чувств она робко дотронулась до его рукава. От этого прикосновения Наджун подскочил как ужаленный. Когда в нее впились его маленькие, похожие на зеленоватые ледышки глаза, Лалиса содрогнулась.
— Во всех нас заключено зло, Лалиса, — пробормотал он. — В тебе, во мне. Мы должны постоянно ограждать себя от него.
Что-то в его голосе встревожило Лалису. Она нервно затеребила передник.
— Но только не в Джису... — продолжала настаивать она.
Наджун, казалось, забыл про Джису. Медленно, словно в прострации, он протянул руку и коснулся гладкой кожи ее щеки. Лалиса вздрогнула и отстранилась, не в силах скрыть отвращения.
— Я... мне пора заняться ужином, — проронила она, холодея от какого-то нового, отвратительного страха. — П-пожалуйста, поразмыслите о том, что я сказала. Джису... не ведьма. Она добрая, хорошая.
Наджун ничего не ответил. Девушка поспешила прочь, чувствуя на себе его странный взгляд, от которого ее мороз подирал по коже. Невольно оглянувшись, Лалиса увидела, что кузен не сдвинулся с места. Его зловеще горевшие глаза по-прежнему следили за ее изящной фигурой, словно раздевая, изучая каждый изгиб ее тела. Вспыхнув, Лалиса зашла на кухню. Она надеялась, что, когда вернется в гостиную с ужином, необычное настроение кузена уже пройдет. Это сомнамбулическое состояние пугало девушку еще больше, чем его жестокость. Однако, к ее досаде, оказалось, что безумие прочно овладело им. Кузен все так же жадно глазел на нее, пока она подавала еду и разводила огонь, и все это время оставался почти недвижен. Он только быстро облизал языком пересохшие губы, словно ящерица, предвкушающая добычу. Лалиса собрала оловянные миски и блюда и поспешила обратно на кухню, стараясь не обращать внимания на пугающее поведение кузена. Она снова вернулась мыслями к Джису, которую заперли, словно животное, в тесную, сумрачную камеру. Представив это, Лалиса содрогнулась. Она должна убедить кузена Наджуна снять с подруги обвинения!
Некоторое время спустя ужасный звук заставил ее оторваться от работы. Застыв на месте, Лалиса прислушалась. Мурашки побежали у нее по спине, когда она уловила ужасные, полные муки стоны, доносившиеся из гостиной. Осторожно, на цыпочках девушка пробралась в прихожую и тихо подошла к двери гостиной. То, что она увидела, заставило ее вздрогнуть от изумления.
Кузен Наджун сидел за письменным столом, обхватив голову руками. Слезы бежали по его худому лицу и капали с заостренного подбородка. Сгорбленная спина вздрагивала от рыданий. Ужасные, сдавленные звуки вырывались из его горла.
— Момо! Момо! — причитал он, и слова его эхом отдавались в озаренной каминным пламенем комнате. Похоже, он пребывал во власти какого-то кошмара и не соображал, где находится.
Потрясенная, Лалиса пребывала в нерешительности — что ей делать? Внезапно он поднял взгляд и увидел ее. Рыдания стихли. Горестное выражение лица сменилось гневным. Он вскочил, подстегиваемый яростью, и пошатнулся. Затем вскинул руку, указывая на нее.Кэди
— Это ты! Лалиса Монобан! Ведьма! — завопил он. — Хочешь растлить, соблазнить меня! Так же, как она! Момо! В тебя вселился ее дух, порок ее укоренился в твоей душе! — Он рывком обогнул стол, лицо его, искаженное неописуемой скорбью, было искажено до неузнаваемости. Бешено размахивая руками, он кричал: — У тебя ничего не получится, ведьма! Ты не соблазнишь меня! Я праведный человек и не поддамся сатанинским искушениям! Я скорее отправлю тебя на виселицу, чем покорюсь колдовству!
— Нет! Я никогда... Кузен Наджун, будьте благоразумны! — Охваченная паникой, Лалиса привалилась к дверному косяку, ноги ее подкашивались. — Я не ведьма! Я не знаю, кто такая Момо! У меня и в мыслях не было вас соблазнять!
— Ложь. Все ложь. — Его скрипучий голос понизился до шепота. Он потянулся к ней костлявыми руками и схватил за плечи. — Больше ты никого не будешь мучить, Момо. Я добьюсь, чтобы тебя вздернули. Тебя и твою подружку Ким Джису. Ты заплатишь за все. Да свершится правосудие! — Он вдруг притянул ее к себе и прижался мокрым ртом к ее губам.
Лалиса отчаянно вырывалась, с отвращением отворачивала голову, но губы его приникали к ней с животным неистовством. Она брыкалась, молотила его кулаками до тех пор, пока он наконец не поднял голову. Ужас, сквозивший в ее глазах, отражался в глазах кузена.
— Дьявол! — Крик, сорвавшийся с его губ, эхом пронесся под сводами здания. Наджун затрясся. — Ты будешь повешена за свои грехи! — закричал он пронзительно, а потом вдруг отшвырнул от себя Лалису, бросился вон из гостиной и выскочил на улицу, словно за ним по пятам гнались демоны.
Лалиса стояла, все так же привалившись к косяку, оцепеневшая, в полном изнеможении. Словно сквозь туман, она слышала, как его лошадь галопом поскакала в сгущавшиеся сумерки. Лицо ее повлажнело от слез. Она с отвращением стерла с губ следы его поцелуя. Что он собирается предпринять? Ответ был ужасающе очевиден. Животный страх охватил ее.
Надо бежать, поняла Лалиса. Он сейчас выпишет ордер на арест, бросит ее в тюрьму вместе с Джису и другими! Он заявит, что она истязает его при помощи колдовства. Кто же посмеет усомниться в словах мирового судьи? Пак Чжихё наверняка добавит свои обвинения, а ведь вся деревня и так уже смотрит на нее подозрительно. У нее нет никакого шанса на оправдание.
Лалиса отчетливо вспомнила пасмурный, холодный день, когда она впервые появилась в этой Богом проклятой деревне. Она снова услышала монотонные возгласы, доносившиеся из леса, завывания ветра в колышущихся деревьях. Увидела безжизненное тело Пак Розэ, нелепо болтавшееся на виселице. Ей никогда не забыть этого зрелища: темные волосы развеваются вокруг чудовищно перекошенного лица, а плащ полощется в холодном, студеном мареве. Лалиса содрогнулась. Но зато видение подстегнуло ее к действиям.
Она резко повернулась, взлетела на чердак и дрожащими пальцами зажгла единственную свечу. Лалиса слишком дорожила временем, чтобы собирать одежду и еду, — она лишь набросила синий бархатный плащ и сунула в карман кошелек с деньгами, вырученными за шитье. В другой карман отправилась трутница. С бешено колотящимся сердцем девушка ринулась вниз по лестнице. Лалиса была готова к тому, что в любой момент может услышать стук лошадиных копыт, людские крики, и кузен Наджун с другими пуританами начнет расправу над ней. Но пока ночь хранила безмолвие. Девушка забежала на кухню и сунула в карман кусок кукурузной лепешки, с жадностью поглядев на несъеденный ужин. Но о еде было некогда даже думать. Лалиса закуталась в плащ, быстро прошла к передней двери и рывком ее распахнула.
Уже на пороге ее осенила одна мысль, и она бросилась обратно в гостиную, к письменному столу Наджуна. Схватив дрожащими пальцами длинное гусиное перо, она нацарапала записку:
«Кузен Наджун! Я знаю, вы никогда не признаете меня невиновной, и потому оставляю ваш дом, прежде чем вы арестуете меня по ложному обвинению в колдовстве. Не трудитесь меня искать. К тому времени, когда вы прочтете записку, я доберусь до гавани, чтобы навсегда уплыть из этих мест. Надеюсь, вы проявите здравый смысл по отношению к Джису — она невинна, как ангелы на небесах. Прощайте.
Лалиса».
С довольной усмешкой она бросила перо и отвернулась. Вот так. Пусть думают, что она держит путь в гавань. Таким образом она выиграет хоть какое-то время для бегства по лесам. Но прежде чем исчезнуть в темной чаще, ей нужно еще кое-что сделать. Лалиса решительно выскочила за дверь, даже не потрудившись прикрыть ее за собой. Дрожа от волнения и страха, она помчалась в деревню. Вот и настало время ее побега — гораздо раньше, чем она предполагала. Но если она не проявит крайней осторожности и осмотрительности, побег может сорваться. Тогда ее ждут только заточение и смерть.
***
не забудьте поставить ⭐ и подписаться