Пообещяй мне рассвет

Лалиса сидела возле кухонного очага и безучастно глядела на пламя. Если не считать шипения и треска поленьев, в доме Кима царила тишина. Уже рассвело, но Ким Намджун так и не встал с постели. Лалиса сползла по лестнице в положенное время и приготовила завтрак, но кузен до сих пор спал.

Постепенно веки ее сомкнулись. Все тело пульсировало от боли. Длинное, закрытое шерстяное платье скрыло рубцы и кровоподтеки, но Лалиса каждое мгновение чувствовала их! При любом движении она с трудом сдерживала стон. Лишь на ее бледном, лишенном обычной живости лице не осталось отметин от розог. Даже в приступе безумия у кузена Намджуна хватило здравого смысла стегать ее по тем местам, где ссадины не будут видны. Хотя для хозяина и не считалось зазорным проучить домашнюю прислугу, но, появившись на людях с иссеченным лицом, Лалиса привлекла бы к себе излишнее внимание. А Намджун этого не приветствовал. Поэтому, даже когда ярость его достигла высшей точки, он тщательно обходил ее лицо и шею, удовлетворившись тем, что исполосовал все прочие части тела.

К счастью, она лишилась чувств после первых же ударов и, очнувшись лишь на заре, обнаружила, что лежит на верхних ступенях лестницы, в ворохе окровавленного тряпья. В памяти всплыли воспоминания о порке, и она тихонько всхлипнула, обхватив голову руками. Но тут же затаила дыхание, испугавшись, что кузен ее услышит. Едва ли не ползком спустившись по лестнице, она побрела к колодцу промыть раны. Потом каким-то образом сумела взобраться на чердак и переодеться, но после этого силы совершенно покинули ее. И вот теперь Лалиса сидела в кухне, больная, разбитая, настолько обессилевшая, что не могла ни есть ни пить. Она закрыла глаза, чтобы хоть так отгородиться от жестокостей этого мира.

«Я не могу здесь больше оставаться, – думала она. – Ким Намджун– безумец, он убьет меня, если я останусь в доме. Я не могу жить по его правилам. Я должна уйти!» Она открыла глаза, в их зелено-золотистых глубинах светилось безрассудство.

Теперь Лалиса знала, что делать. Она возьмет выручку от шитья за последнюю неделю, приложит к сумме, которую скопила, и покинет этот дом. Затем отправится в Бостон, в дом Сувон. Сувон поможет ей. По крайней мере предоставит еду и кров, до тех пор пока Лалиса не решит, как быть дальше. Скоро она будет далеко от этого мрачного, удушливого места, от фанатичных глаз Ким Намджуна. От волнения сердце ее забилось быстрее, а на белых как мел щеках снова проступил румянец. Нужно только продержаться до конца недели, сохранить терпение и осторожность.

Когда в парадную дверь тихонько постучали, Лалиса вздрогнула и торопливо пошла открывать, морщась при каждом движении. На крыльце стояла Ким Джису, бледная и встревоженная.

– С тобой все в порядке? – поспешно спросила она. Лалиса в ответ приложила палец к губам:А

– Тс-с... Кузен Намджун еще не вставал. Проходи на кухню, Джису, поговорим там.

Они уселись рядышком на сосновую скамью. Джису беспокойно оглядела подругу своими нежными карими глазами.

– Случилось что-то ужасное. Я знаю! – воскликнула она. – Скорее расскажи мне! Это чудовище избило тебя? Тебе очень досталось?

Лалиса посмотрела на нее недоверчиво.

– Откуда... Откуда ты знаешь? – ахнула она, невольно потрогав синяки, скрытые длинными рукавами.

– Так, значит, это правда! – воскликнула потрясенная Джису. – Господин Ким избил тебя до бесчувствия! Я видела все так ясно, что не могла ошибиться, и все-таки надеялась... Я молила Господа о том, чтобы это оказалось ошибкой!

Лалиса задрожала. Теперь, когда было кому довериться, ей стало легче.

– Да, Джису, ты права! Это был какой-то кошмар! Мне даже вспоминать страшно! – И она разрыдалась, дав выход скопившемуся напряжению и боли.

– Тебе нужно бежать отсюда, – воскликнула Джису с пылкостью, необычной для столь мягкой натуры. Она крепко обхватила Лалису за плечи. – Я знаю, ты уже замышляешь побег. Давай я помогу тебе. Я откладывала кое-какие деньги из своего жалованья. Собиралась пустить их на обустройство нового дома, когда мы с Джином поженимся. Но ты должна взять их. Ты должна воспользоваться ими, чтобы убежать как можно дальше от Сейлема!

Лалиса утерла глаза уголком передника, улыбнулась дрожащими губами и покачала головой.

– Ты слишком добра, Джису. Я не могу принять такой подарок.

– Можешь! – яростно прошептала Джису.

– Нет. – Лалиса взяла ее руку и с благодарностью стиснула. – Послушай меня. В этом нет необходимости. У меня достаточно своих денег, чтобы сбежать, или станет достаточно к концу недели. Я все тщательно обдумывала с тех самых пор, как приехала в Сейлем. Я знаю, что делать. – Она помолчала, пристально глядя на Джису. – Но кое-что я бы у тебя все-таки попросила.

– Все что угодно, – с готовностью откликнулась подруга.

– Объяснение. – Лалиса задумчиво глядела на нее. – Я просто в смятении. Как ты узнала о вчерашнем? Узнала прежде, чем мы с тобой увиделись, прежде, чем я успела промолвить хоть слово!

– Да. – Джису закусила губу и опустила взгляд на руки, напряженно сжавшие колени. – Я открою тебе свой секрет, Лалиса. Знаю – тебе можно довериться. Просто... это так странно – что я кому-то сознаюсь. До сих пор я носила все это в себе, потому что понимала: если расскажу кому-нибудь, то меня... меня повесят!

– Повесят? Почему?

Встретившись с ней взглядом, Джису негромко заговорила:

– Я... все вижу. Вижу то, что далеко от меня, вижу будущее. Это называется ясновидение. Говорят, оно дается ведьмам. – Глаза Джису наполнились слезами. – Я не понимаю, как это происходит! Не хочу этого! Это случается само по себе. Всю жизнь я узнавала наперед о некоторых событиях. Это пугало меня и пугает до сих пор. Это все равно что грезить наяву. О, Лалиса, ты себе представить не можешь, как это ужасно – чувствовать себя не такой, как все, постоянно бояться, что кто-нибудь это обнаружит! Я живу в страхе, что госпожа Чжихё все узнает и укажет на меня как на ведьму! Боюсь, рано или поздно это случится.

Лалиса с трудом верила своим ушам. Она смотрела на подругу как зачарованная, с опаской и благоговением.

– Так ты... ты можешь предсказывать будущее, Джису? Но ведь тогда ты, должно быть, способна предвидеть и собственную судьбу – так же как судьбы других людей?

Девушка покачала головой:

– Это не в моей власти. Да, у меня случаются вспышки озарения. Но всегда по поводу других и того, что с ними происходит. Я не вижу ничего из собственного будущего. Оно погружено во мрак. Только на события чужой жизни временами проливается свет, – это как свеча, мерцающая где-то в ночи. Вот так же было и вчера, когда я увидела, что господин Ким с тобой сделал. – Она содрогнулась. – О, Лалиса, я так плакала из-за тебя прошлой ночью!

– Спасибо тебе. – Лалиса вздохнула. – Не беспокойся. Я сохраню твой секрет, чего бы мне это ни стоило. Скорее меня вздернут на Холме виселиц, чем я кому-нибудь проговорюсь.

– Я знаю – тебе можно доверять! – прошептала Джису.

Лалиса погрузилась в раздумье, рассеянно глядя на железные подставки для дров, но не видя их. Она изумлялась этому чуду – странному дару своей подруги, боялась за нее, и страх этот был вполне обоснован. Ведь стоило кому-нибудь в деревне Сейлем прознать про тайну Джису, и ее непременно сочли бы ведьмой. Лалиса надеялась лишь, что не за горами тот день, когда Сокджин вернется за Джису и увезет ее в Филадельфию как свою суженую. Возможно, среди добряков квакеров секрет Джису уже не будет представлять такую опасность для ее жизни.

Лалиса мысленно вернулась к прежним странным словам и поступкам подруги. Теперь всем им находилось простое объяснение. Ей вдруг стало не по себе – пришло на ум предсказание впавшей в транс Джису о том, что она скоро повстречает мужчину, который станет ее любовью. Лалиса почему-то тут же вспомнила о Чон Чонгуке, и щеки ее вспыхнули. Она повернулась к подруге, стараясь держаться спокойно, хотя при воспоминании об их странном знакомстве ею овладело волнение.

– Джису, ты когда-нибудь слышала о человеке по имени Чон Чонгук? – спросила она. – Вчера я повстречалась с ним в лесу, и кузену Намджуну, похоже, известно, кто он такой.

– Чон Чонгук! – Джису вытаращила глаза. – Да в колониях каждый знает Чон Чонгука! Его еще окрестили Серым Рыцарем. Он... кто-то вроде пирата!

Пират! Да, подумала Лалиса невесело, это ему вполне подходит. Несмотря на элегантное платье и аристократические манеры, его легко было представить капитаном какого-нибудь пиратского судна, дерзко промышляющего на морских просторах. В тот момент, когда он навалился на нее и, беспомощную, распластал на траве, взгляд его говорил: он способен на все, абсолютно на все. Лалиса содрогнулась, и все-таки ее зеленые глаза горели от волнения, когда она забрасывала Джису вопросами:

– А почему его так называют? Он действительно пират? А выглядит как джентльмен. Мошенник и повеса, но при всем при том – аристократ!

– Ну еще бы! – хмыкнула Джису. – Младший сын в семье, тесно связанной с королевским двором, получил прекрасное воспитание. Он близкий друг короля Вильгельма и – ходят такие слухи – в свое время спас тому жизнь. Я слышала, что он покинул Англию более десяти лет назад и стал капитаном наемного судна. Предлагал торговым кораблям защиту от пиратов, охранял их, получая за это огромные деньги, и вел жестокие морские сражения с настоящими пиратами. О нем перешептываются так, словно он сам дьявол. Он обладает огромной властью, отчасти из-за того влияния, что оказывает на короля, отчасти благодаря своему собственному богатству и славе... – Она вдруг осеклась и изумленно посмотрела на Лалису. – Так ты говоришь, что встретила его? Он в Сейлеме? Но зачем?

Лалиса постаралась сохранить невозмутимый вид.

– Понятия не имею. Кузена Намджуна, по-моему, тоже разбирает любопытство. Он спросил, не сможет ли помочь мистеру Чону в деле, приведшем того в деревню, но тот не особенно с ним церемонился и уклонился от ответа.

Джису покачала головой:

– Об этом скоро заговорит вся деревня! Серый Рыцарь здесь, в Сейлеме! Возможно, мы узнаем больше в молельном доме во время сегодняшней проповеди.

– Да, возможно. – У Лалисы екнуло сердце при мысли, что Чон Чонгук придет сегодня на проповедь и, возможно, даже будет прохаживаться по площади, среди местных жителей, когда священник объявит перерыв. Встретятся ли они, заговорят ли? И вообще, заметит ли он ее?

Впрочем, она так и не успела толком это обдумать. Лестница заскрипела, девушки вскочили в испуге и тревожно переглянулись, заслышав неспешную тяжелую поступь Кима по деревянным ступеням.

– Мне нужно идти, – прошептала Джису и поспешила в прихожую.

Лалиса, внутренне содрогнувшись, последовала за ней.

– Добрый... Добрый день, господин Ким, – воскликнула Джису неожиданно высоким голосом, когда долговязый судья спустился по лестнице и, нахмурившись, одарил ее своим ледяным взглядом. Она суетливо присела в реверансе. – Я... я зашла сообщить вам и Лалисе, что на Северном лугу состоится постройка амбара для семьи Оке. Я... надеюсь, что вы окажете нам честь своим присутствием, сэр, и Лалиса тоже...

Намджун плотно сжал тонкие губы:

– Занимайся своими делами, девчонка. Я не нуждаюсь в приглашении от служанки Эбена Пака. Мне прекрасно известно о постройке амбара, и я отправлюсь туда, если сочту нужным. Ступай и не задерживайся по дороге. Я уверен – у госпожи Пак найдутся для тебя дела поважнее, чем сплетничать со своими подружками-служанками. Убирайся!

Бросив мимолетный взгляд на Лалису, Джису торопливо выскочила на улицу. Лалиса медленно притворила за ней дверь, потом повернулась к кузену.

Она стояла выпрямив плечи, подняв голову, с напускным спокойствием выдерживая его суровый взгляд, хотя на самом деле страх, пережитый прошлой ночью, вновь захлестнул ее и пульсировал в разбитом теле. Опасаясь, что сегодня кузен снова захочет ее избить, она решила, что на сей раз станет отбиваться всем, что только под руку попадется. Когда Лалиса заговорила, в ее пересохшем горле першило, как от горячего песка.

– Завтрак готов, кузен, – произнесла она, стараясь не вкладывать в свой голос никаких чувств. – Я подам его в гостиную.

– Подожди! Иди сюда, девчонка, – приказал он негромко, и в ее глазах появилась паника.

– Я сказал, иди сюда! – рявкнул он, заметив ее колебания.

Лалиса подошла – медленно, настороженно. Он схватил ее за руку, и девушка ахнула от боли – кузен надавил на синяки, полученные накануне вечером.

– Ты рассказала этой девчонке о своем наказании? Рассказала?

– Нет! – не моргнув глазом соврала Лалиса, понимая, что тем самым спасает Джису и себя. – Она ничего не знает! Конечно же, я ей ничего не сказала. Мне... стыдно.

Он кивнул и отпустил ее руку. В его блеклых глазах появилось довольное выражение.

– Еще бы не стыдно. Грешница! Ты заслужила наказание, и сама это прекрасно знаешь. И все-таки предупреждаю тебя: никому не болтай.

– Да, я понимаю. Мистеру Чон Чонгуку ведь не понравится, что вы пренебрегли его пожеланием, да, кузен Намджун? – огрызнулась она, не в силах скрыть презрения.

– Дерзкая девчонка! – Ким потряс пальцем перед ее лицом. – Здесь мистер Чон Чонгук мне не указ! Я тоже не последний человек, по крайней мере в этой колонии. – Он устремил на нее пронзительный взгляд. – Ты вчера разговаривала с ним, да? Скажи, он говорил о причинах своего приезда в Сейлем?

– Нет.

– Не лги мне! Ты уверена? Он ничего не сказал? Она стойко выдержала его подозрительный взгляд.

– Он только спросил у меня дорогу к «Четырем колоколам». Вряд ли он стал бы болтать со мной о своих личных делах – я бы этому очень удивилась. Сейчас принесу вам завтрак в гостиную, а не то лепешки зачерствеют, а суп остынет.

Торопливо шагая к кухне, Лалиса спиной чувствовала взгляд кузена. Укрывшись от его глаз, она облегченно вздохнула и стала половником наливать суп в оловянную миску. Мысли вихрем проносились у нее в голове. Даже если бы Чон Чонгук поведал ей о причине своего приезда в Сейлем, она все равно ничего не стала бы рассказывать своему дорогому кузену. Ким его присутствие явно не по вкусу. Вот и хорошо! Будем надеяться, что Чон задержится здесь на пару недель и доставит судье массу хлопот. А она к этому времени давно уже сбежит отсюда, и волнения кузена ее нисколько не будут занимать! С этой утешительной мыслью девушка вернулась в гостиную и стала молча прислуживать за завтраком.

Днем Лалиса села в фургон, рядом с Ким Намджуном. Ее восхитительные волосы были скромно убраны под невзрачный белый чепец. Чинно сложенные руки покоились на коленях, поверх черной шерстяной юбки. Плечи она, словно простолюдинка, прикрыла белым льняным платком.

День выдался холодный, облачный, и ветер, порывами налетавший с холмов, обещал дождь. Но даже если бы сейчас хлынул ливень, все равно молельный дом был бы полон деревенского люда. Мало кого ненастная погода удерживала от посещения проповеди в четверг, едва ли не единственного местного развлечения, если не считать случавшихся время от времени построек амбаров и публичных казней. Любой житель деревни с нетерпением ждал собраний в молельном доме и страшно расстраивался, если лишался возможности присутствовать на проповеди, а затем послоняться по площади, приветствуя соседей и обмениваясь новостями.

Даже Лалиса, которая почти ни с кем из здешних не зналась и могла рассчитывать скорее на осуждающие взгляды, чем на радушные приветствия, и та с нетерпением ждала каждого сбора. Это была короткая передышка в ее работе, возможность перекинуться словечком с Джису и Гудуайф Флетчер, просто походить среди людей. Она жила настолько обособленно и скучно, что жадно стремилась к любому развлечению. Сегодня же ее особенно сильно туда тянуло. Если мистер Чон Чонгук и в самом деле явится на проповедь, он произведет настоящий переполох среди пуритан. Лалиса внушала себе, что волнуется лишь по одной причине: ей хочется посмотреть, как отреагируют здесь на появление Серого Рыцаря. Она сама вовсе не хочет его видеть. В конце концов, он лишь обычный мужчина, к тому же накликавший на нее такие беды и страдания. Если им и суждено встретиться, она, возможно, даже откажется с ним разговаривать.

И все-таки, войдя в молельный дом, Лалиса не смогла совладать с искушением и быстро огляделась вокруг. На скамьях, тянувшихся вдоль длинного узкого зала, сидело множество народа. Остальные расположились стоя, у стен. Она так и не заметила в толпе смуглого красивого лица, которое безотчетно искала.

Лалиса едва высидела на нескончаемой проповеди его преподобия Уилкса, который со своей некрашеной деревянной кафедры страстно клеймил мужчин за ношение париков, провозглашая оные «дьявольской выдумкой». Прочих прихожан его слова, похоже, здорово проняли, но Лалису оставили безучастной. Она думала о том, что Чон Чонгук, возможно, был лишь проездом в Сейлеме и что сейчас он уже далеко от диких пустошей Новой Англии. При этой мысли Лалису пронзила острая боль разочарования. Раздосадованная, она попыталась вразумить себя. Ну и что с того, что этот человек, такой высокомерный и своенравный, исчез навсегда? Она ведет себя как дура. Это безумие. И все-таки, продолжая вспоминать его пылкие, настойчивые поцелуи, мускулистые руки, обхватившие ее талию, Лалиса затрепетала от желания снова его увидеть. Придя от этого в смятение, она попыталась сосредоточиться на проповеди, но все то время, что длилась нудная речь его преподобия Уилкса, перед ее мысленным взором вновь и вновь возникал образ высокого незнакомца с черными как смоль волосами и серыми холодными глазами, и думать о чем-то другом она просто не могла.

Наконец проповедь подошла к концу, жители деревни гуськом потянулись на улицу. Кузен Намджун завязал беседу с деревенским начальством и видными общинниками, и Лалиса потихоньку улизнула от него, чтобы побродить по площади. Словно повинуясь какой-то непреодолимой силе, она обратила свой взгляд на постоялый двор «Четыре колокола» со светло-зелеными ставнями и раскачивающейся вывеской. Он располагался как раз напротив молельного дома. В окнах никого не было видно, в дверях – ни души. Она закусила губу и резко отвернулась.

– Ой... – визгливо вскрикнула девица, с которой Лалиса нечаянно столкнулась.

Лалиса поспешно извинилась.

– Рассеянность к добру не приводит, – бросила девица, с укором оглядев ее. – Кто ты такая и куда торопишься – так, что прешь напролом?

Лалиса внимательно посмотрела на говорившую. Она не была знакома с Пак Чжихё, но время от времени видела ее в деревне. Дородная, плотно сбитая девица с густыми мышино-коричневыми волосами, круглым, массивным лицом и очень красными щеками. Самым примечательным в ней были глаза – поразительной голубизны, с короткими темными ресницами. Да, Чжихё была далеко не красавицей. Полные, выпяченные губы и злое выражение лица делали ее еще менее привлекательной. На ней было платье, расшитое Лалисой, – из грубой домотканой материи, с пышной юбкой, подоткнутой так, чтобы приоткрыть темно-серую нижнюю юбку. И юбка, и рукава платья были изящно отделаны серыми и белыми кружевами. Плотно облегающий корсаж подчеркивал полную грудь Чжихё, так же как широкая, округлая юбка – ширину ее бедер. Расставив ноги и подбоченясь, она разглядывала Лалису, и та вскинула подбородок с несколько надменным выражением.

– Меня зовут Лалиса Монобан. А вы, как я догадываюсь, Пак Чжихё.

– Для тебя – госпожа Пак! – воскликнула девица, и ее светлые глаза засверкали. – А ты, значит, служанка мирового судьи Кима, та самая, которая вышивает? Так вот, Лалиса Монобан, руки у тебя ловкие, но сегодня, налетев на меня со всего размаху, ты показала свою неуклюжесть. Впредь смотри по сторонам.

– Я уже извинилась, – произнесла Лалиса холодно и твердо. Чжихё вызывала у нее все большую неприязнь. Рассказы Джису о своей госпоже, вкупе с тем, что эта девица стала в деревне главной обличительницей ведьм, уже давали повод для неприязни, и их случайная встреча только подтвердила вздорность и напыщенность этой якобы благочестивой пуританки. Подобная демонстрация превосходства вывела Лалису из терпения, и она не преминула это показать.

Чжихё поняла это и пришла в ярость. Она оглядела стройную, ладную фигурку Лалисы, безукоризненные черты ее личика, огромные, лучистые золотисто-изумрудные глаза, подметила и великолепные золотисто-рыжие волосы, уложенные в тугие косы под строгим чепцом. Да, завораживающая красота служанки не ускользнула от внимания Чжихё, и румянец на ее толстых щеках стал еще ярче. В этой маленькой деревеньке она привыкла находиться в центре внимания, особенно с тех пор, как снискала себе славу пострадавшей от колдовства. Все девушки считались с ее мнением, и никто не отваживался ей перечить. Чжихё нравилось обладать такой властью, нравилось внимание, оказываемое ей. За последние месяцы люди стали относиться к ней с величайшим почтением, даже со страхом. А эта высокомерная девчонка не выказывала ни того ни другого. Она держалась надменно, как принцесса, и совершенно не реагировала на ее внушения.

Чжихё прищурилась и резко спросила:

– А куда это ты так спешишь? Ответь мне, пожалуйста.

– Это касается только меня, – отрезала Лалиса. – А, Джису, добрый день. Я так рада тебя видеть!

Джису торопливо подошла и остановилась за спиной у своей госпожи. Видимо, она с первого взгляда оценила напряженность ситуации.

– Добрый день, Лалиса, – быстро проговорила она. – Уверена, тебе... тебе понравилась проповедь, и... и вам тоже, госпожа Пак.

– О да! – Лалиса издала короткий смешок, и на ее лице вдруг появилось озорное выражение. – Обращение его преподобия Уилкса очень... вдохновляло. А вам как кажется, госпожа Пак?

– Проповеди его преподобия Уилкса всегда достойны похвалы, – ответила Чжихё сдержанно, с чувством собственного превосходства. – И тебе нужно как следует в них вникать, Лалиса Монобан, особенно когда речь заходит о почтительности и смирении. Для служанки ты ведешь себя слишком дерзко, не проявляя должного уважения к тем, кто выше тебя по положению. То ли дело моя милая Джису – она знает свое место. Джису, – вдруг произнесла она строго, – а ну марш домой! В саду полно работы – за последние три дня ты его совсем запустила. Ступай.

Джису взглянула на нее, но тут же опустила голову, чтобы не выдать своих истинных чувств.

– Слушаюсь, госпожа. – Она бросила выразительный взгляд на Лалису и отвернулась.

– Бегом! – приказала Пак Чжихё и самодовольно ухмыльнулась, когда та подчинилась. Затем снова повернулась к Лалисе. В глазах ее горела злоба. – Джису понимает, что от служанки требуются прежде всего повиновение и почтительность. А тебе еще предстоит этому научиться. По моим наблюдениям, ты даже не знаешь толком, как выказывать уважение.

– Вовсе нет, – ответила Лалиса, разгневанная тем, как Чжихё обращалась с Джису. – Я умею выказывать уважение. Но только тем, кто этого заслуживает.

– Что? – ахнула Чжихё. Никогда еще с ней так не разговаривали. С трудом удержавшись от того, чтобы не влепить пощечину нахальной служанке, она приготовилась ответить ей уничижительной тирадой. Но тут дверь постоялого двора открылась и на пороге появился мужчина – самый красивый и мужественный из всех, когда-либо виденных ею. Чжихё уставилась на него с разинутым ртом, напрочь позабыв о Лалисе Монобан. Высокий черноволосый незнакомец пересек крыльцо. Он выглядел потрясающе – в белой, со сборками рубашке, черном шелковом плаще, черных бриджах, облегавших мускулистые ноги, и в черных же ботфортах. Затейливо повязанный шейный платок, поблескивающая рапира на боку. Чжихё не могла оторвать от него глаз, и Лалиса в недоумении повернула голову – узнать, что же привлекло внимание ее собеседницы.

И сама она тоже чуть не ахнула, завидев его. Краска прилила к ее щекам, и Лалиса тут же отвернулась и стала разглядывать группу матрон-пуританок в темных платьях и шляпах, перешептывающихся немного поодаль. Внезапно она почувствовала на своем плече чью-то сильную руку.

– Вот мы и встретились снова, Лалиса Монобан. – Чон Чонгук насмешливо улыбнулся, повергнув ее в растерянность.

– Добрый... добрый день, – выдавила из себя Лалиса, охваченная нервной дрожью. – Я... не ожидала вас еще раз увидеть.

– Неужели? – спросил он, и в его суровых серых глазах вспыхнули озорные искорки. – В таком случае вы заблуждались, Лалиса. Очень заблуждались.

Глядя на него, Лалиса почувствовала непреодолимую силу, влекущую их друг к другу, и стала отчаянно ей сопротивляться.

– Кажется... вы не знакомы с госпожой Пак Чжихё, – продолжила она, стараясь говорить спокойно и не терять самообладания. – Позвольте представить вам мистера Чон Чонгука из...

– Из Виргинии. Очень приятно, госпожа Пак. – Чон вежливо улыбнулся, изобразив поклон. И тут же снова перевел взгляд на Лалису.

– О, мистер Чон, так это вы – Серый Рыцарь! – Голубые глаза Чжихё широко раскрылись. – Какая честь для нашей деревни, что ее посетил джентльмен с вашей славой и с вашими манерами. А что привело вас в Сейлем?

– Личные дела, госпожа Пак, – отрезал он с видом, долженствующим положить конец дальнейшим расспросам, и, прежде чем Чжихё успела что-либо ответить, плавно продолжил: – Прошу прощения, госпожа Пак, но мне хотелось бы обсудить с госпожой Монобан одно дело. Вы нас извините? Благодарю вас.

Несмотря на учтивую форму, в словах Чон Чонгука чувствовалась решительность. К величайшей досаде Чжихё, он решительно взял Лалису под локоть и повел ее по запыленной площади.

Чжихё с обидой смотрела им вслед. Выходит, Серый Рыцарь предпочел ей служанку? Какое безобразие! Не иначе как Лалиса Монобан его околдовала. Холодные, светлые глаза Чжихё заискрились, как сосульки. Ну ничего, мы еще разберемся с этой Лалисой Монобан, решила она, направляясь к стайке деревенских девиц, ее преданных подруг. Да-да, разберемся.

Чон Чонгук насмешливо улыбался идущей рядом с ним хрупкой девушке. Да, сегодня она такая же красавица, какой ему запомнилась. Правда, чуть бледнее, с некоторой скованностью в движениях, но не менее хорошенькая, чем в воспоминаниях, не дававших ему покоя накануне вечером, в часы отдыха.

– Спасибо, что составили мне компанию в прогулке по этой прелестной маленькой деревеньке, – заметил он. – С тех пор как закончилось мое заточение в корабельном трюме, я еще не попадал в столь веселое, оживленное место.

Лалиса рассмеялась, глаза ее заблестели.

– Не ровен час, деревенские услышат ваши насмешки, – предупредила она. – Сидеть вам тогда в колодках – хоть вы и Серый Рыцарь! Община эта – очень замкнутая, отгородившаяся от всего мира. Вряд ли ирония чужака придется им по душе.

– Я уже трепещу от страха. – Чон вдруг резко остановился и, повернувшись к ней, нахмурился. – Вы не созданы для этих мест, Лалиса. Вы здесь как белая ворона. Как драгоценный камень среди булыжников. Почему вы не уедете?

– Возможно, когда-нибудь я так и поступлю. – У Лалисы возникло непреодолимое искушение посвятить этого странного человека в свои планы, но она совладала со своим порывом. Чем меньше людей знает о ее намерении сбежать из Сейлема, тем лучше. На его испытующий взгляд она ответила своим, озадаченным. – А вы?

Это весьма странно, что такой человек, как вы, пожаловали сюда. Что привело вас в Сейлем?

Что-то изменилось в его глазах от этого вопроса. Они потемнели, как уголь, и стали резкими и настороженными.

– Это твой досточтимый кузен приказал тебе меня расспросить? – негромко спросил он. – Ты шпионишь для него, маленькая забияка?

– Нет, конечно, нет. Почему вы так думаете?

– Посмотри на него, посмотри на них всех! – Чон Чонгук кивнул на группку мужчин в темных одеяниях, стоявших у дверей молельного дома. – Они следят за нами с тех самых пор, как я к тебе подошел. Я даже отсюда вижу коварный блеск в глазах твоего кузена. – Он снова повернулся к Лалисе с неприятной улыбкой: – Наверняка столь чопорный человек, как твой кузен, не позволил бы тебе разгуливать по деревенской лужайке с незнакомцем, если бы не надеялся извлечь из этого выгоду. То обстоятельство, что он дал нам возможность поговорить с глазу на глаз, подсказывает мне – ваш кузен не против, чтобы мы поговорили наедине. Он пытается добыть через тебя кое-какие сведения. Я прав?

Лалиса не могла не признать его правоту. Ей и самой показалось странным, что Намджун до сих пор не вмешался в их беседу. Она вспомнила, как тот уже расспрашивал ее о цели прибытия Чона в деревню Сейлем, и поняла: кузен хотел, чтобы она разговорила Чонгука и выяснила, для чего он здесь. Очень похоже на Намджуна Ким – в хитрости ему не откажешь. Но как Чон Чонгук мог поверить, что она согласилась на этот замысел и намеренно пошла на подобные ухищрения! Какое страшное оскорбление! Ее хорошенькое личико вспыхнуло от гнева, дрожащие руки сжались в кулаки. Горящие золотисто-зеленые глаза встретились с его, серо-стальными.

– Вчера, мистер Чон, вы обозвали меня шлюхой, а сегодня – шпионкой! Какие еще оскорбления вы для меня приберегли? Уверена, с вашей изобретательностью вы что-нибудь непременно придумаете, но, к счастью, меня не окажется поблизости, чтобы вас выслушать. Всего хорошего, мистер Чон! Надеюсь, что никогда больше не буду иметь удовольствия видеть вас!

Она резко повернулась, уже собираясь зашагать прочь, но Чонгук протянул руку и, ухватив ее, снова притянул к себе. Он крепко стиснул ее талию, и Лалиса начала тщетно вырываться из тисков его железных рук, со стыдом понимая, что на нее и этого наглеца сейчас обращены взоры пуритан.

– Что вы делаете? Отпустите меня! – прошипела Лалиса. – Да как вы смеете...

– Я еще не закончил, моя красотка, – холодно ответил Чон Чонгук. – Пойдем.

И он, схватив девушку за руку, потащил ее по площади, мимо колодок и позорного столба для порки, где в это время констебль сек Забирию Дунстона за праздность. Покрасневшая, разгневанная Лалиса сопротивлялась как могла, но Чон безжалостно проволок ее мимо расположенного на углу здания тюрьмы и остановился, только когда они остались совсем одни, в зарослях болиголова, где до них доносилось журчание текущего в глубине леса ручья. Над их головами, в пасмурном небе, клубились серые, мрачные облака. Лалиса встретилась с тяжелым, суровым взглядом Чона и почувствовала, что даже воздух задрожал от напряжения.

– Что вам от меня нужно? – воскликнула она, вырвав руку. Чонгук коснулся вчерашних ран, и теперь она непроизвольно потирала больное место. – Я вас ненавижу. Знать вас больше не желаю.

– Я хочу, чтобы ты ответила на несколько моих вопросов. Вчера я разузнал кое-что на постоялом дворе, но, как ты уже отметила, община эта очень замкнутая. Расспросы чужака не слишком пришлись по вкусу, и я так и не добился тех ответов, на которые рассчитывал. – Глаза его сощурились. – Я получу их от тебя, забияка. Сейчас. Немедленно.

– Нет!

Но когда Лалиса попыталась убежать, он схватил ее и сурово посмотрел в лицо.

– Ты уйдешь, когда я тебе разрешу. А что касается интересующих меня вопросов, то я своего добьюсь. И не пытайся мне перечить, красотка, у меня нет ни времени, ни терпения возиться с собой.

Лалиса в отчаянии извивалась, и собственная беспомощность только увеличивала ее гнев.

– Если вы думаете, что я отвечу хотя бы на один, ваш вопрос, то очень ошибаетесь! – задыхаясь, произнесла она. – Я скорее умру, чем стану вам помогать, Чон Чонгук.

– Это я могу тебе устроить. – Одна рука скользнула ей на горло. – Жаль будет, если столь молодое и красивое создание погибнет такой нелепой смертью, но я определенно это сделаю.

Глаза Лалисы раскрывались все шире, по мере того как он стал сжимать свои сильные пальцы.

– Да, за этим дело не станет. Если ты не захочешь быть более сговорчивой.

Теперь его пальцы так сдавили ее горло, что Лалисе оставалось только судорожно ловить ртом воздух. Перед ней все поплыло, в глазах замелькали искры. И вдруг все прекратилось, так же внезапно, как и началось. Чон Чонгук подался назад. Лицо его было сурово и неумолимо.

– Ну что, забияка?

– Б-будьте вы прокляты! – прохрипела Лалиса, потирая шею дрожащими пальцами. – Вы... вы не запугаете меня, вы... вы... пират!

После этих слов Чонгук порывисто вздохнул. Да, эта девчонка с шелковистыми огненными волосами выказывала большую твердость духа, чем многие мужчины, с которыми ему приходилось сражаться в своей жизни. И хотя это путало Чонгуку все карты, он невольно отдавал должное ее мужеству, ее яростной решимости к сопротивлению.

– Ладно, черт с тобой, – проговорил он свирепо. – Я только хочу знать, можно ли тебе довериться!

Лалиса сверкнула на него зелено-золотистыми глазами.

– Я не шпионка, если вы это имеете в виду! – воскликнула она и опустилась на траву, обессилев от гнева. – Я... ненавижу своего кузена. Я никогда не стала бы лгать ради него. Но вас я тоже ненавижу! Я и пальцем не пошевелю, чтобы помочь кому-то из вас.

– Да? А как насчет Пак Розэ? – негромко произнес Чон, вонзив в нее взгляд. – Ей ты бы стала помогать?

Лалиса изумленно уставилась на него. На какое-то время в рощице воцарилась полная тишина, лишь ручеек продолжал журчать в отдалении.

– Пак Розэ? Какое отношение она имеет ко всему этому?

– Она – причина моего появления в Сейлеме. Я расследую обстоятельства ее смерти.

– Зачем?

Он сделал нетерпеливый жест.

– Вопросы задаю я, Лалиса. Так что – ты поможешь мне?

Чуть помедлив, Лалиса кивнула. Она чувствовала себя совершенно обессилевшей, все тело ломило. Чонгук был слишком крепким, слишком напористым. Она не могла противостоять ему. А кроме того, любопытство ее все росло. Почему Чон Чонгук так волнует судьба Пак Розэ? Кто она ему – родственница? Или... возлюбленная? Лалиса почувствовала непреодолимую потребность немедленно это выяснить.

– Что вы хотите знать? – спросила она, внимательно вглядываясь в его лицо.

– Все, что касается обстоятельств ее гибели. И поторопись – у нас не так много времени. Уверен, скоро твой кузен отправится нас искать.

– Ну хорошо. Она погибла в прошлом месяце. Ее повесили как ведьму.

Лалиса ожидала бурной реакции на свои слова, но Чонгук даже бровью не повел.

– Да, это я уже понял. А ты знаешь, почему ее в этом обвинили?

Лалиса презрительно тряхнула головой:

– Это была полная чушь! Она якобы навела порчу на некую Дунбар, вызвав у нее желудочные колики, а также на ее скотину. Пак Чжихё, этой гнусной девице, с которой я разговаривала, когда вы подошли, привиделся сон, что Пак Розэ – настоящая ведьма. Вы когда-нибудь слышали, чтобы из-за такого человека предали смерти?

– Я слышал, что в Сейлеме за последнее время повесили множество ведьм по такой же причине, – процедил он мрачно. – Так ты говоришь, Пак Чжихё приложила к этому руку? Ну а как насчет тебя, забияка? Какова была твоя роль? Высказалась ли ты или кто-либо другой против этой бессмысленной казни?

От его осуждающего тона она вскочила в гневе, со сжатыми кулаками.

– К вашему сведению, мистер Чон, Пак Розэ умерла в тот самый день, когда я прибыла в Сейлем из Англии. И я никак не могла помешать ее смерти.

Чонгук тоже поднялся и теперь нависал над ней, черноволосый, со сверкающими серыми глазами, более грозный, чем когда-либо. Он подошел к ней ближе и грубо схватил ее за плечи.

– С тех пор были еще казни! Что ты сделала, чтобы их остановить?

Она задрожала от напряжения, гаев ее вдруг схлынул.

– Легко вам осуждать! – воскликнула она. – Вы – человек, обладающий силой, авторитетом и, насколько я слышала, очень влиятельный. А что я, по-вашему, должна была делать? Я пыталась потолковать с кузеном Намджуном по поводу выносимых им вердиктов, переубедить его. Вы человек пришлый и не понимаете, что это такое – жить среди подобных людей! Все шпионят друг за другом, все обязаны одеваться согласно предписаниям, разговаривать, спать, есть и жить в соответствии с пуританской этикой! – Голос Лалисы задрожал от накопившегося отчаяния, по телу пробежал озноб. – Я бессильна изменить порядок вещей, не могу даже выразить к этому своего отношения! Если я попытаюсь...

Лалиса внезапно умолкла, вспомнив о розгах, которые кузен Намджун всегда держал под рукой, о колодках и позорных столбах для порки на деревенской площади, которыми ей угрожали. Плечи, стиснутые сильными руками Чона, обжигало болью. Но как ему объяснить? Этот человек выглядел так, словно в жизни никого и ничего не боялся. Стоит ли надеяться, что он поймет, в каком страшном, уязвимом положении она находится, насколько ей невыносима жизнь в этом отвратительном, удушливом мирке?

Руки Намджуна еще крепче стиснули ее плечи, и она поморщилась. Что-то изменилось в его глазах – взгляд смягчился. Лалиса разглядела в их глубинах не что похожее на сострадание. На какой-то безумный миг девушке пришло в голову, что он ее поцелует. А потом, внезапно, Чонгук опомнился. Нежные чувства, которые, возможно, на какой-то момент зародились в нем, были безжалостно отброшены, и он снова стал суровым.

– Бедная Лалиса, – усмехнулся он. – Ты ждешь от меня жалости? Боюсь, зря. Я приберег свою жалость для тех несчастных душ, которые пали жертвами этого безумия. Ты же и все прочие овечки, которые слепо следуют указаниям людей вроде Ким Намджуна, заслужили лишь презрение. Некоторые из вас настолько глупы и невежественны, что даже не понимают, что творится несправедливость, остальные, вроде тебя, слишком трусливы, чтобы высказаться против! – Он впился в нее убийственно-холодным взглядом. Пальцы, вцепившиеся в ее плечи, так и не ослабили безжалостной хватки. – Вот уж чего я не выношу, так это трусости!

Лалиса смотрела на него, дрожа от ярости. Глаза ее теперь походили на глаза тигрицы, которая, будучи загнанной в угол, продолжает отбиваться до последнего.

– Да как вы смеете судить меня! Как вы смеете сравнивать меня с... ними! Что вы сами можете предпринять против них, против таких, как мой самодовольный кузен Чон Чонгук? Хватит ли у вас храбрости бороться с ними?

– Это вы еще увидите – ты и твой кузен, – бросил он холодно.

Черты его лица застыли, но она чувствовала, что он очень зол. Внезапно Чонгук оттолкнул ее, и она, отлетев назад, едва не упала.

– Убирайся, девчонка, – приказал он. – Ты сослужила свою службу. А теперь уходи.

– Уйду с превеликим удовольствием. И в точности передам кузену, что у вас за дело в деревне Сейлем. Уверена – он очень этим заинтересуется!

– Сделай одолжение. – Чон кивнул, скрестив руки на могучей груди. – Беги, докладывай. Не забудь передать: если у него есть какие-то вопросы, пусть заглянет ко мне в «Четыре колокола». Я с удовольствием перекинусь с ним парой слов.

Он издевательски рассмеялся, и Лалиса со всей силы вонзила ногти в ладони. Не сказав больше ни слова, она резко повернулась и бросилась в деревню.

«Какой же я была дурой, – думала она, и слезы бежали у нее по щекам. – Я думала, что он способен на сострадание, на доброту. А он – самый надменный, самый жестокий, самый бессердечный из всех людей, которых я когда-либо встречала. Скорей бы он покинул Сейлем навсегда!» Слезы неудержимо катились по ее бледным щекам, рыдания сдавливали грудь. Она несколько раз споткнулась, но так и не замедлила стремительного бега.

Чон Чонгук хмуро наблюдал за красавицей, которая мчалась от него со всех ног, словно боялась куда-то опоздать. Его лицо потемнело от гнева. Ну и черт с ней! Вчера вечером мысли об этой девушке не давали ему покоя, хотя ему следовало думать о Дженни. Теперь она чуть было не растрогала его своей печальной историей, чуть было не вызвала у него жалость. Маленькая хитрая бестия! Ему вовсе ни к чему те чувства, что она всколыхнула в нем. Он оставался невосприимчив к женским чарам последние десять лет. Он соблазнял красоток, спал с ними, наслаждаясь их прелестями с циничной отстраненностью, которую тщательно в себе культивировал. А теперь вдруг эта хрупкая, очаровательная озорница с золотисто-рыжими волосами и лучистыми глазами подошла к нему угрожающе близко – настолько, что грозила пробить ту защитную броню, в которую он так искусно себя заковал.

Чонгук нетерпеливо провел ладонью по темным волосам. Да, он действительно хотел ее, хотел касаться руками плавных изгибов ее восхитительного тела, целовать ее нежное лицо, длинную белую шею, запустить руку в ее волнистые волосы. Но она девственница – то есть запретная территория, согласно его собственному кодексу чести. А кроме того, она еще и опасна. Девушка задела его за живое, и в это ему даже с трудом верилось. Вот уже долгое время он не испытывал подобных чувств – с тех самых пор, как Дженни впервые поцеловала его при лунном свете, в английской глуши, среди садовых роз и статуй. Это было целых десять лет назад. И вот теперь, когда он наконец близок к обладанию тем, к чему так давно стремился, судьба свела его с обольстительной, пылкой забиякой, околдовавшей его своими чарами.

Оставалось лишь одно: закончить это дело как можно скорее и отбыть из Сейлема в Бостон, где через несколько дней пришвартуется корабль Дженни. Забыть эту чертовку Лалису Монобан. Он сотрет ее из своей памяти так беспощадно, словно она уже мертва. В конечном счете, это не так уж трудно. Едва он окажется в Бостоне и заключит Дженни в объятия, эта разбередившая душу кокетка перестанет для него что-либо значить. Да и как может быть иначе?

Все в том же мрачном расположении духа он решительно направился обратно в деревню.

***
не забудьте поставить ⭐ и подписаться