Тишина
Прошла неделя.
Потом — вторая.
И всё это время в телефоне Кати всплывали уведомления с его именем.
Саша.
Сначала — сообщения. Потом — пропущенные звонки. Несколько раз — видеозвонок. А однажды... она увидела его из окна: он просто стоял у подъезда, в капюшоне, будто надеялся, что она спустится.
Катя не спустилась.
Она сидела в своей комнате, в той самой, где они в первый раз разговаривали по душам, смеялись, устраивали «мини-психотерапии» — и молчала. Смотрела в потолок. Или в потолок телефона. Или в потолок собственных мыслей.
Катя, прости. Я идиот.
Мне просто не хватило смелости сказать напрямую.
Это всё глупо, я это понял.
Дай мне шанс объяснить.
Он писал поздно вечером.
Она увидела уведомление. И не открыла.
Я скучаю.
Каждый день думаю о тебе.
Скажи хоть что-нибудь.
Но она ничего не говорила.
Удалять сообщения было больно. Оставлять — бессмысленно.
Их переписка... она больше не была перепиской. Просто хранилище слов, в которых всё ещё билось что-то тёплое, но уже недоверчивое.
Катя удалила все их фото. Сначала обложку чата, потом — «Избранное», потом — «Недавние».
Пальцы дрожали, как будто в них всё ещё жили прикосновения к его руке. К запястью, которое он так неловко протягивал, когда поднимал её с лавочки.
Она стерла его из «Лучших друзей».
И всё равно — каждый вечер проверяла, не выложил ли он что-нибудь.
Смотрела сторис. Без звука.
С Аней и Каролиной они ходили по магазинам, смеялись над манекенами, ели фастфуд у реки, обсуждали, кто кому лайкнул фото. И всё же...
Он был внутри неё, как заноза: ни вынуть, ни дышать с ней спокойно.
— Может, дашь ему шанс? — Аня задала вопрос осторожно, почти между делом, глядя в витрину.
Катя помолчала.
— А если он снова так? — спросила она. Без интонации, но в голосе было слишком много всего: страх, злость, боль, надежда.
— А если нет? — тихо сказала Аня.
Если не попробуешь, не узнаешь...
Катя не ответила.
В ту ночь она снова не спала. Лежала, завернувшись в плед, с телефоном на груди. Экран гас, но пальцы всё равно подсознательно касались иконки с его аватаркой.
Не открыла.
Не ответила.
Просто молчала.
Саша не сдавался.
Через несколько дней Катя нашла у двери небольшой конверт. Без имени. Просто аккуратно вложенный под коврик. Она узнала почерк сразу.
Развернула. Там был только один абзац:
Ты говорила, что любишь Арбат в дождь.
Я буду там в 19:00.
Если не придёшь — пойму.
Если придёшь — спасибо.
Она долго смотрела на записку.
В глазах стояла влага — не от дождя.
Почему именно Арбат? Почему именно дождь? Почему он всё ещё помнит?..
В 18:20 она уже вышла из дома.
Медленно шла к метро.
Пальцы холодели, дыхание — резкое, как будто предстояло не просто встреча, а экзамен по доверию.
На Арбате шёл тихий, ровный дождь. Зонтики сновали туда-сюда, как разноцветные грибы. Мимо проходили люди с кофе, с музыкой в наушниках, с улыбками. А она шла, будто сквозь плёнку.
Он стоял там.
У уличного музыканта, который играл старую кавер-версию "Creep".
Саша держал зонт. В одной руке. А в другой — почти смятое письмо.
Он заметил её сразу.
— Я не прошу прощения. — Голос сорвался, как будто репетировал и всё равно провалил. — Я его умоляю.
Она остановилась в шаге от него.
— Мне плевать на план. Он изначально был тупой.
Ты — не часть игры. Ты — всё, что не игра.
Катя смотрела на него. Слова были правильные. Даже глаза — правильные. Но сердце... оно не верит на автомате.
— Зачем так было? — голос чуть дрогнул.
Саша опустил взгляд.
— Я боялся. Вот и весь ответ.
И пожалел об этом сразу.
Катя кивнула.
Потом снова.
Зажмурилась.
— У тебя есть три прогулки, чтобы доказать, что ты не дурак.
Он засмеялся сквозь дождь.
— Будет пять. На всякий случай.
Она улыбнулась.
Не громко, не широко. Но по-настоящему.