Конец
Зал «Некомы» наполнялся гулким эхом от мячей, ударов по полу и выкриков игроков. Воздух был горячим и пропитан потом, а под сводами витала сосредоточенность и азарт. Команда, отдав последние силы в финальных подходах, наконец услышала заветное:
— Перерыв!
Раздались радостные выдохи и лёгкие аплодисменты друг другу. Игроки тут же разбрелись по углам зала — кто-то пошёл пить воду, кто-то — перекинуться парой фраз, а кто-то просто растянуть мышцы у стены.
Кенма стоял у края площадки, утирая полотенцем пот с шеи. Он выглядел как обычно — спокойный, немного отстранённый, но те, кто знал его хорошо, заметили бы лёгкое смягчение во взгляде. Он потянулся к бутылке с водой, но в этот момент экран его телефона мигнул. Пришло сообщение.
Он разблокировал экран и, глядя на текст, не смог сдержать лёгкой улыбки. Небольшая, почти незаметная... но настоящая.
В ответ он быстро напечатал короткое сообщение, и, не раздумывая, двинулся к выходу, словно точно знал, что за дверью его ждёт что-то важное.
Точнее — кто-то.
Но он не успел дойти до выхода. Двери в зал уже распахнулись.
И в них вошла она.
Мизуки.
Ветер чуть растрепал её волосы, когда она вошла, придерживая пакет с чем-то в руках. Но как только её взгляд пересёкся с Кенмой, всё стало на свои места.
Козуме шагнул к ней, не скрывая своей радости. Улыбка стала шире, и в следующий миг он уже заключил девушку в объятия. Тёплые, бережные, как будто обнимая, он хотел удостовериться, что она реальна.
Мизуки рассмеялась, мягко поцеловала его в щеку и протянула пакет:
— Ты свою олимпийку у меня забыл. На улице же ветер... промокнешь после тренировки.
Кенма взял одежду, чуть смутившись от её заботы, и кивнул.
— Спасибо. А я уже думал, где она.
— Конечно, ты же без меня вообще не можешь, — шутливо ответила она, подмигнув.
— Не спорю, — отозвался связующий , на мгновение взглянув в её глаза.
— Как себя чувствуешь после тренировки? — добавила она, чуть наклоняя голову.
— Устал, но нормально. Ты как? Не замёрзла?
— Нет, всё хорошо. Я просто хотела тебя увидеть... — девушка на мгновение понизила голос. — Ну, и куртку вернуть.
И в этот момент в зал начали возвращаться остальные игроки. Сначала Яку с Тамаой, затем с Инуока с Нобуюки, потом Лев,Яку и другие. Все они заметили Мизуки почти одновременно, и в зале повисла удивлённая, но приятная пауза.
— Э-эй, подождите! Это что, Мизуки?! — первым отреагировал Лев, резко ускоряясь в её сторону. — Да ты ж исчезла, как ниндзя!
— Мизуки?.. — удивлённо поднял брови Яку, останавливаясь в двух шагах.
— Ну наконец-то, — пробормотал Мориске, бросив полотенце на плечо. — А то тишина от тебя как с другого континента.
Игроки один за другим начали приближаться к ней, заглушая друг друга фразами:
— Куда ты пропала вообще?!
— Мы думали, ты в другую школу перевелась!
— Мы скучали, если что!
— А ты стала красивее!
— Это ты сейчас с Кенмой?..
Мизуки растерялась. Лица, взгляды, слова — всё это обрушилось на неё разом. Она отвыкла быть в центре внимания, отвыкла от суеты и громких голосов. Рефлекторно она шагнула назад... и спряталась за спиной Кенмы.
Тот всё понял с полуслова, без слов.
Он сделал шаг вперёд и развернулся к команде, прикрывая её собой, как бы говоря: «Спокойно, она с нами».
— Потише, — спокойно произнёс он, не теряя той лёгкой улыбки. — Не налетайте. Ей непривычно.
— Мы просто рады, — пожал плечами Яку, уже мягче.
— И правда. Привет, Мизуки, — добавил Ямамото.
— Я... — тихо начала Мизуки, выглядывая из-за плеча Кенмы. — Спасибо... Я тоже скучала.
— Ну вот, — довольно проговорил Лев. — Значит, теперь ты снова с нами? Или ты просто олимпийку принесла?
Она улыбнулась, чуть смущённо, но искренне.
— Посмотрим... — тихо сказала она и вновь посмотрела на Кенму, который всё это время не выпускал её из своей опеки. Его взгляд был спокоен. Уверен. А она снова почувствовала то, что чувствовала каждый раз рядом с ним — тепло, спокойствие, и желание жить.
Дверь в раздевалку отворилась, и в зал шагнули Куроо Тецуро и Харуо Амайя. Он, как обычно, был расслаблен и слегка растрёпан после тренировки — в серой футболке, с полотенцем через плечо и привычной полуулыбкой на лице. Амайя шла рядом, активно что-то рассказывая, весело жестикулируя руками. Её звонкий голос заполнял собой пространство.
— ...и я говорю ему: «Ты не можешь просто бросить мяч в окно и сказать, что это "подача судьбы"!» — она рассмеялась, а Куроо хмыкнул, покачав головой.
— Лев опять, да? — с полузевком уточнил он.
— Ага. Он ещё и шутку сам не понял, прикинь? — фыркнула девушка.
Но вдруг Куроо замер.
Среди голосов, движения, звука мячей и шума ребят что-то нарушило привычный ритм его восприятия. Он чуть повернул голову и его взгляд зацепился за силуэт, который он не видел... слишком давно.
Мизуки.
Она стояла совсем рядом с Кенмой, держась чуть позади, будто искала в нём укрытие. Лица команды сияли, все говорили наперебой, радовались её появлению — но Куроо их не слышал. Всё вокруг стало глухо и замедленно. Всё, кроме её.
Той, которую он пытался забыть.
— Тецуро?.. — Харуо обратила внимание на резкое изменение в его поведении. — Эй, что случилось? Ты кого-то узнал?
Он молчал.
— Ты знаешь её?.. Кто это?
— Почему все так... ну, будто увидели кого-то родного?
— Ты же молчишь, но я вижу по тебе — ты знаешь её. Кто она?..
Амайя задавала вопросы один за другим, но Куроо не мог оторвать взгляда от Мизуки. В горле пересохло, будто он снова стоял в той комнате, в той тишине, где она исчезла.
Пальцы непроизвольно сжались в кулак.
Он шагнул вперёд, проходя мимо команды. Парни, заметив его приближение, инстинктивно замолкли. Атмосфера в зале мгновенно изменилась — напряжение повисло в воздухе. Никто не говорил вслух, но каждый чувствовал: что-то важное происходит прямо сейчас.
Куроо остановился перед Мизуки, смотря ей в глаза. В его взгляде было всё — удивление, гнев, боль, и... слабая искра надежды.
Он не сказал ни слова. Просто протянул руку, аккуратно обхватив её за запястье.
— Пойдём, — тихо, почти шёпотом, но достаточно настойчиво, произнёс он.
Однако Мизуки не пошла за ним.
Она стояла на месте, как вкопанная, не делая ни шага в его сторону. Её глаза не отрывались от Кенмы.
Козуме спокойно, но чуть серьёзнее обычного, кивнул ей. Его взгляд был глубоким, полным понимания — но и твёрдости.
Он как будто говорил: «Ты должна. Лучше сейчас, чем потом. Мы рядом».
Мизуки чуть склонила голову, медленно перевела взгляд на Куроо... и, наконец, шагнула вперёд.
***
И вот снова — тот самый мост.
Серое небо нависало над Токио, и ветер, словно кто-то невидимый, играл в прятки с прядями волос. Дождь вновь барабанил по поручням, по плечам, по мостовой, рисуя знакомую картину из прошлого.
Мизуки стояла у перил, спиной к реке, смотря в даль, где горизонт медленно тонул в пелене дождя. Её волосы — короткие, чуть влажные, мягко касались щёк. Белая футболка слегка прилипала к телу, придавая образу ту самую уязвимую невинность, которая когда-то покорила многих. Но теперь в ней не было той мрачной отрешённости, что Куроо помнил. Напротив — от неё исходила аура чего-то светлого, спокойного. Как будто она прошла сквозь шторм и, наконец, обрела тишину внутри себя.
Тецуро стоял рядом, руками опираясь о перила. Он молчал, глядя в ту же точку на горизонте, откуда доносился тихий плеск воды. Но в его голове было не Токио — в его голове была та самая ночь. Та комната. Её глаза. И запах... этот сладкий, освежающий запах арбузной жвачки. Он чувствовал его сейчас. И только от неё.
Это была уже не та Мизуки. Но и он сам уже не был тем Куроо.
— Тебе этот день ничего не напоминает? — вдруг произнёс он, не глядя на неё, будто спрашивал у самого дождя.
Девушка мягко улыбнулась. Её взгляд скользнул по реке, потом вверх — к небу, где тучи собирались в одну сплошную тень.
— Помню, как промокла до нитки, — сказала она с лёгкой усмешкой. — Но мне тогда было всё равно. Было тепло... от тебя.
Её голос был мягким, как шерсть старого шарфа. В нём не было горечи, только принятие. Она вдохнула глубже, наполняя лёгкие запахом сырости, асфальта и чего-то очень, очень знакомого. Этот день был слишком похож на тот, с которого всё началось. И, возможно, теперь всё должно было закончиться. Или начаться заново.
— Прости меня, Куроо, — выдохнула она, повернувшись к нему.
Он замолчал. Внутри будто сжалось что-то, что он прятал всё это время. Что-то, чему сам не хотел давать имя. Но потом тихо, еле слышно, будто чтобы слова не разбились о дождь, прошептал:
— Я уже всё простил.
И снова тишина. Она не давила — она просто... была. Неловкая, как чужая песня, что застряла в голове. Но в этой тишине тоже был смысл.
Мизуки обернулась спиной к реке, опёрлась о перила, подняв лицо к дождю. Ветер чуть трепал её волосы, и она улыбнулась — легко, по-настоящему. Поправила выбившуюся прядь и вдруг заговорила:
— Знаешь, мне кажется, нам это расставание пошло на пользу. Мы... нашли, кого-то. Ты — Амайю. А я — Кенму.
— Он делает меня счастливой, Куроо, — продолжила она, с лёгкой ноткой тепла в голосе. — Кенма молчит, но всегда рядом. Не требует, не осуждает, просто... держит меня, когда я разваливаюсь на части. И этого достаточно.
Куроо молчал. Он слушал. Словно пытался запомнить каждую черту её лица, каждый изгиб губ, когда она говорила о Кенме. Он должен был радоваться за неё. Он и радовался. Где-то глубоко. Но внутри всё сжималось. Болело. Парень ведь тоже был таким рядом с ней — когда-то. Или ему это просто казалось?
Тецуро понял: он всё ещё любит её. Не так, как раньше — не с оглушительной страстью, а тихо. Горько. До боли в груди. Он любил её именно сейчас — такую, какой она стала. Сильную. Целую. Не его.
Но теперь она принадлежала другому. Тому, кто подарил ей настоящее спокойствие, которого он сам, Куроо, не мог ей дать. Ему не оставалось ничего, кроме как слушать. Молча.
Мизуки, довольная откровенным разговором, посмотрела на него с благодарностью. И... прощанием. Она махнула рукой Кенме, стоящему у входа в зал. Подошла, легко приобняла его за плечи, сказала:
— Я подожду тебя после тренировки, хорошо?
Кенма кивнул, сдерживая лёгкую улыбку.
Она ушла.
А Куроо остался.
Как только её силуэт исчез за поворотом, будто растворившись в дождливой дымке, Куроо остался стоять, не шелохнувшись. Ветер бил в лицо, приглаживая мокрые волосы ко лбу, и дождь продолжал хлестать по плечам, но он не чувствовал ни холода, ни влаги — только пустоту.
Невыносимо глухую, тянущую изнутри пустоту.
Он смотрел в ту сторону, куда ушла Мизуки, пока её образ окончательно не стёрся из поля зрения. Но даже тогда он продолжал смотреть — будто надеялся, что она вернётся. Что ещё раз бросит на него тот взгляд. Что скажет: «Я всё вспомнила. Всё поняла. Я всё ещё люблю тебя».
Но нет.
Внутри всё сжималось — будто сердце зацепилось за ржавый крюк и его медленно, мучительно тащили наружу. Куроо опустил взгляд, сжал кулаки так сильно, что костяшки побелели. Казалось, если он не сделает этого, руки дрогнут. Он не хотел дрожать. Не сейчас. Не здесь.
Она была счастлива. Он видел это в её глазах. И это убивало. Не потому, что он не хотел её счастья — напротив. Он всегда хотел. Он просто надеялся, что однажды именно он сможет подарить ей его. Но... всё оказалось не так.
С Амайей он пытался двигаться дальше. Искренне старался. Он знал — она хорошая. Милая. Справедливая. Она заботилась, старалась быть нужной. Он даже думал, что может влюбиться в неё. Но... теперь он понял. Всё это время он не любил Амайю. Он просто спасался. Просто глушил ту боль, которую оставила Мизуки.
И вот теперь она стояла перед ним — не сломленная, не разбитая, а целостная, сильная, светлая. Та, кем она всегда была. Только не его.
Куроо провёл рукой по лицу, словно стирая капли с глаз, но в действительности — это была бессильная попытка стереть собственные чувства. Всё, что он так долго прятал. Всё, что на секунду вспыхнуло в нём вновь.
Он не мог сказать ей, что до сих пор любит. Потому что в её глазах он увидел не прошлое — он увидел настоящее. Настоящее, в котором он больше не имел места.
И он понял — любовь это не только о том, чтобы быть рядом. Иногда — это просто позволить человеку идти туда, где ему хорошо. Даже если это не с тобой.
Куроо ещё немного постоял у моста, глядя на потемневшее небо. Потом медленно выдохнул, будто отпуская её — по-настоящему, впервые. И пошёл обратно.
Под дождём.
С тихим горечью внутри.
Но и с лёгкостью — потому что она теперь была в безопасности. Счастлива.
А для него — этого было достаточно.
«Для меня она так и осталась той загадкой,которую я не смог отгадать».