14.
Всю мою сознательную жизнь я считал, что не заслуживаю любви. Думал, что заслуживают ее все, кроме меня. А судил я это по поступкам своих умершим при автокатастрофе матери и отце. Они чрезмерно любили меня, дарили все, что я когда-либо желал. У нас была та-самая-американская семейка из фильма, когда мать переживает за своего сына при любом маленьком, случайном кашле или плохом самочувствии.
Как говорила мама, у меня был характер. Уже с шести лет я устраивал морские бойни в реальной жизни, оставлял занозы на пальцах рук и был готов нанести удар любому, кто посмел бы обидеть мою семью. Ведь семья – это единственное, что осталось у меня из памяти в то время. Однако Билл отличался от меня не характером, а стилем. Однажды в начальной школе он получил несколько открыток от парней, которые признавались ему в любви, считая, что Билл – девочка. Брата это ужасно расстроило, но на следующий день эти кроты валялись с приступом боли и записью на прием к окулисту, чтобы различать где мальчик, а где девочка.
Мне нравился мой боевой нрав. Мы оба строили планы на будущее и считали, что ни одна сила не разделит нас. Мы не разделимы. Мы половинки нашего душевного существа. Нас нельзя разделить.
Так думал и я, пока мои разноцветные мечты в голове не превратились в густое, чёрное море, полное бед и препятствий.
Родители погибли. Все имущество забрали. А несовершеннолетних брать на работу строго запрещено законом. Дальняя бабушка моей биологической матери отдала нам свою квартиру, как завещание, хотя даже не знала. Я считал это выигрышем в лотерею, а Билл заработал глубокую депрессию, скитаясь днями и ночами в кровати. Его не интересовал мир. Он не ел, не пил, забыл о том, что такое душ. Просто смотрел в потолок и пытался понять, что происходит.
Мне было невыносимо больно смотреть на брата. Он - моя частичка. Мы должны были выполнить цель и построить свое будущее вместе. Мое сердце разрывалось на несколько миллионов кусочков, когда я смотрел на него. В тот вечер мне и удалось принять то решение, которое перевернуло всю жизнь.
Что же было дальше, и произошло с Биллом? Не помню. И если кто-то считает это попыткой отклониться от разговора, то нет. Один врач выявил у меня посстравматическую амнезию, при которой мозгу свойственно забыть период огромной травмы. Человек может быть не в состоянии указать свое имя, где он находится и который час. Когда возвращается непрерывная память, считается, что родительский комитет разрешился. Пока длится родительский комитет, новые события не могут.
Когда мне исполнилось семнадцать, – период травмы – вся жизнь улетучилась в воспоминаниях. Я смутно помню, что творил тогда. Но свою любовь, доверие и заботу пришлось оставить именно в тех годах. Потому что меня растоптали и облили грязью, лишний раз напоминая, что никакой грёбаной любви мне и ждать не нужно.
Но когда Астрис прижималась ко мне так сильно, что пятна слез оставались на моей толстовке, мое восприятие мира значительно пошатнулось. Я впервые почувствовал себя нужным. Даже если мисс Стефенсон забудет обо мне уже через семь минут, я останусь в потаённых глубинах ее разума, где Астрис сможет вспомнить меня. Когда-нибудь это случится.
Когда-нибудь она познакомится со мной впервые.
***
Утром парковка становится загруженней, чем обычно, — несколько седанов и медицинский фургон с логотипом клиники Роанока на борту. Внутри обычно тихий санатория звенит эхом шагов и голосов.
Реймонд, Хоакин и Андреа сгрудятся в коридоре возле комнаты отдыха и тихо о чем-то разговаривают. Я подхожу к ним и негромко говорю:
— В чем дело?
— Там новый доктор, с Далилой и Астрис, — говорит Реймонд, кивнув в сторону комнаты. — Они целый час пререкались с членами правления и другими врачами.
— Встреча с директором и Пулом еще в силе? — хмурюсь я.
— Директор Далилы и Пул больше не имеют отношения к нашей больнице, — отвечает Андреа с нотой дерзости. — Как и Ру Флинт.
— Чувак, это безумие, — качает головой Хоакин, слегка расширив глаза. Я улыбаюсь, глядя на его прическу – черные, пышные кудряшки дают понять, что он ещё застревает в эпохе рокеров с девяностых. — Далила с цепи сорвалась...
— Как и следовало ожидать, — пожимает плечами Реймонд, будто так и должно быть.
— И полетели головы.
— Почему-то не наши, — сухо замечает Андреа.
— Ладно, — медленно тяну я. — Далила не забирает Астрис из этого санатория?
— Не похоже, — поджимает губы Реймонд, отрицательно мотнула головой. Я машинально расслабляюсь и доверяю его словам. — Новый доктор — Стивенс Чен? – теперь отвечает за лечение Астрис, и каким-то образом он убедил Далилу остаться. Пообещал, что будет лучше заботиться о мисс Стефенсон. — Он снова кивает на комнату отдыха. — Прямо с этой минуты.
— И все? Далила так быстро и легко успокоилась? Этот врач – мужчина. Почему же она выбрала именно его? Знакома что-ли?
— Удивительно, но да. — Реймонд чешет подбородок. — С ней что-то происходит. Не могу точно сказать…
— Согласна, — поддакивает Андреа, облокотившись на один из столов резидентов. — Она, казалось, почти не стремилась вытащить Астрис из санатория. Даже будто хваталась за любую причину, лишь бы та осталась.
— И это после змей и всего такого, — встревает Хоакин.
Реймонд сурово зыркает на него.
— Я имел в виду Дилана, — поднимая руки, оправдывается Хоакин. Я от интереса сажусь на кожаный диван и принимаюсь переводить взгляд с одного, на другого, при разговоре. Вставлять свои пять копеек мне не следует.
— Мисс Стефенсон подверглась жестокому обращению, находясь под нашей опекой, — строго напоминает Реймонд. — Далила имеет полное право засудить нас. То, что мы все еще здесь, настоящее благословение.
— Это чудо, — соглашается Андреа. — Как бы мерзко ни было то, что случилось с Астрис, оно заставило руководство встряхнуться и исправить множество проблем.
— Мы еще не спаслись, — осаждает ее Реймонд, громко выдыхая. — Далила держит нас за яйца. — Он хлопает меня по плечу, от чего я незаметно вздрогнул. — Излишне говорить, что твое наказание закончилось.
— Ты помог мисс Стефенсон, чувак. — Хоакин схватывает мою вторую руку.
— Верно, — кивает Андреа и трепает мою ладонь. — Спасибо, Том.
Я оглядываю их – Андреа и Реймонд, как гордые родители, и Хоакин, точно родной брат-близнец... Семья. Моя семья. Впервые за несколько лет я понимаю, что мною могут гордиться.
И все же на этот раз мои мысли меня не ранят. Никто не потерял работу, а Астрис все еще здесь, с новым доктором. Я иду в раздевалку и переодеваюсь в свою форму, испытывая непривычное облегчение. В коридоре с меня не спадает улыбка, пока мимо проходящие люди косо поглядывают, но мне было все равно. Сегодня эмоции полыхают, как разразившийся ураган спустя несколько столетий «спячки».
«Возможно, Астрис начнет новую вазу. Возможно, этот доктор Чен что-нибудь решит насчет ее цепочек слов. Возможно, я смогу помочь».
— Ты, — раздается знакомый голос позади меня. Снова он заставляет чувствовать злость и ненависть на себя. Голос, который засел в закрытых комнатах разума и невозможно отгадать, почему я знаю его.
— Мисс Стефенсон, — здороваюсь я, оборачиваясь к ней с самым недоброжелательным выражением лица, на которое был способен.
— Полагаю, мне следует поблагодарить тебя за то, что ты пришел на помощь Астрис той ночью, — произносит Далила.
— Просто делал свою работу, — осторожно шепчу я.
— И ты хорошо ее сделал. Спас ее в самый последний момент, не так ли?
Я свожу брови к переносице, пытаясь понять ее слова.
— Простите?
— Ворвался в дверь, прямо как супергерой. Как раз чтобы поймать того человека на месте преступления.
— Не совсем, — поправляю я, чувствуя, как неоднозначный страх просыпается вместе с гневом из-за ее намеков. — Я опоздал на две ночи.
Далила склоняет голову набок.
— А потом держал мою сестру? Пел ей? Это входит в твои должностные инструкции?
— Она была расстроена. Музыка помогает ей успокоиться. И вы, как ее старшая сестра, могли бы и вспомнить это. Сомневаюсь, что и знаете. — бубню я, сжимая один пакет с лекарствами.
— Я разрываюсь, мистер Каулитц, — признается Далила, поджав губы. — Я и благодарна вам, и не доверяю. Вы не…
— Да, знаю, — перебиваю я. — Я не доктор. Я простой работник.
— Именно. Астрис настолько беззащитна, что я всегда недоверчиво отношусь к мужчинам из ее окружения. Оказывается, я опасалась не зря. Доктор Чен уверяет меня, что Астрис сейчас в надежных руках. Будет назначен новый директор, выделено больше средств для найма персонала, а сам доктор Чен предан делу Астрис. Единственное, что могло бы успокоить меня еще больше, – это если бы мужчина, который, кажется, так увлечен моей сестрой, больше здесь не работал.
Возражения крутятся на языке, но я прикусываю его. Я знаю, как моя яростная защита Астрис выглядела для всех остальных: парень обращает слишком много внимания на красивую, уязвимую пациентку. Драка с Диланом только усугубила беспокойство Далилы. В ее глазах я просто еще один человек, у которого имеется доступ к Астрис. Но я не понимаю свои чувства к младшей мисс Стефенсон, учитывая недоверчивость ко всему, к чему прикасаюсь. Во мне что-то изменяется, перекручивается, оставляя попытки восстановить разрушенное в прошлом. Та частица души исцеляется, а исцеление находится вокруг меня.
Просто я должен понять, что это за исцеление.
— Одно из условий пребывания Астрис в санатории, — продолжает Далила, — это то, что ни вы, ни кто-либо еще из сотрудников мужского пола ни в коем случае не должны иметь прямой контакт с моей сестрой. Если вы говорите правду – и просто делаете свою работу, – это не должно стать для вас проблемой.
— Никаких проблем. Но почему вы так ненавидите мужчин? Вам изменили? — дерзко спрашиваю я, плюя на какое-либо уважение к стоящей девушке напротив.
— Разбили сердце. — признается она. — Вернее, имею личную неприязнь, Каулитц. Поэтому если я услышу, что вы хотя бы глянули в ее сторону, то выдвину другое требование. — Она посылает мне безрадостную улыбку. Но уверен, для нас обоих эта улыбка могла значит что-то более, чем обычная. — Вы удивитесь, насколько организация может идти навстречу пожеланиям клиента, когда он в состоянии разнести указанную организацию в пух и прах.
Она проходит мимо меня, затем останавливается. На секунду ее темные глаза смягчаются под жёстким выражением на лице. Я не свожу с нее взор и удивляюсь, насколько доброй она могла бы быть, если бы сняла свою игральную маску.
— Я благодарна, что вы остановили того человека. Я знаю, кажется, будто это не так…
— Мне не нужна ваша благодарность, мисс Стефенсон.
Она сразу напрягается.
— Не согласна. Моя благодарность – единственная причина, по которой вы до сих пор здесь работаете, мистер Каулитц.