10.
— Что-то странное происходит с Астрис. — Лицо Андреа выдает только волнение. — Она ничего не сказала и не притронулась к сегодняшнему завтраку.
— Может, плохо спала? — закрывая свой шкафчик на ключ, предполагаю я.
— Она выглядит усталой. — Андреа пытается выдавить улыбку. — Может быть, в этом все дело. Но Астрис наверняка оживится, как только получит возможность лепить. Ее ваза почти закончена. Ты сегодня возьмешь ее на прогулку?
— Конечно.
Время медленно ползет до часу, а потом я практически бегу в столовую. Астрис сидит за столом одна, перед нетронутой тарелкой. Голова опущена, волнистые красные волосы завесой закрывают лицо.
— Мисс Стефенсон? — зову я, дотронувшись до ее руки.
Она поднимает голову, и беспокойство сжимает мой живот, как тиски. Астрис сразу же отпихивает меня. Ее темно-зеленые глаза были покрасневшими и блестящими, под ними залегают тени. Она смотрит на мою табличку с именем.
— Том, — читает Астрис. — Сколько времени прошло?
— Два года, — отвечаю я. — Врачи работают над вашим делом. Вы хотите выйти на улицу? Подышать свежим воздухом?
— Конечно. Хорошая мысль.
Ни. Одной. Чертовой. Улыбки.
Я снова предлагаю ей свою руку, словно это может её спасти. Мгновение Астрис пялится на нее, затем медленно кладет ладонь мне на кожу, нерешительно, как будто я могу ее обжечь. Взяв меня за локоть, как обычно, Астрис поднимается на ноги.
Возможно, Реймонд был прав, и лепка вызывает слишком много воспоминаний, которые оставались вне досягаемости. Снаружи палил зной, но Астрис привычно повернулась лицом к солнцу. Я хочу спросить, в порядке ли она, но Реймонд предостерегал от подобных вопросов. У нее не было возможности сравнить.
Я рискую.
— Как вы сегодня, мисс Стефенсон? — спрашиваю, поворачивая голову в ее сторону. Ветер, как обычно дует, покачивая деревья из стороны в сторону.
— Можешь называть меня Астрис, — мягко говорит она. — И я… я не знаю. Устала. Я отсутствовала некоторое время и только что вернулась. Ты первый человек, кого я вижу. — Она поднимает взгляд, чтобы изучить меня. — У тебя выразительные глаза, Том.
— Можешь называть меня Томи. Если хочешь.
— Томи. Хорошо.
Мы проходим еще немного. Тишину нарушают только жужжание насекомых и шорох наших шагов по гравию. Сакура вокруг больницы вот-вот должна расцвести, однако вначале апреля редко, когда такое случается. Все потихоньку начинает оживать, но прохлада в воздухе напоминает об отсутствии ранней весны. В этом году нас ожидает поздняя.
— Здесь так тихо, — замечает Астрис. — Поговори со мной, Томи. Расскажи мне о себе.
— Да нечего особо рассказывать. Я здесь работаю.
Черт. Для Астрис не существует «здесь». Только «сейчас».
— Здесь, — повторяет она и оглядывается на зеленую площадку и лес по ту сторону забора. — Здесь красиво.
— Да. — шепчу я, рассматривая обеспокоенное лицо Астрис. Что-то действительно происходит с ней. Она ни один раз за нашу встречу не улыбнулась.
— Расскажи мне что-нибудь еще. Продолжай говорить со мной. Пожалуйста.
— Я играю на гитаре. И немного пою. — Мне приходится говорить ей ту информацию, которую я говорю только в том случае, если полностью доверяю человеку. Чтобы заставить ее чувствовать лучше, надеюсь, что это сможет помочь. Я жду, что она вырвется из этой грусти и потребует спеть. Или послушать музыку. Вместо этого Астрис рассеянно кивает.
— Что-то еще?
— Я люблю помогать людям.
«Хотя иногда у меня просто ужасно выходит».
Улыбка, которую она дарит мне, не та, что я привык видеть. Она... Измученная. Такая бывает, когда в оцепенении самых противоречивых чувств тебе нужно заставить понять человека, что с тобой все хорошо.
— Я вижу это в тебе, — говорит она. — Вот почему ты Том на бейджике, но Томи с выразительными глазами в реальной жизни. Очень мягкий для такого сильного, пугающего человека. — Ее рука крепче сжимает мой локоть. — Как Марк Антоний. Солдат, который не хочет сражаться, но будет, если должен.
Внезапно она поворачивается ко мне со страхом, дрейфующим в зелёных глубинах ее глаз.
— Ты бы боролся за меня, не так ли, Томи? — спрашивает она. — Как Марк Антоний?
— Да. — сглатываю я, всматриваясь в ее лицо. — Да, Астрис. Обязательно.
— Антоний сражался за Клеопатру, — рассказывает Астрис, когда мы снова пошли. — Он так храбро за нее сражался. Но их враги были лжецами. Трусами. Они сказали Антонию, что Клеопатра умерла, и он бросился на собственный меч. И когда она услышала это, горе ослабило ее. Уничтожило. Забавно, как это работает. Чем сильнее любовь, тем беспомощнее человек после ее утраты.
Как одна из словесных цепочек, боль Астрис всплывает на поверхность сквозь темное болото амнезии. Я слушаю, изо всех сил пытаясь понять.
— Антоний был мертв, — шепчет она. — Клеопатра осталась одна. Поэтому она сунула руку в корзину со змеями, чтобы положить конец боли. Одиночество. Это не то же самое, что просто посидеть без компании. Одиночество – это бездна. Когда ты один, даже если тебя окружают люди. Там просторно, пусто и тихо.
Мой разум застывает. Я не понимаю, как ей помочь. Но ее следующие слова приводят меня в немой ужас.
— Клеопатра думала, что останется одна навсегда. Смерть была лучшим выбором. — Астрис смотрит на меня. — Может быть, она права. Все лучше, чем в одиночку.
«Иисусе».
Астрис знает, что с ней происходит, и что никто не мог ей помочь. Она была одна в своей тюрьме. Живопись каким-то образом углубляет это понимание так, как я не смог предвидеть. Я не был врачом. Врачи давали клятву не навредить.
Я сильно навредил Астрис.
И пробую в последний раз.
— Хочешь послушать музыку?
«Потому что музыка – это жизнь. Помнишь?»
— Я хочу пойти внутрь.
— Конечно, — говорю я, и мое беспокойство наплывает на меня с новой силой. — Все, что пожелаешь.
Я провожу Астрис в комнату отдыха, где уже ждет Далила. Она держит свое обещание приходит каждый день, чтобы проконтролировать сестру. Сейчас взглядом Далилы можно было убить. Недавний момент слабости растаял без следа.
— Далила!
Голос Астрис дрогнул, а затем оборвался с придушенным звуком, когда у нее случается приступ. Очнувшись, Астрис бежит к сестре и крепко ее обнимает.
— Сколько времени прошло? Где мама и папа?
Мое чертово сердце разбивается от боли в ее голосе.
— Два года, — отвечает Далила. — Они скоро будут здесь.
Астрис не отпускает сестру, наоборот, прильнула, уткнувшись лицом в ее плечо. Встревоженная Андреа спешит на выручку.
— В чем дело? — спрашивает Далила через плечо Астрис. — Почему она в таком состоянии?
— Мы не знаем, мисс Стефенсон, — чеканит Андреа, глядя на меня.
Далила шепчет Астрис несколько слов, а затем осторожно высвобождается, садит сестру за стол и отводит нас в сторону.
— Она не может знать, что случилось с нашими родителями, — шипит мне Далила. — Ты ей сказал? Поэтому она так расстроена?
— Я ничего не говорил. — твердо говорю я.
— Кто-то что-то сказал. Что-то случилось. Если я узнаю, что это был ты…
— Клянусь, я не говорил.
Далила вздергивает подбородок.
— Уже второй раз за два дня я обсуждаю свою сестру с работником, — недовольно бормочет она. — Оставь ее в покое, ты меня слышишь? Это последнее предупреждение.
Ее взгляд прожигает во мне дыру. Далила уходит к сестре и разговаривать с ней, пока я отвожу Андреа в сторону и очень тихо говорю:
— Это из-за глины. Не следовало мне покупать ей это дерьмо.
— Не знаю, — отвечает Андреа, кусая губу. — Она была так счастлива. Я думала, что ты помог.
— Может быть, нет. Может, я сделал только хуже. Мне надо держаться от нее подальше. Больше никаких прогулок.
Андреа качает головой, глядя на Астрис.
— Я не знаю, Том. Я просто не знаю.
***
В ту ночь я не спал. И, как бы ни хотел увидеть Астрис, на следующий день я не повел ее на прогулку. Я понимаю, как сильно приношу вред в ее жизнь и жду время отдыха, чтобы надеяться на улучшения состояния Астрис.
Она стоит перед своей вазой в углу, изучая то, что создает за последние несколько дней. Ваза, с черными Драконами Ли хвосты которых, высоко закручены вверх.
— Как она? — спрашиваю я Андреа.
— Не очень хорошо, — качает головой она. — Ей намного хуже. Она сама не своя. Но сейчас Астрис со своей вазой. Может быть, это поможет.
Долгие минуты Астрис не двигается, и мне становится интересно, чувствует ли она, что ваза закончена. Затем мисс Стефенсон тянется к тюбику с черной краской и выжимает огромную порцию себе на ладони. С легким криком хлопает по вазе и проводит по нему руками.
— Нет! — вырывается у Андреа.
Ох, черт…
Мы с ужасом наблюдаем, как Астрис размазывает черную краску по своей вазе и уничтожает ее. Раз. Два. Черные кляксы на совершенных котах и узорах, которые сияют на солнце. Она смахивает свое творение, и мы слышим оглушительный треск разбившейся на тысячи мелких осколок вазы.
Я с Андреа одновременно очнулись от шока и бросаемся вперед. Андреа забирает краску из рук Астрис, а я осторожно отвожу ее прочь, чтобы она не поранилась.
— Мисс Стефенсон, — причитает Андреа. — Все хорошо. Ох, дорогая, все в порядке.
«Ты облажался, придурок».
Астрис плачет, ее дыхание вырывалось из груди беззвучными придушенными рыданиями. Она в ужасе уставилась на свои руки, покрытые черной краской. Прежде чем мы смогли ее остановить, Астрис поднесла их к лицу и провела ладонями по щекам.
— Господи, дорогая, нет! — восклицает Андреа, испуганно смотря на меня. Я только качаю головой, мое сердце грохотает у меня в ушах.
«Я виноват. Я это с ней сделал».
— О господи… — ахает кто-то у двери.
— Далила! — кричит Астрис. Она застывает в моих руках и дрожит от припадка.
— Что, черт возьми, происходит? — орет Далила, бросаясь вперед. Ее сверкающий взгляд скользит по Андреа и мне. — Что происходит с моей сестрой?
— Далила... — зовёт Астрис, прежде чем мы успеваем открыть рты. Ее голос был невнятным хрипом. — Ты здесь. Сколько времени прошло? Где мама и папа?
— Господи, — вздыхает Далила, а затем поспешно прибавляет: — Два года. Они скоро будут здесь.
Астрис выскальзывает из моих рук и растекается в объятиях Далилы, рыдая и пачкая черной краской волосы сестры и плечо ее пиджака. Старшая сестра крепко держала Астрис, поглаживая ее красные волосы. Взгляд Стефенсон был одновременно убийственным и испуганным. Я чувствую миллионы мурашек, смотря ей прямо в глаза.
— Я же предупреждала, — шепчет она, и ее голос дрожит от слез и гнева. — Я говорила тебе, что лепка причинит ей боль. Но ты слушал? Нет, ни меня. Ни ее доктора.
— Я не понимаю. Она была так счастлива!
— Помогите мне привести ее в порядок, — огрызается Далила. Она обнимает Астрис, пока они идут к двери.
— Думаю, пришло время встретиться с доктором Стивенсом и доктором Ченом.
— Да, мэм, — говорит Реймонд, глядя в землю.
Боль пронзает мою грудь, как будто у меня тоже случился приступ. Приступ от кинжала в сердце.
— Реймонд…
Он поднимает руку, приказывая мне замолкнуть.
— Не надо. — Взгляд его глаз был тяжелым, когда он смотрит на осколки разбитой вазы. — Лучше иди и приберись.
***
Я убрал осколки. Отмыл брызги краски. Сложил кисти в кладовку. На следующий день Астрис возвращается за стол, перед ней лежат маркеры и лист бумаги.
Мистер Уэбб трудился над пазлом, а мисс Лора Кидман играла в домино со своей медсестрой. Мистер Перелло рассказывал о войне своему помощнику. Все это время я смотрю на Астрис, надеясь увидеть ее с ручкой в руке и улыбкой на губах.
Но она сидит, сложив руки на коленях, глядя в никуда. Андреа встречает мой взгляд и качает головой, тоже опечаленная и беспомощная. Я спешу управиться поскорее, чтобы разминуться с Далилой, но она появляется рано и направляется прямо ко мне.
— Почему ты здесь?
— Просто убираюсь, — отвечаю я. — Я не разговаривал с ней, мисс Стефенсон. Честно.
— Черт, я надеюсь, что нет. Ты должен уйти. Сейчас же. Я не хочу, чтобы ты был рядом с моей сестрой. В следующий раз мы увидимся на встрече, о которой я договорилась с докторами Ченом и Стивенсом.
Я киваю. Я причиняю боль Астрис и, вероятно, потеряю из-за этого свою работу. Невелика цена за провал.
— Далила, — тихо зовёт Астрис со своего стола позади нас. Ни энергии. Ни улыбки. — Ты здесь. Сколько времени прошло?
Прежде чем Далила успела ответить, ужасающий звук трещотки наполняет комнату отдыха. Мой живот сжимается, а ступор овладевает разумом. Полосатая черно-серебристая змея выскользнула из кладовой и поползла по полу, беззвучно, только гремя кончиком хвоста.
Долю секунды все смотрели, никто не двигался. Время останавливается.
«Следи за ямами, Том, — донесся голос отчима из глубин моей памяти, с той рыбалки на озере Мюррей. — Здесь самые смертоносные гремучие змеи. Красавицы, но очень опасные».
Опасные.
Кто-то кричит. Резиденты вскакивают со своих стульев и отступают. Далила ринулась к сестре, но запинается о стол.
А Астрис...
Астрис невозмутимо наблюдает, как змея направляется к ней. Совершенно спокойно опускается на колени на пол. Выражение ее лица было пустым, но почти умиротворенным. Безмятежным. Решительным. Она протягивает руку.
Язык змеи черной вилкой выстрелил изо рта, обнажая удлиненные клыки менее чем в футе от пальцев Астрис.
Все тело мисс Стефенсон дрожит, а змея готова нанести жестокий удар.