1 ГЛАВА. Нервы.
Черепно-мозговые нервы! Чёртовы черепно-мозговые нервы!
Из зеркала, висящего напротив рабочего стола, смотрели злобные глаза. Настолько, что становилось не по себе. На что я злилась? На анатомию? На сложный материал? На обязанность сидеть весь день за зубрёжкой вместо прогулки по осеннему парку? На саму себя из-за того, что я совершенно беспомощна?
К чёрту!
Книга захлопнулась с сильным шумом, и я почувствовала, что вот-вот от бессилия расплачусь. За год обучения в медицинском шутка о призыве демона при неправильном произнесении латинских слов меня порядком достала, но сейчас я бы не отказалась, если бы он возник из ниоткуда и предложил забрать у меня душу в обмен на избавление от этих мук.
– Ты чего гремишь? – недовольное лицо Кати показалось из кухни.
– Анатомия...
– А-а, – протянула она. – Коллоквиум только послезавтра. Чего ты так психуешь?
– Разве есть смысл, завтра он или через неделю, если мне выучить это не под силу?
Катя вышла, встала напротив, уперев руки в бока, и приказала:
– Ну-ка вставай! Иди продышись. Успокоишься, и материал лучше уляжется. Нельзя так себя изнурять!
Поправив очки, она вновь ушла на кухню, оставив меня один на один с моим противником. Может, действительно стоит пройтись?
Небо заволокли белёсые облака, то и дело поднимался ветер, подгонял редкие, не прилипшие к грязи жёлтые листья. Пахло свежестью и... вечностью. Именно вечностью пахнет пожухлая листва, которая, оторвавшись от родного дерева, собирается в последний путь. Лужи превратились в грязь, и лишь они одни портили впечатление от погоды. В остальном она соответствовала моему душевному состоянию. Не отправиться ли и мне вслед за листвой?
Анатомия, если признаться, была не только моим злейшим врагом, но и верным помощником: именно она спасала от непрерывно атакующих в последнее время тяжёлых мыслей. Слишком много всего. Слишком мало меня, чтобы всё это разрешить.
За поворотом показался вход в парк с массивным старым дубом у ворот. Вскоре стемнеет, и над ними зажжётся фонарь, осветит кованую ограду. Вслед за ним, по цепочке, небольшими всполохами загорятся фонари по краям прогулочных дорожек. Неделю назад под этим самым фонарём я поставила точку в отношениях с Никитой. Зачем я снова пришла бередить незатянутые раны?
Легче думать, что никто не виноват в том, что мы разные. Легче быть слепой. У Никиты слишком обширный круг знакомств, в котором я терялась. Вроде была его девушкой, вроде он и говорил, что любит, вроде заботился. А тепла как такового я не чувствовала. И в чём была проблема? Я думаю: что, если я могла измениться? Что, если у нас всё было не настолько сложно и неисправимо? Или мог измениться он? Да чем он, собственно, меня не устраивал? Лишь тем, что ни в каком виде не принимал мою личность. Но это ли не мелочи?
Ха.
Впрочем, что было – то было, верно? Поэтому я шагнула за ворота парка и двинулась по аллее. Она ещё желтела редкими пятнами деревьев и подстриженных кустов, высаженных вдоль дорожек. Кто за ними следит?
Не важно...
Неровный асфальт блестел от недавно прошедшего дождя. В зеркальной поверхности его отражались размытые силуэты прохожих.
– Папа! Покатай! Ну, покатай! – канючила маленькая девочка, совсем кроха, дёргая мужчину с бородой за рукав серого двубортного пальто. Он нехотя пригнулся, взял дочку на руки и легко посадил себе на шею. От восторга малышка звонко рассмеялась, как колокольчик, и, дёрнув ножками, оставила на одежде отца пятна свежей грязи. Шедшая рядом симпатичная женщина в спортивном костюме радостно заулыбалась, не обращая на такую мелочь, как грязь, внимание. Это, должно быть, была мама.
«Интересно, – невольно подумала я, – он тоже...»
Нет! Нет! Проецировать незачем! Недавно был курс психологии. Это я усвоила. Впрочем, что если и так? С тех пор, как папа признался маме в измене, я иначе посмотрела на людей. Раньше, что бы ни происходило в семьях вокруг, я всегда искренне веровала в любовь, так как имела перед глазами пример в лице своих родителей. Теперь же моего Бога распяли.
Я даже посчитала, что с Никитой мы расстались очень счастливо и удачно. Любила ли я его настолько, чтобы по-настоящему жалеть о расставании? Нет. Были ли у меня серьёзные планы на будущее с ним? Тоже нет. Мы сошлись внезапно, не успели привыкнуть друг к другу, и так же внезапно разошлись. Жалеть здесь не о чем. Но какой-то неприятный груз всё ещё чувствуется.
Невольно я оглянулась на счастливую молодую семью и почувствовала, как тёплая влажная дорожка пролегла по моей щеке. Когда-то у нас было точно так же. Идиллия. Счастье. Никак ссор, никакого недопонимания. Поддержка и взаимовыручка. Чего отцу не хватало?
Вскоре парк опустел, и я явственнее ощутила своё одиночество.
Старое дерево у входа совсем опало. Лишь один колыхался лист у самой верхушки.
Я этот лист.
Катя, напевая что-то под нос, расставляла тарелки на кухонном столе. Её короткие кудрявые волосы в болезненном свете единственной лампочки казались объятыми пламенем. И она, как яркий неугасающий огонёк, освещала помещение улыбкой.
Стипендия пришла сегодня, поэтому нас ожидал королевский ужин: Катя утром доехала до рынка и купила баранины для плова и фарша для пирога. Не скажу, что в остальные дни мы питались плохо, но мясо покупали нечасто, и по большей степени не было настроения на готовку. Ни у меня, ни у неё. Пришедшие деньги же обычно вдохновляли устроить праздник.
– Вот это ты наготовила! – сказала я вместо приветствия.
От улыбки в уголках губ Кати наметились ямочки.
– Садись. Я уже накрываю на стол.
– Я не голодна.
Лицо Кати вмиг стало серьёзным.
– То есть как? Ты не ешь вторые сутки!
– Я купила пирожок по дороге, – соврала я.
Подруга мне не поверила.
– Майя, ну-ка напомни, кто из нас двоих учится в меде? – Она сделала паузу. – Так почему мне необходимо говорить о важности еды для организма?
– Я... – в глазах застыли слёзы. Даже через силу я не могла проглотить и крошки. Всё возвращалось обратно, будто самоуничижительные мысли, заполнив собой голову, перебрались в желудок и заняли его целиком, не оставив места еде.
– Майя... – Катя остановилась на полуслове. Она погладила меня по плечу. – Съешь хоть чуть-чуть. Я тебе положу только две ложки. Идёт?
Я наверняка знала, что и две ложки съесть не смогу. Тем не менее, чтобы успокоить Катю, я кивнула. Она просияла:
– Ну вот! Плов получился для первого раза отпадным! Тебе понравится.
– Для первого? Разве весной ты его не готовила?
Катя отмахнулась:
– Да какой это плов? Рис и морковка! Вот это, – она указала на полный золотистого риса казан, – это – плов.
Снимали мы однушку, так что приходилось ютиться вдвоём на сравнительно небольшой площади. Спали на одной кровати, толкались в крохотной кухоньке, подолгу ждали очередь в ванную, смежную с туалетом. Но, так как мы обе не тусовщицы, сами по себе достаточно чистоплотны и с пониманием относимся, если кто-то из нас устал и не в силах выполнить домашние обязанности по установленному графику, минусы совместного проживания на тесноте и заканчивались.
Выложенные серым потрескавшимся кафелем стены отражали мертвенный свет лампочки. От крючка, на котором висела люстра, шла глубокая трещина. Как только мы заехали в квартиру, было негласно решено под люстрой не проходить, а стол отодвинуть так далеко, насколько позволяла площадь. Оставалось лишь надеяться, что соседи сверху не осчастливят нас внезапным и оригинальным визитом.
Со своей скромной порцией я справилась на удивление быстро. Катя же ела медленно, так как рот её был занят разговорами: она пыталась меня отвлечь. А я слушала и не слушала одновременно. Много ей радости возиться со мной, поднимать настроение, которое всегда ниже нуля? Очень сомневаюсь.
– Как на учёбе дела? – спросила я из вежливости.
Катя, не дожевав, начала рассказывать:
– Да ничего интересного особо. Петька опоздал на полпары, а потом зашёл посреди занятия, будто так и задумано. Анна Ивановна офигела, конечно. Причём настолько, что даже не ответила ничего. Так и сидела с открытым ртом, – она рассмеялась. – Хамство хамством, но если его числанут, будет скучно.
– Долго у вас держат таких персонажей, – вздохнула я. – В нашей группе уже всех отчислили. Скучно, но спокойно. Лиза вообще не занималась целый год. Ужас, как бесила! Ладно – сама не занимается, но зачем отвлекать остальных просьбами о конспектах и прочем? Хорошо, если бы причина была уважительной. А ей было просто, видите ли, лень учиться. Извините, за неё это делать никто не собирается.
Настроение было ни к чёрту, и на весёлый рассказ Кати я ответила довольно токсичной тирадой. Но вовремя замолчала и вперила взгляд в тарелку, где одиноко остались лежать две рисинки. Вот опять! Катя этого заслуживает? Ей будто хорошо и весело живётся! У неё свои проблемы, свои переживания...
– Я вчера закончила смотреть сериал. Там такой финал! – После непродолжительной паузы решила разбавить атмосферу Катя. – Хочешь, расскажу?
Я вымученно улыбнулась:
– Прости, – вилка звякнула в отодвинутой пустой тарелке, – я бы поспала. Очень устала. Ты не обидишься?
Идиотка! Могла бы выслушать. Тяжело, да? Ты не думаешь, что она тоже может быть одинока?
Катя посмотрела на меня с глубоким сочувствием, погладила по руке и сказала:
– Когда-нибудь в следующий раз расскажу. Спокойной ночи. Не переживай – я помою.
Тошноты от еды впервые за эти дни я не ощущала. И впервые по-настоящему захотелось спать. Мягкая подушка и тёплое одеяло сделались несравненно уютными. Даже мысли вдруг перестали настойчиво гудеть. Я справлюсь. Я исправлюсь.
Почти сразу после того, как голова опустилась на подушку, я погрузилась в сон.