19
Глава 19
— юлечка, — произносит тетя и я шагаю вперед.
— Здравствуйте, теть Лен.
Машунино лицо при виде меня расплывается в радостной улыбке, и она тянется ко мне всем существом.
От этого в груди так щемит.
— Привет, солнышко, — улыбаюсь ей и забираю свое сокровище из тетиных рук.
Крепко обнимаю дочку, целую в нежную щечку, в лобик и только после этого оборачиваюсь к дане.
Он продолжает стоять на месте и смотреть на нас во все глаза.
— Это Маша, — говорю ему, — я ее имела в виду, когда говорила, что живу не одна.
— Тетя Лен, это даня.
— дань, моя тетя, она помогает мне с дочкой.
Представляю взрослых друг другу, а сама продолжаю обнимать Машуню и смотреть на даню.
— дань, как же, я помню. Мы ведь встречались на Днях рождения сестры, — тут же отзывается тетя Лена.
даня отмирает и медленно кивает тете. Но тут же возвращает взгляд на малышку. И на меня. Он скользит взглядом по нам обеим, а потом снова смотрит только на дочку.
— Может, пройдем в дом? — предлагает тетя Лена доброжелательно.
— Да, — поворачиваюсь к тете и вижу, как ее лицо приобретает озабоченное выражение.
— юлечка, Машунька не уложилась днем, как я ни старалась. Капризничала, никак не хотела засыпать. Поэтому мы и решили прогуляться во дворе. Но раз ты пришла, может тебе удастся уложить? Или уже до вечера?
— Посмотрим по обстоятельствам. Спасибо вам огромное, — говорю тете и вновь смотрю на Никиту.
— Мы в дом, ты с нами?
И, не дожидаясь ответа, направляюсь к входной двери.
Как только оказываюсь в холле, сажусь с дочкой на диван и стягиваю с нее верхнюю одежду. А потом снова подхватываю малышку на руки. Медвежонок тут же утыкается носиком мне в грудь. Ей хочется молока, это настолько очевидно, что не вызывает сомнений.
даня стоит, привалившись к стене и снова сканирует нас взглядом.
— юлечка, что, если я схожу к Марье Ивановне? — спрашивает тетя Лена, — она сегодня все утро звала, да было некогда. Справитесь тут без меня?
Говорит излишне суетливо, должно быть чувствует себя не в своей тарелке. Решила, что станет третьей лишней. Я хорошо ее понимаю.
— Да, сходите, если хотите. Мы справимся.
— Вот и отлично. Сейчас только захвачу сумку и пойду. А то Марья Ивановна ведь не отстанет от меня.
— Мы пойдем наверх, — говорю я, и снова смотрю на даню, — у нас там детская.
— Я вас провожу, — отзывается он.
Его голос ровный и сам он выглядит на удивление спокойным, но это совершенно ничего не значит. Он может держать себя в руках, если захочет или того требуют обстоятельства.
Но я опасаюсь, что это спокойствие обманчиво. Всего лишь ширма. А на самом деле, очень может быть, внутри него сейчас бушует настоящий ураган. Надеюсь, он все же сможет контролировать себя, когда мы останемся наедине.
Или стоит остановить тетю?
Но она уже спешит к выходу, параллельно еще раз объясняя нам, как срочно ей необходимо наведаться к соседке.
Хотя, с другой стороны, к чему отсрочки.
С Машуней на руках поднимаюсь с дивана и направляюсь к лестнице. даня идет следом за нами.
Как же это все волнительно.
Я много раз представляла этот момент, их встречу, в минуты слабости. Но сейчас, когда все происходит на самом деле, в реальном времени, так отчаянно трушу.
Если бы не остаточное действие препарата, который уже почти выветрился, но от которого до сих пор несколько смазывает действительность, вообще бы, наверное, грохнулась в обморок.
Черт, еще и это.
Совершенно забыла, что не получится покормить Машеньку грудью.
Черт, вот черт!
— Я кормящая мама, а ты напоил меня неизвестно чем, — говорю дане, стараясь не напугать своим тоном дочку, — теперь придется сцеживать молоко, а Машу кормить смесью.
— Можешь кормить, этот препарат безопасен. Черт, юля.
Он хочет сказать что-то еще, но я перебиваю.
— С чего ты решил, что он неопасен?
— Потому что я знаю состав. Или ты думаешь, я напоил бы тебя какой-нибудь дрянью? Хотя сейчас, я не уверен ни в чем.
— Не уверен?
— Уверен, что можешь кормить. Не уверен, что не убил бы тебя, узнай новость раньше или при других обстоятельствах.
И даня тихо выругивается.
— Сколько ей?
Мы доходим до ванной комнаты, и я оставляю его вопрос без ответа.
Мне сейчас необходимо вымыть руки после улицы, а сделать это в обнимку с полугодовалым малышом весьма затруднительно.
Я пытаюсь приноровиться, но Никита вдруг подходит ближе.
— Давай, помогу.
Его голос звучит глухо и я с сомнением кошусь на него.
Хочу отказаться.
Глаза дани вспыхивают недобрым огнем и я прикусываю язык.
— Не доверяешь? — усмехается он, — или я, по-твоему, совсем больной, чтобы причинять вред ребенку?
Мне стыдно за свой минутный страх.
— Не в этом дело, просто, — произношу быстро и сглатываю, — просто Маша может испугаться и не пойти на руки к незнакомому человеку.
— Так давай проверим.
— Ладно, если хочешь. Только сначала сам вымой руки. Она ведь еще совсем маленькая. Это важное правило.
— Окей.
Он выполняет.
— Хорошо. Теперь дай нам, пожалуйста, вон ту розовую игрушку, — указываю кивком головы на резиновую морскую звезду, которая лежит на полочке с чистыми игрушками.
Дочка начинает капризничать, даже будучи у меня на руках. Видимо сказывается усталость из-за того, что она пропустила привычное обеденное кормление и, как следствие, дневной сон. Надеюсь, что игрушка отвлечет ее, пока не доберемся до комнаты.
Маша хватает игрушку из рук дани и тут же тянет ее в рот.
— У нее зубки режутся, — говорю я и с этими словами передаю дочку дане.
— Осторожнее держи. Вот так.
Перехватываю своими ладонями ладони дани. Показываю, как нужно.
— Она еще не сидит, хотя вот-вот должна, — объясняю я, — поэтому обязательно поддерживай под мышками, не переноси весь ее вес на позвоночник.
— Хорошо.
— Да, ты правильно держишь, — хвалю его.
Целую дочку в макушку и шагаю к раковине.
— Ты так и не сказала, сколько ей, — снова требует даня.
— Почти шесть месяцев, без нескольких дней, — отвечаю неохотно.
Уверена, сроки играют не в мою пользу, ведь я слишком поздно узнала о беременности. Это может вызвать некоторые вопросы.
Но сейчас нужно сосредоточиться на дочке, остальное потом.
Скидываю пиджак и начинаю намыливать руки. Смываю пену, а сама то и дело кошусь на папу с дочкой.
Как же непривычно и необычно видеть их вместе. даня вообще в принципе. даню у нас дома. даню с дочкой. Дочку с даней, со своим папой. Которого она могла и еще может лишиться из-за меня. И из-за него тоже. Из-за нас обоих.
Не в силах выдержать всего этого я отворачиваюсь от них, но тут же поворачиваюсь снова.
даня напряжен. Он смотрит на дочку как на что-то инопланетное. Удивительное и неопознанное. Словно его вынули из действительности и поместили в другую галактику. И теперь он боится сделать лишнее движение.
Только смотрит и смотрит. Не отрываясь. И, вроде бы, даже принюхивается. Я делаю такой вывод на основе того, что он слегка склоняет голову к Машиному пушку на головке. Еще немного, и он зароется в него носом, как часто делаю я сама.
Я уверена, сейчас он вдыхает неповторимый молочный аромат нашей дочки. Волшебный для меня, как для мамы. Но я не знаю, что думает по этому поводу он. Приятен ли ему ее запах или нет.
Он присматривается, изучает ее. Пытается принять происходящее и одновременно с этим, он явно в шоке.
Машуне же, кажется, понравилось у дани на руках. По крайней мере она совсем не выказывает недовольства. Сидит и с увлечением слюнявит один из лучиков звезды. А может, она просто общительный ребенок. Это выяснится несколько позже.
Еще даня усиленно хмурит лоб.
Видимо его мозг напряженно работает сейчас, подчитывая сроки.
Я вытираю руки и тянусь к дочке.
— Давай, спасибо, что подержал.
Когда Мишутка снова у меня на руках, мне становится гораздо спокойнее. Все же я не знаю, что у дани на уме и к каким выводам он смог прийти.
— Что теперь? — спрашивает даня.
— Теперь я покормлю ее и уложу в кроватку. После того, как она поспит, мы будем полдничать, потом играть, а затем ужинать. Дальше снова играть, после чего начнем укладываться на ночной сон. Если повезет и Машуня не станет капризничать, сон продлится всю ночь до утра.
Перечисляю все это, а сама продвигаюсь по направлению к детской.
— Ты все же уверен, что мне можно кормить? — спрашиваю снова.
Вопрос важный, не грех переспросить и еще раз все уточнить.
— Абсолютно.
— Что это был за препарат?
— Я тебе не скажу, ни к чему. Но даю гарантию, все будет в порядке.
— Ладно.
Усаживаюсь в кресло, поджав под себя одну ногу и устраиваю дочку поудобнее для кормления. Поворачиваюсь к дане.
— Я сейчас буду кормить, — говорю ему.
— Давай.
Но продолжает стоять в дверях.
— Может, ты выйдешь? Мне неудобно при тебе.
Он отрицательно качает головой, хотя и не делает попыток подойти ближе.
Маша взмахивает ручонкой, так что игрушка отлетает на пол, и принимается капризничать. Тянется к моей груди и чуть не присасывается прямо к блузке.
Я снова выразительно смотрю на даню, но он делает вид, что не понимает намеков.
Ладно, черт с тобой. Смотри, если тебе так хочется.
Быстро расстегиваю блузку, достаю грудь и тут же придвигаю сосок, из которого чуть не сочится молоко, к дочкиному ротику.
Медвежонок просто набрасывается на еду и начинает активно и нетерпеливо сосать, обхватив грудь ладошками.
Я слежу за тем, чтобы она не наглоталась воздуха в первые же секунды кормления, но совсем скоро дочка приноравливается к потоку молока и начинает сосать спокойно и размеренно.
Я выдыхаю.
Мне самой становится гораздо легче, а противная тянущая боль отпускает с каждой секундой.
даня смотрит на нас некоторое время, потом разворачивается и выходит из комнаты.
Я откидываюсь на спинку кресла и закрываю глаза. Мне хочется расслабиться хоть ненадолго. Необходимо, пусть сделать это весьма и весьма сложно.
Несмотря на то, что даня, вроде бы, адекватно отнесся к новости, на самом деле это ничего не значит.
Сделан только первый шаг, даже полшага, а самое сложное нам еще предстоит.
Раз даня не стал выяснять отношения при тете или дочке, это означает одно. Разговор состоится, но состоится без свидетелей, один на один. Причем в самое ближайшее время.
Машуня начинает клевать носом и вскоре засыпает совсем. Я вытаскиваю сосок из ее расслабленного полуоткрытого ротика, убираю грудь обратно в бюстгалтер. Застегиваю все, поправляю блузку. Осторожно поднимаюсь с кресла с малышкой на руках, а потом укладываю дочку в кроватку.
Теперь нужно найти даню, но я не спешу это делать.
Прохожусь по комнате, переодеваюсь в домашний спортивный костюм.
Мне страшно сталкиваться нос к носу с даней, и я тяну время, как могу.
Наконец, решаю, что дальше откладывать неизбежное бессмысленно, и лучше уладить все сейчас, до того, как Мишутка проснется и сможет помешать нашему разговору.
Настраиваю радио няню, а потом решительно выхожу в холл.
дани здесь нет, и я спускаюсь на первый этаж, не забывая посматривать по сторонам. Гадаю, где его искать.
С кухни доносится дразнящий аромат кофейных зерен. По всей видимости, даня там, так что я разворачиваюсь, не доходя до гостиной, и спешу на запах.
Я угадала, даня здесь.
Стоит у окна с чашкой кофе в руках, но как только я застываю на пороге, поворачивается лицом ко мне.
— Уложила?
Его голос звучит ровно, без намека на какие бы то ни было чувства, я утвердительно киваю.
— Да.
— Сколько она проспит?
Просто светский разговор двух приятелей, не иначе. Но меня не обманывает его тон. Уверена, его спокойствие показное.
Тем не менее, я включаюсь в игру.
— Час, полтора. Я поставила рядом с кроваткой радио няню, мы узнаем, когда она проснется, — говорю точно таким ровным голосом, что и он.
— Хорошо.
даня отлепляется от подоконника и подходит к столу. Ставит на него чашку, а потом начинает медленно двигаться ко мне.
Я застываю на месте, словно статуя. Не знаю, что делать. Спокойно дожидаться, пока он подойдет, или бежать вон без оглядки. На его лице я не могу прочитать ни одной эмоции, настолько оно лишено их, словно маска. И не представляю, что он собирается делать сейчас.
В конце концов, я остаюсь на месте, и даня подходит ко мне вплотную.
— Итак, ты стала мамой, — говорит он и чуть склоняет голову набок.
— Должен тебя поздравить, хоть и с опозданием.
Буравит взглядом, прожигая во мне дыру.
— Спасибо, — еле могу произнести.
— Я так полагаю, — продолжает медленно, словно взвешивая каждое слово, — ребенок не от меня? Так, юля?
Я вздрагиваю, как от удара. Словно он размахнулся и залепил мне сейчас звонкую болезненную пощечину.
Но я не позволю ему поливать себя грязью. И не намерена скрывать, раз уж затеяла все это.
Откуда-то вдруг берутся небывалые решительность и смелость.
— Это твоя дочь, даня. Твоя и моя. Наша с тобой.
Он слушает, но пока я говорю, на его лице не двигается ни один мускул.
Когда заканчиваю, он выгибает бровь.
— Неужели? — произносит холодно.
— Да, это так.
— И ты молчала о своей беременности несколько месяцев?
— Я сама не знала.
— Я не верю тебе, юля. Если бы ребенок был от меня, ты бы рассказала раньше.
— Это твое дело, верить или нет. Но я говорю правду. Я не знала и Маша — твоя дочка.
— Ага, а слова о том, что ты изменяла мне с другим, просто выдумка.
— Я была в состоянии аффекта тогда. Мало ли, что могла наговорить.
Но я уже вижу, он не верит мне. Все решил для себя и теперь не верит ни одному моему слову. И что бы я ни говорила сейчас, он не прислушается. Не захочет.
Следующие же его слова подтверждают мое невеселое заключение.
— И как только тебе удавалось скрывать все так долго. Сначала любовника, потом беременность. Роды и, наконец, наличие маленького ребенка. Я читал твою рабочую анкету, там о ребенке ни слова.
— На работе никто не знает, так и есть.
— Нужно будет сказать Игнату, чтобы тщательнее проверял сотрудников перед тем, как принимать на работу. Где отец девочки? Он вас бросил?
Последние слова он произносит резко, отрывисто.
Я не успеваю подготовиться, но я не увиливаю и прямо встречаю его невыносимый жгучий взгляд.
— Мы с ним расстались, — произношу, чеканя каждое слово, — и не виделись с того момента, как я узнала о своей беременности. Потому что, когда я спешила к нему, чтобы сообщить радостную новость, я застала его с другой. Если что, можно справиться в женской консультации, когда именно я посетила ее и когда меня поставили на учет.
Я вдруг понимаю, что не хочу больше видеть его. А еще еле сдерживаюсь, чтобы не расплакаться.
Отвожу взгляд, а потом иду к чайнику. Проверяю наличие воды, беру фильтр и доливаю воду до нужного уровня. Жму на кнопку.
Делаю все на автомате, а сама мечтаю лишь о том, чтобы он ушел. Оставил меня одну. Потому что мои нервы не выдерживают. Они словно натянутые жгуты, которые вот-вот лопнут и тогда я не знаю, что со мной будет.
Но даня, наоборот, подходит ко мне и встает прямо за спиной.
— юль, ты все это только сейчас придумала?
Резко разворачиваюсь к нему. Излишне резко, задевая что-то из столовых приборов.
Судя по звону, это ложка.
Но мне сейчас не до этого и я не спешу ее поднимать.
— Я рассказала все, как есть, — выдавливаю из себя, — если ты не веришь, это твое дело.
— Не верю. Ты не поступила бы со мной так жестоко. Не смогла бы скрывать от меня ребенка, да еще столько времени, если бы я был отцом.
Он давит на самое больное. Мое сердце просто разрывается на части от его слов. От той горечи, тяжести и отчаяния, что сквозит в его тоне. И которые разъедают меня саму изнутри.
Сейчас я осознаю свою ошибку, как никогда, и мне так больно. Очень больно, что эти несколько бесценных месяцев нам уже не вернуть.
— даня, послушай, — в отчаянии предпринимаю еще одну попытку.
— Не хочу ничего слушать, — зло бросает он.
Я вижу, что ему плохо, но и мне не лучше. Мне хреново, черт подери. Даже хуже, чем ему.
— Тогда выметайся отсюда и больше никогда не подходи ко мне. К нам. Ясно? — выкрикиваю ему в лицо.
— Так, да?
— Именно так. Не приближайся больше к нам и нашему дому!
даня сощуривается.
— Ты не отделаешься от меня так просто, не рассчитывай на это.
— Нет? У меня же ребенок от другого? Или от тебя, но я не сказала об этом раньше, хотя у меня и были причины. Как же ты сможешь с этим справиться?
Тут я замечаю, что он очень напряжен, а его ладони то сжимаются в кулаки, то разжимаются.
Уверена, он полон агрессии сейчас, и в ужасе замираю. Душа уходит в пятки.
— даня, — охаю я.
— Извини, мне нужно отойти ненадолго. Ключ от ворот где?
— На тумбочке, при входе, — произношу побелевшими губами.
даня хочет уйти, даже делает несколько шагов к выходу. Но вдруг останавливается, а потом резко разворачивается и снова оказывается передо мной.
— Тебя интересует, как я смогу справиться? Точно так, как справилась ты, когда отдалась мне час назад на диване в моей квартире. Я попробую понять. И принять. Не обещаю, что смогу сделать это сразу, в один момент, но попробую. Может быть. Но сейчас мне нужно уйти, пока я не…Черт! юля, ты…
даня отворачивается от меня и вылетает из кухни так быстро, что я не успеваю среагировать на его слова.
Тут же я слышу, как хлопает входная дверь. А еще через несколько секунд его машина, взвизгнув тормозами, покидает участок.
На деревянных ногах я дохожу до кухонного дивана, плюхаюсь на него и, наконец, даю волю слезам.
Он не вернется. А я дура, что не постаралась как следует. Точнее я старалась, но этого оказалось мало. Я не смогла убедить его в том, что Машенька его дочка.
Я скрывала, а он ведь даже не виноват, что изменил мне. Если ему действительно подмешали то же, что и мне, он совершенно не виноват. То есть, почти не виноват. Но я готова простить, уже простила. Познакомила с Машей.
А он такой, такой…не поверил…а ведь я так люблю его, так люблю.
Куда он уехал? В таком состоянии. Я должна была остановить.
Не вернется. Что, если не вернется?
Господи, только бы не наделал глупостей.
Может, позвонить ему? Или не стоит? Вдруг, я сделаю только хуже.
У меня кружится голова, мне стоит прилечь отдохнуть, а я все сижу, таращусь на телефон, шмыгаю носом и размазываю слезы по щекам.