Мой приемыш

«Я твой отец», — эхом повторяется в голове. Хосок завороженно смотрит на незнакомца и совершенно не понимает. Мозг отказывается воспринимать информацию. Как такое возможно? Откуда? Где он был всё это время? Почему вообще пришёл? 

Чон с самого начала своей жизни смирился с судьбой. Он никого никогда не называл ни мамой, ни папой. Взрослым человеком была сначала только госпожа Кан, а после прибавились учителя в школе. Хосок про себя называл Юнги хёном, другом. У него не было родителей, и он привык к этому. Для Чона, как и для всех других сирот, с самого рождения брошенных близкими, норма быть в одиночестве, не иметь человека, которому можно высказать все переживания и попросить совет. 

 Мальчик не верит своим ушам. Он неосознанно делает шаг назад и хватается сзади на спинку кровати. Смотрит и взгляд не отводит.

 — Отец? — шёпотом переспрашивает, сам не зная, почему. Ему всё кажется, что ослышался, не так понял, но всё так. Так он и понял, и услышал, и увидел ответ в глазах гостя. 

 Мужчина твёрдо кивает головой и тихо выдыхает. Он сжимает и разжимает пальцы, тоже волнуется. Они друг на друга вдвоём смотрят, и каждый свои эмоции испытывает.

 Хосок изучает. Он боится пропустить каждую мелочь, хочет портрет этого человека в памяти себе сохранить и оставить на размышления.

 У него овальное смуглое лицо, прямые тёмно-коричневые брови и карие глаза. Нос ровный и немаленький, розовые губы тонкие, но они не портят его. Со лба спадает челка черных прямых волос. Даже намёка на кудряшки нет. Пряди приглажены и смирно лежат, не смея торчать и выделяться. Грубая шея, сильные руки. На одной руке серебряное кольцо и татуировки на пальцах. Кожаная куртка, джинсы — всё это придаёт ему образ опытного дерзкого байкера или бывалого гонщика на самых опасных трассах. Причем и характер явно не ангельский здесь можно составить. Но если заглянуть в его тёмные глаза, то в них сейчас заметны только боль и глубокая печаль.

Хосок вглядывается в их черноту и всё пытается что-то поймать, но не находит. Мальчик опускает взгляд и, сделав пару шагов вперёд, снова поднимает голову и смотрит снизу вверх.

— Почему вы так уверены, что именно вы мой отец? — спрашивает Хосок, вскинув брови.

— Видишь ли, это очень длинная история. Я долгое время не знал, жив ли ты вообще, и искал. И вот наконец нашёл. Ты так подрос... 

 — Кто вы такой? — встревает Юнги и не спеша подходит к мужчине, сократив расстояние до ничтожных сантиметров. Что-то не клеится у Мина в общей картине. Глядит на незнакомца и надеется, что показалось, ведь быть такого не может. Откуда взялся папа? Почему так внезапно? Хотя когда такие вещи должны происходить планово и не шокировать. 

 — Меня зовут Дон Ли. Можно просто Дон. Всю молодость я провёл здесь, в Кванджу, а после уехал учиться в США, где сейчас работаю. 

 — Вы прилетели оттуда ради Хосока? — с удивлением спрашивает Юнги, всё больше сейчас надеясь, что это ему снится. Но как бы не пытался себя ущипнуть — не помогает. К его ужасу, всё происходит здесь и сейчас.

— Да. Я три дня назад узнал, что он живёт в детском доме и сразу же приехал.

— И всё побросал и прилетел? Для чего? — внутри медленно разгорается пламя ненависти. Юнги глазам своим не верит. Этот папаша наверняка бросил мать Хосока или ещё что-то ужасное сделал. Наверняка он просто не хотел знать о существовании сына, но, видимо, кто-то надавил. Мин знает, что такое настоящая боль. И выглядит она совсем не так, как в глазах этого гостя.

— Хён, — жалобно обращается Хосок к старшему и дёргает за рубашку, мол, не надо, не дави, не говори так. 

 — Вы не позволите мне остаться наедине с сыном? — осторожно спрашивает незнакомец, обращаясь к Юнги. 

 — Нет! — резко восклицает Чон, и молодой человек кладёт руки ему на плечи, успокаивает. 

 — Х-хорошо, — прокашлявшись, отвечает мужчина. — Давайте тогда поговорим. — Он жестом предлагает сесть, и все трое располагаются на небольшом диванчике.

С минуту они молчат. Юнги сидит между Хосоком и его отцом. Это не совсем удобно, но мальчику так легче. Хосок держит Юнги за руку и не отпускает. Он сидит на краю дивана, смотрит на мужчину. Тот только опустил глаза, будто собирается с мыслями, чтобы начать разговор. 

 — Сколько вам? — не выдерживает первым Юнги, у которого, наверное вопросов раз в десять больше, чем у всех остальных сейчас. 

 — Тридцать шесть, — без запинки отвечает гость.

— Значит, уехали учиться в Америку в двадцать шесть? 

 — Двадцать пять, но, правда, потом пару раз приезжал домой, — поправляет мужчина. — А какое это имеет значение?

— Пытаюсь понять, в насколько сознательном возрасте взрослый человек способен бросить своего ребёнка, — чеканит Юнги, бросая огненный взгляд. Внутри него сейчас настоящий пожар. Мин в себе места не находит и, надо будет, перед родным отцом права Хосока отстоит. На него никакой жалостью и крокодильими слезами не надавишь. Юнги из камня выточен, его сердце однажды так сильно разбилось, что теперь, когда вновь удалось обратно склеить, стало твёрдое и жёсткое. Мин не поверит, не простит, безнаказанно не оставит. 

 — Послушайте, я понимаю. Вы злы на меня сейчас, — оправдывается мужчина, облокотившись о бортик дивана. — Я не хотел вот так заявляться и мешать. Не знал, что у моего сына уже есть кто-то... — на этом фразу обрывает сам.

Эти слова по душе Хосока режут хуже острых кинжалов и стреляют в сердце точнее стрел, у которых наконечники пропитаны ядом. В горле пересыхает так, будто сутки воды не пил. Мальчик опускает голову и крепче сжимает руку Юнги в своей ладошке. Почему вдруг стало так стыдно и неприятно? Он ведь даже не виноват. Откуда Чон только знал, что у него, оказывается, есть отец. Мальчик даже не задумывался о таких вещах. Родной отец, который впервые за столько лет своего сына увидел, сейчас упрекает в том, что у него уже есть самый близкий. 

 — Послушайте, — раздражённо усмехается Юнги, — вы себя слышите? По-вашему, Хосок должен был оказаться одиноким и никому ненужным ребёнком?

— Я не сомневался, что мой сын, — Дон добродушно улыбается Чону,  — особенный. 

 Теперь очередь Юнги подставлять под удар израненную душу. «Мой сын», — так и бьёт в висках всё сильнее и сильнее с каждой секундой. Так и хочется встать и вмазать по лицу этому идиоту, который ребёнка на произвол судьбы бросил, а сам укатил жить в Америку. Мин из последних сил держится и кулак свободной руки со вздохом незаметно сжимает.

— Почему ты бросил меня? — вдруг тихо задаёт вопрос Хосок, разжав ладонь и отпустив руку Юнги. Мальчика поднимается с дивана и встаёт напротив мужчины.

Хосок не привык. Хосок боится. Ему до безумия хочется сейчас сбежать куда-то и горько заплакать. Он смотрит на отца и не понимает. В нём есть и искренность, и нежность, и доброта. Чон это нутром чувствует, но всё равно рыдать безудержно готов. Почему сейчас ему сделали упрёк в сторону общения с Юнги, который спасал его не один раз, когда сами оставили и ушли без оглядки, ничего не сказав? Почему столько лет молчали? Почему потом тратили время на поиски, если можно было просто тогда взять с собой и жить нормально?

Прав был Мин, когда назвал смышлёнышем. Хосок не глупый, он на шею объявившемуся отцу кидаться не станет.

— Я не мог поступить иначе, малыш. По молодости у меня были очень серьёзные проблемы. Я ввязался в долги. Было не до тебя.

 — Тогда зачем я тебе сейчас?! — не выдерживает мальчик, громко воскликнув.

— «Было не до тебя», — наточенным камнем по груди прошлось.

— Хосок, я сейчас готов. У меня полностью обеспечено жильё, есть постоянная работа, машина. Я готовился к тому, чтобы ты жил в хороших условиях. Я всегда знал о тебе и надеялся, что увижу когда-то. Ты представить не можешь, сколько раз я себе представлял эту встречу! 

— Ты бросил меня в детском доме!

— Так было нужно! И это лучше для нас обоих! — оправдывается Дон, поднимаясь с дивана и смотря на ребёнка сверху вниз. Хосок уже не держится. Его вот-вот накроет от истерики. Он кусает губы и уже жалеет, что отошёл от Юнги. Мин единственный, кто способен успокоить.

— Чего ты хочешь?! — вскипает, сжимая за спиной до хруста в костях пальцы, чтобы не брызнули неожиданно из глаз слёзы. Одна прокатится по щеке — остановиться будет невозможно. 

 — Я хочу быть твоим папой, — приседает на корточки Дон и берёт за руку мальчика. Чон глядит на него и срывается. Он выдергивает руку и мчится в коридор. Не переодеваясь, вылетает на улицу, бежит на задний двор и, прижавшись к грязной стене детского дома, в голос ревёт.

Так больно давно не было. Он не понимает, почему Дон будто требует что-то. Способен ли он любить его как сына и любит ли. Почему он на корточки присел, ведь это запрещённый приём! Так всегда делал только Юнги! Юнги его опора и защита. Юнги ему самый родной. Хосок в стене пытается растворится, с нею слиться и исчезнуть. Он громко всхлипывает, небрежно утирая слёзы рукавом, закрывает лицо руками и дышит через рот. Нос закладывает, и всё тело ломит. Чон запрокидывает голову вверх, надеясь, что так слёзы хотя бы перестанут течь, но напрасно. Они ручьём льются из глаз, и удержать их невозможно. С досады Хосок пинает попавшийся под ноги камень и, ударив кулаком о стенку, снова заливается ещё больше. Он часто вдыхает прохладный воздух и на время перестаёт слышать, что творится вокруг. В горле слегка начинает побаливать, но мальчику и не до этого. Пытаясь сдержать всеми силами нахлынувшие эмоции, он только сам себе хуже делает, затыкая рот и нос, оставляя свободу лишь слезам. Уши закладывает от внутренней истерики, и Хосок, окончательно сорвавшись, ревёт навзрыд.

Лучше бы и не приходил Дон, лучше бы и не знал он о его существовании.

Мальчик резко вздрагивает и начинает отбиваться, ведь кто-то подошёл сзади и пытается оттащить от грязных стен дома, обнять.

— Пусти меня! — кричит не своим голосом и руками машет, в истерике бьётся.

— Хосок, это я! Юнги! — отвечает Мин, хватая ребёнка за талию и берёт по-прежнему вырывающегося на руки.

Чон поднимает голову и, прижавшись к любимым плечам, жалобно всхлипывает. Мгновенно успокаивается.

— Тише, тише. Всё хорошо, — шепчет блондин, покачиваясь из стороны в сторону. — Он ушёл, не бойся, — садится на корточки и устраивает Хосока на коленке.

Мальчик в ответ ничего не говорит. Только за шею крепко обнимает и носом в ключицы утыкается, пытаясь забыть про всё. Юнги по голове его гладит, что-то успокаивающее на ушко шепчет и всё твердит, что он, Хосок, в безопасности.

Сопя носом, Чон закрывает глаза, с неким страхом сжимая мужскую рубашку. Юнги аккуратно достаёт из кармана носовой платок и отдаёт его мальчику. Тот жмурится и дрожит, стараясь заново привыкнуть дышать через уже освободившийся нос.

— Пойдём, я тебя уложу, — ласково произносит молодой человек, подхватывая ребёнка и неся его в дом.

Хосок не рвётся и не пытается выбраться. Ему бы в этих крепких объятиях вечно сидеть и сердце своё израненное греть. Он отказывается сейчас что-либо воспринимать. Никакого отца, ничего вообще не надо. Только чтобы Юнги был рядом и не бросал. Мальчик жмурится и мысленно молит, чтобы эта минута, когда его Юнги на руках несёт, продлилась бы ещё немного. Не надо вечность, просто ещё одну такую же минутку. Когда Юнги с ним, он сразу внутри тепло ощущает. У Мина между тем пропасть горя новым чувством привязанности заполняется. Чёрную дыру золотой свет заменяет.

Юнги больнее всего смотреть, когда с мальчиком такая истерика случается. Он и в их встречу уже всё понимал, только сам себе сказать боялся. Юнги хочется его уберечь от всего и даже от отца родного, если тот обижать будет. Что это за человек всё-таки, парень так и не понял, а потому опасается и оставлять Чона одного не хочет совсем.

Хосок старается не шевелиться, боясь, что Юнги тут же уйдёт, хватает детской ладонью его за руку. 

 — Я только ботинки сниму и вернусь, — отвечает на немые просьбы блондин и уходит в коридор.

Уже через минуту он возвращается и берёт руки Чона в свои. 

 — Он вернётся? — спрашивает Хосок, не поднимая взгляда и рассматривая минову рубашку.

— Он не может так уйти, — честно отвечает Юнги. — Он твой отец, Хосок.

— Я не верю ему, — мотает головой тот, — почему он так решил?

— Он просто знает и помнит тебя.

— Но я же его не помню!

— Ты был ещё слишком мал, чтобы запомнить такое. 

 — Я помню свою маму, — твёрдо заявляет Хосок, бросая взгляд на Юнги. — Расплывчато, но помню. Я знаю, какая она была и во что любила одеваться тоже знаю. Она всегда носила длинное цветастое платье и сумку через плечо. Даже в последний день, — здесь Хосок затихает и прикусывает губу. Сейчас вдруг накрыла обида. Он чувствует, как слёзы подступают к горлу и вновь просятся наружу. Но Чон держится и с шумом выдыхает. 

 — Послушай. — Юнги кладёт ладонь на плечо мальчика, ощущая его внутреннюю дрожь. — Это нормально, что ты плачешь. Здесь нет ничего стыдного. Твои родители оба поступили с тобой так, что их действиям нет названия. Они оставили тебя одного, Хосок. Может быть, даже на этот случай были веские причины. Я знаю о твоей маме, знаю, что она тебя бросила в парке. Но отец? Нам с тобой нужно узнать историю твоих родителей. Не вини Дона, пока ты не знаешь, что, возможно, случилось тогда. 

 — Почему ты их оправдываешь?

— Я не оправдываю, мой мальчик. Я не хочу, чтобы ты делал поспешных выводов даже в этой ситуации. Давай дождёмся, когда он снова придёт и поговорим обо всём с ним? — А ты будешь рядом? — спрашивает Хосок с волнением в голосе.

— Я буду рядом, чего бы это мне не стоило, — шепчет Юнги, наклоняясь и обнимая мальчика.

                                                                                         ***

Ночь проходит быстро и незаметно. Каждый опускается в глубокий сладкий сон и на долгие часы забывает обо всём на свете. Зато с наступлением утра все вчерашние события сначала кажутся всего лишь ночным кошмаром, воображением и нелепостью.

Хосок просыпается по будильнику и, на автомате выполняя всю утреннюю рутину, думает. Он бы и не вспомнил о произошедшем, если бы не лёгкая головная боль на утро. Всё будто было во сне, но потом всё больше и больше всплывают картинки вчерашнего вечера и сомнений не остаётся: у Хосока есть живой отец, которого вчера он видел собственными глазами. Свыкнуться с этой мыслью получается с трудом, ведь Чон попросту не привык к такому вниманию. Откуда он взялся и когда придёт снова? Мальчик даже не поинтересовался у Юнги о том, что сказал Дон, когда увидел убегающего сына. Наверное, тот расстроился или наоборот разозлился. Хосок всеми силами надеется, что отец его понял и не собирается поднимать эту тему в следующий раз, если вообще придёт. У Чона смешанные к нему чувства. С одной стороны, хочется расспросить обо всём, узнать, почему же оставили, и попытаться оправдать хотя бы для себя своего же родителя. С другой стороны, Хосок всем сердцем жаждет, чтобы отец не приходил в детский дом и лучше бы насовсем уехал опять к себе в Штаты. Зачем ему сын, если он жил прекрасно без него долгие годы? Дон никогда не станет мальчику роднее, чем Юнги. Во всяком случае, в этом пока уверен только Хосок, но так ли это будет на самом деле?

Он ещё ребенок и верен своим позициям, не меняет выстроенной траектории. Мальчик ещё не способен оценить ситуацию в масштабах. Он только чувствует, что лучше держаться рядом с Юнги. Откуда же ему знать, что потом с их общением непонятно, что будет.

«Ребёнку нужен хотя бы один настоящий родитель», — это знают все. Вот только что подразумевается под фразой «настоящий родитель», каждый понимает по-своему.

                                                                                         ***

Наскоро позавтракав, Хосок одевается и идёт в школу. Он также приходит раньше всех и сидит в классе, читая учебник, а иногда беседуя с учителем о чём-то. Но сегодня он делать не в настроении ни то, ни другое. Все мысли Чона заняты Юнги и отсчётом времени до вечера. Сегодня Мин обещал прийти раньше.

                                                                                         ***

Парень на автомате делает абсолютно всё. Он в темпе собирается и завтракает, не забыв о чашке горячего кофе для бодрости; надевает наглаженный с вечера костюм с бабочкой, чёрные лаковые туфли и слегка зачёсывает назад волосы. Вид молодого человека безукоризненный, строгий. Юнги поправляет одежду у зеркала и, взяв кожаный портфель, выходит из квартиры, заперев дверь на ключ. Парень пешком спускается по лестнице и через несколько секунд оказывается на улице. Погода хорошая, всё, как обычно, и ничего не предвещает беды, но что-то у Юнги не так. На душе кошки скребут, а с самого утра мысли о вчерашнем незваном госте только с новой силой прибавляются. У юноши смутные подозрения, но он их от себя прочь гонит, не хочет накручивать проблему. Что-то Юнги кажется, что надо сегодня приехать раньше или вообще не идти на работу, а весь день посвятить Хосоку. Но это лишь мысли, которые потихоньку закрадываются в голову, и Мин их отбрасывает в сторону. Он не может пренебречь работой, где сейчас стал ценным сотрудником. 

 Уже с порога отеля пианиста встречает Сокджин.

— Юнги, у нас сегодня большой банкет! — радостно сообщает он, пожимая ему руку.

Тот лишь сдержанно улыбается и кивает. На самом деле блондину не до улыбок, ведь он прекрасно знает, о чём пойдёт речь. 

 — Я, как всегда, доплачу. Мероприятие до девяти вечера, — озвучивает Ким все подозрения юноши вслух.

— По случаю чего праздник? — спрашивает Юнги, мысленно продумывая, как сообщить Хосоку, что сегодня он не приедет. 

 — Одна крупная фирма по производству музыкальных инструментов выиграла тендер. Так что советую играть тебе только классику и желательно Моцарта. Меня лично попросили тебе это передать, — подмигивает Ким, потрепав Мина по плечу, — сегодня много работы, так что удачи! — произносит он и уходит.

 Не зря Юнги волновался, что что-то случится. Больше всего на свете он ненавидит не сдерживать обещания, а ещё больше — расстраивать Хосока. Как ему объяснить после вчерашних событий и слов, что работу сегодня оставить нельзя? К сожалению, если сейчас потерять это, то об усыновлении мальчика и речи идти не может. Хотя что тут говорить? Теперь ещё больше ничего непонятно, ведь появился настоящий отец Хосока.

Слегка обдумав всё, молодой человек достаёт телефон и печатает длинное письмо госпоже Кан с просьбой передать всё Хосоку слово в слово. Камень с плеч не спал, однако легче чуть-чуть стало. Выпив стакан воды, пианист полностью погружается в работу и забывает обо всём на свете.

                                                                                             ***

Школьный день подошёл к концу, и мальчик вместе со всеми выбежал на крыльцо.

Хосок всё ещё останавливается и всматривается в людей, надеясь увидеть в них родное лицо. И хоть он знает, что Юнги на работе, но надеется его увидеть. Слишком томительно ждать вечера, когда тот заглянет на несколько минут. Это время всегда самое ценное и счастливое за весь большой день. 

 Сейчас же происходящее кажется ужасным сном, потому что то, что видит Хосок, совсем не кажется возможным. 

 У ворот школы стоит припаркованный чёрный джип, обладатель которого свободно облокотился на него и внимательно наблюдает за выходящими из дверей школы учениками. Кожаная куртка, кольцо на пальце и знакомые со вчерашнего вечера татуировки. Хосок в ужасе застывает на месте и нервно сглатывает. Его отец приехал в школу. Чон кусает себя за щёки, щиплет ладони, но напрасно. Это не сон, это здесь и сейчас. По телу пробегают мурашки, уже чувствуется холодный пот и запах дрожи вперемешку с боязнью. Мальчик и не думает показывать свой страх, поэтому утирает лицо и начинает делать дыхательные упражнения так, будто бежал пару километров. Он старается собрать себя по крупицам и сжать детскую храбрость в кулак. Это даётся очень непросто, ведь когда издали тебя уже заметила пара глаз глубокой чёрной дыры и даже не стесняется, откровенно пялясь и наблюдая за малейшими телодвижениями, делать что-либо вообще практически невозможно. Мальчик, собравшись с силами, не спеша спускается по лестнице. Дон реагирует сразу и заходит во двор школы, останавливаясь.

— Привет! — громко здоровается он, радостно маша рукой мальчику. 

 — Привет, — спокойно отвечает Хосок, а внутри него сердце гулко колотится, все внутренности от волнения и страха сшибает и ледяной водой окатывает.

С минуту они стоят молча, смотрят друг на друга, ожидая действий.

— Ты знаешь, вчера я напугал тебя, — начинает Дон. — Мне очень многое нужно тебе сказать и, если ты не будешь плакать и убегать от меня, то я всё тебе расскажу и объясню.

— Я тебя не боюсь, — без тени страха в голосе отвечает Чон, гордо вскинув голову. У него возникает ощущение, что отец уже смеётся над ним. Однако внешне он был спокоен. — Только идём пешком, — сразу заявляет, отрицательно покачав головой и указав взглядом на машину. 

 Дон понимающе кивает, и они направляются в сторону детского дома. Мужчина идёт медленно, стараясь шагать в ногу с сыном. А тот слушает его громкое дыхание и ждёт. Только когда стихают детские голоса и часть пути уже пройдена, Хосок решается задать вопрос:

— Зачем ты искал меня? — Я твой родной отец, — отвечает Дон, не задумываясь, и снова продолжает молчать.

«А ведь хотел всё рассказать», — разочаровывается про себя мальчик, но не сдаётся. — Почему ты бросил маму?

— Это по молодости было. Мы с ней много чего натворили и после расстались.

— «Много натворили» это ты обо мне так говоришь?

— Нет, что ты! — отмахивается Дон, переводя всё в шутку. — Мы любили ходить по клубам, гулять, постоянно что-то нарушали, бегали от полиции. А потом я понял, что нам нужно расстаться с ней. Ей было надо продолжать учиться, а меня отец обещал устроить на работу. У нас была просто тяга друг другу, ни о какой любви речи не стояло. Да, она много страдала, когда я объявил ей о расставании, но потом всё нормализовалось. Видишь ли, иногда страсть не приводит ни к чему хорошему, с ней нужно уметь кончать.

— Значит, ты не любил мою маму и никогда не хотел с ней заводить семью? — с грустью спросил Хосок, опустив глаза на асфальт.

— Я даже не знаю, как тебе сказать... — замялся мужчина, осознав, что сболтнул лишнее. — У меня никогда толком и не было любви, чтобы я знал, какая она. Может, я и любил тогда. А насчёт семьи... Мы были слишком молоды, но я задумывался над тем, чтобы прожить с ней долго.

— Вы расстались, и потом ты уехал в Америку? — Хосок логически пытается собрать по крупицам картину прошлого своих родителей, чтобы отвлечься от тех эмоций, что подступают к горлу. Ему больно слышать эту историю, хотя она изначально не предполагала хорошего конца. Хосок даже не находит любви у своих родителей. Какая тогда любовь может быть к нему?

— Да, через пару месяцев мне предложили доучиться в Нью-Йорке, а затем и работать в одном из штатов. Ещё проходя стажировку, я приезжал сюда. Мы не виделись, но мне рассказали друзья, что твоя мама беременна. Я сначала не поверил, а потом сопоставил всё и понял.

— Почему ты не помирился с ней? — к Хосоку подступают слёзы. Он уже не боится этого человека, как в начале встречи, он его ненавидит. 

 — Я не хотел её беспокоить. Тем более, не было никаких прямых доказательств того, что ты мой ребёнок. — Но ты же сопоставил...

— И что? Я мог ошибаться. Я не стал задевать пришедшие раны и уехал, чтобы однажды вернуться и начать заново. Я решил заработать так, чтобы можно было сразу построить дом и сделать то, что получается с годами.

— И ты вернулся только сейчас, — с горечью в голосе подытоживает Чон.

— Нет, я вернулся раньше. Но прошло время. Ты жил в детском доме. А мама, после того, как осталась без тебя, погибла в автокатастрофе. Я не смог тебя найти. Мне никто ничего не мог сказать, Хосок, — оправдывается Дон, остановившись и смотря напротив.

Мальчик улавливает этот взгляд и видит, что от него понимания ждут, но не реагирует. Слишком много информации.

— Я искал тебя по всему Кванджу, узнавая у всех знакомых твоё имя. Родители твоей мамы даже видеть меня не захотели, сказав, что для них уже не существует ни дочери, ни меня, ни внука. Мне пришлось вернуться к работе. Я решил снова подождать и потом искать. Я нанял спецагентов, сыщиков, которые мониторили весь Кванджу. На поиски ушло два года, мой мальчик. — Мужчина приседает на корточки и с отчаяньем глядит на Чона. Тот застыл, как заворожённый. — Ты мне веришь? 

 Хосок молчит, не зная, что отвечать. Как тут поверить? Всё это выглядит, будто сказка, где его отец искал, думал о нём и ждал, когда встретит. Но мальчик уже давно не верит в сказки и в счастливый конец, так почему его заставляют усомниться и переосмыслить? Внутри борются два маленьких человечка. Один так и норовит броситься на шею к папе, а второй хочет убежать подальше и закричать там, где никто не услышит, потому что невыносимо плохо.

— С трудом, — честно отвечает Хосок, неуверенно пожимая плечами.

— Я понимаю, — спокойно отвечает мужчина и, поднявшись, берёт мальчика за руку. Чон не сопротивляется, не знает, как поступить. Он не хотел, это слишком близко, но... Кто сейчас его спрашивал?

Они снова молчат и просто идут по дороге, смотря по сторонам, стараясь не пересечься взглядами. Хосок пытается воспроизвести диалог от начала и до конца. Он хочет убедиться уже в чём-то. Либо это ложь, либо истинная правда. Но пока склониться к одному не получается, ведь слишком много противоречий.

Чон думал, что раз появился отец, то он увидит свою мать. Он думал, что та увидит, каким он стал, что у него есть такой замечательный друг, как Юнги-хён, что его искал отец, и пожалеет. Он поверил на секунду в лучшее, только этой секунды хватило, чтобы сначала подняться ввысь к лёгким облакам грёз, а потом со скоростью света рухнуть на твёрдую землю. Мальчик идёт, не поворачиваясь вправо, чтобы не столкнуться с ведущим его за руку человеком. Он держит крепко, но совсем не так тепло, как Юнги. Хосоку кажется, что это его причуды, что не бывает так, ведь у всех людей одинаковые руки и кожа.

Всё можно делать по-разному. По-разному любить, ходить, хотеть выжить, работать, мечтать и делать. Всё зависит от человека. Можно осыпать кучей слов и посвящать стихи любимому, но в каких-то случаях отступить. Может, это вина в недостаточной силе чувств, а может и в самом человеке, который испытывает любовь, но боится сделать рискованный шаг. Можно объясняться, без вопросов прикасаться, обнимать, а можно ничего не говорить и осторожно относится к каждым телодвижениям. И то, и то часто относят к теплу, любви, заботе. Но так ли это? Решать каждому.

Когда они доходят до калитки, Хосок резко останавливается. Дон, затормозив, поворачивается к нему и отпускает руку.

— Ты не хочешь идти со мной дальше? — спрашивает он спокойно, без упрёка. Он слегка нагибается, чтобы получше рассмотреть светлый лоб мальчика и его розовые щёки. Хосок стоит, не шелохнувшись. Он чувствует дыхание этого человека, и сердце гулко бьёт по рёбрам. Насупившись, сжимает свою школьную сумку в руках.

— Я дальше сам, — волнуясь, отвечает Хосок.

Мужчина сам себе усмехается и выпрямляется.

— Ладно, — говорит он, прищурившись от лучей солнца. — Будь по-твоему, — лохматит волосы Чону и, потрепав по плечу, делает несколько шагов назад.

Хосок с него глаз не спускает. Он уже сам в себе успел так запутаться, что теперь не понимает, испытывает ли облегчение, потому что отец ушёл, или грустит, потому что хочет поговорить с ним ещё. — У нас с тобой всё впереди, — весело подмигивает Дон и, повернувшись, быстро шагает без оглядки. Чон не помнит, как оказался в доме и как разделся. Он только отчётливо ощущал под ладошками хлопчатую ткань наволочки и жёсткого пледа, служившего покрывашкой. Хосок лежал на кровати с открытыми глазами, уткнувшись носом в подушку и уставившись в эту пустую черноту. Нет, он не плакал, просто смотрел, ни о чём не думая.

Столько всего произошло за эти два дня, что мальчик толком ни о чём не успел подумать, ничего осознать. Кажется, что скоро голова лопнет от той информации, которую вложили ему. Чон не способен со всем справиться, поэтому просто слушает тишину. Он будто растворился в этой комнате, в пространстве, ничего не видя и только чувствуя.

Хосок слышит шаги, голоса, чувствует движение в доме. Ему кажется, что всё это происходит где-то далеко, не с ним, не рядом. И это даже успокаивает. Видимо, он настолько устал сейчас, что мозг сам отказывается воспринимать всё, и оттого можно расслабиться и полежать в темноте, дыша носом в подушку. Чон благодарен сам себе за то, что мысли сейчас не донимают. Впервые за долгое время мальчик наслаждается внешним миром, абстрагируясь. Внутри становится легче и спокойнее, никто не тревожит и не ранит.

Хосок бы вечность пролежал, но понимает, что нельзя. Он не знает, сколько пролежал так, однако эти минуты были самыми ценными. Ценными после прихода Юнги.

Чон подскакивает на кровати и, оглядевшись вокруг, бежит в столовую, где сидят все ребята и госпожа Кан.

                                                                                           ***

Поздний вечер для Мина заканчивается утомительно. Корпоратив прошёл удачно, гости разошлись и остались очень довольны, отблагодарив директора отеля, шеф-повара и Юнги. Молодой человек вежливо отказывается от праздничного ужина с самим Сокджином, аргументируя это тем, что ему поскорее нужно домой. Ким не отвечает и понимающе кивает, а сам провожает взглядом и завидует. У этого пианиста кроме работы есть кто-то дорогой сердцу, ради кого он сейчас бежит уставший на автобусную остановку. Сокджин отчётливо видел, каким измотанным выглядел Юнги после рабочего дня. Он даже предложил ему заночевать в одном из люксов совершенно бесплатно, но тот остался непреклонен.

Сейчас, расположившись в кресле, медленно попивая ванильный латте из дорогого сервиза и наблюдая за блондином, стоящим с сумкой у дороги, Ким делает вывод, что этот человек совершенно не похож на того, кто десять часов играл на инструменте, делая короткие перерывы. В Юнги проснулась какая-то сила. Он выглядит по-настоящему счастливым. Издалека видно, как ярко он улыбается и светится от радости.

Сокджин вздыхает и меланхолично опускает глаза, поправляя ролексы на правой руке, с лёгкой грустью смотря на время. Кто же он? Успешный владелец одного из лучших отелей в городе, имеющий немало серьёзных конкурентов; человек, к которому просто так не подступиться; мечта многих девушек и так далее, и так далее. Продолжать список, состоящий из расчётливости, необычного склада ума, таланта, обаятельности и обворожительности можно бесконечно, а стоит ли? У Сокджина нет никого. Ни друзей, ни близких. Родители есть, но у них тоже свой бизнес, им не до сына. Созваниваются не чаще, чем раз в месяц, если оба не загружены работой и проблемами. Ким вырос в семье, где все его желания всегда исполнялись. Ещё ребенком он получал самое лучшее. Личный водитель отвозил на кружки и в частную школу. Дома, больше походившего на целый дворец, всегда была прислуга, круглосуточно следившая за идеальной чистотой и опрятностью одежды. На завтрак, обед и ужин подавались лучшие блюда, ведь их готовил шеф-повар, живший в особняке вместе с остальными рабочими. В саду были целые статуи из зелёных кустов, цветы на клумбе выложены особенным рисунком. Всё окружение было таким же высоким. Все знали друг друга, главы семейств вели общий бизнес, тесно общались их жёны и дети. Частыми были приглашения на званые обеды и вечера. Ни один праздник не проходил без приглашения знаменитостей. Новые модные одежды, смартфоны, посещение всех концертов и театров, где всем уже известно твоё вип-место.

Прихоти исполнялись все, кроме одной. Джин мечтал о человеческом тепле и любви. Забота отца и матери выражалась в подарках и безлимитной карточке. Ким ещё давно решил отделиться от семьи, ведь всё равно нужным там себя не чувствовал. Тем более, пора было уже начать самому приносить пользу. Услышав такую новость, родители оказались совершенно не против и сами во многом посодействовали. Джин не любитель растрачивать даже карманные деньги, так что рано занялся бизнесом сам, подняв его практически с нуля. Конечно, без помощи папы не обошлось, но только на первых порах. Основное всегда делал парень, нечасто прибегая к чужим советам.

Он сам выбирал весь персонал; рабочих, которые строили отель; лично проверял всю документацию, не доверяя её никому. Да, всё это имеет своё значение. Только смысл жизни Сокджина и есть весь этот бизнес, а большего, к сожалению, нет.

                                                                                                ***

Юнги не стал заходить домой и сразу поехал к Хосоку. Уже было поздно, приближалось время отбоя у детей, а Мин совсем не хотел опаздывать и мешать остальным ложиться спать. И несмотря на то, что рабочий день оказался тяжёлым, молодого человека заботило ни что иное, как дела у мальчика. В голове не оставалось никаких мыслей, кроме как крепко обнять Чона и, выслушав его рассказ о сегодняшних событиях, пожелать ему спокойной ночи. Выйдя на остановке, он ещё сохранял внимание, но, перейдя дорогу на зелёный свет, пустился бежать, не обращая внимания на усталость во всём теле и на людей, проходящих мимо. Оставив сумку на пороге, Мин аккуратно прокрался в ванную, чтобы вымыть лицо и руки. Он всё же опоздал: в комнатах был погашен свет, и стояла тишина. Госпожа Кан, знавшая, что юноша придёт поздно, аккуратно прошла в спальню и, подозвав не спавшего Хосока, проводила его в столовую, где сидел Юнги.

— Я думал, ты уже не придёшь, — тихонько сказал мальчик, присаживаясь рядом.

— Чтобы не случилось, я всегда приду к тебе, даже когда ты перестанешь верить, — шепчет блондин, разворачиваясь и нежно обнимая Чона. — Хён, я так скучал по тебе, — едва произносит Хосок, у самого ком в горле стоит. Он весь вечер прождал, Юнги просто не хватало, хотелось увидеть его, поговорить хоть о чём-нибудь, только чтобы слышать его убаюкивающий голос и знать, что он здесь.

— Я тоже, Хосок-и, я тоже, — повторяет как в бреду тот.

Они сидят на длинной скамейке, прижавшись друг к другу, и молчат

Чон чувствует запах ресторанной еды, улицы, автобуса. Он живо рисует себе все картинки, где видит хёна за роялем, потом едущем на общественном транспорте, идущем по улице. И ему хорошо становится от этих образов, потому что он уже знает, что Юнги устал, но всё равно не мог не приехать к нему. Хосок тяжело вздыхает и забирается на колени к юноше.

 — С тобой всё хорошо? — заботливо спрашивает парень, аккуратно поправляя сбившиеся прядки волос каштанового цвета. Мальчик молчит и только утыкается носом в грудь. Он тяжело сопит и крепче прижимается, пытаясь не заплакать. Первые слёзы предательски капают на рубашку, и Чон, стиснув зубы, дышит через рот, пытаясь подавить нахлынывающие эмоции.

— Всё хорошо, — по-доброму говорит Мин, и мальчик даёт себе волю. Юнги всё понимает, чувствует угрызения совести, ведь знал же, что надо сегодня быть рядом, а не уберёг, не послушал себя. Он шепчет успокаивающие слова на ушко, нежно по волосам проводит, касаясь тонкий кожи, большим пальцем поглаживая подбородок. Он удобнее усаживает, сильнее обнимая, и терпеливо ждёт, когда Хосок придёт в себя и расскажет.