Глава 3
Сэмюэлу Халлоу в общем-то грех было жаловаться на жизнь — он прожил свои пятьдесят шесть лет так как подсознательно хотел бы прожить каждый доблестный католик. У него была замечательная жена и очаровательные дочери-тройняшки. Всё, чем он владел на данный момент, было нажито честно, и ничьим сальным ладошкам так и не удалось облапать его деньги и честь. Он в меру своих сил и возможностей занимался благотворительностью и ухаживал за престарелыми соседями, ставя им необходимые уколы и капельницы, помогая по дому и подстригая газон, но сам не смог бы точно сказать, делал он это потому что праведно или потому что сам этого хотел.
И всё же Сэмюэл Халлоу не был уверен, что готов умирать.
А умирать ему придётся. И притом очень скоро, исходя из свежих снимков его грудной клетки, где прочно обосновалось его «дитё», как называл его сам Сэмюэл. Когда ты на пороге смерти, подобный чёрный юмор кажется естественным как дыхание (пусть и затруднённое).
Сэмюэл Халлоу сидел на скамейке в Гайд-парке, смотрел на озёрную гладь и предавался ностальгической меланхолии, когда в какой-то момент у него мелькнула мысль: «А что было бы, выпей я всю воду из этого озера? «Дитё» ведь похоже на осьминога, вдруг его бы его вымыло. Достаточно просто войти в воду и погрузиться с головой...»
— Боюсь не выйдет, вы просто лопнете.
Сэмюэл вздрогнул и поднял глаза. Перед ним стояла молодая женщина — нет, скорее даже девушка — в пиджаке, будто снятом с мужского плеча, и клетчатой старомодной юбке ниже колен. Сэмюэл невольно отметил, что выглядеть более по-британски просто невозможно. (Если уж быть до конца откровенными, то это «по-британски» больше походило на костюм учительницы младших классов годов эдак пятидесятых, но Сэмюэла это — по вполне понятным причинам — успокоило и внушило доверие.) В руке она держала холщовую сумку с чем-то прямоугольным внутри.
— Простите, что потревожил. Я вообще-то не разговариваю сам с собой, — сказал он, невольно всматриваясь в её лицо.
— А я часто так делаю, — ответила она с улыбкой. — Может, в таком случае нам составить друг другу компанию?
— Буду рад... Простите, а вы хорошо себя чувствуете?
— Я всегда хорошо себя чувствую, — слегка озадаченно ответила девушка, присаживаясь рядом с ним.
— Просто я врач и у меня вызывают беспокойство слишком бледные лица. У вас как раз одно такое.
Она деликатно рассмеялась.
— Да нет же, уверяю вас, со мной всё в полном порядке. А вот вы, — девушка осторожно заглянула ему в лицо. Так человек, которому выходить на следующей остановке, приглядывается к рядом сидящему спящему, прикидывая, как бы повежливее его разбудить, — выглядите как в воду опущенный.
Сэмюэл грустно улыбнулся.
— Я просто думал.
— О том, чтобы выпить всю воду из озера, это я поняла.
Сэмюэл продолжал изучать её лицо. Он находил его не только излишне бледным, но ещё и каким-то неправильно правильным. Такие лица ему доводилось видеть разве что на картинах. Или во снах... В общем, это лицо абсолютно не подходило к двадцать первому веку.
— И об этом тоже, — признался он.
— Почему? С чего вдруг такая безумная мысль?
— В том-то и дело — это просто безумная мысль. Одна из тысячи тысяч в человеческом мозге.
Она кивнула и на секунду прикрыла глаза, будто вспоминая что-то.
— У меня когда-то была протеже, у которой тоже возникла безумная мысль.
— Какая это?
— «Выдует ли ветер все дурные мысли из моей головы, если я спрыгну с самой высокой башни города?»
Сэмюэл окинул её испытующим взглядом. Она без труда выдержала его своим собственным, и Сэмюэл отметил ещё пару странностей: её глаза казались тёплыми, несмотря на холодный цвет, и старыми — несмотря на молодой возраст. И полными какой-то неземной, бесконечной любви.
И как-то сама собой, подобно летнему ненавязчивому дождику, полилась его исповедь.
* * *
Весь прошедший месяц Кроули провёл в безуспешных попытках раздобыть святую воду, единственный запас которой он истратил на одну адскую парочку, явившуюся по его душу, когда на поверхность всплыл его промах с Антихристом. Тот запас ему предоставила сама Азирафаэль спустя двести с лишком лет уговоров, и Кроули сомневался, что ему хватит ещё двухсот лет на то, чтобы уговорить её снова. Она ещё тогда сильно рисковала из-за него, а сейчас, находясь под колпаком, от неё вообще стоит держаться подальше с такими разговорами. И вообще, рассудил Кроули, раз пророчество попало к нему, то Азирафаэль о нём знать совершенно необязательно: он легко и без никому не нужной паники сделает всё сам, ступив на сцену, когда придёт время.
Единственный вопрос заключался в том, когда именно придёт это самое время. Не особенно любивший дедлайны Кроули решил, что чем раньше он подготовится, тем лучше.
Но пока что все его попытки заполучить святую воду (а их за месяц накопилось всего три) не приносили результатов. Вначале Кроули попробовал обратиться к сержанту Шедвеллу, намереваясь послать его грабануть какую-нибудь церковь во тьме ночной, но позвонив ему, был неприятно удивлён: взявшая трубку некая мисс Эриксон томным в своей прокуренности голосом объяснила, что мистер Шедвелл переехал, и где решил обосноваться, она не знает. Кроули вычеркнул сержанта из метафорического списка с невыразимым сожалением.
Далее последовала попытка — самая долгая, на которую он убил две с половиной недели, — нанять банду крутых отморозков, как в старые добрые, чтобы те (конечно же, во тьме ночной) изъяли святую воду. Банда крутых отморозков нашлась довольно быстро, но оказалась настолько отмороженной, что сначала долго, с неделю, пыталась выяснить, на кой чёрт ему сдалась святая вода, а потом, получив приличный аванс, и вовсе начала кормить Кроули завтраками. И Кроули настолько ими объелся, что в итоге неизбежно лопнул. Просматривая на следующий день новостную сводку по телевизору, где упоминалось о необъяснимой автомобильной аварии, он долго сокрушался о бездарно потраченном времени и о том, «какие нынче настали времена».
И последняя на данный момент попытка, на которую он убил миллиарды нервных клеток, — Кроули решил пробраться в церковь сам. (Попробуйте догадаться, когда именно.) Пробраться-то он пробрался, вот только вынести воду не смог: сначала Кроули трясло от пребывания на освящённой земле, а потом — ещё и от страха за свою жизнь, несмотря на двойную экипировку из магазина «Весёлый рыболов». В итоге, он попросту расплескал все те ничтожные крохи, что ему удалось собрать из чаши, даже не дойдя до порога. Всю следующую неделю его продолжало слегка подтрясывать от осознания того, как близко некоторые струйки пролетали от его рук и лица.
Нетрудно предположить, что после всех этих неудач (а впечатления от похода в церковь ещё изгладятся не скоро) Кроули стал очень раздражительным. Впрочем, это ничуть не мешало, а порой даже помогало его «халтурке»: несмотря на то, что Кроули ещё не восстановили в должности официально, другие демоны не стеснялись скидывать на него отдельные поручения. И Кроули, можно считать, жил на этом «раздражительном» топливе, оно не давало ему сидеть на месте и раскисать.
Хотя был один существенный минус — Кроули, пожалуй, впервые за все века своего пребывания на Земле остро нуждался в собеседнике.
В последний раз, когда он разговаривал с Азирафаэль, они договорились не связываться друг с другом, если на то нет острой необходимости. Кроули ещё тогда слегка удивился, что в тот же вечер в лавку не нагрянул какой-нибудь Гавриил и не накостылял обоим за нарушение рабочих обязательств. Но Азирафаэль могло влететь и после — Кроули просто ни о чём не подозревал...
Потом, после неудачных попыток достать святую воду, Кроули вспомнил про книгу из пророчества, которую безуспешно высматривал в тот вечер в магазине. Он вполне логично (хотя и запоздало) предположил, что если найти эту книгу и изъять, то и святая вода не понадобится. Всё казалось предельно просто, если бы не одно «но» — искать неизвестную книгу среди других неизвестных ему книг в книжной лавке Азирафаэль было равносильно выходу в открытый космос без скафандра (для человека, разумеется). Даже если тебя угораздит попасть в космос в принципе, обратно ты скорее всего уже не вернёшься.
И всё же, рассудил Кроули, паркуя свой верный «Бентли» у магазина Азирафаэль, это гораздо проще, чем нести святую воду, при этом отплясывая буги-вуги.
По дороге он отчаянно пытался придумать толковое объяснение своему визиту и молился Вселенной, чтобы Азирафаэль в этот день просто не оказалось в магазине, хотя и понимал, что это почти невозможно. Кроули настолько ясно это представил, что почти не удивился, когда вошёл в лавку и узрел только пару посетителей и Верити. Она тут же уставилась на него с той настороженностью, с какой любой другой продавец уставился бы на неожиданно нагрянувшую кинозвезду, при этом смутно опасаясь, что ей ничего не стоит взять понравившийся товар и просто уйти с ним, не заплатив. Кроули чуть фыркнул: Азирафаэль всегда улыбалась входящим, даже если их лица были немногим лучше той физиономии из «Крика».
— Привет, э...
— Верити, — подсказала Верити, и Кроули сделал вид, что не заметил укоризненной нотки в её голосе. — Если вы к мисс Фэлл, то сегодня её не будет.
Кроули пару раз моргнул (за очками этого всё равно не было заметно) и тут же мысленно троекратно возблагодарил Вселенную.
— Ну да, я знаю, — уверенно кивнул он и огляделся. Спустя полминуты его взгляд снова остановился на Верити, и у него мелькнуло смутное подозрение, что от него чего-то ждут.
— Может, передать ей что-то? — предположила Верити.
— Да нет, нет, я по делу. Мне нужна книга. Только я напрочь забыл, как она называется и как выглядит, — пробормотал вполголоса Кроули, всё ещё оглядываясь и напоминая ищейку с раздутыми ноздрями.
— Ага, — подозрительно протянула Верити и вздёрнула нос. (Кроули на секунду показалось, что его сейчас проткнёт копьём.) — А мисс Фэлл в курсе?
— Не понял.
— Ну, — Верити испуганно моргнула, — если вам нужна книга, то, боюсь, мне придётся уведомить мисс Фэлл, так она просила...
— А ты быстро освоилась, я погляжу. — Проигнорировав Верити, Кроули медленно заходил вдоль стеллажей. — Если бы не Ази... мисс Фэлл (Кроули с трудом подавил смешок), тебя бы здесь вообще не было.
Верити прикусила язык, то ли от его наглости, то ли от того, что правда глаза резала, но Кроули ничего не смог с собой поделать. Впрочем, он тут же выкинул Верити из головы и сосредоточился, словно медиум перед хрустальным шаром. «...спустится ровно в три пополудни Вестник, и в сердце Света поселится Пламень Адовый, Что чрез буквы сочится». Кроули был на двести процентов уверен, что книгу подбросил Гавриил, только не мог понять, каким образом: в тот день он не спускал с него глаз и не заметил при нём ничего похожего на книгу. От Азирафаэль Гавриил тоже не отходил и после разговора сразу же исчез.
Другое дело, что после его ухода, они отправились напиваться...
Кроули наконец понял, что столкнулся с очередной проблемой — он понятия не имеет, на что ему ориентироваться в поисках. Он прошипел что-то неопределённое и потёр виски.
«Если эта книга создана, чтобы причинить вред ангелу, значит в ней должно быть что-то злое и губительное, что-то... адское. Тогда каким образом её смог пронести Гавриил?..»
Это был уже другой вопрос, но умозаключение, которое вывел Кроули, говорило, что ему нужно искать нечто знакомое, родственное ему самому.
Искать кусочек Ада в ангельской обители.
Кроули почувствовал взгляд на затылке и обернулся.
— Ну что ещё? — раздражённо осведомился он.
Верити как могла избегала его взгляда и путалась в рукавах своего безразмерного свитера, которые больше напоминали ленты смирительной рубашки. Да и вообще этот покрытый катышками свитер вызывал в нём смесь разочарования и ещё одного чувства, которое он не вполне понимал сам: та же Азирафаэль хоть и застряла где-то в пятидесятых, но её аккуратному и бережному отношению к одежде мог бы позавидовать сам Дьявол.
— Простите, если задела вас, мистер Кроули, — смущённо сказала Верити. — Просто... понимаете, я впервые осталась за главную... в таком месте. Понимаете, мисс Фэлл доверила мне свой магазин.
В её голосе и выражении лица сквозило нечто свойственное блаженным святым, и Кроули присмотрелся к ней чуть пристальнее.
— Ну да, я вижу... — медленно проговорил он. — Так ты что, из этих?
Во взгляде Верити смешался ужас маньяка, осознавшего, что его раскрыли, и отчаянная надежда повисшего над пропастью альпиниста, наблюдающего, как рвётся трос.
— Любителей проглотить кирпич-другой между делом, — пояснил Кроули, которому от её взгляда стало не по себе.
(Трос оборвался, но альпинист чудом приземлился на выступ метрах в пяти под ним, а маньяк маньячно расхохотался от облегчения, узнав, что полиция пошла по ложному следу.)
— А-а-а, вот вы о чём... — выдохнула Верити, мучая оттянутые рукава свитера. — Ну да.
Кроули в общем-то было ни горячо, ни холодно от этой информации, так что он снова отвернулся к стеллажам.
— Может, я могу вам чем-то помочь? — робко осведомилась Верити.
— Сомневаюсь, — неохотно ответил Кроули, — я сам толком не понимаю, что ищу.
— Ну, возможно, вы сможете описать сюжет? — не отставала Верити, и Кроули раздражённо вздохнул: ему смутно почувствовался запашок дымка.
— Что-то связанное с Адом, — буркнул он только чтобы она отвязалась.
— «Фауст»?
— Не смеши меня, — фыркнул Кроули.
— «Божественная комедия»?
— Не упоминай при мне о ней... — он поёжился, будто его внезапно одолели болезненные воспоминания.
— «Скорбь Сатаны»?
— Чего?! Да нет в мире более весёлого парня, что за идиотское название?
— «Мастер и Маргарита»?
— Нет.
— «Потерянный рай»?..
— Слушай, — Кроули резко развернулся к ней, сверкая глазами, — если так хочешь помочь — не мешай мне, не доводи до греха... Тьфу! — досадливо сплюнул он, подумав, что должно быть это какие-нибудь ангельские флюиды на него влияют.
Он почувствовал, что Верити хочет сказать что-то ещё, но её отвлёк дверной колокольчик, и к облегчению Кроули, она поспешила к посетителю. Вернее, сначала он так подумал, но заподозрил подвох, когда послышался возглас этого самого посетителя, который звал хоть кого-нибудь, затем его сердитые шаги и звон того же колокольчика, возвещающего об уходе. А потом Кроули услыхал что-то совсем невероятное. Настолько, что сначала решил, что ослышался. Он пошёл на этот звук как заворожённый ребёнок за тем крысоловом, но при этом чётко осознавал, что приближается к болоту.
Звук исходил из задней комнаты. Кроули вытянул шею и осторожно заглянул внутрь, но тут же ощутил непреодолимое желание вжать голову обратно в плечи. Ибо Верити сидела на кушетке и беззастенчиво рыдала, а Кроули, обнаруживая все признаки существа мужского пола, скривился, ибо терпеть не мог женских слёз. (Особенно, если был в них виноват.) Какое счастье, невольно подумалось ему, что ангелы не плачут, ведь если бы рыдала Азирафаэль (а Кроули прекрасно знал, что на Земле до черта всего, что её расстраивает или трогает), он не смог бы в полной мере ручаться за собственное психическое здоровье.
— Ты чего рыдаешь? — не слишком дружелюбно осведомился Кроули, не вполне осознавая, что этим делает только хуже.
Верити в ответ не то пробулькала, не то прокурлыкала что-то неразборчивое. Вот люди, столько лет живут и до сих пор не изобрели переводчик с женского плаксивого. Куда полезнее понимать женщин в такие моменты, чем умиляться с того, что именно мяукнул тебе твой кот. (Не исключено, что пожелал умереть, если ты сию минуту не уберёшь эту пластиковую штуку от его морды.) Кроули хотел было вернуться в зал, но неожиданно ощутил нечто знакомое. Он пристально вгляделся в книжные стопки, раздул ноздри своего орлиного носа, прикрыл глаза.
Он был здесь. Отголосок того зла, что он надеялся найти, определённо был здесь, в этой самой комнате. Кроули задался вопросом, был ли этот отголосок ещё месяц назад, когда он был здесь в последний раз. Медленно и обстоятельно исследуя каждую книгу, Кроули даже не заметил, что Верити замолчала и заинтересованно следила за каждым его движением, иногда даже забывая дышать. (На самом деле у неё мелькнуло страшное подозрение, что и Кроули, и ангелоподобная мисс Фэлл — наркодилеры, а Кроули просто ищет очередную закладку. В какой-то степени, думала Верити, это объясняло отбитость некоторых постоянных клиентов.) Кроули же тем временем остановился с озадаченным и недовольным видом, с пару секунд порассматривал узор на потёртом паркете. Даже если книга и была здесь, — а она была здесь! — то сейчас от неё остался лишь слабый след, как шлейф от духов. Кроули зашипел от досады.
— Вы в порядке? — прошептала Верити, опасаясь спровоцировать то ли его, то ли новый всплеск рыданий.
Кроули рассеянно перевёл на неё взгляд.
— Угомонилась?
— Угу. — Она утёрла нос рукавом.
— Ну и чудно, — бросил Кроули и тряхнул головой. — Лучше бы тебе вернуться в зал. Если кто-то вздумает стащить какой-нибудь кирпич, могу уверить, что кое-кому это сильно не понравится.
Верити покивала как китайский болванчик и неуверенно поднялась с кушетки. Видимо, на рыдания у неё ушло больше сил, чем на трёхкилометровый кросс.
— Мистер Кроули?
— Чего?
— Ази... Так зовут мисс Фэлл?
Кроули не успел сдержаться и прыснул.
— Что? — смутилась Верити. — Я просто спросила... Мне просто всегда было интересно, что значат «А» и «З» на вывеске...
— Не забивай этим голову.
— А вы друзья или как?
Кроули от всей души поперхнулся. Верити же выглядела как камикадзе, которому уже нечего терять в этой жизни, и он закономерно решил, что и другим тоже.
— Мы давно знакомы, — прохрипел Кроули.
Всё ясно, подумала Верити, и здесь инициатива в руках женщины.
Всё ясно, подумал Кроули, так вот от кого исходит этот знакомый запашок зла.
* * *
Довольно забавно, что какой бы великолепной ни была та или иная рассказанная история, чаще всего она заканчивается словами «ну как-то так». Вполне возможно, это одно из проявлений человеческой скромности или смущения за свои деяния. И точно такую же фразу выбрал Сэмюэл Халлоу, чтобы закончить рассказ о своей жизни. Азирафаэль выслушала его исповедь в совершенном молчании, и сейчас настал её черёд говорить.
— То есть, вы считаете, что прожили замечательную жизнь, так?
Сэмюэл кивнул.
— И всё же полагаете, что сделали недостаточно?
— Ну, — начал он, осторожно подбирая слова, — у меня есть ощущение, что я действительно мог бы сделать гораздо больше: больше уделять внимания семье, больше помогать больным... Я просто не уверен, всё ли успел сделать перед тем, как уйти, только и всего.
Азирафаэль кивнула и посмотрела ему в глаза с таким тонким сочувствием, что у него сжалось сердце, и спросила:
— Вам случалось терять пациентов, ведь так?
Сэмюэл вздохнул и перевёл взгляд на ровную гладь озера, красноватую от клонившегося в сон солнца.
— Вам незачем себя казнить, — сказала Азирафаэль. — Иногда люди уходят, просто потому что так нужно. В таком случае даже лучшим из медиков не под силу удержать их на земле.
— Кому? — с горечью в голосе спросил Сэмюэл. — Кому нужно, что они уходили? Мне-то уж точно нет.
— Значит, вы не верите.
Сэмюэл хотел было уточнить, во что же именно он не верит, но едва взглянув на Азирафаэль, проглотил вопрос. Потом провёл рукой по лбу и как-то весь напрягся, словно балансировал на острие бритвы, хотя и не понимал, откуда взялось это ощущение. Ему просто начало казаться, что от его ответа сейчас зависит очень многое — бесконечно многое — и солгать здесь не получится. И сказать правду страшно. Но всё-таки он выбрал второе.
— Нет. Я же врач, — добавил Сэмюэл, как будто это его оправдывало. Как если бы убийца детей в ответ на вопрос почему он убивает сказал: «Я был нелюбимым ребёнком».
— Во что же вы верите? Что, как вы думаете, ждёт вас после смерти?
— Ничего, — просто ответил он. — Я не верю в загробную жизнь.
— Какой же тогда смысл переживать о том, как именно вы прожили жизнь, если вас, как вы считаете, не ждёт ни награда, ни наказание?
Сэмюэл дёрнул щекой. Этот диалог всё больше походил не на исповедь, а на экзамен.
— Выходит, никакого, — ответил он слегка недовольно.
— Позвольте я задам вам один-единственный вопрос, — сказала Азирафаэль, — в чём, по-вашему, заключается смысл пребывания человека на земле?
— Чтобы прожить достойную жизнь, — без малейшей запинки ответил Сэмюэл.
— Но вы противоречите себе, не находите? Ради чего жить достойно, если, как вы сами сказали, после смерти ничего нет — ни Рая, ни Ада.
Сэмюэлу впервые показалось, что эта девушка задаёт слишком уж странные вопросы незнакомцу. Не говоря уже о том, что он так и не спросил её имя. Азирафаэль выжидательно смотрела на него.
— Если мы живём только раз, — продолжал Сэмюэл, всё больше ощущая себя студентом на экзамене, — разве мы не должны стремиться прожить эту жизнь как можно достойнее просто потому что нам так хочется? И разве плохо делать добрые дела тем, кто в этом нуждается?
Азирафаэль кивнула, и Сэмюэл почувствовал себя странным образом ободрённым.
— Лично я умирая хочу вспоминать о том, сколько хорошего я сделал ради кого-то, а не сокрушаться о том, чего я не успел сделать и уже никогда не сделаю. Я так думаю: ты прожил день не зря, если смог помочь хоть кому-то в его беде...
Сэмюэл вдруг умолк, потому что Азирафаэль улыбалась. В этой улыбке ему показалась какая-то светлая печаль. Или же омрачённая радость... В общем, он понял, что запутался окончательно.
— Вот вы и развеяли собственные сомнения, — сказала она. — Вы проживали каждый день, помогая другим, и таким образом прожили всю жизнь.
Сэмюэл нерешительно кивнул, не вполне понимая, куда она клонит, но каким-то образом начиная осознавать, что всё это неспроста.
— И вы не ждёте награды за свои деяния, — заметила Азирафаэль.
— По-моему глупо ждать награды просто за то, что ты делал добро людям, — пожал плечами Сэмюэл. — И лицемерно делать добро ради какой-то там награды.
Азирафаэль снова одобрительно кивнула и тоже посмотрела на озеро, уже вовсю пылавшее красным в свете заката. Сэмюэлу показалось, что этот вид вызвал в ней какие-то воспоминания, потому что она вдруг счастливо улыбнулась, как при встрече со старым знакомым.
— Мне очень понравилось слушать о вашей жизни, — сказала она, не отрываясь от озера. — Я бы хотела чаще слышать подобные истории.
— То есть вы не ко мне первому так подсаживаетесь? — усмехнулся Сэмюэл. — Вы часом не писательница?
Азирафаэль удивлённо посмотрела на него.
— Вы же не просто так собираете чужие истории жизни, — заметил он.
Она улыбнулась и ответила:
— Не просто.
— СЭМЮЭЛ ХАЛЛОУ?
Сэмюэл поднял глаза. На фоне закатного неба он увидел чёрную фигуру той — вернее, того — кого ждал уже довольно давно. Он ожидал, что по телу его разольётся леденящий холод, но к своему удивлению ощутил только недоумение.
— Что происходит?.. Поверить не могу...
Прибывший изъял из складок своего балахона песочные часы и всмотрелся в струящиеся остатки песка.
— У ТЕБЯ ЕСТЬ ПРИМЕРНО ПЯТНАДЦАТЬ СЕКУНД, ЧТОБЫ ПОВЕРИТЬ.
С этими словами он взметнул в воздух невидимую до этого косу с тончайшим, почти прозрачным лезвием и рубанул ею воздух прямо перед самым носом Сэмюэла.
Сэмюэл моргнул, медленно поднялся со скамейки и оглянулся на тело, что осело рядом с Азирафаэль. Азирафаэль неловко повела плечами, будто извиняясь за то, что отдавила ему ногу.
— Что... Я... Значит... — он растерянно переводил взгляд с Азирафаэль на чёрную фигуру, — это не конец?
— ОТНЮДЬ, — ответил он и широко улыбнулся (впрочем, он не умел по-другому). — НАСКОЛЬКО Я МОГУ СУДИТЬ, ТЕБЕ ПРЕДСТОИТ ЕЩЁ ДОВОЛЬНО ДОЛГИЙ ПУТЬ.
Он посмотрел на Азирафаэль, и она слегка поёжилась. Её мучило смутное подозрение, что он её узнал и затаил обиду за так и не состоявшийся Армагеддон.
— Но... я не понимаю! — Сэмюэл в отчаянии запустил пальцы в волосы. — Если человек не верит в перерождение или в Рай и Ад, с какой стати он должен отправляться туда? Я думал, каждому достаётся то, во что он верит!
Азирафаэль вздохнула, искренне ему сочувствуя. Человеку всегда тяжело осознавать и принимать один простой факт — Вселенная не крутится вокруг его желаний и верований.
— ТЕБЯ НЕ ОСТАВЯТ В ЛЮБОМ СЛУЧАЕ, — он посмотрел наверх. — ТЕБЕ ПОРА. ПРОЩАЙ, СЭМЮЭЛ ХАЛЛОУ.
Азирафаэль наблюдала, как то, что отделилось от тела Сэмюэла, превращается в ослепительно-белый свет, становится всё легче и легче и, подобно облаку, возносится к небесам. Она вздохнула и почти незаметно кивнула.
— БЛАГОДАРЮ, АНГЕЛ, ЧТО ЗАНЯЛА ЕГО НА ВРЕМЯ. МЕТАНИЯ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ ДУШИ НЕМНОГО НЕ ПО МОЕЙ ЧАСТИ.
— О, это всё Михаил, — Азирафаэль взяла свою сумку с книгами и поднялась со скамейки, оправив юбку. — Если бы не она, я бы уже была у себя дома... Как твои дела?
— НЕ ЖАЛУЮСЬ, — уклончиво ответил он. Уж без дела он не оставался никогда и не останется ещё долго.
— А ты... не помнишь меня?
Он вперил в неё ничего не выражающие голубые огоньки величиной с булавочную головку и ничего не сказал. Не признаваться же, что память на лица у него была откровенно так себе (даже если это лицо было причастно к тому, что уйти на покой ему предстоит лет так через миллион, если не позже), а то ещё обидит не за что. Азирафаэль отчаянно соображала, на что перевести зашедший в тупик разговор. Проходившие мимо люди старательно отводили взгляд от субъекта в чёрном.
— Знаешь... я припоминаю, что у тебя когда-то был подмастерье. Не так давно, лет сто пятьдесят назад. Такой длинный рыжий юноша...
— НЕ ПОМНЮ НИКАКИХ ДЛИННЫХ РЫЖИХ ЮНОШЕЙ, — отрезал он.
Азирафаэль слегка устыдилась.
— Прошу прощения.
— НИЧЕГО. НУ ЧТО Ж, — он подобрался, как если бы диалог уже давно ему наскучил, но приходилось соблюдал глупые формальности, вроде разговоров о погоде. — МНЕ УЖЕ ПОРА. ДО ВСТРЕЧИ, ЛЮБОПЫТНЫЙ АНГЕЛ.
— В каком смысле «до встречи»?..
Но Смерть уже растворился в воздухе.
Вернее, его там никогда и не было.
* * *
Кроули от всей души чертыхнулся. Ни одна из тысяч книг, прошедших через его руки, и не пахла Адом. И даже не попахивала. Зато на своё счастье он наткнулся на добрый десяток книг, отчётливо благоухающих чем-то святым, и каждую такую книгу Кроули отбрасывал куда подальше. Но от одной всё-таки обжёгся и, злобно зашипев, просканировал взглядом обложку. «Церковные обряды». «Ну ясно, не иначе как крестить кого-то собралась», — мрачно пошутил Кроули. Пошутил, естественно, про себя, поскольку вездесущая Верити то и дело будто бы ненароком совала свой внушающий то ли уважение, то ли страх нос ему под руку. После приступа плача она подозрительно резко повеселела, но, к радости Кроули, больше с ним не заговаривала.
— Чёрт, — снова выдохнул он и прислонился ноющей и стонущей на все лады спиной к шкафу.
Если вы когда-нибудь представляли себе море книг, то нечто похожее простиралось перед Кроули. Сам же Кроули саркастически поздравил себя с провалом. Чёртова книга как сквозь землю провалилась, так что по всей видимости придётся вернуться к плану А «Найти святую воду». Он в раздражении потёр глаз, когда к нему в закуток вошла Верити. Она посмотрела на него с сочувствием, но невозможно было не заметить этот характерный изгиб рта, явно выражающий недовольство разведённым бардаком и обречённое смирение перед необходимостью всё убирать.
— А ты случаем не знаешь, где кроме церкви можно достать святую воду? — обречённо спросил Кроули. Он уже минуты две думал подняться, но мысль всё никак не могла превратиться в действие.
Верити задумчиво наморщила лоб.
— Не-а. Я вообще ничего в этих делах не смыслю, у меня в семье все атеисты.
— Слушай, а можешь вынести из церкви святой воды? Немного. За хорошую сумму.
— Вы что, шутите?..
Кроули шмыгнул носом.
— Ну да, шучу, конечно...
Он посмотрел на часы и подпрыгнул на месте. Вот что значит импровизировать вместо того, чтобы иметь хороший план: он-то надеялся управиться за пару-тройку часов, но циферблат явно свидетельствовал о том, что скорость — не совсем его конёк.
Он предпринял попытку подняться и с трудом устоял на затёкших ногах (суставы при этом так страшно захрустели, будто ломались).
— А с чего это вы вдруг про святую воду вспомнили, вроде книгу искали всё это время, — поинтересовалась Верити, подбирая книги с пола.
— Н-н-нэ, — неопределённо протянул Кроули и снова взглянул на часы. — Что-то загулялся наш ангел-букинист, вот только где?..
— Вы же сказали, что знаете, — сказала Верити, и в её голосе снова послышалось подозрение.
— Я сказал, что знаю, что её сегодня на будет. Но ничего по поводу того, где именно она будет.
Верити оглядела его с ног до головы, явно не поверив, и сказала:
— Утром ей позвонил некий коллекционер из Эдинбурга, предложил приобрести какое-то там редкое издание, и она уехала.
Эдинбург? Кроули вспомнилось, что когда-то они уже обсуждали что-то в связи с Эдинбургом.
— Эдинбург? — переспросил он вслух.
— Ну да. Попросила меня остаться допоздна, если не успеет вернуться к закрытию.
— Судя по всему, не успела.
Верити подобрала «Церковные обряды» и нахмурилась.
— Так вы не вспомнили, что за книгу искали? — спросила она и быстро добавила: — Просто может я смогу поискать её для вас. Она вам, кажется, очень нужна.
Кроули задумчиво смотрел на «Церковные обряды», и ему показалось, что буквы скачут и разбегаются, только бы не попадаться ему на глаза.
— Сделай лучше вот что: разузнай, где достать святую воду.
— Сдалась она вам... — проворчала Верити, правда слегка испуганно. Одержимость Кроули святой водой попахивала каким-то фетишизмом, а злить таких парней себе дороже.
— Если что узнаешь, позвони, — Кроули наклонился к Верити и процедил: — И ни слова мисс Фэлл.
Верити, почему-то резко перестав соображать, записала номер Кроули.
— А книга?..
— Забудь о книге, она уже потеряна, — горько бросил Кроули, оглядывая бардак, который сам же и устроил, и с каким-то неприятным чувством направился к выходу.
— Уже уходите?
— Да-а, у меня ещё есть дела, мне лучше уйти поскорее, пока... в общем, пока.
И не дав Верити опомниться, Кроули вразвалочку вышел на запруженную улицу и скрылся в людском потоке.
Человек устроен весьма забавно. Он может невзлюбить другого человека без какой-либо очевидной причины, руководствуясь интуицией или ещё более странными доводами типа «от него пованивает» или «у него мерзкий голос». Как правило, он старается избегать общества такого человека, а уж провести с ним целый день вообще считает за наказание. Но вот где спрятана «забавность»: если от иных подобных личностей он рад избавиться и больше никогда не видеть, то другие — подобные же — личности оставляют после себя какое-то странное чувство пустоты. Человеку не нравятся пустоты в принципе, а уж эмоциональные пустоты — тем более, чем и объясняется необъяснимое желание увидеть мерзкого человека снова.
Верити — наиболее показательный пример подобной ситуации. Спроси у неё, понравился ли ей Кроули, она бы скорее всего ответила «нет». Спроси, что конкретно ей не понравилось в Кроули, она бы промычала что-то неопределённое типа «он шизоид». Но Верити является самым что ни на есть представителем впечатлительной барышни, которую привлекает всё странное и таинственное, и поэтому её эмоциональная пустота после ухода Кроули, который довёл её до слёз и вообще вёл себя как последняя сволочь, вполне объяснима.
Да, забавно устроен человек. А ещё более забавно устроены молоденькие девушки, падкие на загадочность и чёрный цвет.
Верити успела прибрать разбросанные по полу книги и даже прочитать пару страниц выбранного наобум томика, названием которого она даже не поинтересовалась, к моменту, когда на весь магазин оглушительно разлился звон колокольчика.
— Мисс Фэлл, с возвращением. Как съездили?
— Здравствуй, дитя, — улыбнулась Азирафаэль, — превосходно, книга теперь у мен... в смысле, у нас, так что всё в порядке...
Внезапно Азирафаэль замолчала и настороженно повела носом.
— У тебя ведь были посетители, правда? — спросила она.
— Конечно, как всегда.
— А Кроули среди них случайно не было?
— Нет, — не моргнув глазом соврала Верити, — с чего бы ему здесь быть. Или он предупреждал вас, что придёт?
— Нет-нет, конечно нет, — быстро ответила Азирафаэль. — Ну что ж, ты можешь идти, Верити. Спасибо тебе, что присмотрела за магазином.
— Не за что, — Верити перекинула на спину рюкзак-мешок. — Мисс Фэлл, можно вас попросить?
— Конечно.
— Не называйте меня «дитя», пожалуйста. Меня это немного...
— Конечно, конечно. Действительно... До свидания, Верити.
Верити ушла, и Азирафаэль перевернула табличку на двери на сторону «закрыто». Опустила все шторы. И только потом, устало осев в кресле в задней комнате, достала из своей холщовой сумки «Horniest Patronis. Всё что вы хотели знать о сатанизме, но боялись спросить», книгу, приобретённую сегодня утром у коллекционера из Эдинбурга мистера Лоуренса Маклауда. Потом достала вторую книгу, гораздо тоньше первой, и положила на колени. Золотые завитушки «Обретённого Ада», казалось, дрогнули и принялись извиваться, словно хотели загипнотизировать. Азирафаэль глубоко вздохнула и положила ладонь на обложку, чувствуя в груди всё то же покалывание раскалённой булавкой, досаждавшее ей весь день.
Азирафаэль без особого удивления услышала отдалённый звон, и подняв глаза, увидела Михаила.
— Хорошая работа, Азирафаэль, — с улыбкой произнесла она.
— Благодарю, — кивнула Азирафаэль и улыбнулась в ответ (как можно незаметнее прижав к груди «Обретённый Ад»). Как она не старалась гнать эту мысль прочь, она была рада, что это не Гавриил.
Михаил испытующе посмотрела на неё. Строгость манер и скупость эмоций делали её похожей на строгую бабушку. Такую бабушку, которая любит бить своих внуков по ладоням линейкой или хворостиной, но в глубине души любит их. Где-то настолько глубоко, что иные внуки предпочли бы иметь в бабушках старый дуб на заднем дворе.
— Тебя что-то тревожит, Азирафаэль?
Азирафаэль попыталась взглянуть ей в лицо как ни в чём не бывало.
— Нет, всё прекрасно.
— А... как ты себя чувствуешь?
— ...Хорошо. Я всегда хорошо себя чувствую, — помедлив ответила Азирафаэль.
Михаил улыбнулась.
— Превосходно. В таком случае до встречи.
Азирафаэль вздохнула и прикрыла глаза. Даже её смутило, что за один день кто-то поинтересовался о её самочувствии больше раз, чем за все века существования на земле.