Глава 12. 18+
Как и ожидалось, Сяо Мэн вёл себя смирно. Не выдвигая странных требований, он покорно лёг спать, укутавшись в одеяло так, что видны были только его глаза, которые наблюдали за Цзяяном.
Поначалу Цзяяну было не по себе лежать рядом. Он затаил дыхание и напряжённо ожидал, но постепенно осознал, что травмированная рука Сяо Мэна делает его похожим на кота с подстриженными когтями, даже если тот и захочет чего то, у него попросту не выйдет. С облегчением выдохнув, он расслабился и потихоньку погрузился в сон.
Посреди ночи его разбудил странный звук. Он с трудом сел, нащупал выключатель и включил свет. Только тогда он понял, что Сяо Мэн, стиснув брови, постанывал во сне от боли, прерывисто дыша сквозь сжатые зубы.
Цзяян лениво потёр глаза, испытывая лёгкое раздражение. Сяо Мэн и правда был избалованным аристократом, что даже будучи взрослым, он всё ещё был нетерпим к боли, как ребёнок.
Глядя на его искривлённое страданием лицо, Цзяян почувствовал нечто среднее между жалостью и насмешкой.
Сяо Мэн был не таким, как он. Такие люди рождались, чтобы не знать тягот, да и не способны были их выносить. На этот раз его руки были покрыты ожогами и порезами и наверняка невыносимо болело. Но он, как всегда, упрямился: в больнице, когда вынимали осколки, даже бровью не повёл, а вернувшись, продолжал делать вид, будто всё в порядке.
Только во сне он становился чуточку честнее, морщась и постанывая.
Если задуматься, спящий Сяо Мэн был куда приятнее. Он не ранил Цзяяна колкими словами, не смотрел на него свысока, не кривил губы в презрительной усмешке.
Более того, он был искренен. Не обманывал и не играл с ним.
Только сейчас он был настоящим и... тёплым.
Когда же он просыпался, его подлинность оборачивалась жестокостью, а нежность — фальшью.
Но для Цзяяна было достаточно и этой нежности, даже ненастоящей. Видя Сяо Мэна таким беспомощным и покорным, он, хоть и понимал, что это притворство, не мог просто отвернуться.
Он знал, что Сяо Мэн использует его, но всё равно оставался рядом.
Пусть эти дни, пока заживают его руки, станут последними, когда они побыли друзьями.
Цзяян ещё некоторое время сидел неподвижно, пока холод наконец не заставил его выключить свет и снова лечь.
Следующие два дня прошли спокойно. К удивлению Цзяяна, Сяо Мэн вёл себя сговорчиво. Вероятно, он осознавал, что если Цзяян сбежит, то даже за огромные деньги ему не найти второго такого удобного и услужливого «слугу высшего класса». Видимо, он решил проявить благоразумие и придержать свой скверный характер при себе.
Цзяян потерпел поражение от Сяо Мэна, который внезапно стал «послушным» и не оказывал никакого сопротивления.
Среди всех знакомых ему масок Сяо Мэна не было той, что называлась «слабак».
Сяо Мэн был умен, талантлив, высокомерен от сознания собственного превосходства и никогда не утруждал себя мягкостью в обращении с Цзяяном. Рядом с ним Цзяян лишь глупо топтался на месте, получая нагоняи, после чего униженно умолял о помощи.
Но теперь всё словно перевернулось с ног на голову. Хотя он занимался лишь мелочами вроде готовки, одевания, кормления и умывания, создавалось ощущение, будто Сяо Мэн полностью от него зависит.
Казалось, он стал важным и полезным, и это чувство было прекрасным.
Он всегда мечтал дружить с Сяо Мэном на равных, но неизменно оставался в униженном положении. А теперь, с его беспомощными руками, Сяо Мэн уже не казался таким надменным, порой даже проявлял слабость.
Будто их роли вдруг поменялись.
Конечно, на самом деле «победитель» и «жертва» никогда не поменяются местами. Стоило Сяо Мэну бросить на него обиженный взгляд своими прекрасными, чуть приподнятыми на внешних уголках глазами, как Цзяян тут же терял голову, покрывался потом, забывал все принципы и безоговорочно уступал.
«Ты что, идиот?!» - Сидеть в ванной, заставляя другого человека с трудом мыть себя, и при этом ещё и ругаться, мог позволить себе только Сяо Мэн.
Причиной стала пена от шампуня, которую Цзяян по неосторожности занёс ему в глаза, и тот рефлекторно выругался.
Цзяян, впрочем, не обиделся. Ему даже показалось забавным, как тот косится, и он со смехом притворился, будто хочет задеть и второй глаз, пользуясь тем, что Сяо Мэн, как «пациент», вынужден «покорно терпеть». Однако сам попал в ловушку, потому что Сяо Мэн резко втянул его в ванну.
У него были травмированы ладони, но вот руки были в полном порядке, и силы хватало с избытком. Цзяян, совершенно не ожидая такого, был схвачен за талию и втянут внутрь, подняв целый фонтан брызг, промочивших его с ног до головы.
Сперва он от неожиданности остолбенел, а затем почувствовал неловкость. Ванна была не маленькой, но сейчас они оказались вплотную прижаты друг к другу, и от прикосновения обнажённого тела Сяо Мэна у него побежали мурашки. Сердце внезапно забилось чаще.
Он неловко засмеялся, пытаясь подняться, но ноги скользили по мокрому дну. Его смех звучал смущённо, тогда как взгляд Сяо Мэна оставался спокойным и пристальным, словно он разглядывал что-то, чего Цзяян не понимал.
Под этим взглядом Цзяяну стало не по себе, тело слегка сжалось, и он отодвинулся назад.
Безопасная дистанция между ними исчезла в одно мгновение. Цзяян лишь почувствовал, как что-то тяжелое навалилось на затылок, пригнув его голову вниз, а губы тут же были захвачены чем-то горячим и властным. Сердце судорожно сжалось, в горле пересохло, а язык Сяо Мэна уже настойчиво проник внутрь.
Он не успел даже осознать происходящее, как глубокий, насыщенный поцелуй стал пылающим. Цзяян мог лишь беспомощно издавать смутные звуки, полностью отдавшись на милость Сяо Мэна, который безжалостно исследовал каждый уголок его рта.
Сяо Мэн жадно втягивал его язык, не отпуская ни на секунду, их губы терлись друг о друга. Цзяяна целовали так яростно, что ноги его подкосились, и он едва не почувствовал, как душа покидает тело.
Когда дыхание уже начало сбиваться, он ощутил, как Сяо Мэн резко переворачивает его, прижимая ко дну ванны. Цзяян тут же пришел в себя и отчаянно забился, но поцелуй не прервался ни на мгновение.
Сяо Мэн всем своим весом придавил его. Ванна, куда было вылито слишком много геля для душа, стала скользкой, и Цзяян не мог найти опоры. Он задыхался, пытаясь вырваться, но твердое тело между его ног лишь сильнее прижималось, становясь все более настойчивым.
По спине Цзяяна пробежали мурашки. Даже через мокрую ткань он чувствовал, что в него вот-вот войдут с грубой силой. Если бы не одежда, он бы уже не смог сопротивляться.
Мужчина, страстно целовавший его шею, очевидно, подумал о том же и потянулся, чтобы стянуть с него штаны.
Цзяян изо всех сил сопротивлялся, понимая, что не сможет превзойти Сяо Мэна по силе. Его крепко прижимали, и предчувствие, что он не сможет вырваться, заполнило его разум, и он почти не мог дышать.
Но вдруг движения Сяо Мэна стали заметно медленнее. Цзяян инстинктивно схватил его пальцы, которые, не задумываясь, тянулись к штанам, и тут же услышал, как Сяо Мэн ахнул от боли, и резко отдёрнул руку.
Цзяян немного успокоился и лишь тогда вспомнил о его травме. Напряжение сразу спало. Да, Сяо Мэн легко мог прижать его, но довести дело до конца ему было сложно. Бояться было нечего. Сяо Мэн ни за что не сможет им воспользоваться. Он просто блефует.
После такой борьбы вода в ванне почти остыла. Оба тяжело дышали, выглядя довольно жалко. Цзяян сглотнул и прошептал:
«Прекрати... перестань...»
Лицо Сяо Мэна было напряжено. Его тонкая, почти прозрачная кожа четко передавала каждое движение челюсти, от чего у Цзяяна защемило сердце. Та кроткая и безобидная маска, что недолго украшала Сяо Мэна, полностью исчезла, сменившись привычной капризной агрессией. Он резко двинулся вперед, заставив Цзяяна вздрогнуть, но лишь для того, чтобы снять с него промокшую рубашку.
Такое упрямство вызывало у Цзяяна смешанное чувство досады и беспомощности. Видя, как Сяо Мэн с трудом сгибает даже пальцы, он понимал, что даже если бы лежал совершенно неподвижно, тому потребовались бы долгие минуты, чтобы справиться со всеми пуговицами.
Помешать ему было до смешного легко, и от этого Цзяяну становилось почти жаль его. Когда он отводил руку Сяо Мэна, движения его были осторожными, почти бережными, лишь бы снова не причинить тому боль.
Но Сяо Мэн, казалось, принял твердое решение и не отступит, пока не добьется своего. Его настойчивость граничила с чем-то невероятным. Сколько бы Цзяян терпеливо ни убирал его руки, тот снова и снова возвращался к ненавистным пуговицам, будто это была крепость, которую необходимо взять штурмом.
Если отбросить в сторону силу воли, то такая толщина кожи тоже встречается не у каждого.
Цзяян не мог выбраться из-под него, а Сяо Мэн никак не мог справиться с пуговицами. Так они и застыли в бесконечном противостоянии. Цикл «оттолкнуть — потянуться — оттолкнуть — потянуться» повторялся десятки раз, пока у Цзяяна уже не начало кружиться голова.
Даже грубая сила не помогала. Сяо Мэн отказывался сдаваться, даже ценой травмы руки. Видя, как во время драки из-под белой ткани, обмотанной вокруг его рук, сочится кровь, Цзяян так испугался, что не осмеливался двинуться с места.
Его первоначальным намерением, конечно же, было оттолкнуть этого человека или даже пнуть ногой, чтобы сбежать. Но выражение боли, мелькавшее на лице Сяо Мэна всякий раз, когда он задевал рану, заставляло Цзяяна испытывать странное беспокойство, словно он намеренно издевается над беспомощным больным.
А больной, между тем, демонстрировал поистине восхитительное упорство в попытках раздеть его. Чем дальше, тем жалобнее становилось его выражение лица, то ли от нестерпимой боли в руках, то ли еще от чего, но в его глазах уже читалась настоящая обида.
Глядя на сведенные брови Сяо Мэна, на его страдальческое выражение лица и немой укор во взгляде, Цзяян начал смутно ощущать себя насильником, нарушающим все моральные нормы.
Больше не в силах мучить этого жалобного человека, но и не желая покорно позволять ему раздевать себя, Цзяян оказался в неловком положении. В конце концов, терзаемый угрызениями совести, он сдался и решил помочь ему сам.
Рубашка, ремень, брюки... нижнее белье...
Кусок мяса на вертеле вдруг перевернулся и начал жарить сам себя, поливая соусом, — вот точное описание его нынешнего состояния.
Раздеваться по собственной воле, когда внутри не было ни капли желания, но при этом действовать так активно — от этого сознание Цзяяна замутилось, и он не мог даже поднять голову. Единственным утешением было напоминать себе, что все это лишь ради успокоения Сяо Мэна. В конце концов, тот был пациентом, и немного снисхождения ему не повредит. Не стоит воспринимать все так серьезно.
Но как бы он ни старался сохранять хладнокровие, волны стыда все равно накатывали на него, заливая лицо жаром. К счастью, Сяо Мэн, жертвуя своими травмированными пальцами, нанес внутрь него гель для душа в качестве смазки. Грубая поверхность бинтов заставляла Цзяяна вздрагивать и судорожно заглатывать воздух.
Всего несколько пальцев внутри, и ноги его уже подкашивались. Когда пальцы выскользнули, Сяо Мэн замер в ожидании, не предпринимая дальнейших действий. Стиснув зубы, Цзяян перекинул ногу и опустился сверху, оседлав его. Ощущение проникновения лицом к лицу заставило его мгновенно покраснеть до корней волос, и он не осмеливался поднять глаза на мужчину перед собой.
Твердый член внутри него начал мощно двигаться. Хотя Сяо Мэн и придерживал его за бедра, сила в руках была невелика, и Цзяяну приходилось самому поддерживать тело, подстраиваясь под ритм, чтобы сохранять равновесие.
Но Сяо Мэн не давал ему передышки, крепко прижимая к себе и снова и снова глубоко вгоняя в него свой член, так что Цзяян мог только беспомощно подрагивать и издавать прерывистые, сдавленные всхлипы.
Сяо Мэн удовлетворил его три раза, прежде чем остановиться. Перед глазами Цзяяна плыло, дыхание сбивалось. Эта поза давалась ему с трудом — ноги дрожали, поясница расслаблялась. Пройдя сквозь туман в голове, он наконец оперся на руки и приподнялся с бедер Сяо Мэна. Ощущение, как член покидает его тело, заставило спину содрогнуться, и он на мгновение застыл.
Раньше, после таких моментов, ему, принимающей стороне, было нелегко подняться, и Сяо Мэн всегда сам заботился об очищении их тел. Но теперь, с травмированными руками, Сяо Мэн не мог этого сделать, и Цзяяну пришлось с трудом подниматься, искать полотенце и вытирать его.
Неизвестно почему, но пока он это делал, по телу пробегала странная, ледяная дрожь.
С начала до конца он вел себя как настоящий слуга.
Сердце его сжималось от неясного беспокойства, в груди было пусто и тревожно. Он невольно поднял глаза на Сяо Мэна, бессознательно ища хоть каплю утешения.
Но поймал на его лице только мелькнувшую, почти торжествующую ухмылку.
Сердце Цзяяна дрогнуло, а всё тело похолодело.
Так и есть. Сяо Мэн тоже так думает.
Оставшись один в ванной, он отмывался под струями воды, выставив температуру на максимум, но его тело сжалось, словно боялось холода, и он не мог расслабиться.
Сквозь пелену пара он увидел в зеркале свое отражение — жалкое и униженное. Волна острой ненависти к себе сжала его горло, и он, не выдержав, швырнул мокрое полотенце прямо в лицо тому человеку в зеркале, затем, тяжело дыша, отвернулся.
Неудивительно, что Сяо Мэн так усмехнулся.
Кто же еще виноват, если не он сам? Он и сам не ценил это свое тело, считая его менее значимым, чем руки Сяо Мэна. На словах твердил о достоинстве, а на деле так легко снова оказался в его постели, да еще и в такой активной роли.
Не говоря уже о Сяо Мэне, любой бы рассмеялся.
Цзяян дрожащими руками сжал свои плечи и замер под струями воды, больше не двигаясь.
***
Прошло уже много времени, а Цзяян всё не выходил. Непрерывный шум воды в ванной создавал у Сяо Мэна странное ощущение размытости.
Нетерпеливый муж, ждущий свою медлительную жену, которая никак не закончит мыться. Лёгкий сладковатый аромат геля для душа, который можно было уловить, если вдохнуть глубже, заставлял разум блуждать в самых неожиданных направлениях.
Сяо Мэн прикрыл глаза, словно в полусне, и неопределенно улыбнулся.
Когда Цзяян назвал его «важным человеком», это прозвучало как жалкий утешительный приз, вызывая досаду. Но ему всё равно хотелось знать, насколько же «важным» он был? Вспоминая только что испытанное наслаждение, Сяо Мэн снова почувствовал, как нос начинает нагреваться, предвещая возможное кровотечение. Он невольно облизал губы, пряча ухмылку в подушку.
Наконец раздался звук открывающейся двери. Сяо Мэн открыл глаза и наблюдал за Цзяяном, с той же улыбкой, застывшей в уголках губ.
Лицо мужчины выглядело худым и маленьким, кожа нездорово бледная, брови опущены, а губы устало поджаты. Он был рождён, чтобы выглядеть таким человеком, над которым так и тянет поиздеваться. Под халатом угадывалась худая грудь, на которой чётко выделялись два маленьких соска. Сяо Мэн мог мысленно прорисовать каждый изгиб его тела даже сквозь ткань, и одного этого взгляда было достаточно, чтобы в груди защекотало.
Но Цзяян не подошёл к кровати. Он стоял вдалеке, отвернувшись, снял халат и быстро натянул на себя принесённую с собой сменную одежду. Затем, после короткой паузы, взял висящее на вешалке пальто, под его пристальным взглядом молча надел его и взял в руки старый портфель:
«Я пойду».
Улыбка Сяо Мэна мгновенно исчезла.
«Завтра, наверное, тоже не приду.» — После паузы Цзяян поправился: «У меня много работы. Вообще, думаю, больше не смогу приходить».
Сяо Мэн наконец осознал сказанное. Он не ответил, лишь смотрел на него широко раскрытыми чёрными глазами, словно не веря услышанному. Лицо его напряглось, но он продолжал молчать.
«У тебя так много друзей. Кто-нибудь другой сможет позаботиться о тебе».
Сяо Мэн всё так же пристально смотрел на него, полный недоверия.
Цзяян сделал шаг назад:
«Если будут сложности, я могу найти для тебя помощницу по хозяйству».
Прошло несколько мгновений, прежде чем на лице Сяо Мэна вновь появилось привычное безразличное выражение:
«Не стоит. Благодарю за заботу».
Холодный взгляд Сяо Мэна заставил Цзяяна внутренне сжаться. Не найдя, что ещё сказать, он несколько секунд постоял, глядя ему в глаза, затем пробормотал "Я пошёл" и вышел из спальни, прикрыв за собой дверь.
Услышав лёгкий щелчок входной двери, Сяо Мэн мгновенно сбросил маску напускного равнодушия. Его лицо на мгновение стало абсолютно пустым, затем он молча повалился на кровать, приняв позу спящего.
Ещё несколько минут назад ему снился такой прекрасный сон...
Внезапным яростным движением Сяо Мэн смахнул все предметы с прикроватной тумбочки на пол. Некоторое время он лежал, сверкая глазами, напоминая разъярённого льва, затем перевернулся на бок. Неожиданно в носу предательски защекотало, и он в бессильной злости дёрнул ногами, превратившись теперь в жалкого брошенного пса.
***
Как только лифт достиг первого этажа, Цзяян сразу же пожалел о своём поступке.
Он понимал, что повёл себя неразумно.
Да, он был зол, но если разобраться, то Сяо Мэн же не принуждал его. На этот раз он сам добровольно согласился раздеться, так в чём же вина Сяо Мэна?
Гордый и надменный Сяо Мэн, с которым он дружил много лет, лишь из-за болезни и беспомощности позволил себе такую слабость перед ним. На самом деле он по-прежнему патологически боялся потерять лицо. Все эти дни многие звонили, чтобы навестить его, но Сяо Мэн категорически запретил кому бы то ни было приходить.
Разве позволил бы он помощнице по хозяйству или коллеге помогать ему застёгивать брюки?
Мысль о том, что теперь кто-то другой будет раздевать Сяо Мэна, обтирать его тело, выполнять все эти интимные процедуры, вызвала у Цзяяна странное беспокойство. Чем больше он об этом думал, тем сильнее становился дискомфорт, незаметно перерастающий в настоящую тревогу.
Он долго бесцельно кружил у подъезда, пока холод не заставил его шмыгать носом. В конце концов Цзяян понял, что не может просто бросить Сяо Мэна одного. С тяжёлым вздохом, собрав всю свою решимость и приготовившись к насмешкам, он развернулся и направился обратно к лифту.
Открывая дверь, он чувствовал себя неловко, почти как вор. Войдя в спальню, он обнаружил, что свет горел, но кровать была пуста, и в ванной никого не было. Цзяян невольно запаниковал. Он метнулся по комнате, пока не заметил приоткрытую дверь на балкон.
Сяо Мэн стоял спиной, рассеянно глядя вниз. Услышав шум, он резко обернулся и, увидев Цзяяна, замер от неожиданности. Затем лицо его исказилось злобной гримасой:
«Ты зачем пришёл?»
«Я... я подумал, тебе одному будет неудобно.»
«Разве ты не занят? Завтра же найму прислугу, обойдусь без тебя! Кто просил тебя вмешиваться!» — Сяо Мэн размахивал руками, словно рассерженный краб, его угрожающий тон звучал подозрительно неубедительно.
Возвращение Цзяяна было для него неожиданной удачей, словно с неба свалился золотой слиток. Но он изо всех сил старался создать впечатление, будто это всего лишь кусок собачьего помёта, в то время как внутри желал схватить этот подарок судьбы и прижать к себе.
Поначалу Цзяян не разглядел как следует, но приблизившись, заметил покрасневшие глаза Сяо Мэна. Его охватило изумление, потому что не ожидал, что тот может расстроиться до такой степени. Растерявшись, он нерешительно протянул руки, словно собираясь обнять его: «Прости... прости меня...»
Сяо Мэн фыркнул и отвернулся.
Этот звук, в котором смешались три части обиды и семь частей досады, заставил Цзяяна почувствовать себя виноватым. Он не знал, как поступить, видя, как тот стоит на ледяном ветру в тонкой пижаме, с влажными уголками глаз, и это зрелище было до боли жалким. Чувство вины переполнило его: оставить Сяо Мэна и уйти было поистине безответственным и подлым поступком. Весь покрытый испариной, он обнял этого сердитого, упрямого мужчину, пытаясь согреть его: «Прости... это я виноват...»
Сяо Мэн снова сердито фыркнул, его лицо оставалось длинным, как у лошади, а поджатые губы заставили Цзяяна почувствовать, будто он успокаивает ребёнка. Его голос стал ещё мягче:
«Я виноват...»
«Хм.»
«Прости меня...»
«Хм...»
«Я был неправ.»
«Хм.»
Тело Сяо Мэна было ледяным, и в этом чувствовалась какая-то обиженная беспомощность. Цзяян обнимал этого более высокого и крепкого мужчину, неуклюже подбирая утешительные слова.
Он не помнил, что сам никогда не получал утешения.
Такова была ситуация между ними. У него почти ничего не было, но он был настолько глуп, что отдал ему всё, что у него осталось.
На следующий день ему действительно пришлось задержаться на работе. Цзяян перекусил в офисе бутербродами с ветчиной, всё время думая о том, как Сяо Мэн поужинал сегодня.
Вернувшись после работы, Цзяян приоткрыл дверь и сразу увидел Сяо Мэна, сидящего в гостиной с недовольным выражением лица и поедающего заказанный фастфуд. Его руки, туго перебинтованные, с трудом удерживали гамбургер, который он подносил ко рту, напоминая белку, грызущую орех.
Едва Цзяян фыркнул от смешка, как Сяо Мэн швырнул гамбургер и пронзил его острым взглядом: «Ты наконец вспомнил, что надо вернуться?!»
«Я... я только с работы.»
«Хм.»
«Ладно, ладно...» - Цзяян сдался перед этой непобедимой тактикой хмыканья: «Я приготовлю на ужин все, что захочешь.»
Он поджарил два толстых сочных стейка и налил по тарелке густого супа. Сяо Мэну оставалось только открывать рот, что он делал с явным удовольствием. Наевшись, он тут же повалился на Цзяяна, едва не опрокинув того своим весом.
«Давай без дурачеств, сначала нужно убрать со стола.»
«Я хочу в душ.»
«Подожди, сначала надо помыть посуду.»
Сяо Мэн, казалось, смертельно заскучал и начал ходить за Цзяяном по пятам, как тень. Тому показалось, будто он завел огромную домашнюю собаку, и такой Сяо Мэн выглядел довольно мило.
Процедура купания прошла без происшествий. Цзяян представлял, что имеет дело с младенцем, просто невероятно крупным, что помогало сохранять спокойствие, отирая этого мужчину с головы до ног. Затем он поспешно закутал его в банный халат, скрыв "улики", которых у младенца быть не может, и выпроводил из ванной.
Молодой господин Сяо, которого обслужили по высшему разряду, с комфортом растянулся на диване, закинув ноги на колени Цзяяна в ожидании педикюра.
Хоть Цзяян и не блистал интеллектом, в таких делах он проявлял недюжинную ловкость. Подстригая ногти или чистя уши, он находил идеальное давление - достаточно сильное, чтобы вызывать приятное покалывание, но не болезненное, создавая ощущение, вызывающее привыкание.
Когда они жили вместе, Сяо Мэн с нетерпением ждал, когда же отрастут ногти, чтобы снова воспользоваться услугами Цзяяна. Как ни старался его быстрый метаболизм, но ежедневных процедур добиться не удавалось. Когда Цзяян, подняв его ногу, хмурился и говорил "стричь нечего", Сяо Мэн мрачнел, тыча пальцем: «Вот тут неровно! И здесь можно короче!» Он приставал до тех пор, пока Цзяян не соглашался провести руками по его стопам.
На этот раз ногти на ногах "копились" достаточно долго, чтобы Цзяян мог основательно над ними поработать, и Сяо Мэн, заранее приняв удобную позу, ждал этого с нетерпением.
Цзянь оправдал его ожидания. Он расстелил полотенце на коленях, разложил инструменты и приступил к делу.
Покалывающие ощущения в кончиках пальцев заставляли сердце Сяо Мэна трепетать. Склонившийся над его ногами мужчина выглядел кротким, как ягненок. Его худощавый профиль, маленькие уши, проглядывающие сквозь короткие пряди, сосредоточенное выражение лица и плотно сжатые губы выдавали предельную старательность.
Смотреть на это было... возбуждающе.
Когда Цзяян закончил с одной ногой и переключился на мизинец другой, он почувствовал, как лежащая на его бедре ступня начала беспокойно двигаться. Сначала это были едва уловимые касания пяткой, но вскоре они превратились в откровенные ласки между его ног.
Лицо Цзяяна слегка покраснело, он нахмурился и сердито посмотрел на мужчину, который строил из себя невинного: «Эй!»
Сяо Мэн лишь дружелюбно улыбнулся, но тут же усилил натиск, просунув ступню в сжатые бедра и остановившись в самом уязвимом месте.
Ощущение давления заставило Цзяяна выпрямить спину. Он замер, боясь пошевелиться, пока пальцы ног начали там ритмично теребить, то усиливая, то ослабляя нажим. Нос Цзяяна покрылся испариной:
«П-перестань... иначе я не доделаю...»
Но Сяо Мэн, сохраняя невозмутимость, высвободил вторую ногу и принялся тереть ею о его ягодицы. Покрасневший до корней волос Цзяян выпустил его ступню, пытаясь встать, но резкое давление спереди заставило его снова опуститься.
Пусть руки Сяо Мэна пока были не у дел, но мастерство ног оставалось на высоте. Цзяян сидел, боясь пошевелиться, пока тот доводил его до тяжелого дыхания и горящих ушей: «Х-хватит!»
На этот раз Сяо Мэн послушно остановился, оставив Цзяяна на пике возбуждения — ни продолжить, ни уйти, лишь беспомощно застыть в неловкости.
«Ты не закончил с ногтями.» — Как ни в чем не бывало напомнил виновник.
«Ты...»
Цзяян не умел ругаться, и пока он искал в голове эти непристойные слова, лицо Сяо Мэна вдруг перед ним увеличилось, его ноги раздвинулись, а мускулистое тело нависло над ним с непререкаемым превосходством.
Только Цзяян собрался возмутиться, как что-то теплое лизнуло его губы, заставив захлебнуться и потерять дар речи.
«Остальное в следующий раз».
Цзяян невнятно промычал в ответ и попытался приподняться, но едва пошевелился, как ощутил что-то твердое, упирающееся ему в бедро. По спине пробежали мурашки. К его досаде, едва утихшее желание снова вспыхнуло с новой силой, словно зараженное этой близостью.
Сяо Мэн с явным умыслом сильнее прижался к нему: «Эй, хочешь, помогу тебе с этим?»
Видя, что Цзяян онемел от гнева, но не мог сказать «нет», Сяо Мэн ухмыльнулся ему. Его улыбка была одновременно до бешенства раздражающей и невероятно притягательной.
Цзянь понял, что пропал. Хоть он и злился на Сяо Мэна, понимая, что тот подлый негодяй и не достоин дружбы, ненавидеть его не получалось.
Дешевая такая привязанность.
Мужской разум имеет обыкновение отключаться, когда кровь приливает ниже пояса, а уж Цзяян в таких делах и вовсе был профаном. Как ему было устоять перед искушением, которое так умело подносил Сяо Мэн? Запутавшись в собственных ощущениях, он готов был махнуть на все рукой, ведь скоро руки Сяо Мэна заживут, и тот больше не будет в нем нуждаться. Так пусть уж эти несколько дней будут наполнены безумствами.
Цзяян не понимал, во что превратились их отношения, и не собирался тратить силы на размышления. Так было проще.
Все равно его мозг не справился бы с этой задачей.
Просто надо сделать это. Разве Сяо Мэн хотел чего-то большего?
И ему самому это не было противно.
Если закрыть глаза на скверный характер Сяо Мэна и неизбежный дискомфорт от некоторых аспектов близости с мужчиной, Цзяян чувствовал себя с ним вполне счастливым.
Видя его капризные выходки, ему хотелось смеяться. Он мог подолгу смотреть на его профиль, а ощутив тепло его тела и легкий аромат, совсем терял голову, чувствуя, как бешено колотится сердце.
Хоть этот невыносимый человек и напоминал раскаленный уголь, но если потерпеть и прижать к себе, то становилось так тепло. Даже когда обжигало до боли, рука не поднималась выбросить его прочь.
Это чувство одиночества, которое сопровождалось желанием быть рядом с другим человеком.