Глава 18.
- Я не могу пойти сегодня, Субин. Извини. Очередное пустое оправдание, и он убрал телефон от своего уха и повесил трубку. Ёнджун вздохнул про себя, прислонился обратно к дереву и, выбрав первое имя в списке контактов, нажал кнопку вызова. Один гудок. Два. Три. Ёнджун раздражался. Он привык ненавидеть пищащие звуки, и эти гудки излишне действовали ему на нервы. И всё же он думал, что в ближайшее время это закончится. - Набранный вами номер недоступен, пожалуйста, перезвоните позднее. Автоматический голос перенаправил его на голосовую почту. Ёнджуна это не беспокоило, потому что именно за этим он и звонил. - Гю, это снова я. У меня сегодня был ужасный день, - вздохнул он, поднося телефон ближе ко рту. Это уже стало привычкой для него, приходить в парк и оставлять сообщение на голосовой почте Бомгю в конце каждого дня. Это был очередной трудный год для Ёнджуна. Он выпустился со школы и искал возможность начать работать учителем танцев. Он так долго мечтал о том, как он будет отмечать свой выпускной с Бомгю, стоящим рядом с ним в такой же мантии и шапочке и смотрящим на него с самой гордой улыбкой в мире. И когда его там не оказалось, у Ёнджуна было чувство, что он стоит на сцене совершенно один, хоть там и были сотни других людей рядом с ним. Чувствовать себя одиноким в комнате полной людей было, наверное, вторым худшим чувством, которое он когда-либо испытывал. Только Тэхён, Хюнин Кай и Субин праздновали вместе с ним. Тогда он говорил себе, что этого достаточно. С тех пор, как Бомгю ушёл, Субин старался проводить с ним как можно больше времени. Однажды они встретились за пределами больницы, и Ёнджун был вынужден осознать, каким обыкновенным был Субин без своего белого халата. В одинокие ночи, когда тишина его собственной комнаты душила его, Субин был рядом, чтобы успокоить его неровное дыхание. В дни, когда улыбка Ёнджуна не касалась его глаз, Субин первым протягивал ему руку. Когда он отвечал на сообщение дольше обычного, Субин почти всегда звонил ему потом ещё на протяжении полутора часов. Он всегда был настороже. И этот раз не стал исключением. За исключением того, что Ёнджун соврал ещё раз. Сегодня был одним из таких дней, но как ни странно, Ёнджун не смог найти в себе сил, чтобы изобразить притворную улыбку перед Субином. Ёнджун знал, что Субин никогда не скажет ему это в лицо, но глубоко в душе он знал, насколько хлопотно с ним было. Именно то, чем он являлся: Чхве Ёнджун - обуза. Ошибка. Он никогда не был пациентом в той больнице, но каким-то образом медбрат заботился о нём больше и дольше, чем того требовали его профессиональные обязанности. И боже, Ёнджун чувствовал себя полным подонком за то, что он так зависел от него. Ёнджун был старшим из них двоих, но почему Субин больше походил на эту роль? Когда он, наконец, сможет жить самостоятельно? Пока он не понял, что он не сможет, что и привело его в парк - пузырёк с таблетками в одном кармане пальто, телефон в другом. Поэтому сейчас он сидел под клёном, притянув колени к груди и оставляя голосовое сообщение на номер, за который он отдавал половину месячной зарплаты, чтобы оставить его открытым. - Прошло ли достаточно времени? Потому что я больше не выдерживаю, Гю. Это становится слишком выматывающим, и я не знаю, есть ли ещё причины, чтобы продолжать. Ты больше не здесь, и я просто.... - он заставил себя замолчать, пока он не начал задыхаться. - Я... я сдаюсь. Другой рукой он залез в карман и, нащупав знакомый предмет, крепко сжал его. - Мне жаль. Мне так, так жаль. Я всё ещё трус, - продолжил он безрадостным голосом. - Теперь тебе больше не придётся ждать меня. Мы скоро увидимся. На этих словах он повесил трубку и отбросил телефон в сторону. Глубоко вдохнув, Ёнджун позволил себе посмотреть на небо в последний раз, доставая из кармана запечатанный пузырёк. Небо было прекрасным. Это был красивый градиент из лилового, оранжевого и розового - невероятный вид, особенно если наблюдать его из парка, где здания ничего не загораживают. Небо было таким широким, что Ёнджун задумался, не был ли Бомгю где-то там наверху, наблюдающий за ним. Это напомнило ему о том, когда они в первый раз пришли на колесо обозрения, в первый раз увидели небо так близко. Он бы сделал, что угодно, чтобы пережить это снова. Он подумал о том, что скоро увидит своё любимое лицо снова, и несчастная улыбка появилась на его губах. Ёнджун планировал это уже некоторое время, как бы стыдно ему ни было это признать. Он провёл исследование в поисках правильных таблеток и точной дозы, которая сможет перевести его через черту. Он украдкой задавал Субину вопросы, когда приходил к нему в больницу, на что получал в ответ странный взгляд, но ничего больше. Субин. Он боялся, что ему придётся оставить единственного человека, который хоть отчасти значил для него то же самое, что и Бомгю. Но он больше не мог быть смелым, или эгоистичным будет более правильным определением? Он должен был перестать использовать Субина как замену. В глубине души он знал, что рану, которую оставил после себя Бомгю, никто не сможет залечить. Даже Субин. И боже, он пытался доказать себе, что он ошибается. Он пытался и пытался, но всё было бестолку. Недостающая часть, которую он искал, ускользнула от него давным-давно, когда ускользнул от него последний вздох Бомгю. Было нечестно продолжать использовать Субина ради своей трусости. Ёнджун судорожно вдохнул. Он убеждал себя, что поступает правильно. Он огляделся. Эта часть парка всегда была более уединённой в это время. Он подождал, когда последняя парочка уйдёт, и поднёс пузырёк к своему лицу. Сейчас он собирался бросить всё, как и планировал. Всё, что для этого требовалось - проглотить всё содержимое за раз. А потом просто лечь и закрыть глаза. Через пять минут всё закончится, всё остальное зависело от вселенной. Его страдания тогда бы закончились. Однако, когда он откупорил пузырёк, его глаза мельком взглянули на башню с часами в парке. Почему он решил проверить время сейчас, он понятия не имел. 5:53 пополудни. Солнце собиралось садиться, окрашивая всё на своём пути в потрясающий оттенок обожжённого золота. Закат всегда был любимым временем суток Ёнджуна. Возможно, сделать это сейчас было лучшим способом покончить со всем. Он вздохнул про себя, высыпая содержимое пузырька на ладонь, которая дрожала сильнее, чем он хотел бы признать. Ему даже не нужна была вода, чтобы запить таблетки, он даже не позаботился о том, чтобы принести её. И в тот момент, когда он собирался закинуть их себе в рот, громкий треск раздался над его головой. Ёнджуну едва хватило времени поднять взгляд, чтобы определить источник шума, и потом увернуться от ветки, которая обломилась над его головой. Она упала на расстоянии волоска от него, но теперь его таблетки были разбросаны по грязной траве. Пузырёк, который он держал в руках, теперь валялся в нескольких метрах от него. Разозлившись, Ёнджун выругался себе под нос. И обязательно ли Господу быть таким жестоким даже в последнее мгновение его жизни? Зарычав, он поднялся на ноги и начал идти к месту, где лежал пузырёк.Солнце горело ярко красным, погружаясь за горизонт. Яркий свет, ударивший ему в глаза, заставил его вздрогнуть и прикрыть лицо рукой. Но убрав руку от лица, он заметил то, чего не замечал ранее. Точно по центру сияющего заката впереди него стояла фигура. Ёнджуну было сложно понять, кто это был. Поначалу он подумал, что это еще один запоздалый посетитель парка, и продолжил идти к своему пузырьку, лежащему на траве. Но потом, медленно, фигура начала двигаться. И она двигалась по направлению к нему. С каждым новым шагом сердце Ёнджуна начинало всё сильнее вырываться из его грудной клетки. Его мозг закоротило, когда его зрение стало ясным, привыкнув к свету. Надо бы постараться разглядеть этого незнакомца, подумал Ёнджун. Возможно, ему удастся уговорить его уйти в другую часть парка, позволяя Ёнджуну завершить начатое. Но когда он, наконец, увидел его, громкий вздох сорвался с его губ. Это был человек, которого он знал слишком хорошо - он проводил свой каждый день, смотря на него. Этого не может быть. Парень был одет в белое, но это был не тот резкий белый больничных одеяний, в которых он видел его в последний раз. Его волосы снова стали мягкими и выглядели такими, какими Ёнджун всегда любил. Его фигура начала казаться более отчетливой с каждым проделанным шагом, и Ёнджун понял, что подсознательно тоже идёт навстречу. Я сплю. Это не по-настоящему. Когда Ёнджун смог точно понять, кто стоит перед ним, его сердце перестало биться. В его фигуре не было ничего впечатляющего; он всегда был худощавым, что вы, наверняка, даже не заметили бы его в толпе. Но Ёнджун мог заметить его где угодно. Этого не может быть. Он ушёл. Это галлюцинация. Это должна быть она. Молил Ёнджун про себя, пока его глаза всё расширялись. Но он стоял прямо перед ним, почему он не хотел поверить себе, хоть немного? После, казалось, вечности, таинственная фигура вышла из ослепляющего света. Его лицо стало более чётким наравне со всем остальным, Ёнджун даже не смел моргнуть, боясь, что идеальная иллюзия разрушится. Когда Бомгю, наконец, остановился в пару метрах от него, он улыбался. Его улыбка была такой искренней и безмятежной, словно все страдания, через которое он прошёл в своей жизни, были платой за этот момент. Неожиданно Ёнджун не мог больше жаловаться на свои трудности. Бомгю казался ему более взрослым и абсолютно здоровым, с румянцем, вернувшимся на его щёки. Его глаза были широко раскрыты, колени Ёнджуна задрожали, когда он, наконец, посмотрел в них, ясные и яркие как день, как будто все возможности мира были заключены в этом обсидиане, и всё, что требовалось Ёнджуну - лишь посмотреть. Возможно, он даже стал немного выше, но Ёнджуну было трудно это понять, потому что, когда он видел его в последний раз, он был прикован к больничной койке. Тем не менее, Бомгю сейчас выглядел так, как Ёнджун себе и представлял, если бы они росли вместе. Немного более зрелый, ставший немного выше и красивее. Словно он никогда и не уходил. Это было самой прекрасной вещью, которую Ёнджун когда-либо видел в своей жизни. Он был самым прекрасным, что Ёнджун когда-либо видел в своей жизни. Парень перед ним первым нарушил тишину. - Хён. Ёнджун никогда не думал, что его так легко сломить, но стоило ему снова услышать этот голос, как слёзы полились из его глаз. Парень напротив заговорил первым. Несмотря ни на что, он был, как всегда, таким сообразительным. Его Бомгю. Именно таким, каким Ёнджун его запомнил. - Мой глупый хён. Не плачь, - усмехнулся Бомгю, подходя ближе. Его глупый хён. Ёнджун почти забыл, как дышать, когда почувствовал руку, вытирающую его слёзы. - Я всё слышал. Ёнджуну было сложно понять, что он имел в виду под словом «всё», стоя в ошеломлении, имел ли он в виду его признание в больнице, или сообщения на голосовую почту, или вообще всё? Бомгю не дал ему времени на размышления, начав говорить мягким голосом. - Я всегда слышал тебя. Я слышал всё, что ты говорил, - а потом его яркая улыбка померкла. - Даже сейчас. Сердце Ёнджуна сжалось. Он знал.
- Что ты вообще говорил о том, что я оставил тебя? Я никогда не бросал тебя, идиот, - Бомгю продолжал говорить слегка укоризненным тоном, положив обе руки на заплаканное лицо Ёнджуна. - Я всегда был рядом с тобой, - продолжил он мягким голосом, поглаживая щёки Ёнджуна большими пальцами. - И Бомгю будет ждать тебя. У Ёнджуна перехватило дыхание из-за нежного обращения в третьем лице; словно у них был свой тайный язык любви. Он до сих пор не мог произнести и слова. - Я буду ждать тебя столько, сколько потребуется. У нас есть целая вечность, чтобы провести её вместе. У тебя не будет возможности сбежать от меня, я ещё успею тебе надоесть, - Бомгю попытался пошутить, как они всегда делали, и с облегчением выдохнул, когда маленькая улыбка появилась на лице Ёнджуна. - А до тех пор сделай мне одолжение, - и улыбка исчезла с лица Ёнджуна. - Живи. Легче сказать, чем сделать, хотелось ему возразить, но почему-то он не мог сказать и слова. - Живи на полную катушку, как только можешь. Наверстай упущенное в больничной палате время. Живи так ярко, насколько это возможно, сделай это ради себя, но что более важно, сделай это и ради меня. И если Бомгю сказал ему жить, Ёнджун внезапно осознал, что это единственное, что он будет делать до конца своих дней. - Если у тебя нет причины жить, то живи ради меня. Потому что, когда время придёт, ты увидишь меня у ворот, - наконец, мягкий голос озвучил ответ на его просьбу, сказанную на смертном одре. Бомгю смотрел на него с нежностью в глазах, словно Ёнджун был целым миром для него. Он из прошлого подумал бы, что это совершенно нормально, но сейчас он знал наверняка, он сразу же узнал этот взгляд. Это был взгляд, которым Ёнджун всегда смотрел на Бомгю. Впервые за долгое время в его груди появилось тепло. - В этот раз я никуда не уйду. Я сдержу наше обещание, - прошептал он, приближаясь к Ёнджуну. Ёнджун заметил, что сейчас он был совсем немного выше Бомгю, когда раньше он намного больше опережал его в росте. Он хотел притянуть его в объятия, но его тело отказывалось двигаться. Ему потребовалось много времени, чтобы понять, что он был связан каким-то обездвиживающим заклинанием. Но произошедшее дальше не оставляло ему возможности пожаловаться, потому что Бомгю приблизился и оставил нежный поцелуй на его губах. Он был быстрым и целомудренным, и Ёнджун едва ли мог почувствовать что-то большее, чем просто покалывание, но и этого было достаточно. Это было больше, чем достаточно. Когда Бомгю отстранился, Ёнджун мог бы провести остаток жизни, вспоминая выражение чистого блаженства на его лице. - И пригласи меня потом нормально на свидание, чтобы я мог сказать «да», трус. Ёнджун смог, наконец, моргнуть. Он, наконец, мог двигаться. Но когда он потянулся, чтобы притянуть Бомгю к себе с сердцем, наполненным вещами, которые он хотел сказать, - Бомгю уже исчез. Солнце перед ним зашло за горизонт; оставляя весь мир во мраке. Он мельком взглянул на часы на башне; 5:54 вечера. Прошла всего минута. Ёнджун тяжело вздохнул, его колени, наконец, подкосились. У него больше не было сил держать себя, поэтому он позволил себе рухнуть на землю, готовясь к удару от падения. Разве что этого не произошло. Затем он почувствовал, как пара сильных, больших рук обвилась вокруг его талии - поймав его как раз вовремя, чтобы его голова врезалась в мягкие знакомые бёдра. Посмотрев вверх, он встретился взглядом с большими обеспокенными глазами паникующего Субина. - Хён, что, чёрт возьми, ты делаешь? - заговорил он, повышая голос от тревоги, но всё же его действия были такими нежными, когда он укладывал голову Ёнджуна себе на колени. - Ты плохо звучал, когда вешал трубку, поэтому я сразу же побежал, чтобы проверить тебя. Слава Богу я решил сначала прийти сюда, - его тон смягчился, пронизанный заботой, когда он продолжил прожигать взглядом дыру во лбу Ёнджуна. Ёнджун мог лишь слабо улыбнуться. - Ты плакал? У меня со вчера не было спокойно на душе, когда я увидел тебя в больничной аптеке и... Боже мой, это что Оксикодон и Фентанил? Это смертельное сочетание.
Целая упаковка? Хён, чем ты думал? - голос Субина начал надламываться, с паникой, написанной у него на лице, когда он схватил Ёнджуна за плечи. - Хён, это не может... ты хотел?.. - Извини меня, - удалось ему прохрипеть с виноватым выражением лица, встречаясь взглядом с Субином, на что черты лица младшего сразу же смягчились. Не говоря ни слова, Субин подавил всхлип и притянул Ёнджуна в крепкие объятия. Ёнджун молчаливо зарылся лицом в широкое плечо, обнимая его в ответ. - Этого не повторится, Субин. Я обещаю. Субин ничего не ответил, лишь продолжая крепко его обнимать. Впервые за четыре года Ёнджун почувствовал комфорт. Бомгю был прав. Наконец, пришло время для него жить той жизнью, которую он потерял. И он не собирался жить только ради себя, или только ради Бомгю; потому что он забыл одну важную составляющую уравнения. Как он мог забыть, когда Субин был лишь только с ним в течение последних нескольких лет? Он собирался жить ради Субина тоже, словно это был единственный способ отплатить ему за его доброту. В тени, скрытой клёном, стояла призрачная фигура Бомгю и наблюдала за происходящим со спокойной улыбкой на лице. Жизнь. И Ёнджун начал жить.