Глава 15.
- Помнишь, что он может слышать нас, так что вы должны притворяться, что всё в порядке, ладно? - прошептал он в последний раз, прикрывая рукой пламя свечи, чтобы оно не погасло. Этот день, наконец, настал. Ёнджуну казалось, что он настал слишком быстро и что он наступал слишком долго одновременно. Его последний день с Бомгю. Это был март, и по особому случаю он попросил Тэхёна и Хюнин Кая навестить Бомгю, чтобы отметить его день рождения вместе. Они оба были далеко не так близки к Бомгю, как был Ёнджун, но они были единственными, кого он хоть как-то мог назвать друзьями. - Хорошо, - кивая, ответили они в унисон. Стоя рядом с ними, Субин слегка улыбнулся и открыл дверь. Словно маска, радостное выражение в ту же секунду появилось на его лице, хоть он и знал, что Бомгю не увидит этого, его губы всё равно изогнулись в улыбке, не достающей до его глаз. Каким-то образом после всех этих лет это стало естественным для него. Чего он не показывал, так это того, что эта улыбка была скорее для того, чтобы одурачивать самого себя, а не Бомгю. Следуя прямо за ним, Тэхён и Кай восприняли это как сигнал, чтобы начать петь очень громкую и не синхронизированную версию «С днём рождения тебя». С Субином, подпевающим себе под нос, они захлопали, когда Ёнджун обошёл кровать и подошёл к Бомгю. Мысленно он попытался представить себе удивлённое и радостное лицо Бомгю, которое бы он сделал, если бы мог. Он представил, как его глаза загораются, а щёки краснеют, как в ту ветреную ночь под клёном. Эта мысль успокоила его. - С днём рождения тебя! - допели они под такие же нескладные аплодисменты. Ёнджун поставил на выдвижной столик матча торт, не забыв выбрать любимый вкус Бомгю. Не то чтобы Бомгю сможет попробовать его или увидеть, но важен сам факт. Ведь именно это имело значение, да? Страх начал зарождаться у него в животе, когда он посмотрел на Бомгю. Это был последний день, когда он мог так сидеть рядом с ним, последний раз, когда он видит его лежащим на этой кровати. Последний раз, когда он его видит.
Настолько эгоистично, насколько возможно, Ёнджун хотел просто заморозить этот момент в своей голове, запечатлеть образ единственного человека, которого он когда-либо видел перед собой, и сохранить в глубинах своего разума, и, вероятнее всего, единственного, кого он когда-либо увидит. До самого конца вечности. Настолько долго, насколько вечность может длиться. - Бомгю, у тебя гости, - провозгласил он, стараясь звучать настолько беспечно, насколько возможно. Позади него «гости» сделали шаг вперёд. - Привет, хён, - заговорили они одновременно. - Узнаёшь? Это Тэхён и Кай. Я говорил тебе, что однажды приведу их. Они так влюблены, ужасно, - пошутил он, чем заслужил небольшой смех от Кая и небольшой тычок в плечо от Тэхёна. - Бомгю хён, мы принесли тебе подарки! - прощебетал Кай и положил вышеупомянутый подарок на колени Бомгю. Это был букет с гипсофилами и красными астрами, аккуратно завёрнутый в лиловую бумагу. - Что мы должны принести Бомгю, когда придём? - размышлял Тэхён однажды днём во время ланча. - Хм, как насчёт цветов? Ёнджун хён, ему нравятся цветы? - спросил Хюнин Кай, ставя своё банановое молоко на стол и смотря на него. При упоминании своего имени Ёнджун вернулся в реальность из своих мыслей. - Я думаю, ему понравится всё, что вы ему принесёте, - нерешительно ответил Ёнджун. - Тогда какие цветы мы должны принести? Розы? - спросил Тэхён, подпирая подбородок рукой, задумчиво смотря вдаль. Спустя несколько мгновений Ёнджун заговорил. - Красные астры. - Почему красные астры? - спросил Хюнин Кай с полунабитым ртом. - Красные астры означают вечную преданность, - сказал Ёнджун, без интереса натыкая свой обед на вилку. Они оба сразу всё поняли и больше не задавали никаких вопросов. Но, конечно, Бомгю не обязательно знать об этом всём. - Они принесли букет красных астр, как заботливо, - заговорил Ёнджун, располагая руки Бомгю, так будто он держит букет. - Не смотри на меня так. Я сам по себе уже подарок. О чём ты ещё можешь просить? - поддразнил он, с полуулыбкой гладя его по волосам. - У Субина для тебя тоже кое-что есть. При упоминании его имени, Субин подошёл к кровати с другой стороны. Слегка прочистив горло, он вытащил что-то из-за спины и положил на голову Бомгю. - Это не что-то особенное, но я надеюсь, что тебе нравится. Это была цветочная корона, сплетённая из кленовых листьев разных оттенков рыжего. - Мы с Ёнджуном вместе ходили собирать листья под твоим любимым деревом, - добавил он каким-то робким и застенчивым голосом. Одетый в белое, лежащий в океане бумажных сердец с букетом красных астр и кленовой короне на голове - Бомгю был похож на лесного принца. Он был так прекрасен, что сердце Ёнджуна наполнилось бабочками, которые тут же обращались в пепел. Если он должен был уйти, это было лучшим, что они могли сделать, чтобы почтить его красоту. - Тебе сегодня восемнадцать, Гю, - тихо заговорил Ёнджун. Свеча на торте уже на половину прогорела, и осознание того, что именинник даже не мог задуть её, разрывало всех четверых на части. - Ты уже загадал желание? Я задую её за тебя, - сказал он, больше себе, чем Бомгю, прежде чем потушил огонь своим дыханием. Торт выглядел роскошно, Ёнджун специально заказал его в лучшей кондитерской города, но ни у одного из них не было аппетита. Поэтому Тэхён убрал торт на ближайшую полку. А потом Ёнджун краем глаза увидел медсестёр, смотрящих в палату через жалюзи на окне. Он увидел, как Субин в ту же секунду повернулся к ним, подавая знак оставаться снаружи. Ёнджуну казалось, будто его грубо разбудили ото сна, всё его тело застыло. Они пришли, чтобы убрать все трубки из Бомгю? Время уже пришло? Он встретился взглядом с Субином; и сердце Ёнджуна сжалось от того, как много горя и опустошения было в его глазах. Но никто из них не проронил и слова. Что ещё можно было сказать? Стоило ли говорить, что всё хорошо, говорить, что скоро ему станет лучше; или говорить о его будущей жизни за пределами больницы, когда все из них знают, что этого не произойдёт? Стоило ли сейчас притворяться? И в этот момент Ёнджун решил.
Словно по щелчку выключателя, маска жизнерадостности соскользнула с лица Ёнджуна, обнажая под собой несчастного парня, который вот-вот потеряет всё. Он не успел сказать и слова, когда его глаза начали наполняться горячими слезами. Позади него Тэхён и Кай в утешении положили руки ему на плечи. Он сделал глубокий вдох, поднимая взгляд к потолку, чтобы сдержать слёзы. - Бомгю, - начал он. Глаза Субина слегка расширились от тона его голоса, он слышал это имя из его уст бесконечное количество раз, но оно ни разу не было сказано с таким отчаянием. Слишком больно. - Скоро мы отключим тебя. Это был лучший способ, которым он мог объяснить всё Бомгю, не говоря при этом, что через пару минут он будет мёртв. Ёнджун никогда бы не смог это сказать. Всё его тело будто потяжелело, руки на его плечах казались такими тяжелыми, что он не смог бы даже скинуть их с себя. - Я так много хочу сказать тебе. Субин сделал небольшой жест, и в следующую секунду он с Тэхёном и Каем отступили в ближайший угол палаты. Ёнджун понял, что они давали ему пространство, чтобы попрощаться. Поэтому он глубоко вздохнул и, посмотрев на лесного принца перед собой, заговорил. - Я разговаривал с тобой каждый день, но всё ещё я чувствую, что неважно, как долго я делаю это, этого никогда не будет достаточно, - его сердце сжалось в груди от того, что он собирался сказать дальше, словно его пронзили тысячи кинжалов. - Знаешь что? Твой хён - трус. Он всегда был трусом, даже сейчас он не может заставить себя перестать им быть, - он невесело усмехнулся, пытаясь сморгнуть слёзы. Он низко опустил голову, чувствуя, как его грудь снова прихватывает. Бабочки, которых он игнорировал все эти годы, вернулись к нему, только вместо чувства тепла в груди он чувствовал пульсацию, будто все они превратились в вирусы, атакующие его изнутри. Его сердце пылало к парню перед ним, к его Бомгю, которого он так лелеял, жизнь которого была так жестоко отнята, когда он не сделал ничего плохого, чтобы заслужить это. И всё же Ёнджун не мог выразить, как много Бомгю значил для него. Тогда он осознал, что никакие слова никогда не смогут описать то, что он хочет сказать. - Бомгю, ты хочешь знать, почему я трус? - он поднял голову, и улыбка на его лице стала грустной. - Потому что было так много вещей, которые я хотел сказать тебе, но не смог, - пауза. Единственный звук, наполняющий комнату, исходил от кардиомонитора Бомгю. - Потому что я боялся, что ты подумаешь обо мне, если я скажу, - наконец признался он голосом таким уязвимым и грубым, что застал всех остальных в палате врасплох. Он не чувствовал себя таким беззащитным никогда раньше, его эмоции вырывались наружу, словно волны сквозь прорванную плотину. В тот же момент он забыл, что в палате был кто-то ещё, в попытке продолжить свою речь. - Страх потерять тебя преследовал меня, а я не мог потерять тебя. Ты единственное, что у меня было. Мы были единственным, что у нас есть, и я не мог быть таким эгоистом. Я был напуган изменить мельчайшие детали между нами, если ты не чувствовал того же. И знаешь что? Хотел бы я воспользоваться той возможностью, - он даже не смог закончить предложение, прежде чем его голос надломился, хоть он того и не заметил. Боль из его груди подкатывала к горлу, а вина заставляла чувствовать вкус желчи. - Тогда, в парке... когда я поцеловал тебя, и взгляд на твоём лице... я почти сказал это, - прошептал он, поворачиваясь, чтобы посмотреть в слишком спокойное лицо Бомгю на его признание. Он выглядел таким безмятежным в окружении этих белых простыней, с единственным цветом, исходящим не от его лица, а от бумажных сердец, окружающих его. Ёнджун подумал о том, что, какими бы яркими ни были цветы, они никогда не сравнятся с тем, насколько ярким был Бомгю. Никакие букеты, цветочные короны и бумажные сердца во всём мире не воздадут должное такому уникальному явлению как Чхве Бомгю. Он с трудом сглотнул, прежде чем вспомнил, что должен продолжить. - Я так сильно хотел сказать это, но часть меня боялась последствий, того, что твои глаза больше не будут с искрами смотреть на меня, но с отвращением. Что ты отдалишься от меня, отпихнёшь меня, потому что я всё разрушил. - Но всё же это был второй мой самый счастливый момент в жизни. Хотел бы я сказать тебе это тогда, но я не был достаточно смел, - он сжал кулаки до побелевших костяшек. - Даже сейчас у меня не хватает храбрости. Я врал себе годами, кормил своё сердце ложной надеждой вместо того, чтобы подготовить себя к этому моменту, который я знал, что настанет. Я знал, что так и будет, но я был слишком глуп, чтобы думать, что этого не произойдёт. До тех пор пока этот день не сегодня, я всё ещё рядом с тобой. Будто каким-то образом это предотвратило бы неизбежное. Что за идиот мог думать так? - он снова сухо засмеялся, давая слезам свободно течь по щекам, пока его сердце медленно осыпалось в груди. Тихо, он вытащил бумажное сердце из кармана своей джинсовки и вложил в руки Бомгю. - Бумажные сердца. В конце концов, это твоя любимая песня, да? Помнишь, как ты спел мне её в первый раз, подыгрывая на гитаре в твоей спальне? Нам едва было пятнадцать. Я до сих пор помню, как красиво ты звучал тогда, но я был слишком труслив, чтобы сказать тебе об этом. Я дразнил тебя, говоря, что ты звучишь как корова, когда на самом деле я так отвлёкся на стук своего сердца, что едва слышал тебя. Ему было интересно, слышал ли Бомгю тогда, как громко билось его сердце. Такое сложно было не заметить. - Если бы ты спросил меня, когда и как это началось, я бы даже не смог честно тебе ответить. Мне интересно, всегда ли я чувствовал это и просто был слишком юным и тупым, чтобы понять это. - Я думал, что все чувствуют так по отношению к их лучшим друзьям, потому что я просто не знал другого, - он радостно усмехнулся воспоминанию более юного себя. - Я помню, как спрашивал себя, нормально ли это чувствовать себя беспричинно взволнованным, когда видишь чью-то улыбку? Чувствовать улыбку на лице, когда держишь кого-то за руку? Нормально ли, не моргая смотреть на тебя каждый раз, когда ты не видишь, и каждый раз, когда ты говоришь, не иметь сил отвести свой взгляд с твоих губ? - это всё звучало так болезненно очевидно, когда он произнёс всё вслух, и он задавался вопросом, как он мог быть таким тупым. Он взглянул на теперь бледные губы Бомгю, и острая боль пронзила его. - Всю свою жизнь я убеждал себя, что это нормально. Кто знал, что я был таким дураком? - Может быть сейчас уже немного поздно, но тогда на твоей кровати, когда я спросил, каким ты представляешь свой первый поцелуй... Да, это был я, придумывающий наиболее тупой предлог в своей жизни, чтобы поцеловать тебя. Я был в таком отчаянии, что был готов оправдать любую ложь, - он всё говорил и говорил, годы сдерживаемых эмоций, наконец, нашли выход. И они не собирались останавливаться. - Просто чтобы тогда почувствовать твои губы на моих. Я не понимал, что за чувство это было, но я просто знал, что если не поцелую тебя, то взорвусь. Ах, как молоды и глупы они были. И он помнит, как спрашивал себя, что может пойти не так. Он точно не подготавливал себя к тому, что ответом на это будет всё. - Я не думал, что ты купишься. На какую-то долю секунды я задумался, думаем ли мы об одном и том же, а потом я отстранился и увидел то, как ты смотришь на меня, - он никогда не забудет этот взгляд Бомгю, полный чего-то, чего он не мог распознать после того, как их взгляды встретились после их первого поцелуя. - Тогда я был слишком напуган, чтобы узнать ответ. Но тогда... Тогда я скорее всего испытал самое счастливое мгновение своей жизни. И он изливал и изливал своё сердце человеку, лежащему перед ним, чувствуя, что задохнётся, если остановится. Весь остальной мир стал черно-белым для него в тот момент. Для Ёнджуна Бомгю стал единственной цветной вещью. Больше ничего не было важно. - Ты делаешь меня таким счастливым, Чхве Бомгю. Каждый день, проведённый с тобой, я считал данностью, потому что был дураком, неспособным распознать того, как моё сердце бьётся каждый раз, когда я смотрел на тебя. Когда ты не рядом, я просто лежу в кровати, отсчитывая дни, часы, минуты и секунды до тех пор, пока я не смогу увидеть тебя снова, - в этот момент Ёнджун рассказывал Бомгю обо всём, что накопилось в его сердце. - Это не было нормальным, и я должен был это знать, но у меня заняло несколько лет без твоего присутствия рядом, чтобы понять, что это не так. - Эти сердца. Если бы ты только мог открыть глаза снова. Я складывал по одному для тебя на каждый день, в который ты не очнулся, - он вспомнил вихрь размытых прошедших дней, где единственным ярким моментом было держать знакомое цветное сердце, убеждаясь, что оно идеально сложено. - Это было единственным, что успокаивало меня, когда я обманывал себя, думая, что ты проснёшься окруженный ими. Я никогда не забуду, как складывал каждое из них, потому что это было единственным, чего я ждал от грядущего дня. Это было моей единственной целью. - В своей голове, я зациклился на том, каким широким этот жест был бы. То, как ты просыпаешься и видишь количество сердец, которое я сложил для тебя. Я думал, это будет так романтично, чтобы, наконец, признаться или пригласить тебя на свидание, - он смеётся, но печаль в его голосе говорит о том, как он всё ещё верит в эту фантазию. - Это было единственным, из-за чего я продолжал держаться. Рай в моей голове не имел ничего общего с реальностью, в которой мы сейчас. - Грустно осознавать, что этот день никогда не настанет. Я считал и нумеровал каждое из этих сердец, чтобы не потерять счёт дням, которые я провёл без тебя, - он провёл большим пальцем по костяшкам на руке Бомгю. - Это я сложил перед приходом сюда. Сердце номер 1313, - он выдохнул. - Одна тысяча триста тринадцать дней, проведённых без тебя. И сейчас мне больше не надо считать, потому что, начиная с завтрашнего дня, я до самого конца своей жизни буду без тебя, - сказал он, стараясь, чтобы это прозвучало как нечто само собой разумеющееся. Он с треском провалился, когда больше не смог держать себя на ногах. - Если бы ты только мог видеть... если бы ты только мог посмотреть на меня сейчас и увидеть того, кем я на самом деле являюсь; не друга детства, который клялся защищать тебя, но парня, который был безнадёжно влюблён в тебя с тех самых пор, как впервые встретил тебя, - он поднял взгляд, чтобы осмотреть Бомгю ещё раз, чтобы запомнить его как можно лучше, от наклона его скул до губ, теперь скрытых за запотевшей кислородной маской. - Это ты, Бомгю. Это всегда был ты... Я клянусь все эти разы, когда я тайно смотрел на тебя на детской площадке в начальной школе, все разы, когда я придумывал глупые предлоги, чтобы подержать тебя за руку... Это всегда был ты, - наконец, сказав всё это, Ёнджун почувствовал, словно огромное бремя сошло с его груди, поэтому он продолжил, отчаянно пытаясь поймать это чувство облегчения. Он знал, что, если не будет осторожен, то оно навсегда ускользнёт от него. - И это всегда будешь ты. На каждый день рождения с тех самых пор, как я встретил тебя, всё, чего я желал, был ты, - Ёнджун накрыл лицо рукой и разразился жалким смехом. - Мир несправедлив, - он всхлипнул. - Ты не сделал ничего, чтобы заслужить всё это. Ты был лучшим, что произошло со мной... единственное хорошее, что когда-либо у меня было. Как я должен продолжать жить? Ты так жесток, Бомгю. Что случилось с нашей вечностью? Увижу ли я тебя когда-нибудь снова? - он рыдал во весь голос, дорожки слёз исполосовали всё его лицо, но он даже не пытался их стереть. Бомгю всё равно их не увидит, и в этот раз он даже не хотел пытаться. - Если рай существует... Встретимся ли мы снова? Найду ли я тебя там? - прошептал он, всё ещё жадно надеясь, прижимаясь губами к ледяным костяшкам Бомгю. Его слёзы были даже на руках Бомгю. - Если он существует, Чхве Бомгю, ты должен в последний раз пообещать мне. С надрывом молит он. - Пожалуйста, подожди меня у ворот. Неважно, как много времени это займёт, я найду тебя снова. Я всегда нахожу. В этот раз дай мне возможность защищать тебя до конца вечности, - он поцеловал каждый его палец. Было в этом что-то окончательное и завершённое, словно прощание становилось всё ближе. Боль в его груди цвела бушующим огнём, пожирая его изнутри и вырываясь наружу со словами, слетающими с его языка. И каждое последующее слово было тяжелее предыдущего. - И когда я скажу, что люблю тебя... лучше бы тебе ответить, - он поцеловал его руку в последний раз и отодвинулся. Он чувствовал себя разбитым и заново склеенным засохшим клеем фарфором, близким к тому, чтобы развалиться снова, но по какой-то причине всё ещё остающимся целым. Это было одной из худших вещей, которые Ёнджун когда-либо ощущал. В комнате стояла мёртвая тишина, когда он закончил говорить. Он отвёл взгляд в сторону и был удивлён увидеть всех своих трёх друзей заплаканными. Хюнин Кай рыдал в плечо Тэхёна, пока тот утешительно его обнимал. Субин вытер одинокую слезу тыльной стороной ладони, хоть его нос и полностью покраснел. Если его друзья так плакали, Ёнджун даже не хотел представлять, как он сам выглядит в этот момент. - А теперь... мой подарок, - он сделал глубокий вдох, пытаясь вернуть себе самообладание, ну или по крайней мере то, что от него осталось. - Я знаю, я говорил, что ничего не приготовил, но я хотел бы сделать тебе последний сюрприз. Субин подошёл из угла комнаты и протянул ему акустическую гитару. Она была сделана из дерева бордового оттенка и покрыта лаком. Струны были потрёпаны, а между ними был спрятан медиатор. На поверхности были вырезаны неровные полосы, складывающиеся в «БГ». Его инициалы. Это была гитара Бомгю, которую он так умолял его родителей оставить себе. Ёнджун не умел играть на гитаре. Ему никогда не было интересно научиться, хоть Бомгю и предлагал ему пару раз научить его. Сейчас он бы хотел, чтобы он тогда принял это предложение. Но за последний год, из-за него, он учился - ради того, чтобы однажды суметь сыграть ему эту песню, пусть и не так, как он себе это представлял. Но, был ли у него выбор? Медленно перебирая струны пальцами, он сыграл начало песни. «Помнишь, как ты заставлял меня себя чувствовать? Такая юная любовь, но что-то внутри меня знало, что она настоящая. Замершее в сердце.» Говорят, что, когда ты счастлив, ты наслаждаешься музыкой; но когда тебе грустно, ты начинаешь понимать текст. Ничто и никогда не откликалось в нём так сильно, как слова песни в данный момент. Мысленно он спросил у Бога, была ли это дурацкая шутка. Субин, Тэхён и Хюнин Кай не издавали ни звука, стоя в стороне и слушая то, как поёт Ёнджун. У него был неотразимо красивый голос, песня звучала так заманчиво, когда каждая нота слетала с его губ. Меланхоличная мелодия была бы идеальной колыбельной, если бы не мучительные обстоятельства, в которых они находились. Ёнджуну было больно осознавать, что это был первый и последний раз, когда он пел для Бомгю. «Воспоминания проносятся в моём онемевшем разуме, и я ненавижу это. Бумажные сердца, и я держу частичку твоего» В голове Ёнджун мог почти идеально представить эхо голоса Бомгю, поющего ту же самую строчку несколько лет назад. Если он закроет сейчас глаза, он был убеждён, что, когда откроет их, он вернётся в тот судьбоносный день, где он сидит на кровати Бомгю, пока тот стеснительно поёт ему, красный как помидор. Его сердце утонуло в отчаянии, когда он открыл глаза и увидел, что он всё ещё находится в больничной палате. После нескольких спокойных минут, когда его голос и звуковой сигнал кардиомонитора были единственными звуками в комнате, он сыграл последнюю ноту на гитаре, позволив ей затихнуть, закончив петь. Медленно он убрал гитару и встал. В углу палаты три пары глаз слегка расширились, когда Ёнджун наклонился, наполовину нависая над парнем в кровати. «Не думай, что я забуду об этом.» Одинокая слеза соскользнула с его щеки на щёку Бомгю. Обычно Ёнджун отругал бы себя за такую беспечность, но прямо сейчас его больше не волновало ничего в мире. Он замер на секунду, смотря на Бомгю в последний раз. «Надеясь, ты не забудешь тоже.» Он протянул заметно дрожащую руку и осторожно снял кислородную маску с лица Бомгю. Он мог слышать позади себя, как Субин издал громкий вздох. Но Ёнджуну было всё равно, когда он наклонился и положил свои ладони на ледяные щёки Бомгю, прижимая свои губы к его. В последний раз. - Чхве Бомгю, я люблю тебя так сильно, что мне больно. Поцелуй был сухим и спокойным; просто мягкое прикосновение губ Ёнджуна к губам Бомгю. Его губы стали холоднее, бледнее и грубее с момента, когда он чувствовал их в последний раз, но Ёнджун не жаловался. В теле Бомгю больше не было и грамма тепла, оно было безжизненно холодным. Краем уха Ёнджун мог слышать шуршание и приглушённые голоса, но ему было плевать. Это было его последнее мгновение с Бомгю, поэтому он хотел сфокусироваться на нём и только на нём. Он отрешённо слышал, как размеренный звук кардиомонитора Бомгю перешёл на резкие скачки. Его собственное сердце оборвалось в груди, но он всё равно не отстранился. Он лишь прижался ещё сильнее, углубляя поцелуй. В тот момент до Ёнджуна дошло, что это, наконец, происходит. Но даже тогда часть него всё ещё надеялась. Он надеялся, что в самую последнюю секунду, прежде чем всё навсегда ускользнёт от него, что Бомгю хотя бы вздрогнет. Поэтому, когда кардиомонитор Бомгю начал издавать ровный и монотонный звук вместо сбитых гудков, Ёнджун выпустил самый поражённый всхлип в своей жизни. Когда он отстранился, он едва ли мог посмотреть на Бомгю снова. Его взгляд стал размытым из-за слёз, а дыхание было прерывистым. Он не осознавал, когда палата начала заполняться бесчисленным количеством людей в белых халатах, но следующее, что он знал так это, что его резко оттащили. Осознание не приходило к нему до тех пор, пока Тэхён и Хюнин Кай не начали уводить его за плечи, пока Субин и остальной медперсонал накрывали тело Бомгю белой тканью, и только тогда он сломался. Шаги медперсонала, входящего и выходящего из палаты, были быстрыми и торопливыми, и Ёнджуну казалось, что его сердце было полом, по которому они топтали. Ему хотелось кричать, плакать, орать - что угодно, что позволит ему выразить ту агонию, разрывающую его на части. Если он и кричал, он не слышал этого. Пытался ли он бежать за каталкой, которую медленно выкатили через дверь? Поэтому Субин неожиданно встал перед ним, закрыв лицо руками, а Тэхён и Кай держали его? Ёнджун точно не помнил. Когда проклятая больничная койка исчезла из его поля зрения, ноги Ёнджуна неожиданно подкосились. Ему казалось, что его сердце выскользнет из его горла от того, как сильно он всхлипывал, но сам же он ничего не слышал. Тишина в его голове была оглушительной. Была ли это тишина? Или ровный звук кардиомонитора, повторяющийся снова и снова в его голове, так оглушительно громко, что он не мог услышать ничего, кроме него. Говорят, что когда ты любишь кого-то, иногда лучшее, что ты можешь сделать для этого человека, - это отпустить. Чхве Бомгю умер в свой восемнадцатый день рождения. И в этот момент вместе с ним умерла частичка Ёнджуна, которую он больше не сможет вернуть. И начиная с этого момента, Ёнджуну придётся жить лишь с половиной сердца до самого конца своей жизни, как бы долго она не продлилась. Однако чего никто из них не заметил, это одинокую слезу, скатившуюся из закрытых глаз Бомгю, за мгновение до того, как его накрыли белой тканью. Неважно, сколько времени это займёт, я найду тебя снова.