Тогда Глава Первая
Что чувствует человек, когда умирают его близкие? Я не особо задумывался над этим вопросом, но временами пытался понять. Когда по телевизору рассказывали о какой-то ужасной трагедии, я всегда внимательно вглядывался в лица родственников погибших. Пытался прочувствовать то же, что и они, пытался сопереживать вместе с ними, но тщетно. Я понимал трагедию произошедшего, чувствовал общую скорбь, но не мог ощутить боль утраты, пока сам не столкнулся с подобным.
Когда тебе звонят или кто-то говорит, что умер дорогой тебе человек, то первое, что наступает - шок. Ты в ужасе, потому что это не правильно, так не должно быть. Хочешь найти виновного, разобраться в случившемся, и в тоже время - плакать от бессилия. Но эти симптомы быстро проходят. Настоящий кошмар начинается, когда проснувшись утром, неожиданно понимаешь, что больше не увидишь этого человека. Никогда. Не сможешь набрать номер его мобильного, встретится за чашкой кофе, и во всех мессенджерах он давно off-line.
Священники говорят, что там, где он сейчас ему лучше, психологи советуют смириться с утратой, а друзья твердят – живи дальше! Ты всем киваешь: «Да, да, да», но чувствуешь, как что-то грызёт тебя изнутри. Это пустота обтачивает твою душу. Это кошмар, отнимающий у тебя все силы. Ты ещё помнишь лицо, помнишь голос, помнишь шутки того близкого и понимаешь: больше такого не будет. Никогда. Каждая новая секунда несет страдания, ведь всё дальше и дальше отделяет тебя от того, кого, возможно, ты любил. Это и есть та самая боль утраты – осознание, что кого-то больше не увидишь. Никогда.
Я думал об этом, пока самолёт выруливал на взлетную полосу. Стюардесса шла по проходу и стандартно проверяла спинки кресел, пристегнутые ремни и, конечно, просила убрать гаджеты. Я как шкодливый ученик дождался, когда она пройдет дальше, затем вновь достал смартфон, вернул наушники в уши и запустил плеер. Композицию не выбирал – все сервисы уже выучили мой новый вкус: классическая музыка.
Честно говоря, я её раньше не любил, оно и логично: человеку века двадцать первого тяжело понять собратьев по иным временам. Но в последние полтора месяца эта музыка оказалась единственной, которую я мог воспринимать. В этих утончённых мелодиях нет навязанного смысла. Наблюдение за классикой полностью вытесняет сознание из текущего реального мира. Это сродни медитации. Начинаешь понимать, что есть совсем другой язык – тот, который без мыслей и слов. Тогда становится легче – спадает то огромное напряжение, что приходиться носить в себе. Память так блокируется и боль, ненамного, но все же стихает.
Главное только следить внимательно за мелодией – не отвлекаться. А то не успеешь и заметить, как воспоминания вырвутся на волю. Я их чем только душить не пытался – всё равно рядом. Дай только шанс и разом обрушатся на моё измученное тело. Вот и сейчас – загляделся в окно, упустил суть мелодии, и поплыл.
Вспоминаю, как пытался заново учиться жить. Я ведь этого действительно хотел – продолжить своё существование, сделать из него что-то дельное. Просыпался с ощущением, будто из груди вырвали кусок, дотрагивался, а там всё на месте. Тут же слёзы: «Её нет». Но я боролся, вставал и шёл в ванную. Заталкивал в дальний угол воспоминания о потерянном счастье и собирался на работу. Я всё делал чисто механически, думал лишь о предстоящих делах. И вот когда я уже накидывал пальто, стоял перед зеркалом в прихожей, то обязательно находил какую-то мелочь. Последней такой находкой был чек – типографская краска на нём почти стёрлась, но я прочитал и название кафе, и заказ, и дату...
Слёзы потекли из глаз без моего участия. Чек тут же полетел на пол, а я схватился за стоящую рядом тумбочку. Теперь уже никакие слова, никакие убеждения, никакая вера не могла унять возгоревшуюся боль. В те краткие мгновенья я уже не хотел жить – мне хотелось только вернуться назад, в то незыблемое счастье, что довелось мне испытать рядом с ней.
Я потратил на рассматривание чек минут сорок. Мобильный телефон звонил три раза, но у меня даже не было желания его отключать – просто слушал мелодию, прокручивая в голове тот чудесный весенний день. Чек был из кофейни.
Это была маленькая кофейня в одном из спальных районов. Островок романтики среди серых будничных зданий. Я нашёл её чисто случайно. Возвращался однажды с работы и попал под дождь. Внутри этой кофейни оказалось удивительно тихо. Всё размеренно, медленно и красиво. Как-то по-особому красиво. Заходишь, берёшь меню у стойки. Листаешь, выбираешь – оно тут под стать интерьеру – огромный выбор сортов кофе, чая, вина, коньяка. Есть и десерты, лёгкие закуски. Потом снова подходишь к стойке бара, делаешь заказ, оплачиваешь и возвращаешься назад. Никакого назойливого обслуживания.
В этой кофейне, где всего восемь столиков, чувствуешь себя как дома... хотя мне тяжело определить, что значит чувствовать себя как дома, но... свободно чувствуешь, ощущаешь себя частью этого маленького одноэтажного строения, затерянного в гуще девятиэтажок.
Неудивительно, что первое место, куда я привёл её после знакомства, была эта кофейня. Найденный мною чек был уже нашим третьим посещением. Мороженое с клубничным джемом и латте - конечно, это был её заказ. Двойной эспрессо - это уже мое. О чем мы говорили я уже никогда не вспомню – только ощущения спокойствия и тепла пронесу через всю жизнь. Если, конечно, справлюсь с невыносимым унынием, что рождается при мыслях о том счастье.
В тот день я с ним справиться не сумел – просто запрятал его поглубже. Как всегда. Пошёл умылся, снова одел пальто и вышел на улицу. Колокольчик «жить» прозвенел в голове, включилась жесткая логика, что я сумел вложить в корень своих переживаний. Она и заставила ехать на работу. Без работы – теперь я уже точно знаю – я бы никогда не остался в этом мире. В тот мрачный период та вроде бы глупая офисная деятельность была моей слепящей надеждой. В рабочие часы я верил, что смогу жить без Неё. Это спасло меня от полного безумия.
Но до работы в тот день я не доехал. Случилось непредвиденное – я натолкнулся на память в третий раз. Обычно я прогонял её утром, потом, когда она приходила с какой-то мелочью. Но встреча с ней в третий раз в такси была впервые. Меня уже не хватило... Магнитола. Радио... Эта песня ей безумно нравилась. А меня уже не спрашивайте – любил ли я эту композицию из-за сходства с моим вкусом или только потому что она её любила? Я пытался раньше найти ответ, но теперь знаю, что никогда не смогу. Первые ноты и отчаяние вырывается наружу.
Это никогда не повторится
Разум твердит сказать водителю, чтобы остановил. Галстучный узел под шеей напоминает, что еду на работу. Срываться в пропасть нельзя, надо просто сказать, чтобы выключили радио. Но открыть рот не могу – пульт управления телом отказал. Я слушаю музыку, а воспоминания кидаются миллионами иголок и у меня нет сил их прогнать - нет даже желания. Я знаю, что эти режущие осколки, эта громадная боль – единственное, что мне осталось от былого счастья. Эти воспоминания, по сути, основа моей жизни. Нет больше других целей и смыслов.
Водитель тормозит перед светофором. Я пользуюсь минутным помешательством своей памяти и срываюсь с места, выбегая из машины. Колокольчик «жить» трезвонит вовсю, аварийная сигнализация жизненных принципов мигает красным огнём, но я не слышу, не вижу – слеза течёт по щеке. Люди толкаются, идут огромным потоком, вокруг сотни голосов. «Да откуда же вы все взялись? Что вам надо в этом грёбанном мире? Ради чего вы копошитесь, словно муравьи?». Я не могу понять, где оказался, голова начинает кружиться. Я забываю про всё и уже давно не слышу вибрирующий телефон.
Зрение выхватывает вывеску знакомого ресторана. Решение рождается без моего участия – в дело вступил инстинкт самосохранения. Присев за столик, я сразу заказал бутылку виски. Что началось потом, уже не имеет значения, но во многом именно это стало причиной того, что я оказался в этом самолете.
Он уже, кстати, вырулил на взлетную полосу. Остановился в самом начале, дабы максимально нарастить мощность двигателей. Пару секунд и огромная машина с небывалой мощью начинает двигаться вперёд. Потом я привык считать до пяти и смотреть, как удаляется земля. Мне с самого детства нравится процесс взлёта. Есть в нём что-то глубокое и философское – самолёт мчится с гигантской для земли скорости, отрывается от неё и тут оказывается, что скорость минимальна. Я ещё в школьном возрасте понял: то, что для земли предел – в небе лишь начало пути.
Летать мне приходилось часто. Причин достаточно, но главная была связана с местом рождения – маленький городок на севере нашей необъятной родины. Север — это буквально иной мир – огромные территории, белый снег в округе, и сильный холод сформировали свой особый тип личности. Он сформировал и меня. А в паспорте моих родителей в графе «место рождения» название тогда еще посёлка никак не могло появиться, ведь когда они родились, на этом месте были лишь тайга.
Они приехали на север заработать во времена другой страны. Это потом выяснилось, что мои бабушки и дедушки – граждане другого государства, будучи русскими по национальности. Тогда об этом ещё не думали и верили в светлое коммунистическое будущее. В прекрасный мир, который можно создать своими руками. Я до сих пор удивляюсь – как можно было оставить цивилизованный многомиллионный город и уехать туда, где единственная связь по воздуху и то раз в неделю? Как можно было выжить в поселении, где не хватало посуды, мебели и прочих других благ?
Но они справились, внесли свой маленький вклад в строительство нашей страны. А ещё они всё время хотели уехать. Папа мечтал о машине, думал, что вот-вот заработает и тут же уедет. Но сейчас он сменил восьмой автомобиль и возвращаться ему больше некуда. Эту характерную почти для всех жителей моего городка черту крайне точки выразили в песне, посвящённой городу: «Приехали на год, остались навсегда».
Там были и такие строки: «Мы не успели даже заметить, как здесь повзрослели и выросли дети». Жизнь моих родителей - и здесь иллюстрация. Они все ещё мечтали уехать, а я уже учился в одиннадцатом классе. Они все еще думали, что будут жить в большом городе, а я поступлю в престижный университет. Время шло – и ничего не менялось.
Потом, конечно, быстро вспомнили про дальних родственников в Москве. Все было очень быстро – и выбор университета, и моё согласие жить за три тысячи километров от дома, и радостная новость о зачислении.
Мир был наполнен светлыми красками. Что я тогда понимал? Мне было шестнадцать. Это уже потом в картине появились серые тона и чёрные пятна – пришлось с ними мириться, анализировать, многому учиться и выстраивать свой собственный мир. Долго, по кирпичику, борясь со своими тогда ещё не обоснованными депрессиями, превозмогая принципы, ведя борьбу с моралью, я все же его построил – и после университета весьма неплохо устроился. Не могу сказать, что был почти счастлив – так, наверное, мало кто может сказать, однако мне нравилось.
Теперь рухнуло всё. Я ещё пытался какое-то время барахтаться на поверхности, не потонуть под тяжестью судьбы, но тщетно. «Если тонешь, попробуй дождаться дна, чтобы оттолкнуться и с новыми силами подняться на поверхность», – прочитал я в одном из интернет блогов. Этим я и решил заняться: найти исходную точку. Место, где я делал свои первые шаги, где сформировались все идеалы. Я возвращался туда, где случилось всё самое первое в мой жизни.
Я возвращался Домой.