Память Могилы | История Алатиэль

 — Может, зайдете на чай? — Реймонд вдруг прерывает кладбищенскую тишину. — Знаю, может это странно, но не каждый день встречаешь женщину, которую все детство считал мифической...

Реймонд неловко чешет затылок. Алатиэль бросает на него недоверчивый взгляд. Она молчит. Он рассеяно рассматривает траву. Алатиэль все равно собиралась домой. Но может ли теперь она звать то место домом?

Она кивает. В тишине они возвращаются в деревушку Бриньон. По пути Реймонд то и дело порывается что-то сказать, но каждый раз осекается и не решается прервать тишину. Алатиэль идет твердым шагом и смотрит в пустоту, просто следуя за внуком Ильзы. Земля вокруг ничуть не изменилась. Алатиэль помнила эти поля и леса с детства. Деревья все те же, трава все та же. Вокруг зелень, раскидистые дубы и щебет птиц, вернувшихся после отхода холодов. Кульминация сезона возрождения. Хорошее время. На улице стояла такая же чудесная погода, когда они с Ильзой поженились. Алатиэль вспоминает тот день и невольно чертыхается себе под нос. Такое же солнце светило в день, когда все разрушилось.

Алатиэль с Реймондом скоро приходят к дому. К её дому. К дому, который она всю молодость считала своим. Уже покосившаяся изба несколько раз перекрашенная и местами перестроенная сильно износилась за годы, но стояла на том же месте с краю деревни, что и раньше. Отперев дверь, Реймонд пускает Алатиэль за собой внутрь.

— А тут совсем ничего не изменилось... — Алатиэль осматривает убранство избы. Вдоль бревен сруба протягиваются длинные лавки, под ними всяческая посудина от маленьких горшков, до медных тазов. У одной из лавок растянулся широкий стол. Больше, чем она помнила, но на том же месте. По центру побеленная печь, увешанная сушащимися травами.

— Вы тут бывали? — удивленно спросил Реймонд.

Алатиэль молча кивает и медленно проходит к столу. Садится за него и проводит пальцами по медному самовару. Он потемневший от времени, но не потерявший блеск в районе ручек и всех подвижных элементов. Реймонд садится напротив, но Алатиэль не обращает на него внимания.

* * *

Ильза по очереди наполняла кружки горячими заваренными травами. Новенький самовар блестел на солнце и отбрасывал на стены избы тусклые солнечные зайчики. За столом сидела вся семья: Алатиэль, Хавьер, Деррик и Ирэн. Одна Ильза копошилась вокруг и все никак не могла присесть. На столе уже расставлены несколько блюд и горшков с яствами. Все утро Алатиэль с Ильзой занимались готовкой ради семейного ужина.

— И все же чудную вещицу вы тогда привезли, дядя Деррик, — Ильза уже успела изучить устройство, но каждое новое использование вызывало только больше интереса.

— Подумаешь, великое изобретение... — Алатиэль откинулась на стену и весело улыбнулась. — Настольный котелок. И нам теперь только травяные взвары пить придется?

— А ты, милая, попробуй, что в этот раз получилось, — Ирэн хлебнула чаю из своей кружки и кивнула Алатиэль.

— Только когда моя любимая наконец присядет, — Алатиэль подмигнула суетившейся Ильзе. Та, в свою очередь, недовольно фыркнула и, закончив разливать чай, присела рядом.

Алатиэль вольно приобняла жену и только тогда пригубила заваренный напиток. Распробовав вкус, она довольно улыбнулась.

— Опять ты чудо сотворила...

Все за столом тепло посмеялись и продолжили нахваливать травяной сбор Ильзы. Та, в свою очередь смущенно отвела взгляд и раскраснелась. Алатиэль весело чмокнула жену в щеку и прижала ее к себе, и Ильза уронила голову на широкое плечо эльфийки.

Они собирались так каждую декаду. Мать Ильзы, отцы Алатиэль, сами молодые жены. Вся семья сидела вечерами за ужином и делилась друг с другом новостями. Обычно Деррик на декаде успевал побывать в городе и всегда привозил гостинцы. Охотник делился свежими столичными сплетнями, а все остальные бурно их обсуждали. Матушка Ирэн обычно живо рукоплескала по поводу и без и часто вступала в споры с Дерриком. Споры эти обычно прерывал Хавьер, который унимал своего мужа и убеждал того "уступить старой женщине", чем неизбежно навлекал её гнев на себя за слишком вольные выражения. Алатиэль и Ильза в такие моменты сидели и тихо хихикали от поведения родителей, вмешиваясь только в самых крайних случаях. Безобидные перепалки за столом стали своеобразной традицией.

— Ничегошеньки вы не понимаете в вязании, голубчик, — Ирэн и в тот вечер нашла повод для спора с отцами Алатиэль. — Я вот уверена, что с такой пряжи ничего путного не свяжешь. Незачем чинить то, что и так хорошо работало, кому вообще пришло в голову мешать шерсть с шелком?

— В пряже я-то может и не понимаю, — продолжил речь Деррик, — но я своими глазами видел шаль из нее, и вещица то была совершенно чудная.

— Да брешете, дорогой! Или торгашам на рынке вас так легко обмануть. Небось из обычной шерсти шаль, а про шелк они ради золотой цены вам привирают.

Спор о составе пряжи продлился еще какое-то время. Хавьер, сидевший в углу между Дерриком и Ирэн бросил жалобный взгляд на Алатиэль, но та лишь ехидно улыбнулась. Наконец, и эльфийка устала от такой бессодержательной беседы, и, выудив тихую секунду, вклинилась в разговор:

— Кстати, пап, ты так и не рассказал, какие из города новости?

Все за столом дружно повернулись сначала на Алатиэль, а потом на Деррика. Тот вдруг притих и нервно откашлялся.

— Да все сейчас только одно и обсуждают...

Деррик прозвучал на удивление мрачно. Обычно каждый семейный вечер он начинал со светских сплетен, но в этот раз сразу завел разговор о ярмарке и начал искать повод поспорить с Ирэн. Ильза, уже допивающая чай, встала с места, чтобы налить еще и, как бы невзначай посмотрела на охотника:

— Что за новости, дядя Деррик?

— Говорят, война началась, — он ответил быстро, процедив слова сквозь зубы.

Все замолкли. Конечно, это только слухи. Война? С кем? И зачем?

— Серьезная? — поинтересовалась Ирэн.

— Да бес их знает, — Деррик откинулся на стену. — Вечно кто-то с кем-то воюет. Думаю, сейчас тоже, побесятся пару лет и ладно. Мы далеки от всех границ, нашей деревне ничего не грозит.

— Пап, ты же сам не веришь в то, что говоришь, — Алатиэль строго посмотрела на отца. — Расскажи, что это за слухи. Пожалуйста.

И Деррик, вздохнув, нехотя рассказал. Люди толковали мало полезного, но из их теорий и домыслов возможно собрать кусочки правды. Империя начала войну, по заявлениям Императора Гармонда "превентивную". Якобы южное герцогство Тоснанд готовилось к нападению на Империю для захвата территории с залежами алмазной руды, поэтому Императором было принято волевое решение по превентивному удару.

Ни Деррик, ни остальные присутствующие ничего не смыслили в большой политике, но из разрозненных фактов вытекал один: либо война действительно быстро закончится и Империи удастся завоевать остаток горного массива, который на момент начала боевых действий оставался поделен между Империей и Герцогством, либо простая битва за ресурсы перерастет в нечто пугающе полномасштабное. Оба исхода казались равновероятными, но семейный круг принял решение полагать, будто стакан наполовину полон, пока не произойдет обратное. А пока оно еще не произошло, Деррик вернулся к обсуждению новых шелковых шалей.

* * *

— Кгхм, — Реймонд тихо откашливается. — О чем-то задумались?

— А? — Алатиэль отрывает взгляд от самовара. — Прошу прощения.

Алатиэль трясет головой, пытаясь отбросить наваждение из воспоминаний. Она фокусирует взгляд и смотрит на Реймонда. Она ведь совсем не знает этого человека. Но пошла за ним. Особо не размышляя.

Он сидит напротив, сильно сутулится и суетливо перебирает в руках старые четки. Без выходного плаща, который снял на входе, он выглядит еще более щуплым и тощим. Совершенно беззащитный и маленький человечек вызывает у Алатиэль тоскливую жалость. Она большего него раза в полтора, так что если кому-то и нужно бояться, так это только ему. Но несмотря на это, она видит в нем что-то родное. Эти черные кудри не дают ей покоя и она без смущения пялится на волосы Реймонда.

Они сидят в тишине всего несколько секунд, пока Реймонд не выдерживает и не спрашивает:

— Кто вы вообще?!

— Алатиэль, — эльфийка вздыхает. — Что ты хочешь узнать?

— Всё... — Реймонд снова понижает голос. — Почему бабушка вас вспоминала? Как эльфийка оказалась среди людей? Как вы здесь оказались? Как... что... кто вы, в конце концов?

Алатиэль откидывается назад. Она молчит. Ее ничего не связывает с этой семьей. Больше не связывает. Она думает, что лучше встать и уйти прямо сейчас. Оставить прошлое, все равно в этой деревне ничего и никого не осталось. Но она продолжает молча сидеть за столом. Она смотрит сквозь пространство куда-то между предметов, в само прошлое, видит перед собой вспышки воспоминаний, но молчит.

* * *

Для простых людей война пришла в Империю внезапно, как гром среди ясного неба. Сперва все верили, что она закончится за год. Потом все уверились, что осталось еще немного и точно закончится. А спустя три года конфликт с Герцогством перерос в конфликт с остальными государствами материка. Оно и понятно: когда набирающая силу огромная Империя без очевидных причин идет с войной на маленькое соседствующее Герцогство, это не может не напрячь остальные, граничащие с Империей страны. И, как Кендрийский Император устроил превентивный удар, так и прочие государства решили обезопасить себя и под шумок присоединились к военным действиям. Так, за пять лет маленький конфликт из-за алмазных месторождений перерос в материковую войну, к которой последовательно присоединились сперва все южные королевства, а затем и западные. К тому моменту Император Гармонд издал первый новейший указ о военной службе: каждая семья обязана отправить минимум одного воина на фронт.

В год, когда гонец явился в Бриньон для объявления указа, Деррику уже перевалило за сорок. Он не советовался с родными, прежде чем пойти и записаться добровольцем. Семью он уведомил постфактум, за несколько дней до непосредственного отбытия.

— Тебе же не обязательно туда ехать! — Алатиэль весь день хвостом таскалась за отцом, своим присутствием всячески мешая ему собирать вещи. — Я могу поехать вместо тебя: я моложе, сильнее, в конце концов!

— И оставишь Ильзу? — перебил Деррик. Алатиэль притихла, но быстро ответила:

— А ты оставляешь нас с папой Хавьером...

Деррик молча обнял Алатиэль и мягко погладил ее по голове. Ему нечего было сказать. Его борода даже сквозь рубаху щекотала плечо Алатиэль: чувство, к которому она привыкла с детства. Они расставались, не навсегда, но так надолго, что срок этот казался вечностью. Сколько еще продлится война? Год, может два, а, может, она и не кончится никогда? Неопределенность пугала. Алатиэль отпускала своего отца в бездну, в пучину неизвестности, в руки судьбы.

Она уткнулась лицом в его рубаху. Сквозь ткань пробивалась соленая влага. Она плакала тихо, незаметно, но слезы сдержать не удавалось. Он молчал и только поглаживал дочь по спине. Деррику хотелось сказать что-то банальное, что он часто говорил Алатиэль в детстве, когда она расстраивалась: "Все будет хорошо" или "Не бойся, я с тобой". Но он бы соврал. Он не мог обещать, что все будет хорошо, равно как и не мог соврать, что будет рядом.

Они стояли так несколько минут. И, не сказав более друг другу ничего, они расстались.

Разлука с отцом сильно переменила привычный быт. Ильза с Алатиэль перестали устраивать семейные сборы. Без городских сплетен от Деррика всем быстро становилось скучно, а некогда милые беседы превращались в тоскливые разговоры о том, как прежде все было лучше. Вся деревня заметно опустела.

Деррик оставил Алатиэль, но все то время рядом оставалась Ильза. Несмотря на тяготы, она обнимала, когда нужно обнять, выслушивала, когда нужно выслушать, целовала, когда нужно было целовать. Для Алатиэль в ней собралась вся нежность мира, вся любовь вселенной. Эльфийка, в свою очередь, боготворила Ильзу, отдавала ей всю мягкость, которую способна была найти в себе. И чем тяжелее времена, тем сложнее им становилось подруга без подруги.

В первый раз отец вернулся спустя целый год. Во время службы он сильно сдружился с Робертом — молодым односельчанином. В детстве Роберт изредка составлял компанию Ильзе с Алатиэль, но чаще помогал матери по дому. Война сделала из щуплого мальчишки статного молодого мужчину, поэтому, когда они вместе с Дерриком вернулись домой, Алатиэль даже сперва не узнала Роберта.

Роберт был одинок, в деревне у него не осталось никого, кроме больной матери — остальную семью унесла вспышка холеры, еще много лет назад. И неожиданно для всех, Роберт вдруг стал регулярным участником семейных ужинов. Деррик всюду таскал его за собой, что смущало и Алатиэль, и Хавьера, и даже Ильзу с Ирэн, но никто не решался на претензии — все-таки у них есть всего декада, чтобы пообщаться с Дерриком, никому не хотелось провести ее в ссоре.

— ...так вот, если бы не Роберт, я бы так там и помер, поминай как звали, — весело посмеиваясь заканчивал очередную боевую историю Деррик.

Он много говорил, и Алатиэль видела как недоверчиво косится на него Хавьер. Она пару раз незаметно кивнула последнего, в знак понимания. Она тоже это чувствовала. Деррик был все тот же, но война всего за год сильно его переменила. И дело было даже не в Роберте — к мальчишке быстро привыкли и даже прониклись благодарностью за множественные спасения любимого всеми Деррика, но что-то иное вызывало у семьи беспокойство. Но они об этом не говорили. Все пустое, пока отец рядом, эти мимолетные ощущения нужно отпустить.

Папа Деррик уезжал и возвращался каждый год. Раз в год, одна весенняя декада. На третий его приезд Алатиэль переселилась обратно в отцовский дом, чтобы хоть немного больше времени провести с Дерриком. Но этому желанию не суждено было сбыться.

Первое же утро после возвращения началось с громких разборок. Алатиэль проснулась от звона разбитой посуды. Это Деррик разбил глиняную плошку с утренней кашей и намеревался вслед за ней бросить на пол и кружку. Алатиэль не слышала начало разговора, но громко и четко до нее донесся крик Деррика:

— Как ты вообще можешь меня обвинять?! — звон кружки, — Я тридцать лет любил тебя и только тебя, я и помыслить ни о ком не мог, ради тебя тащусь сюда с фронта, но за свою доброту получаю только твое недоверие?

— А что еще я могу подумать?! — Алатиэль никогда не слышала, как Хавьер кричит. Обычно спокойный его голос практически срывался. — Я сижу здесь, один, знать не знаю, что с тобой, ты появляешься дома раз в год и всю декаду таскаешься с мальчиком, который тебе в сыны годится. Как ты мне прикажешь это воспринимать?!

— Ты совсем из ума выжил, старик?!

Пройдя к столовой зоне дома, Алатиэль увидела, как Деррик заносит руку. Она не успела ничего сказать или сделать, в секунду раздался громкий шлепок. Хавьер от неожиданности отшатнулся и схватился за горящую щеку.

— Пап... — Алатиэль попыталась ворваться в конфликт, но Деррик резко ее перебил:

— А ты, дочь, иди к себе домой! Мы без тебя разберемся.

— Но я... — ее прервал яростный взгляд Деррика. За всю жизнь Алатиэль ни разу не видела отца настолько злым. Испугавшись, она глухо сглотнула и, хлопнув дверью, ушла прочь.

Она собиралась вернуться к отцам на следующий день. Еще целая декада, они наверняка успеют помириться. И Алатиэль вернулась к Ильзе. Придя к отцам через сутки, она обнаружила, что отца Деррика уже не было дома. Хавьер ничего не захотел рассказывать, а эльфийка решила не настаивать. Он ведь вернется? Еще целая декада, они должны помириться.

В расстроенных чувствах Алатиэль брела по деревенским улочкам, пока случайно не встретила Роберта, который кормил кур на заднем дворе своего дома. Завидев знакомого Алатиэль оживленно подошла к нему и, дружелюбно махнув рукой, спросила:

— Ты не знаешь, куда ушел папа Деррик?

— Ох, Деррик... — Роберт несколько виновато почесал затылок. — Он сказал, что возвращается на фронт. Я пытался его отговорить, но он был злой как черт, даже слушать меня не стал... не знаешь, из-за чего он так?

— Предполагаю... — Алатиэль тяжело вздохнула и собиралась уходить, как вдруг Роберт окликнул её.

— Эй, подожди! Может объяснишь, что у вас дома стряслось? Я тоже за него переживаю...

— А сам не догадываешься?! — Алатиэль сама от себя не ожидала агрессии, она вдруг подняла голос.

— Воу, полегче, — Роберт вышел с заднего двора подошел к Алатиэль и, присев на низкий забор, посмотрел на эльфийку. — Я правда не понимаю.

Алатиэль присела рядом и вздохнула. Они молчали несколько секунд, пока Алатиэль не повернулась к Роберту и спокойно не спросила:

— Ты с ним спал?

Роберт не сразу среагировал. Мгновение он анализировал сказанное, будто пытаясь понять, о чем или ком речь. Когда же пазл в голове сложился, на его лице отразилось изумление, он высоко поднял брови и приоткрыл скривившийся рот.

— Ты шутишь? — голос Роберта будто поднялся на октаву выше. — Алатиэль, Богиня тебя разрази, ты сама-то слышишь, что говоришь?

— Прости... — Алатиэль виновато отвела глаза.

— Он же мне в отцы годится! Богиня, я даже подумать о таком не мог, что это вообще за мысль такая? — Роберт искренне разошелся в своих возмущениях, он дополнил свою речь еще несколькими предложениями о том, насколько предположение эльфийки абсурдно. — ...Да и вообще, мне нравятся только женщины... кгхм... — он неловко откашлялся и снова почесал затылок. Заметив печальный вид Алатиэль, Роберт тихо добавил: — Я кажется понял... Хавьер?

Алатиэль молча кивнула.

— Слушай, мы с ним снова вернемся через год, и я уверен, твои отцы обязательно помирятся. Думаю, и Деррик за это время остынет, — Роберт по-дружески похлопал ее по спине. — Я с ним поговорю. Это какое-то дурацкое недопонимание...

Алатиэль через силу улыбнулась. Слова Роберта и правда утешили её. Через год папа Деррик вернется и она тоже сможет с ним поговорить. Все помирятся и всё будет как раньше. Алатиэль пыталась в этом не сомневаться.

* * *

В тишине помещения раздается только стук четок в руках Реймонда. Он не решается повторить вопрос, а Алатиэль не спешит отвечать. Вдруг тишину прерывает скрип входной двери.

— Ильза, хватит дурачиться! — от входа раздается звонкий женский голос, сопровождаемый детским смехом и свистом.

Через несколько мгновений в комнату забегает девочка, на вид не старше лет двенадцати. В руках она держит маленькую свистульку в форме птички и собирается показать ее отцу, но вместо этого пялится на Алатиэль. Похлопав большими черными глазами, она спрашивает:

— Папа, а что это за тетя?