3 глава
Только один Бог знает, что щёлкнуло в голове у родителей Олега. Что-то дрогнуло в сознании, что-то осознали. Или, может быть, просто устали жить в грязи и лжи. Но однажды вечером, неожиданно и почти одновременно, мать и отец подошли к сыну и произнесли то, во что он не верил уже долгие годы:
— Олег, сынок, — голос матери был дрожащим, будто только что перестала плакать. — Прости нас... пожалуйста. Мы знаем, мы были ужасными родителями. Мы кричали, пили, били... Но мы хотим всё изменить. Больше — ни капли. Обещаем.
Она робко подошла ближе и заключила сына в объятия. Впервые за много лет.
Олег стоял неподвижно. Его руки остались скрещёнными на груди, глаза — холодными. Ни слёз, ни надежды. Только осторожность и стена между ним и этими людьми, называющими себя семьёй.
— Посмотрим, — ответил он сухо, не разжимая губ.
Отец, вечно угрюмый и вспыльчивый, вдруг будто превратился в большого мальчика.
— Пойдём в магазин, сын! Продуктов купим, нормальную еду. Ты же любишь пельмени? Или, может, мясо запечём?.. Хоть раз как семья поужинаем, да?
Он улыбался, как тогда, когда Олегу было семь. Будто всё можно стереть. Будто прошлого — не было.
***
Они шли по супермаркету, как настоящая семья. Мать выбирала крупы и мясо, отец катил тележку и время от времени кидал туда хлеб, картошку, чай. Люди вокруг, не знавшие их, наверняка подумали бы: обычная семья, ничего особенного. Может, не богатая, но дружная.
Олег молча брёл позади. Он не верил ни в улыбки, ни в "новую жизнь". Сердце отказывалось подпускать к себе иллюзии. Потому что он помнил.
Он помнил, как всё уже было.
***
Он тогда был маленький. Очень маленький. Семь лет — возраст, когда ребёнок ещё верит, что мама и папа могут всё. И что любовь — это когда тебя гладят по голове и покупают шоколадку, потому что ты заслужил. Потому что ты — любимый.
Они тоже шли тогда по магазину. Мама выбирала продукты, отец что-то прикидывал в уме. А маленький Олежка бегал между стеллажами, хватал глазами всё вкусное, красочное.
Он подошёл к маме, обнял её за колено.
— Мамочка, а можно мне шоколадку? Ну хоть маленькую... пожалуйста...
Она вздохнула и ответила:
— Ладно, ладно. Только не мешай мне, иди гуляй.
Олежка засиял. Это был один из самых счастливых моментов дня. Он представлял, как сядет у себя в комнате, откроет обёртку и кусочек за кусочком будет смаковать сладость. Не потому что хотел сахара. А потому что это было бы доказательством: мама его помнит, мама его любит.
Когда они пришли домой, он сразу полез в пакет. Но шоколадки там не было. Только бутылка водки. Гладкая, тяжёлая, с синей этикеткой.
— Мам... а шоколадку ты не купила?.. — разочарованно спросил он.
Мать даже не обернулась:
— Нет, Олег. Не будь эгоистом. Папа тоже хочет расслабиться. У нас на всё денег не хватит.
Он не сказал ничего. Просто пошёл в свою комнату, опустил голову и сел на пол. Даже не заплакал. Просто тихо сжался в комок. Тогда он впервые понял: в этом доме его желания — всегда последние.
***
Прошло больше десяти лет. И всё повторяется.
Олег, теперь уже взрослый, высокий, крепкий парень, идёт рядом с родителями и наблюдает, как они наполняют тележку едой. Всё выглядит правильно. Словно спектакль по чьему-то хорошему сценарию. Впервые за долгое время в холодильнике будет еда. И не дешевая лапша, а что-то настоящее.
Он почти начал верить.
Но потом его подозвали одноклассники, подошли на пару минут поговорить. Когда он вернулся, семья уже направлялась к выходу. Он подошёл ближе и мельком заглянул в пакет. Там, между пакетами молока и хлеба, что-то блеснуло.
— А это что?.. — спросил он, прищурившись и указав на бутылку.
Мать отреагировала первой. Быстро, с фальшивой легкостью:
— Это... уксус. Ну, для маринада.
— Ты сейчас издеваешься? — голос Олега стал резким. — Я что, не вижу, что это водка? Ты же пообещала! Вы оба пообещали!
Он вытащил бутылку из пакета, словно вытаскивал гвоздь из собственного сердца.
Отец попытался улыбнуться, но лицо его было натянуто, фальшиво:
— Ну, Олег... надо же как-то... отметить. Мы ведь теперь другие. С чистого листа. Почему бы не выпить по чуть-чуть?.. В честь новой жизни...
Но в груди у Олега уже начинала разгораться старая, но хорошо знакомая боль. Та самая, из детства. Та, которая оборачивалась криками в подушку и молчанием на уроках. Та, которая оставляла шрамы — не на теле, а глубже.
— Вы ничего не меняли... Просто нашли новую форму старого. Вы не хотите жить трезво — вы просто хотите, чтобы я снова вам поверил. А потом — всё по кругу.
Он не кричал. Просто стоял, держал в руке бутылку, будто сжимал чужую ложь. И понимал: никаких обещаний больше не будет. В его мире они больше ничего не значат