Леса Восстановления
**Глава 16: **
**POV Джейден**
Студия, обычно его тихая гавань, напоминала стройплощадку. Где-то в углу перфоратор выл, сдирая старую звукоизоляцию. Пахло пылью, новым деревом и… возможностью. Предложение лейбла висело в воздухе плотнее табачного дыма. **Альбом-исповедь.** Не реабилитация имиджа, а аутопсия души под микрофоном. Мысль сводила желудок в узел. Выставить свою гниль, свой стыд, свою неуклюжую попытку встать с колен на всеобщее обозрение? Это казалось новым уровнем мазохизма.
Он стоял у окна, смотря, как рабочие таскают плиты минеральной ваты. **Строительные леса.** Внутри и снаружи. Его рука машинально полезла в карман за сигаретой. Пачка была пуста. Он смял ее, швырнул в мусорный ящик с раздражением. Терапия с Ларсен работала на уровне понимания, но привычки – старые демоны – цеплялись мертвой хваткой. Никотиновая ломка добавляла нервозности к и без тому адскому коктейлю сомнений.
"Нервничаешь?" – голос Марты заставил его вздрогнуть. Она подошла, держа два стакана с мутным зеленым соком. "Без сахара. Доктор Ларсен велела передать, что 'нейромедиаторы любят хлорофилл'." В ее глазах читалось понимание, лишенное жалости.
"Это самоубийство, Март," – хрипло выдохнул он, принимая стакан. "Вывернуть кишки на публику? После всего? Они будут рвать их на части. Снова."
"Или нет," – она отпила свой сок, сморщившись. "То, что утекло... фрагменты... люди услышали не скандал. Услышали боль. Настоящую. Та, что у тебя тут," – она ткнула пальцем ему в грудь, – "она у всех своя, но корень один. Страх. Потеря. Вина. Они откликнулись не на 'Джейден Хосслер – звезда', а на 'Джейден Хосслер – человек, который сломался и пытается собрать осколки'." Она посмотрела на леса, на рабочих. "Ремонт – он всегда грязный и шумный. Но дом потом стоит крепче. Если фундамент честный."
**Фундамент честный.** Слова Марты эхом отозвались в том, что говорила Ларсен: "Искупление начинается с полного признания, прежде всего – перед собой. Искусство может быть мостом этого признания к другим." Мостом не к оправданию, а к **пониманию.** Даже если этот мост ведет в никуда. Даже если единственный, кто его услышит по-настоящему, будет она. Элис. Он закрыл глаза, представив ее лицо – не в гневе, не в боли, как в отеле, а слушающей… *это*. Его немой крик в музыке. Станет ли ей легче? Увидит ли она в этом попытку, а не позерство? Сомнения грызли.
"Брайан прислал контракт," – Марта положила толстую папку на верстак, заваленный проводами. "Не подписывай сейчас. Почитай. Подумай. Сыграй что-нибудь… для себя. Не для лейбла. Не для публики. Для того парня на полу в Сиэтле. Что он хочет сказать?"
Рабочие ушли. Шум стих. Он остался один в полуразобранной студии. Пыль висела в лучах заходящего солнца. Он подошел к пианино. Не к записывающему оборудованию. Просто открыл крышку. Коснулся клавиш. Звук был чистым, резонирующим в пустоте.
Он начал играть. Не набросок. Не этюд. Мелодию, которая крутилась в голове с того дня, как она ушла из его номера. Мелодию ее шагов. Тихую, печальную, неумолимую. Потом вплелись другие звуки – гневные аккорды его лжи, диссонанс измены, гулкий удар падения. И поверх – робкая, настойчивая нота… стука его собственного сердца. Живого. Бьющегося. Неидеального. Но **бьющегося.**
Он играл, пока пальцы не онемели, а в горле не встал ком. Слезы текли по лицу, капали на клавиши. Он не пытался их остановить. Это была часть музыки. Часть правды. Он записал это. Один дубль. Без обработки. Без названия. Просто: **"День 47"** (именно столько прошло с ее ухода).
Он сохранил файл. Не отправил Брайану. Не выложил. Просто оставил в студийном компьютере. **Первый камень в фундамент.** Страшный. Уязвимый. Честный. Он вытер лицо, встал из-за инструмента. В кармане зачесались пальцы – за сигаретой. Их не было. Он взял стакан с зеленым соком Марты. Выпил залпом. Горько. Как правда. Как начало.
**POV Элис**
Лаборатория ночью была другим миром. Тишина, нарушаемая лишь гулом холодильников с образцами и мерным тиканьем таймеров. Под светом неоновых ламп пробирки отбрасывали длинные синие тени. Она стояла у электронного микроскопа, фиксируя последние данные. На экране – четкая, невероятная картина: **успех.** Их гипотеза подтвердилась. Молекулярный механизм, над которым они бились месяцами, работал именно так, как предсказывала ее модель.
Коллега, доктор Ренделл, положил руку ей на плечо. "Элис, это... это прорыв. Твоя настойчивость, твоя модель... Ты это совершила." В его глазах светилось неподдельное восхищение.
Улыбка, которая тронула ее губы, была усталой, но **настоящей.** Не маской. Не прикрытием. Улыбкой удовлетворения от преодоленной сложной задачи. От того, что ее ум, ее упорство дали осязаемый результат. В мире, где все можно было измерить, взвесить, доказать. **Ее мир.** Надежный. Предсказуемый. Построенный ее руками.
"Спасибо, доктор Ренделл. Команда работала отлично," – она ответила, отводя взгляд от экрана к стопке бумаг. Скромность была искренней. Триумф был общим, но фундамент – ее расчеты, ее ночи над схемами – был ее. **Ее леса восстановления.** Из кирпичиков логики, дисциплины и титанического труда она возводила новую реальность. Реальность, где боль прошлого была не центром вселенной, а фоном, на котором ярче горели ее собственные достижения.
По дороге домой она остановилась у моста. Вода внизу темная, отражающая огни города. Где-то в этом городе он, наверное, сидел в студии, курил, мучился над своей музыкой. Его фрагмент она больше не искала. Не нужно. Его путь искупления – его путь. Ее путь – здесь. В науке. В тишине лаборатории. В удовлетворении от решенной задачи. В **своей** силе, отличной от его шумной, разрушительной силы.
Она достала телефон. Не для того, чтобы проверить, не писал ли он (его номер был давно удален). Она открыла чат с Сарой.
> **Элис:** Сделали это. Модель сработала. Поздравления принимаются. Завтра угощаю кофе. *Без* сигаретного привкуса. Обещаю.
Она отправила сообщение, чувствуя легкую, почти забытую теплоту – не от триумфа, а от возможности разделить радость с подругой. Просто. Человечески. Без оглядки на прошлое.
Она пошла дальше. Шаги были легкими. Воздух холодным и чистым. В кармане не было пачки сигарет. В сердце – не было ненависти. Была усталость, была память о боли, но была и **ясность.** Ясность пути, который лежал вперед. Не к нему. К себе. К той Элис Рид, которая могла изменить мир одной точной молекулой, одной