2
Разговор тек свободно, как река. Шедоу, с лёгкой иронией, поведал о своих делах за последние четыре года. Оказалось, он занимался расширением семейного бизнеса, связанного с экспортно-импортными операциями. Он много путешествовал, посетил множество стран, и этот опыт сильно изменил его. Он стал более уверенным в себе, более циничным, но и более мудрым. Его рассказы были увлекательными, полными приключений и неожиданных поворотов.
Друзья, в свою очередь, поделились новостями из деревни. Тейлз рассказал о своих новых изобретениях, Наклз – о своих приключениях, связанных с охраной Храма Эмерильд, а также о новых друзьях. Они живописующе описали все события, смеялись, вспоминая забавные моменты. Они говорили о многом, но, казалось, избегали каких-либо тем, слишком близких к сердцу Соника и Шедоу.
Соник же молчал большую часть времени. Он слушал, кивал, но его мысли были заперты в собственной оболочке. Он наблюдал за Шедоу, за его жестами, за его улыбкой, за тем, как он ловко управляет словами, как непринуждённо держится. Его собственная любовь к Шедоу, притихшая, но не исчезнувшая за эти годы, снова вспыхнула с новой силой. Он видел, как Шедоу периодически украдкой поглядывал на него, и в этих взглядах Соник чувствовал что-то похожее на… тоску? Или желание? Он не решался понять.
Шедоу был очарован. Новый Соник был... идеальным. Чёрная одежда, идеально сидящая на его фигуре, свой собственный, неповторимый стиль – всё это говорило о силе, независимости и скрытой страсти. Соник казался еще более прекрасным, чем он помнил. И эта загадочная тишина, окружающая Соника, ещё больше усиливала его очарование. Шедоу чувствовал себя странно. Ему хотелось приблизиться к Сонику, заговорить с ним, узнать, что изменилось в его сердце за эти четыре года, но неловкость и страх перед возможным отказом сковывали его.
Несколько коротких фраз, общих замечаний, случайные прикосновения взглядов – большего между ними не происходило. Воздух между ними был наполнен невысказанными словами, неотправленными письмами, несостоявшимися разговорами, накопившимися за четыре долгих года разлуки. Это молчание было более красноречивым, чем любые слова. Оно говорило о чувствах, о надеждах, о страхе и о тайной, трепетной любви, которая, казалось, витала в воздухе, неосязаемая, но ощутимая для каждого из них.