Лучшие бывшие

Мила

—♥—

— Мила, ты уверена, что это хорошая идея? Герасимова меня на дух не переносит. — Ещё один ссыкун в моём окружении. Ну, за что мне это?

— Трофимов, не нервируй меня. Машка сегодня в отличном настроении, самое время к ней подкатить. Ты этого хочешь, она этого хочет, а уж как я хочу, чтобы вы два дурака сошлись, так словами не описать, — тараторила я по дороге с остановки.

Дима Трофимов наш одногруппник, ещё один мой лучший друг и по совместительству — бывший. Правда, наши отношения нельзя и отношениями-то назвать. Ему всегда нравилась Машка, но он боялся к ней подойти и не придумал ничего лучше, чем приударить за мной. Это был первый курс, мне было одиноко, рана от предыдущих отношений была слишком свежа и сильно кровоточила. И тут подвернулся Дима. Слащавый красавчик с выразительными серыми глазами и потрясающей улыбкой. Недолго думая, мы начали встречаться. Но быстро выяснили, что абсолютно не интересуем друг друга, а лишь пытаемся забыть любимых, что, к сожалению, слишком прочно засели в сердце.

В общем, с тех пор мы дружили втроём. Но Машка упорно не хотела замечать Трофимова. Она вообще не сильно обращала внимание на парней, для неё на первом месте всегда была учёба. И Дима сдался. Начал гулять направо и налево. Но так или иначе, они не были Машей Герасимовой, что так серьёзно смотрела на него каждый раз, когда парень пытался показать ей свою симпатию.

Но теперь-то учёба закончилась. А значит, Машке пора обрести своё счастье. И желательно, вместе с Димой. Я прекрасно видела, как подруга ревниво смотрела в его сторону, когда Трофимов крутился возле очередной девчонки. Пару раз пыталась заговорить с ней на эту тему, но Герасимова всё упорно отрицала и замыкалась в себе. В этом плане, с ней иногда сложно. Она не любит откровенничать и нечасто впускает в душу даже близких. Но чем дольше она держит всё в себе, тем больше вероятность, что однажды рванёт, как граната. И тогда под обломками будем мы все. Поэтому сегодня подруга не отвертится.

— Всё, в одиннадцать будь в баре, остальное моя забота, — я отключилась, не желая больше выслушивать трофимовские сопли.

Уже привычным маршрутом свернула с тротуара и подошла к большим кованным воротам. Прошла мимо охранника, который каждый раз смотрел на меня сочувствующим взглядом. Я лишь вежливо улыбнулась и пошла дальше по вымощенной дорожке.

После шумной улицы здесь было непривычно тихо. Только карканье ворон нарушало звенящую тишину время от времени.

Свернула влево на узкую тропинку. Прошла ещё метров пятнадцать и остановилась у серебристой оградки. Повернула защёлку и вошла внутрь.

— Привет, пап.

Ответа, как и всегда я не услышала. Пора было уже к этому привыкнуть, целый год прошёл. Но боль всё не утихала. Порой притуплялась, глушилась шумными вечеринками и мероприятиями, которыми я заваливала себя. Но под вечер, когда все дела были переделаны, и я оставалась одна, становилось так же больно, как в тот день.

Не верьте тому, кто скажет вам, что время лечит. Ни черта оно не лечит. Каждый прожитый день лишь бередит рану, но не даёт ей затянуться. Каждое утро я просыпаюсь и понимаю, что я больше никогда не увижу отца. И каждый раз мне всё так же больно. Так что нет, время не лечит. Потерю близких никто не излечит.

Что значит вылечиться? Погасить очаг боли, перестать страдать, ощутить облегчение от того, что ничего не болит. Вылечить можно простуду, ветрянку, желтуху. Но не смерть родного человека. Это останется с вами навсегда. На всю жизнь. Боль будет то тише, то громче. Но совсем не исчезнет. В этом смысл смерти. Она оставляет рану, которую не затянут ни время, ни люди.

Моя рана кровоточит уже год. И никто не смог хоть на минуту притупить боль. Ни мама, ни друзья, ни каждодневная рутина, которой я щедро себя нагружала. Скажете, что прошло слишком мало времени. Но разве целый год — это мало? Разве за триста шестьдесят пять дней я не должна была хоть немного прийти в себя и перестать рыдать по ночам или ходить на кладбище каждый день? Спросите меня через пять лет, что я чувствую после смерти отца, и я вам отвечу — боль. Потому что она никуда не денется, я более, чем уверена в этом.

Но сегодня я пришла сюда не страдать. Пришла поделиться радостью от того, что одна моя мечта сбылась — я окончила институт, защитила диплом. И знаю, если бы папа был жив, эту радость он разделил бы со мной.

— Ты можешь мной гордиться, пап, я даже ни разу не запнулась, когда толкала речь. Зато Машка едва в обморок не хлопнулась, представляешь? И это наша-то отличница, — беседовала я с пустотой, пока собирала завядшие цветы в вазе, а на их место ставила новые. — Ты извини, я завтра, наверно, не смогу зайти. Сегодня идём отмечать сдачу диплома. Я всё не оставляю надежду свести вместе Трофимова с Герасимовой. Хорошая будет пара, как думаешь? Я вот считаю, что они прямо созданы друг для друга. Хотя Машка до сих пор арканится.

Следующий час я болтала обо всём и ни о чём, рыдая в промежутках. Со стороны наверняка это выглядело странно. Одинокая девушка сидит возле могилы, то смеётся, то плачет и при этом говорит сама с собой. Но как по мне, кладбища для того и созданы, чтобы поговорить, поплакать и посмеяться с тем, кого нет в живых. И никто за это не осудит.

Боль не ушла, но стало чуточку легче. И я засобиралась домой. О моих ежедневных походах сюда знала только Ксю. Даже мама была не в курсе, иначе побежала бы записывать меня к психологу. Сама она сюда не ходила. Не могла. С похорон ни разу. Поэтому за могилой ухаживала я. Думаю, она догадывается, что я посещаю кладбище явно чаще, чем раз в месяц, но молчит. Боль ещё слишком сильна, чтобы мы начали это обсуждать.

Машку я не хотела грузить своими проблемами, а Ксю... Она просто знала обо мне всё, и утаивать от неё мои странности было бы преступлением. К тому же, после смерти отца, она сразу взяла билеты и примчалась в город, чтобы побыть со мной и моей мамой. Мы были в полном раздрае, ничего не соображали, и Ксю взяла на себя все хлопоты по подготовке похорон. Словами не передать, как я ей благодарна. Поэтому она единственная в курсе, что практически каждый день, вне зависимости от моей загруженности или погодных условий, я сажусь на автобус и еду на городское кладбище, где минимум час даю волю слезам и горю, которое даже спустя год плещется во мне через край. Подруга пыталась со мной поговорить, советовала не ходить туда, чтобы не изматывать себя, но я не послушалась, и она оставила эти попытки, предоставив мне право выбора.

— Тогда, до послезавтра, пап, — я приложила ладонь к своим губам, поцеловала, а потом провела рукой по фотографии отца на памятнике. Но плакать себе больше не разрешила. Хватит на сегодня.

Домой я зашла в весьма приподнятом настроении. Всё же, несмотря ни на что, день сегодня был отличный. Мама была на кухне, что-то готовила. По всей квартире разносился потрясающий запах жаренного мяса.

— Очередной кулинарный шедевр? — подкралась я сзади и обняла маму за плечи. Она вздрогнула от неожиданности, за что я едва не получила деревянной лопаткой в лоб.

— Милаша, с ума сведёшь же! — возмутилась она.

— Извини. Но ты сама виновата, я довольно громко ввалилась в квартиру, так что это ты где-то в облаках витаешь и не слышишь, — я чмокнула маму в щёку и плюхнулась за стол. Она повернулась ко мне, выжидающе испепеляя взглядом. Ждала новостей о защите диплома. Я ведь ей до сих пор так и не сообщила, как всё прошло.

— И? Долго мне ждать? — Она всегда так смешно злилась, что я не могла отказать себе в удовольствии ещё немного заставить её понервничать.

— Ну, Машка, как всегда, на «отлично». Больше нервов было, честное слово. Вика Третьякова едва не завалилась. Но в комиссии не стали зверствовать и поставили тройбан, — перечисляла я, накручивая на палец прядь волос.

— Милана, немедленно прекрати издеваться надо мной! — не выдержала мама, и я рассмеялась.

— Да расслабься, защитилась на «отлично». Твоя дочь дипломированный специалист, поздравляю. — Мама выронила лопатку, которой мешала мясо и кинулась меня обнимать. Я с наслаждением прижималась к её плечу. Самое спокойное место в мире — у мамы под боком, в её объятиях. Только она у меня и осталась.

— Серёжа гордился бы тобой, — тихо сказала мама, уткнувшись мне в макушку. Я почувствовала, как мне на щёку капнула слеза. Она плакала. Снова. Я не позволяла себе при ней плакать или горевать об отце. Это бы совсем скосило её. Ради нас обеих буду сильной, буду улыбаться и говорить, что у меня всё хорошо. Так будет лучше.

— Знаю, мам, — ответила я, не разрешая себе раскисать. Свою порцию слёз я выплакала на кладбище. — А что ты там готовишь? Аромат изумительный, и я умираю с голоду. С утра только раф выпила и всё. Корми меня, мать.

Она гулко рассмеялась и вернулась к плите, наспех вытирая слёзы с лица. Я молча подала ей бумажную салфетку. Мама благодарно кивнула.

Через полчаса мы уже сидели за накрытым столом и отмечали мою успешную сдачу диплома. Я трещала без умолку, стараясь отвлечь маму от грустных мыслей, которые, я уверена, так и крутились в её голове. Она время от времени смеялась над моими шутками, но глаза были грустные. Они всегда теперь были такими, даже если она улыбалась. Смерть папы превратила маму из жизнерадостной молодой женщины в замкнутую вдову, что с каждым днём увядала всё сильнее. И все мои попытки вернуть её к прежней жизни пока что не увенчались успехом. Но я не сдавалась.

Ближе к вечеру начала собираться на нашу мини-вечеринку. Машка уже оборвала мне весь телефон, советуясь, что же ей надеть. Что в общем-то непохоже на подругу. Неужели, она в кои-то веки восприняла мои слова про развратный наряд серьёзно? Обычно она ограничивалась широкими джинсами и чёрным топом, если мы куда-то шли. Максимум, надевала поверх овер-сайз пиджак с серебристыми заклепками. Но сегодня, кажется, превзойдёт саму себя. Только бы Трофимов заднюю не дал.

В десять вечера мы, как и договаривались, встретились с Машкой рядом с бульваром у корпуса нашего универа. Ахнула даже я, а уж Трофимов наверняка дар речи потеряет при виде Герасимовой. Подруга надела лёгкое чёрное платье на бретелях, белые кроссы и накинула сверху джинсовку. Несмотря на июль, по вечерам было довольно прохладно.

— Воу, что за красотка! — присвистнула я, разглядывая Машку с головы до ног. Волосы она забрала в высокий хвост, и даже глаза подкрасила. Это на неё так успешная защита диплома повлияла? Или я о чём-то не знаю?

— Перестань, просто решила выгулять платье. А то оно висит в шкафу уже второй год, жалко же, — оправдывалась Герасимова. Но меня не проведёшь, я заметила, как у подруги заблестели глаза.

— Мне-то не ври. Ты не надевала платье даже на награждение лучших студентов области в прошлом году. А на скромной вечеринке в баре, значит, решила выгулять его? Не поверю, — я приблизилась к подруге вплотную, не давая шанса отступить. — Выкладывай.

— Ну, Милааа, — удручённо протянула Герасимова, и блеск из её глаз тут же исчез. — Я кое-кого надеюсь встретить там сегодня. Слышала, что их группа тоже отмечает сдачу диплома.

Паршиво. Очень. Машка явно говорила не о Диме. И я догадывалась, о ком может идти речь. Дерьмо!

— Только не говори, что надеешься увидеть Конева.

На нашем факультете почти все девчонки делились на два лагеря — те, кто сох по Лёше Коневу, и кто был без ума от Ильи Вишневского. Во второй команде было, больше, конечно. Два мажора местного разлива — высокие, мускулистые футболисты с огромными перспективами. Стоило этим двоим лишь пальцем поманить, как дурочки со всех потоков падали им едва ли не под ноги. И только мы с Машкой были равнодушны к красавчикам. Но, теперь я осталась в гордом одиночестве. Хотя, давно заметила, что Герасимова кидает странные взгляды на «туристов», когда у тех лекция в соседней с нами аудитории. И всё после последней вечеринки, которую наш комитет организовывал по случаю матча между двумя универами. Наши, конечно, выиграли. Решающий пенальти забил Вишневский. Конев тоже отличился. Так что гуляли на полную катушку. Мы с Машкой работали на износ, но зато потом отлично оттянулись. И Лёша, будь он не ладен, заметил мою подругу. Он был вусмерть пьян, но Герасимову это нисколько не смутило, и она мило щебетала рядом с ним, светясь от счастья. Разумеется, Конев после вечеринки всё благополучно забыл, а Машка — нет. Втюрилась, как дурочка и начала то и дело высматривать объект своего обожания в коридорах корпуса. На все мои расспросы подруга упорно молчала, но однажды я её допекла, и она призналась, что кажется, ей нравится один парень. О том, что это Конев догадаться уже было не трудно.

И вот теперь, когда мой план по воссоединению пары Трофимов-Герасимова был почти приведён в исполнение, влезает один из смазливых футболистов.

— С чего ты взяла, что это Лёша? — Что и требовалось доказать. Машка никогда никого по имени не называет, кроме меня. Даже Трофимов ни разу не удостоился такой чести из её уст. Дело плохо.

— У тебя на лице всё написано, — раздражённо ответила я, пытаясь в голове быстренько придумать новый план. И вся надежда теперь была только на Трофимова и его природное обаяние.

— Думаешь, он и правда будет там? — подруга посмотрела на меня своими огромными карими глазами.

— Хоть будет, хоть нет, это только наша ночь. Нечего оглядываться на кого-то. Погнали веселиться! — я не дала Герасимовой возразить и потащила за собой в сторону бара.

У входа нас встретил секьюрити, спросил паспорта, оглядел с головы до ног (скорее, раздел глазами, я бы сказала) и пропустил внутрь. Вечеринка пока не началась. Я слышала, сегодня в баре будет играть какой-то приглашённый диджей.

Молодёжь постепенно подтягивалась. Мы с Машкой заняли места у барной стойки и заказали по безалкогольному коктейлю. Лучше быть предельно трезвой, чтобы следить за подругой. Как бы она сама не полезла к Коневу. Раз уж на платье решилась, то и до другого недалеко.

Трофимова пока не было видно, поэтому мы просто наслаждались ритмичной музыкой на фоне, разглядывая контингент танцующих. В основном, здесь была молодёжь от восемнадцати до тридцати. Это был один из тех приличных баров в городе, куда не пускали всяких гопников и алкашей. Публика цивильная, и можно было отлично провести время, без опасения, что бармен подмешает тебе что-нибудь в коктейль и потом какой-нибудь мажор утащит тебя в вип-комнату в бессознательном состоянии. Здесь с этим строго.

Герасимова всё время глазела по сторонам. Я же молилась, чтобы слух о том, что «туристы» тоже устраивают здесь вечеринку, оказался беспочвенным. Они защитились на прошлой неделе, и наверняка, уже отгуляли. Да ведь?

Нет.

Как только на сцену поднялся диджей, толпа потянулась к танцполу, и я сразу разглядела светлую макушку Вишневского. Чёртова каланча. С его ростом ему надо было в баскетбол идти. Но вот Конева не видно. Значит, удача всё-таки на моей стороне.

Гарасимова нервно ёрзала на стуле, вглядываясь в толпу. По мере того, как взгляд тускнел, я поняла, что объект её обожания не явился. Как раз в этот момент у входа я заметила Трофимова и энергично замахала ему рукой.

— Кто там? — равнодушно спросила Машка, вяло болтая трубочкой в стакане.

— Дима пришёл, — прокричала я ей на ухо, так как музыку сделали заметно громче. Басы загремели по всему бару, отбивая ритмичный бит. Молодёжь задвигалась в такт музыке. Тело хотело отправиться в пляс и стереть стресс предыдущих недель. Но пока надо подождать. Сделала глоток своего безалкогольного мохито. Трофимов быстренько пробрался сквозь толпу и подсел на свободный стул рядом с нами, прожигая взглядом нашу общую подругу. Да, Герасимова сегодня была неотразима. И Дима явно оценил. Но Машка даже головы не повернула в его сторону. Пора брать всё в свои руки.

— Закажи пару коктейлей и тащи её на танцпол. Конев не явился, слава Богу, — давала я указание другу.

— Это плохая идея, Снежина. Посмотри на неё! Сидит страдает по этому тупому футболисту. Я давно уже в пролете, — поник Трофимов. Ну уж нет, я так просто не сдамся.

— Делай, что я сказала, — зыркнула я на друга. — Если Конев появится, уведу его из поля зрения Герасимовой.

Спасти подругу от безответной любви к самовлюбленному нарциссу я была просто обязана. Машка будет в ярости, но ничего. Если Трофимов всё сделает правильно, то она потом мне ещё спасибо скажет.

Я залпом допила свой напиток, поправила прическу и кивнула Диме, чтобы он не терялся. А сама направилась в самый центр танцпола. Оттуда лучше всего видно вход.

Музыка сразу подхватила меня. Я была не из тех сопливых девочек, что слушают бесконечно романтичные и заунывные песни. Мне нравилась исключительно клубная музыка. Она не несла в себе никакой смысловой нагрузки, не заставляла погрузиться в прошлое и вспомнить определённые моменты. Текст был необязателен. Звуковая дорожка лилась, наполненная драйвом и ритмом. Это всё, что мне было нужно, чтобы расслабиться и разгрузить голову. Вытанцевать всю свою печаль и боль. Отпустить тело, дать ему свободно существовать.

Я начала медленно двигаться под музыку, продолжая одновременно сканировать глазами зал и входную зону. Но к счастью, Конева и правда нигде не было. Зато Вишневский начал крутиться возле меня. Этот повеса не пропускал ни одной юбки. Моя не была исключением — короткая и блестящая в паре с чёрным боди с открытой спиной и плечами притянула похотливый взгляд футболиста. Невысокие каблуки прибавили мне пару сантиметров в росте, но не сделали дылдой, как многих сокурсниц, которые сейчас танцевали в пьяном угаре. Я вообще обожала свой рост.

Краем глаза наблюдала за барной стойкой. Дима увлечённо что-то рассказывал Машке. Та вроде улыбалась, но время от времени искала кого-то в толпе. Ну же, Трофимов, не тупи!

Не успела я даже глаза закатить, как на мою талию легла широкая мужская ладонь. Вишневский развернул меня к себе лицом, улыбаясь уголком губ. Он явно был навеселе. А ещё говорят, что спортсмены не пьют, ага. Я вернула ему улыбку и продолжила двигаться в такт музыке. Может, поразвлечься немного? Последние мои серьезные отношения закончились пять лет назад, а после были нелепые интрижки с не менее нелепыми однокурсниками. Трофимов не в счёт. А тут, привлекательный, уверенный в себе. Пускай и засранец, который разбил не одно девичье сердце. Но красив же, чёрт!

— Ты ведь Мила, да? — наклонился он к моему уху, пытаясь перекричать музыку. — Я видел тебя на нашей вечеринке. Ты ведь организовывала её?

Надо же, он умеет запоминать имена девчонок? Я думала такие как он помнят лишь цвет волос и размер бюста. Но мне было лестно, не скрою.

— Да, было дело, — ответила я, игриво поведя плечиком.

— С тобой ещё подруга была. Забыл, как её? — то есть, имя Герасимовой, с которой он, кстати, успел перекинуться парой слов, он не запомнил, а моё, значит, да, хотя мы даже взглядами тогда не обменялись? Интересно.

— Маша, — назвала я имя подруги. Его руки начали перемещаться с моей талии куда-то явно ниже. Но я быстро вернула их обратно.

— Понятно. Не хочешь выйти подышать воздухом? Тут слишком жарко, — Вишневский медленно, почти соблазнительно, расстегнул пуговицу на своей рубашке, так, что был виден пушок на его груди. Неплохая попытка соблазнения, красавчик. Но, не так быстро. Я слишком трезвая.

— Лучше останемся и потанцуем.

Бегло посмотрела в сторону бара. Кажется, Трофимов неплохо справлялся. Машка перестала глазеть по сторонам, и с восторгом заглядывала ему в глаза. Но, всё равно лучше присмотреть за этими двумя.

Мы продолжили танцевать. Спустя пару минут руки Вишневского снова оказались не там, где положено. Я не выдержала и со всей силы шлепнула по ним. Кажется, перестаралась. Илья вытаращил на меня пылающие гневом глаза. Мальчик не любил, когда доминирует не он, а над ним? И я бы стерпела его взгляд и даже грубое слово. Была к этому готова, слышала от одногруппниц, что Вишневский довольно вспыльчивый и нахальный тип. Но то, что последовало дальше выбило меня из колеи.

Илья схватил меня за локоть, сжимая руку до синяков и силой потащил к выходу. Я даже опомниться не успела. Музыка грохотала на всю, толпа веселилась и танцевала. Поэтому никто даже внимания не обратил, когда Вишневский молниеносно протиснулся к выходу и выволок меня на улицу. Я даже не успела вскрикнуть или взглядом найти друзей, чтобы позвать на помощь.

На входе всё тот же охранник окинул нас взглядом, но продолжал сохранять равнодушный вид. Он что, не видел, как меня силой вытащили из бара?

— С ума сошёл?! Отпусти немедленно! — закричала я. — Эй, помогите мне!

Я умоляюще уставилась на секьюрити, но тот лишь развёл руками. Что за нахрен творится?

— Со мной не прокатят такие фокусы, стерва, — Вишневский буквально источал ярость. Всего за одно мгновение он превратился из обходительного соблазнителя в разгневанного зверя.

— Охренел? Отпусти меня! Сейчас же! — протестовала я, пытаясь вырваться из его хватки, но Илья был невероятно силён. Ничего лучше не придумав, я вцепилась зубами в его руку. И кажется, разбудила настоящего монстра. Вишневский взвыл от боли и с силой отпихнул меня от себя. Я полетела на голый асфальт, в кровь разбивая коленки и сдирая кожу с ладошек, а левую щиколотку пронзила нестерпимая боль. Из-за этого козла, я, кажется, подвернула ногу.

— Тебя не учили, как правильно с девушками обращаться? — словно из глубин сознания, из самого дальнего уголка души, в который я не залезала уже очень давно, прозвучал голос. До боли знакомый, родной и до чёртиков ненавистный.

— Не твоего ума дела. Проваливай, — придерживая, руку вякнул Вишневский и вновь обратил своё внимание на меня. Но я уже не смотрела на него. Не слышала его приближающихся шагов, не чувствовала пульсирующую боль в ноге, не видела очертаний тёмной улицы. Передо мной был лишь образ из прошлого, который возник из ниоткуда. Правда он разительно отличался от того, который я всё ещё хранила в памяти.

Ростислав Бертов стоял передо мной, буравя своими голубыми глазами моего обидчика. Его только тут не хватало.