"Сказки"

Несколько лет тому назад был я на Капри, одном из прелестнейших островов Неаполитанского залива. В один из прекрасных осенних дней, тихих, солнечных, захотелось мне прокатиться на лодке в Пестум, а по дороге - заехать в Амальфи и Салерно.
Исполнить это было весьма нетрудно. На берегу находились рыбаки, собиравшиеся возвратиться с ловли; взять постороннего было им на руку. Усевшись в лодку, я увидал
четверых рыбаков с приятною наружностью, жилистыми руками и смуглыми от солнца
лицами; в числе же моих спутников была и маленькая девочка лет восьми или девяти, с
прекрасно развитою талией, загорелым личиком и парой чёрных живых глаз, которые то
повелевали матросами с величием итальянки, то просили с ребячьей грацией. Это была дочь хозяина лодки. Я убедился в этом по
гордой улыбке, с какой хозяин указал мне на девочку, когда я сел в лодку.
Мы вышли в море, каждый взялся за весло, один я ничего не делал и посадил девочку к себе на колени, желая поговорить с ней и услыхать из её маленьких губок простонародное неаполитанское
наречие, которое так приятно звучит в ушах.
- Поговорите с ней, ечеленца, - сказал мне торжествующим голосом рыбак, - вы подумаете, что говорите с маркизою; она у нас хоть маленькая, а учена, что твой
канонник. Если хотите, она расскажет вам про короля Длиннаго Старцу, что выдал
дочку свою замуж за змия, или про Вардиелло, что разбогател благодаря своей глупости. А то, может быть, хотите узнать про Волшебную Лань, или про Лешего, который дал Антону Марелиано палку, исполнявшую за него все обязанности, или про
Замок Жизни?..
- Ну ладно, про Замок Жизни! - перебил я, желая остановить рыбака, который готов был насчитать столько же сказок, сколько шариков на чётках.
- Нунциата, дитя моё, - сказал торжественно хозяин, - расскажи же ечеленце сказку про Замок Жизни, да расскажи так, как тебе не раз рассказывала мать.
А вы, - обратился он к гребцам, - тише пускайте на воду весла, чтобы всем было слышно.
Лодка без шума скользила по неподвижной воде, и мягкий свет солнца обагрял горы и освещал воду; между тем мы молча и со вниманием более часу слушали ребёнка, рассказывавшего нам волшебные сказки посреди очаровательной природы.

***

Жила когда-то, - важно начала свой рассказ Нунциата, - в Салерно добрая старушка рыбачка и не было у неё никаких сокровищ и даже никакой подпоры кроме двенадцатилетнего внука-сироты, у которого отец утонул во время бури, а мать померла с горя. Ласковый (таково было имя того ребёнка) только и любил на свете,
что бабушку. Каждое утро до рассвета ходил он с ней на берег собирать раковины или помогать ей вытаскивать сеть; сам он пока
не мог ещё ни ловить рыбу, ни бороться с волнами, погубившими его родных. Ласковый был строен, красив и мил, и когда он с корзинкой рыбы на голове входил в город, то каждый старался купить у него, так что он продавал всю рыбу, не успевши ещё дойти до рынка.
По несчастию, бабушка была очень стара; у неё был всего один зуб во рту, голова тряслась, а глаза были такие красные и больные, что она ими почти совсем ничего не видела. С каждым утром ей становилось неё труднее вставать, и бабушка чувствовала, что ей недолго оставалось жить. И потому каждый вечер, прежде чем Ласковый закутывался в одеяло и ложился на полу спать, бабушка давала ему добрые советы на случай, когда он останется один на свете: - говорила ему, с какими рыбаками надо знаться, каких избегать, объясняла ему, как
трудолюбием, благоразумием и смелостью он может проложить себе в жизни дорогу и добиться того, чтобы иметь свою лодку и
сети. Бедный мальчик не внимал этим мудрым советам, и только бабушка начинала серьёзно говорить, он кричал: - Бабушка, бабушка, не оставляй меня! У меня есть руки, я силён и скоро буду в состоянии работать за двоих. Но если, вернувшись с моря, я не найду тебя, бабушка, к чему мне жить?"
И Ласковый плакал, целуя бабушку.
- Милый мой внучек, - сказала однажды бабушка, - я не оставлю тебя таким сиротой, как ты воображаешь. У тебя, после моей
смерти, будут две покровительницы, и не один принц тебе не позавидует; Много лет тому назад я оказала услугу двум важным дамам; они не забудут тебя, когда придёт час позвать их; час этот наступит скоро.
- Какие же это две дамы? - спросил
Ласковый, привыкший видеть в своей хижине только рыбачек.
- Это - две феи, отвечала бабушка, -
очень важные феи; одна - водяная, другая - лесная. Слушай же, моё дитя. Я вверю тебе тайну, которую ты так же храни, как я, твоя бабушка, оставляющая тебе счастье и богатство.
Десять лет тому назад, в тот
самый год, когда умерли твои отец и мать, однажды с рассветом я пошла на берег собрать раков, уснувших в песке, как вдруг
увидала зимородка, тихо подплывавшего к берегу. Я пригнулась к земле и спряталась
за скалу, так как зимородок - птица божья и её нужно беречь. Я не шевелилась, чтобы не спугнуть её. В это же самое время из расщелины скалы показалась зелёная змея и поползла, расправляя свои большие кольца,
по песку к птице. Встретились они как старые знакомые, и змея обвилась вокруг шеи зимородка, точно она его нежно целовала. Так, обнявшись, оставались они несколько минут, потом быстро расстались, змея вползла в расщелину, а птица спустилась на воду, и волны унесли её.
- Очень я удивилась тому, что видела, и когда на другой день пришла в тот же час на берег, зимородок был на песке, а змея выползла из своего убежища. Это были две феи, - в этом нельзя было сомневаться, и, быть может, две очарованные феи, которым я могла бы служить чем-нибудь.
Но как? Показаться им - значило сделать им неприятное и самой подвергнуться опасности.
Я рассудила лучше ждать более
удобного случая, который непременно должен был представиться. С месяц ходила я в эту засаду и видела одно и то же зрелище, как вдруг однажды заметила, что на место свидания прежде всех явился чёрный кот и
спрятался за скалою почти около меня.
Черный кот, думала я, непременно волшебник, - так мне всегда рассказывали в детстве, и я дала себе слово наблюдать за ним. И действительно, только что зимородок и змея поцеловались, как кот вышел из засады, распустил свой хвост и бросился
на несчастных. Теперь пришла пора и мне броситься на разбойника, державшего свои
жертвы в убийственных когтях. Я схватила его, несмотря на то, что он сопротивлялся и исцарапал мне до крови руку, и, зная, с кем имею дело, без всякой жалости отрубила ножом чудовищу голову, лапы и
хвост и ждала, чем всё это кончится.
Я ждала недолго. Только что бросила мёртвого кота в море, как предо мной явились две прекрасные женщины: одна - в венке из белых перьев, а другая - с шарфом из змеиной шкуры. Это были, как я уже говорила, феи: водяная и лесная. Очарованные злым духом, узнавшим их тайну, они должны были остаться змеёй и зимородком до той поры, пока чья-нибудь рука не избавит их от их врага. Они мне были обязаны свободою и могуществом.
- Проси у нас чего хочешь, - сказали феи, - твои желания будут тотчас исполнены.
Я подумала, я уже стара и столько
натерпелась в жизни, что не стоит начинать её сызнова. Между тем придёт время - подрастёт внучек, ему захочется насладиться жизнью, захочется быть богачом, дворянином, генералом, маркизом, а, может быть, и принцем, и всё это я могу дать ему; одна подобная счастливая минута вознаградит меня за восемьдесят лет нищеты и страданий.
Я поблагодарила фей и попросила их отложить свои добрые намерения до тех пор, пока мне что-нибудь не понадобится.
Тогда фея вод вынула из венка пёрышко, а фея лесов сняла со змеиной шкурки чешуйки.
- Добрая женщина, - сказали они, -
когда мы тебе будем нужны, положи это пёрышко и эту чешуйку в сосуд с чистой водой, пожелай, чего хочешь, и позови нас.
Где бы мы ни были, мы явимся к тебе и рассчитаемся с тобою за сегодняшнюю твою услугу.
Я наклонила голову в знак благодарности, но когда снова её подняла, всё исчезло; даже руки мои не были в крови, и я готова была принять всё виденное мною за сон, если бы в руках у меня не было чешуйки и пёрышка.
- А где, бабушка, эти сокровища? - спросил Ласковый.
- Я сберегла их, моё дитя, и хотела
отдать их тебе тогда, когда ты вырастешь, станешь человеком и сумеешь ими воспользоваться.
Теперь, когда смерть разлучает нас, пришла пора передать тебе эти талисманы. В квашне ты найдёшь деревянный ящичек, завёрнутый в тряпки, а в нём картонную коробочку, завёрнутую в паклю; и в этой коробочке лежат пёрышко и чешуйка, бережно завёрнутые в вату. Берегись, не сломай их, бери осторожно, я скажу тебе, что делать потом.
Ласковый принёс коробочку и подал её бедной старушке, которая уже не в состоянии была сама встать с постели. Бабушка достала
оба талисмана.
- Теперь, - сказала она внуку, вручая ему талисманы, - поставь посреди комнаты тарелку с водою, положи туда пёрышко и чешуйку и пожелай сам, чего хочешь; проси
богатства, ума, почестей, могущества и всего, что знаешь. Но так как я умираю, то прежде чем ты выскажешь свои желания,
которые разлучат нас навсегда, поцелуй меня в последний раз, моё дитя, и прими моё благословение; пусть и оно будет для тебя одним из талисманов.
Но, к удивлению старушки, Ласковый ни за поцелуем, ни за благословением не подходил к бабушке; а быстро поставил среди
комнаты полную тарелку воды, бросил в неё пёрышко и чешуйку и крикнул от полного сердца: "Я хочу, чтобы бабушка жила вечно!
Фея вод и фея лесов, явитесь!"
И вот вода начала кипеть, тарелка превратилась в огромный бассейн, и из него вышли две красивые молодые женщины, в которых мальчик сейчас же по волшебным
палочкам в их руках узнал фей. На одной из фей был венок из листьев дикого терновника, переплетённых с красными ягодами, а в ушах алмазные серьги, похожие на жёлуди в чашечках; одета она была в зелёное платье, а сверху была перевязь из полосатой кожи, которая завязывалась на
правом плече. Что же касается до феи вод, то на ней был головной убор из тростника, белое платье, опушённое перьями гагары, и
голубой шарф, который временами поднимался над её головой, надуваясь словно парус. Обе прелестные дамы взглянули на
Ласкового, который спрятал своё лицо на груди у бабушки, дрожа от страха и удивления.
- Мы здесь, моё дитя, - сказала фея
вод, - начавшая разговор, как старшая фея. Мы слышали, что ты сказал; твоё желание делает тебе честь, но мы можем лишь помочь задуманному тобой желанию, а осуществить его ты можешь только сам. Мы в состоянии на некоторое время продлить жизнь твоей бабушки, но для того, чтобы она могла вечно жить, ты должен идти в Замок Жизни, который лежит дня на четыре пути по
направлению к Сицилии. Там есть источник живой воды. Если ты берёшься пройти эти четыре дня, не совращаясь с дороги, если ты, придя в замок в состоянии будешь отвечать на три вопроса, которые предложит тебе голос невидимого для тебя существа, то ты найдёшь там то, чего желаешь; но, дитя моё, прежде нежели решиться на этот подвиг, обдумай его: на предстоящем пути много опасностей. Если из четырёх дней ты и один не достигнешь назначенной цели, ты
не только не получишь того, чего так сильно желаешь, но даже не выйдешь из той страны, из которой никто не возвращался.
- Я иду, добрая фея, - сказал Ласковый.
- Но ты очень молод, дитя моё, и даже не знаешь дороги, - сказала фея лесов.
- Всё равно, - ответил Ласковый, - вы не остановите меня, а для спасения бабушки я пойду хоть на край света.
- Подожди же, - сказала фея лесов, и, оторвав кусок свинца от разбитой оконной рамы, сжала его в своей руке.
И свинец начал плавиться и кипеть, но жар, казалось, вовсе не беспокоил фею; потом она бросила металл на очаг, и свинец застыл
и тысяче различных форм.
- Что ты видишь во всём этом? - спросила фея - Мне кажется, - ответил Ласковый, внимательно посмотрев на свинец, - что я
вижу, большую испанскую собаку с длинным хвостом и большими ушами.
- Позови её к себе, - сказала фея.
И вдруг послышался лай, и вместо свинца Ласковый увидал перед собою собаку огненного цвета с чёрными пятнами, которая бросилась к нему и стала резвиться и скакать вокруг него.
- Это - твой товарищ, - сказала фея, - назови его Верным; он будет показывать тебе дорогу; но предупреждаю тебя, что ты должен управлять им, а не он тобой. Если
ты сумеешь заставить его слушаться тебя, он будет служить тебе; если же ты будешь его слушаться, он погубит тебя.
- Неужели же я ничего тебе не дам,
мой бедный Ласковый, - сказала фея вод.
И, посмотрев вокруг себя, фея увидала на полу кусочек бумаги и бросила его в камин. Бумага загорелась, и когда пламя потухло, показались тысячи искорок, которые летали одна за другой. Внимательно следила фея за искорками и, когда последняя угасла, дунула на пепел, и из него послышался слабый птичий крик, потом вылетела испуганная
ласточка и заметалась по углам,
пока не уселась наконец на плечо к Ласковому.
- Это - твоя подруга, - сказала фея
вод, - ты назовёшь её Задумчивою; она также будет показывать тебе дорогу; но и я предупреждаю тебя, что ты должен управлять ею, а не она тобой. Если ты заставишь её повиноваться тебе, она будет служить тебе; если же ты будешь ей подчиняться, она погубит тебя.
- Пошевели этот чёрный пепел: может, и там найдёшь что - нибудь, - сказала добрая фея вод.
Ласковый повиновался и вынул из пепла флакон из горного кристалла, блестевшего, как алмаз. "В него, - сказала фея, - надо
налить живой воды, потому что эта вода может разорвать всякий сосуд, сделанный человеческими руками".
Около флакона Ласковый
нашёл кинжал с треугольным
клинком. Кинжал был похож на стилет его отца рыбака, до которого ребёнку запрещено было дотрагиваться; с этим оружием
можно было идти на самого ужасного врага.
- Сестра моя, я не хочу быть менее из нас великодушною, - сказала другая фея и, вынув соломинку из единственного стула в доме, дунула на неё. Соломинка
обратилась в чудесное ружьё, украшенное золотом и перламутром. Другая соломинка превратилась в охотничью сумку, которую Ласковый тотчас же надел на себя; она к нему очень шла; можно было подумать, что какой-нибудь принц собрался на охоту.
Ласковый был так хорош, что бабушка, увидав его в таком наряде, заплакала от радости и изумления.
Когда феи исчезли, Ласковый поцеловал добрую старушку, сказал ей, чтобы она дожидалась его, и встал на колени, чтобы получить от неё благословение. Бабушка давала ему разные добрые советы, просила его быть справедливым, добрым и в особенности не совращаться с прямого пути.
"Не ради меня, - прибавила бабушка, - не для меня старухи, которая принимает смерть с радостью и только сожалеет, что
тебе пришло в голову такое желание, а ради тебя, дитя моё, чтоб ты вернулся; я не хочу умирать до тех пор, пока ты не придёшь закрыть мне глаза."
Было уже поздно. Ласковый лёг на пол и от волнения думал провести бессонную ночь; но сон скоро посетил его, и он проспал всю ночь, между тем как бабушка смотрела в лицо своего внучка, освещённое мерцающим огоньком лампы, и не могла на
него налюбоваться.

***

Только показалась заря, защебетала ласточка, и Верный стал тянуть с него одеяло.
- Отправимся, хозяин, отправимся, - говорили оба товарища на своём языке, который Ласковому, по милости фей, был понятен, - уже весело играет море у берегов, поёт птичка, жужжит муха, распускается цветок на солнце, - отправимся, пора!
Ласковый последний раз поцеловал своего, старого друга и пошёл по дороге, ведущей
к Пестуму. То справа, то слева летала Задумчивая, гоняясь за мошками; Верный весело ласкался к молодому хозяину, или же бежал впереди его.
Они уже отошли около двух миль от города, как Ласковый заметил, что Верный разговаривает с муравьями, которые шли
правильной колонной и тащили провизию.
- Куда вы идёте? - спросил их Ласковый; а они на это отвечали:
- В Замок Жизни.
Немного далее Задумчивая встретила стрекоз, которые вместе с пчелами и бабочками также шли в Замок Жизни напиться из источника бессмертия. Потому решено было всем, как попутчикам идти вместе. Задумчивая представила Ласковому молодую бабочку, которая болтала не без приятности.
Дружба в молодости завязывается скоро, и через час оба товарища уже были неразлучны.
Бабочкам не по нраву прямая дорога, и Ласковый, идя за своим товарищем, постоянно путался в траве. Ласковый, который всю свою жизнь не пользовался такою
свободою и никогда не видал столько цветов и света, бежал следом за бабочкой и позабыл
о цели своего путешествия.
Через некоторое время, бабочка почувствовала усталость и
сказала своему другу:
- Не пойдем далее; смотри, как хороша здесь природа, как благоухают цветы, покрывающие
эти поля! Что здесь за жизнь!
- Идём, - говорил Верный, - ещё много идти нам, а мы только в начале пути.
- Идём, - говорила Задумчивая, - небо чисто, горизонт бесконечен; идём вперёд!
Ласковый одумался и стал уговаривать бабочку, летавшую направо и налево, продолжать
путь, но напрасно.
- Зачем я пойду с вами? - говорила
она. - Вчера я была гусеницей, к вечеру обращусь в ничто, а теперь хочу наслаждаться жизнью!
И бабочка спустилась на совершенно распустившуюся
розу Пестума, но аромат розы
был так силён, что бабочка задохнулась.
Напрасно Ласковый старался возвратить её к жизни. Потужив о бабочке, он приколол её булавкой вместо кокарды к шляпе и
пошёл далее.
К полудню пришла очередь отдыхать стрекозам.
- Давайте петь, - говорили они, - мы изнурим себя, если пойдём по такой жаре.
Как хорошо отдохнуть! Ступай к нам, Ласковый, станем вместе веселиться и петь.
- Отдохнём и мы, - заметила Задумчивая, - они так хорошо поют!
Но Верный не согласен был на такое предложение и так
лаял, что Ласковый оставил стрекоз и побежал за несносным.
Вечером Ласковый встретил пчелу, нагруженную добычей.
- Куда ты? - спросил он пчелу.
- Я домой, - отвечала пчела, - я не
хочу расстаться со своим ульем.
- Как! - сказал Ласковый, - и ты,
трудолюбивая пчёлка, отказываешься от бессмертия,
как и стрекозы?
- Твой Замок Жизни далеко, - ответила пчёлка, - я не так честолюбива, как ты. С меня довольно и ежедневных трудов, и я не вижу пользы от твоих путешествий; жизнь для меня труд.
Ласковый опечалился было, потеряв с первого же дня стольких дорожных товарищей; но вспомнив, как легко он провёл первый день дороги, стал опять весел, ласкал Верного, ловил мух для Задумчивой и кормил её из своих рук, и наконец полный надежд заснул, и видел во сне бабушку и двух фей.

***

На другой день с зарёю разбудила  Задумчивая своего молодого хозяина.
- Отправимся, - говорила она. - Уже
море весело играет у берегов, птичка поёт, муха жужжит, цветок распускается на солнце; отправимся, пора!
- Подожди минутку, - отвечал Верный, - нам не далеко идти; к полудню мы увидим храмы Пестума и вечером будем уже в
городе.
- Муравьи уже в дороге, - возразила
на это Задумчивая, - дорога сегодня будет труднее, чем вчера, отправимся.
Ласковый впомнил, что он видел во сне бабушку, которая улыбалась ему, и с большим жаром, чем накануне, пустился в путь. День был славный: справа море катило
свои синеватые волны, которые, журча, взрывали прибрежный песок; слева виднелись горы, окаймлённые светло-розовым цветом; а долину покрывала высокая трава, усеянная цветами; по дороге встречались алоэ и акация, а над ними расстилалось безоблачное небо. Полный радости и надежд, Ласковый вообразил, что уже он близок к цели путешествия.
Верный скакал по полям, поднимая куропаток; Задумчивая терялась в небесах, играя со светом. Вдруг между тростниками
показалась красивая косуля, которая приветливо глядела на Ласкового и словно манила его к себе. Ребёнок побежал за ней;
косуля сделала прыжок и остановилась в недалеком расстоянии. Три раза делала она
тоже самое и точно поддразнивала Ласкового.
- Погонимся за ней, - сказал Верный, - я ей пересеку дорогу, и мы её скоро поймаем.
- А где же Задумчивая? - спросил
мальчик.
- Всё равно, хозяин, - сказал Верный. - Поймать косулю - минутное дело; уж положись на меня, я вырос на охоте; косуля - наша!
Ласковый не заставил повторять двух раз эти слова и побежал за косулей, которая остановилась между двумя деревьями, словно
для того, чтоб позволить поймать себя; но только что до неё дотронулась рука охотника, косуля быстро отпрыгнула.
- Смелее, хозяин! - крикнул Фидель, бросившись к косуле. Но косуля, взмахнув головой, отбросив собаку на воздух, побежала быстрее ветра.
Ласковый бросился за ней, а Верный, высунув от жара язык, словно бешеный, бежал за нею и лаял. Они скакали через нивы, ямы, кустарники, и ничто не удерживало их прыти. Косуля, казалось, изнемогла и была не в состоянии бежать дальше. Ласковый радостно протянул руку,
чтобы схватить косулю, как вдруг оступился и вместе со своим неосторожным товарищем Верным упал в прикрытую листьями западню.
Ещё не успел он оправиться от падения, как косуля, подойдя к краю ямы, закричала ему:
- Вы попались в ловушку. Я - жена
царя волков, и он съест вас обоих.
Сказав эти слова, косуля исчезла.
- Хозяин, - сказал Верный, - фея была права, советуя тебе не слушаться меня. Мы сделали глупость, и я погубил и тебя, и
себя.
- Но по крайней мере мы не сдадимся живыми в руки, - сказал Ласковый.
И он зарядил ружьё двойным зарядом, в ожидании прихода царя волков.
Успокоившись немного, он осмотрел глубокую
яму, в которую они попались; она
была слишком глубока, и из неё было невозможно выбраться. В этой яме приходилось встретить смерть.
Верный по лицу понял мысли своего друга.
- Хозяин, - сказала собака, - если ты
швырнёшь меня изо всей силы вверх, я, быть может, доберусь до края и помогу и тебе выбраться.
Не очень надеялся на это Ласковый.
Три раза швырял он Верного, и три раза Верный падал обратно в яму. Наконец в четвёртый раз собака успела ухватиться за корни и,
помогая себе зубами и лапами, выбралась наконец из ямы. Немедленно она сбросила сучья на край ямы.
- Хозяин, - сказала собака, - воткни
эти сучья в землю и сделай из них лестницу. Да торопись, - прибавил Фидель, - уже я слышу вой короля волков.
Ласковый был проворен и ловок. Гнев удвоил его силы, и не прошло и минуты, как он уже был наверху ямы. Он осмотрел, при нём ли кинжал, переменил пистон у
ружья, твердо стал под дерево и ожидал врага. Вдруг он услыхал страшный вой. Ужасное животное с длинными клыками, как у кабана, неслось к нему громадными скачками. Дрожащей
рукой Ласковый прицелился и выстрелил. Выстрел был удачен. Волк упал, но тотчас же встал и побежал на него.
"Заряжай опять ружьё, торопись, хозяин", - крикнул Верный и сам храбро бросился на чудовище и впился ему всеми зубами в шею. Волк тряхнул головою и сбросил бедную собаку на землю и сожрал бы Верного, если бы он не успел ускользнуть из пасти, оставив, однако, в ней своё ухо. Тут пришло
время Ласковому спасать товарища. Он смело шёл вперёд и пустил заряд, целясь прямо в плечо. Волк упал, но, со страшными усилиями поднявшись на ноги, бросился на охотника и повалил его под себя. Почувствовав себя под животным, Ласковый считал себя погибшим, но не теряя присутствия духа и призвав на помощь добрых фей, он выхватил из-за пояса кинжал и вонзил его
прямо в сердце волку. Волк вдруг растянулся и околел.
Покрытый потом и кровью, Ласковый встал, дрожа от волнения, и сел на опрокинутое дерево. Верный едва дополз до
него и не смел даже приласкаться к хозяину, так сознавал он перед ним свою вину.
- Хозяин, - сказал он, - что мы станем делать? Скоро ночь, а мы ещё далеко от Пестума.
- Нужно идти, - сказал ребёнок и встал было, но был так слаб, что должен был сесть снова.
Сильная жажда томила мальчика, трясла лихорадка, и всё кружилось вокруг. К тому же в нём пробудились воспоминания о бабушке, и он заплакал. Забыть так скоро свои обещания, думал он, и умереть в неизвестности, и всё из-за красивых глаз косули! Совесть мучила Ласкового. Грустно
кончался для него день, который начался так весело! Скоро опять послышался зловещий вой. То были братья царя волков, которые бежали к нему на помощь. Ласковый приласкал своего единственного друга Верного, простил ему неосторожность, за которую они оба могли поплатиться жизнью, потом зарядил ружьё и, взывая к добрым феям, поручил им бабушку, а сам приготовился умереть.
- Ласковый, Ласковый, где ты? - пищал тоненький голосок Задумчивой.
И ласточка, порхая, уселась наконец на шляпу к своему хозяину.
- Смелее, братцы, - говорила она, - волки ещё далеко. Вблизи отсюда есть ручей, он утолит вашу жажду, и в нём вы обмоете ваши раны, а в траве я заметила тропинку,
которая прямо доведёт нас до Пестума.
Волнуемые страхом и надеждой, Ласковый с Верным дотащились до ручья и потом отправились по едва заметной тропинке; Задумчивая
ободряла их своим щебетанием.
Солнце село; некоторое время путники шли в совершенной темноте и, когда взошла луна,
были уже вне опасности. Теперь пошла чрезвычайно трудная дорога; приходилось переходить рвы, болота и чащи, в которых ветви царапали Ласковому лицо и руки; но при мысли, что можно ещё поправить вину и спасти бабушку, у него становилось так
легко на душе, что он чувствовал, как с каждым шагом прибавлялись его сила и надежды. Утомлённые, пришли они наконец в Пестум в то самое время, когда звёзды
показывали полночь.
Ласковый бросился на плиты храма Нептуна и, поблагодарив Задумчивую, сладко заснул, имея в ногах у себя избитого, окровавленного и молчаливого Верного.

***

Недолог был сон наших путников. Ласковый встал с рассветом. Сходя со ступеней храма, он увидел Муравьёв, которые воздвигли песочную кучу, и зарывали в неё
хлеб новой жатвы. Каждый муравей уходил, приходил, толковал с соседом, получал или
отдавал приказания; одни таскали солому, носили маленькие кусочки дерева, другие уносили мёртвых мух, складывали припасы в кучу, словом, готовили жильё на зиму.
- Вы разве больше не идёте в Замок Жизни? - спросил Ласковый Муравьёв. - Вы отказываетесь от бессмертия?
- Мы довольно поработали, - отвечал ему один из рабочих Муравьёв, - теперь настало
время пользоваться нашими трудами. Дорога в Замок Жизни длинна, будущее неизвестно, а мы и так богаты. Одни дураки рассчитывают на завтрашний день, а мудрые люди пользуются настоящим часом; когда заработал
честно - наслаждайся! Вот истинная философия.
Верный хотя и находил, что муравей был прав, но после вчерашнего приключения с косулей не осмеливался больше давать советы, а ограничился только тем, что, уходя, в знак согласия кивнул головой. Задумчивая, напротив, не соглашалась с муравьём и сказала, что он - эгоист. Если жизнь наслаждение, то бабочка умнее его. И в то же время Задумчивая быстрей, чем когда-либо, полетела, показывая дорогу.
Ласковый пошёл за нею молча. Ему было стыдно за вчерашние свои глупости и, хотя он жалел о косуле, но дал себе слово, что теперь, на третий день, никто не сманит его с дороги.
С оторванным ухом, прихрамывая, шёл Верный за хозяином и, казалось, задумывался не менее его. К полудню стали искать удобное места для привала. День был не такой жаркий, как накануне. Казалось, что изменилась и почва, и время года.
Дорога шла через скошенные луга и через виноградники, полные винограду; по сторонам росли фиговые деревья, покрытые плодами, на которых жужжали тысячи насекомых. На небе виднелись золотистые облака, воздух был мягкий и тёплый, словом, всё, казалось, манило к отдыху.
На одном из прелестнейших лугов, невдалеке от ручья, распространявшего вокруг себя прохладу, Ласковый заметил, что под тенью ясеней и яворов было стадо буйволов, которые о чём-то раздумывая, уютно расположились вокруг старого быка, который, казалось, был их главою или королём. Ласковый
подошёл к ним и был ими вежливо принят. Знаком головы ему предложили сесть и показали на большие чаши с молоком и сыром. Ласковый удивился степенности и
спокойствию этих мирных и в то же время сильных животных. Они походили на римских сенаторов, сидящих на своих креслах. Золотые кольца в их носах придавали им ещё более величия, и Ласковый, чувствовавший
себя гораздо лучше теперь, чем вчера, подумал, что недурно было бы пожить в месте такого изобилия и мира. Если есть где-
нибудь счастье, то искать его надо, конечно, здесь, подумал мальчик.
Верный совершенно разделял мысли своего хозяина. Было время перелёта перепелов, и земля была покрыта усталыми птицами, которые спешили восстановить силы перед отправлением за море, так что Верному стоило только протянуть голову, чтобы по-царски поохотиться. Насытившись дичью, Верный лёг у ног хозяина и захрапел.
Когда буйволы перестали размышлять, Ласковый, не желавший до сих пор быть нескромным, завёл беседу с одним быком, который поспешил выказать развитый ум и большую опытность.
- Не вы ли владельцы этих прекрасных владений? - спросил Ласковый буйвола.
- Нет, - ответил почтенный буйвол, - мы и всё, что вы здесь видите, принадлежит фее Жаб, королеве Красных Башен, самой богатой из фей.
- Чего ж она требует от вас? - спросил Ласковый.
- Ничего, кроме того, чтоб мы носили золотое кольцо в носу и платили оброк молоком, ну и ещё, чтоб мы время от времени отдавали кого-нибудь из наших детей для угощения её гостей. За то мы наслаждаемся изобилием и совершенной безопасностью. Так что мы не завидуем никому, и нет никого счастливее нас.
- А не слыхали ли вы чего-нибудь о
Замке Жизни и об источнике живой воды? - робко спросил Ласковый, покрасневший, сам не зная отчего, при этом вопросе.
- При наших отцах, - сказал на это
бык, - были старики, которые говорили кое-что об этих пустяках. Мы умнее наших предков и понимаем, что нет другого счастья, кроме размышления и сна.
Печально встал Ласковый, собираясь снова пуститься в дорогу, и спросил, что это за четырёхугольные красноватые башни виднелись вдали.
- Это - Красные Башни, - отвечал бык. - Ими оканчивается дорога. Желая продолжать путешествие, вы непременно должны пройти мимо замка Жабы. Вы увидите фею, мой молодой друг, которая предложит вам гостеприимство и счастье. Поступите, как
поступали ваши предшественники. Поверьте мне, все принимали благодеяния нашей хозяйки, и все были довольны, что отказались от своей мечты найти иную, более счастливую жизнь.
- Что же сделалось с ними? - спросил Ласковый.
- То же, что с нами; они сделались
буйволами, - спокойно сказал бык и, наклонив голову, заснул, так как не кончил ещё своего послеобеденного отдыха.
Ласковый содрогнулся от последних слов собеседника и разбудил Верного, который
встал с ворчанием. Потом он кликнул Задумчивую, но та не откликнулась: она беседовала с пауком, свившим большую
паутину между двумя ясенями, которая блестела на солнце и была полна мошек.
- К чему, - говорил ласточке паук, - к чему предпринимать такое длинное путешествие? К чему менять климат и ставить свою жизнь в зависимость от солнца, погоды и хозяина? Посмотри на меня, я ни от кого не завишу и добываю всё из самого себя. Сам себе господин, я наслаждаюсь собственным гением и собственным искусством. К себе я стягиваю мир, и ничто не может расстроить моих расчётов и счастья, которыми я обязан только самому себе.
Три раза Ласковый звал Задумчивую, но она не слыхала его, удивляясь своему новому
другу пауку. Ежеминутно какая-нибудь неосторожная мошка попадалась в паутину, и паук, как учтивый хозяин, каждый раз
угощал ласточку новой добычей. Но вдруг подул ветерок, такой, впрочем, лёгкий, что не пошевельнул на ласточке даже пёрышка.
Задумчивая стала искать паука и увидела, что паутина качалась на ветру, а бедное насекомое одной лапкой держалось на последней
нити, пока не унесла его прилетевшая птица.
Молча подошли наши путники ко дворцу Жабы. Ласкового приветствовали две красивые борзые собаки в ярко-красных попонах и в широких ошейниках, блиставших рубинами. Пройдя множество комнат, украшенных
картинами, статуями, обитых золотыми и шёлковыми материями и заваленных сундуками, ломившимися от серебра и драгоценностей, Ласковый с товарищами вошёл
в круглую гостиную Жабы. Стены этой комнаты были из лазуревого камня; двенадцать колонн, украшенных золотом, с капителями из белых эмалевых листьев аканты поддерживали эмалевый потолок. На большом
бархатном кресле сидела Жаба, величиной с кролика. На ней был большой красный плащ, окаймлённый золотыми блёстками, а на голове диадема из рубинов, блеск которых несколько оживлял её толстые щёки с жёлтыми и зелёными крапинками. Как только Жаба заметила Ласкового, она протянула ему четыре пальца, покрытых кольцами, и бедный мальчик должен был из учтивости поднести их, склонившись, к своим губам.
- Друг мой, - сказала фея хриплым
голосом, который она тщетно старалась смягчить. - Я давно ждала тебя и не хочу быть к тебе менее великодушной, нежели
мои сестры. Проходя сюда, ты видел только самую незначительную часть моих богатств. Этот дворец со всеми картинами, статуями,
сундуками, наполненными золотом, эти обширные владения и бесчисленные стада, всё это будет твоё, если ты пожелаешь. От
тебя самого зависит сделаться богатейшим и счастливейшим из людей.
- Что же нужно сделать для этого? -
спросил взволнованный Ласковый.
- Меньше чем ничего, - ответила фея. - Надо разрубить меня на пятьдесят кусочков и съесть с аппетитом. Это дело не страшное,
- прибавила Жаба с улыбкой. И глядя на Ласкового своими красными, более обыкновенного
красными, глазами, Жаба начала
приятно выпускать слюну.
- Нельзя ли по крайней мере, чем-нибудь вас приправить? - спросила Задумчивая, которая не могла без зависти смотреть на чудные сады феи.
- Нет, - отвечала Жаба, - меня нужно съесть совсем сырою. В моём дворце можно гулять, можно рассматривать драгоценности
и помнить, что кто окажет мне эту услугу, то-есть съест меня, тот будет владеть всеми моими сокровищами.
- Хозяин, - жалобно сказал Верный, - здесь так хорошо: решись!
Задумчивая не сказала ни слова, но её молчание показывало, что и она разделила мнение Верного.
Но Ласковый, вспомнивший о буйволах и золотом кольце, не доверял фее. Жаба догадалась об этом.
- Не думай, - сказала она, - что я
хочу тебя обмануть, мой милый Ласковый. Предлагая тебе свои владения, я прошу от тебя услуги, за которую даю достойное
вознаграждение. Когда ты исполнишь то, что я тебе предложила, я сделаюсь молодой
девушкой, красивой, как Венера, и у меня останутся только ноги и руки Жабы. При моём богатстве - это пустяки. Десять принцев, двадцать маркизов и тридцать графов давно умоляли меня выйти за них замуж такою, какова я теперь, но я не согласилась. Сделавшись девицей, я предпочту
тебя, и мы будем вместе наслаждаться нашими несметными богатствами. Не красней от того, что ты беден: у тебя есть сокровище, стоящее всех моих, - флакон, подаренный
тебе моей сестрой. И, говоря эти слова, Жаба протянула свои липкие пальцы, желая
схватить талисман.
- Никогда! - закричал, отшатнувшись от неё, Ласковый. - Никогда! Я не хочу ни
богатства, ни покоя. Я хочу выйти отсюда и идти в Замок Жизни.
- Ты не выйдешь отсюда! - закричала в бешенстве фея.
И в ту же минуту дворец исчез, и
пламя окружило Ласкового.
Невидимые часы начали бить полночь. При первом ударе Ласковый содрогнулся, при втором он бросился в пламя. Единственным средством доказать своё раскаяние и любовь к бабушке было - броситься в пламя и умереть за неё.

***

Но, к удивлению Ласкового, огонь раздвинулся перед ним, не коснувшись его, и он очутился с товарищами в какой-то новой стране.
Это самый конец земли. Ласковый шёл по горе, покрытой снегом. Он видел кругом себя большие деревья, покрытые инеем. Сырой
туман пронизывал Ласкового до костей; в рыхлом снеге вязли ноги. К довершению горя, у подошвы горы шумел поток, с грохотом разбиваясь о скалы. Ласковый взял свой кинжал и срубил себе палку, чтоб было на что опираться. Верный поджал хвост и тихо лаял, а Задумчивая сидела на плече
хозяина с опущенными крылышками, на которых блестели льдинки. Бедная птичка была едва жива, но не жаловалась, а ещё ободряла Ласкового.
Когда после страшных трудов они спустились с горы, Ласковый увидел перед собою реку, покрытую громадными льдинами,
которые неслись вдаль и бились одна о другую. Нужно было переправиться через эту реку без моста, без лодки, словом, без всяких к тому средств.
- Хозяин, - сказал Верный, - я не в
силах идти далее. Да будут прокляты феи, которые вызвали меня из ничтожества и заставили быть твоим слугою.
Проговорив это, Верный лёг и не трогался с места. Напрасно Ласковый ободрял его, называя своим товарищем и другом. Верный, в последний раз отвечая на ласки хозяина, помахал хвостом, полизал ему руку и умер.
Ласковый взвалил Верного себе на спину, чтоб нести в Замок Жизни, и с Задумчивой на плече смело ступил на одну из льдин.
Палкой оттолкнул он этот ненадёжный плот на середину течения, которое понесло его со страшной быстротой.
- Хозяин, - сказала Задумчивая, -
слышишь ли шум? Это бушует море, оно поглотит нас! Приласкай же меня в последний
раз и простимся!
- Нет, - отвечал Ласковый, - к чему
феям было обманывать меня? Быть может, близок берег, быть может, за тучами есть солнце? Поднимись выше, моя добрая Задумчивая! Быть может, из-за тумана ты
увидишь свет и Замок Жизни.
Задумчивая расправила свои полу-
замёрзшие крылья и, взвившись высоко, исчезла в тумане. Минуту Ласковый слышал шум её полёта, затем наступила тишина, а
льдина бешено неслась среди ночной темноты.
Долго Ласковый ждал Задумчивую. Наконец надежда его оставила, и он лёг на льдину в ожидании смерти. Временами молния
пронизывала облака и раздавались раскаты грома. Вдруг Ласковый услыхал крик ласточки,
и Задумчивая упала к его ногам.
- Хозяин, хозяин, - сказала она, - ты
прав. Я видела берег, и над ним видна заря. Мужайся!
И затем она судорожно встрепенула свои изнурённые крылышки и умерла.
В горести поднял её Ласковый, положил бедную птичку, пожертвовавшую собой для
него, к сердцу и с нечеловеческим усилием толкнул льдину вперёд, чтобы отыскать или спасение, или гибель. Вдруг он услыхал
шум с рёвом несшейся на него волны. Он упал на колени, закрыл глаза и ждал смерти.
Волна высокая, словно гора, обрушилась над его головой и выбросила его на берег, на который до него не приставал никто из
смертных.

***

Когда Ласковый пришёл в чувство,
кругом него не было ни льдов, ни
тумана, ни мрака. Он лежал на песке в какой-то стране, где деревья блистали яркой зеленью.
Против него был чудный замок, откуда вырывался источник и ручьём впадал в голубое спокойное, словно небо прозрачное, море. Ласковый посмотрел вокруг. Он был один с останками двух друзей, прибитых к берегу волнами. Утомлённый столькими волнениями и страданиями, он подошёл к ручью,
желая освежить свои засохшие губы, и вдруг остановился в ужасе. В воде он увидел не себя, а старика с седыми волосами, удивительно похожего на него. Он обернулся,
но кругом не было никого. Он подошёл снова к ручью и снова увидал лицо старика, и
убедился на этот раз, что старик был он сам.
- Великая фея, - сказал он, - вам нужна была моя жизнь за жизнь бабушки. Я с радостью приношу эту жертву!
И не думая более о морщинах и старости, он с жадностью стал пить из ручья. Утолив жажду, он весьма удивился, увидев себя в ручье таким же молодым,
каким он был в тот день, когда оставил родительский дом. Он даже был ещё моложе: волосы были чернее, а глаза блестели ещё ярче. Он взял свою шляпу, лежавшую у ручья; на неё случайно упала капля воды.
И вдруг бабочка, которая была приколота к шляпе, забила крыльями, стараясь улететь. Ласковый побежал к берегу, взял Верного и Задумчивую и окунул их в животворный источник. Задумчивая, испустив радостный
крик, вырвалась из его рук и скоро скрылась в листве деревьев, окружавших замок, а Верный, отряхивая с себя воду, побежал к
дворцовым конюшням, откуда вышли великолепные сторожевые собаки. Они не лаяли на пришельца, а напротив, приняли его, как старого друга.
Ласковый достиг источника бессмертия, который давал двести или триста лет жизни тому, кто из него пил, и ничто не мешало
выпить снова.
Ласковый наполнил флакон этой
живительной водой и пошёл ко дворцу. Сердце его страшно билось, ему оставалось ещё одно последнее испытание; когда приближаешься к цели плавания, страшно встать на мель. Он входил на крыльцо замка - всё кругом было безмолвно и заперто.
Никто не встречал путника. Наконец, когда он был на последней ступеньке и готовился
постучаться в дверь, его остановил скорее нежный, чем строгий голос.
- Любил ли ты? - говорил невидимый голос.
- Да, - ответил Ласковый, - я любил
свою бабушку больше всего на свете.
Дверь приотворилась так, что можно было
в неё просунуть руку.
- Страдал ли ты за ту, которую любишь?
- снова спросил голос.
- Я страдал, - ответил Ласковый, - много страдал по своей вине и отчасти за ту, чью жизнь хочу спасти.
Дверь отворилась вполовину, и ребёнок увидал бесконечную даль: лес, вода, небо, и всё здесь было прекраснее того, о чём он когда-либо мечтал.
- Всегда ли ты исполнял свои обязанности?
- спросил голос более строгим тоном.
- Нет, - отвечал Ласковый, - падая на колени. - Но когда я не исполнял их, я бывал наказан угрызениями совести, причинявшими мне больше страдания, чем испытанные мною на пути. Простите меня, если я не искупил ещё всех моих ошибок,
накажите меня, но только спасите ту, которую я люблю: сохраните мне мою бабушку.
Тотчас же двери растворились настежь; но того, кто их растворил, Ласковый не видел. Радостно вошёл он во двор, посредине
которого из куста цветов, более красивых и пахучих нежели те, которые он встречал на земле, бил источник. Около источника
стояла женщина с благородной осанкой, в белой одежде. На вид ей казалось не больше сорока лет. Она пошла навстречу Ласковому и так приветливо улыбалась ему, что
мальчик был тронут до глубины сердца, и слёзы показались на его глазах.
- Разве ты не узнал меня? - сказала
женщина Ласковому.
- Бабушка, вы ли это? - вскричал он.
- Как попали вы в Замок Жизни?
- Да, дитя моё, это - я, - сказала она,
прижимая ребёнка к своей груди. - Меня принесла сюда одна фея, которая могущественнее всех водяных и лесных фей. Я больше
не возвращусь в Салерно. Здесь я получила вознаграждение за то немногое хорошее, что я сделала в жизни, и здесь я испытываю
нескончаемое блаженство.
- А что же будет со мной, бабушка? - крикнул Ласковый. - Встретивши вас здесь, я не вернусь назад, чтобы опять быть одиноким.
- Милый внучек, - ответила она, - на земле жить нельзя тому, кто раз узнал небесные радости этого жилища. Ты жил, мой добрый Ласковый, и жизнь больше
ничему тебя не научит. Ты был счастливее меня и в четыре дня прошёл ту пустыню, в которой я томилась восемьдесят лет; отныне
ничто не разлучит нас.
Дверь затворилась, и с тех пор никто не слыхал ни о Ласковом, ни о бабушке. Напрасно неаполитанский король велел искать по Калабрии очаровательный дворец и источник бессмертия. Их никогда не могли найти на земле. Но если бы мы понимали, что говорят звёзды, проливающие на нас каждый вечер свои мягкие лучи, то мы, наверное, давно бы узнали от них, где Замок Жизни и источник бессмертия.

***

Нунциата кончила свой рассказ, а я всё ещё слушал и восхищался её
глазами, полными наивной веры в чудеса, которые ей рассказывала мать. Я ещё следил за жестами её маленьких ручонок, которые,
казалось, рисовали людей и природу.
- Что же вы ничего не говорите, ечеленца, - крикнул мне рыбак, - или Marchesin'a очаровала вас так же, как очаровывала стольких других? А всё оттого, что это - не сказка; мы в Салерно покажем вам дом Ласкового.
- Хорошо, хозяин, - отвечал я ему,
несколько смущённый тем, что заслушался таких басен.
- Девочка рассказывает очень мило, и в знак благодарности, как только мы выйдем на берег, я куплю ей чётки из слоновой кости, перемешанные с крупными серебрянными зёрнами.
Нунциата покраснела от удовольствия. Я поцеловал её, что сконфузило её ещё больше. А отец в это время смотрел то на меня, то на товарищей глазами, блиставшими от удовольствия.
- Завтра, - сказал он, - если вы,
ечеленца, позволите, она расскажет вам ещё лучшую историю, которая вас заставит и
плакать и смеяться.
На другой день мы плыли из Амальфи в Салерно, и Нунциата... Но что говорила
мне Нунциата, пусть останется пока в тайне.