Крылатая магия.

Коридор глухо вздохнул, когда дверь вагона распахнулась, и первый прохладный сквозняк озера ударил в лица. Платформа дрожала от шагов, пар клубился белыми клочьями, и поверх всего этого пронёсся знакомый, басовитый зов:

— Первокурсники! Первокурсники — ко мне!

Силуэт почти заслонял фонари: огромная фигура с растрёпанными кудрями и плащом до пят махнула рукой. Толпа детей послушно потянулась за лесником, кто-то — быстрее от волнения, кто-то — осторожно, словно боялся не туда ступить. Юки шагала в середине шеренги, держала коробку с палочкой поперёк груди и ловила каждую мелочь: чей-то нервный смешок, рваный шёпот «а вдруг Гриффиндор», тихий скрип кожаных подошв по камню.

На берегу озера ждало чёрное стекло воды и рой лодок, раскачивающихся, как дыхание. «По четыре в лодку», — сказал лесник, и лодки послушно приблизились. Юки оказалась рядом с бледным мальчиком с чёрными волосами и круглыми очками; с девочкой в аккуратно застёгнутой мантии, которая даже сейчас не выпустила из рук книгу; и с рыжим мальчишкой, широко разинувшим рот на вид замка. Лодки мягко оттолкнулись и, не требуя ни вёсел, ни команд, поплыли — мимо каменных уступов, под грозовыми тенями скал, к тёплым окнам, сияющим в вышине.

Когда лодки вошли под арку, вода внизу вспыхнула отражениями факелов. Юки вдохнула глубже: запах влажного камня, старого дерева и едва уловимый оттенок трав — такой бывает в шкафах с мантийными тканями. На пристани их встретили факельщики и провели по узким ступеням наверх, туда, где уже ожидала строгая вертикаль изумрудной мантии и шляпа с пером, подсвеченная золотым огнём.

— Добрый вечер, — ровно произнесла профессор МакГонагалл. Её голос был негромкий, но он тянул за собой внимание, как нитку. — Добро пожаловать в Хогвартс. Через минуту вас распределят по факультетам. Прежде чем войти в Большой зал, запомните два правила: держите голову высоко... и помните, что ваш факультет — это не только цвета и комната, это люди, репутация и история, которую вы продолжите.

Она посмотрела поверх очков так, что пара шепчущихся тут же замолкла.

— Кроме того, — добавила она, — за вами наблюдают. В лучшем смысле. Не бойтесь, а помните об этом.

Двери Большого зала распахнулись двумя широкими створками, и воздух изменился: стал выше, светлее; потолок звёздной чёрной ночью нависал над четырьмя столами, усыпанными серебром и стеклом. Шум мгновенно упал до шёпота, когда первокурсники потянулись цепочкой следом за МакГонагалл к табурету, на котором лежала Потёртая Шляпа. Она казалась просто старой — пока её поля не шевельнулись и не сложились в рот.

— О-о, новый год, — пропела Шляпа неожиданно тёплым, глубоким голосом. — И новый спор, и старая дорога... Послушайте меня, ребята, честно: в этом зале дружба — не подмога, если сердце лжёт. Но и враг безликий не страшнее, чем ваш страх. Ум — в Когтевране найдёт задачу, смелость — в Гриффиндоре мечтает о врагах, труд — в Пуффендуе типично терпелив, а в Слизерине — те, кто строит план, когда у прочих план на миг. Но слушайте себя: решает Шляпа, да, но шёпот вашей сути — мой подсказчик и маяк.

По залу пробежал смешок и рукоплескание — у гриффиндорского стола громче, у слизеринского — сухо, но сдержанно.

— Мы начинаем, — сказала профессор МакГонагалл и развернула свиток.

Первой вызвали худенькую девочку с косичками — «Эйвери, Лизбет». Шляпа едва коснулась её головы: «СЛИЗЕРИН!» — и зелёно-серебряный стол вежливо похлопал. Следом — «Бэнкс, Томас»; Шляпа поворчала, помолчала и отправила в «ПУФФЕНДУЙ!»; «Блэквелл, Мередит» — «Когтевран!»; «Бутчер, Дэниел» — недолгое «хм» и «ГРИФФИНДОР!». Юки слушала ритм этого ритуала, как стук колёс: некоторые — решительно, некоторые — после долгих переговоров; кому-то Шляпа шептала смешное, и тот не удерживался от улыбки; кое-кто сжимал кулаки под мантийными рукавами.

— Верде, Юки, — прозвучало.

Внутри всё стало странно тихо. Она села, и грубая ткань коснулась висков.

«А-а, — сказала Шляпа где-то близко, почти ласково. — Взгляд, который меряет людей как шахматные фигуры. И память, которая цепляет смыслы, а не слова. И, главное, то упрямое "я сделаю по-своему", даже если придётся идти в одиночку. Ты не любишь пустых флагов и громких речей. Когтевран мог бы предложить тебе книги, но тебя интересует не знание, а преимущество. Пуффендуй — не твой способ жить. Гриффиндор — слишком прямой. Тебе нужен дом, где ценят расчёт и верность своим. Где понимают, что иногда тишина — это тоже удар. Так что.. СЛИЗЕРИН».

Шум, лёгкий, ровный. Зелёное море галстуков качнулось — не навстречу, а просто признавая: ещё одна.

Юки пошла к своему столу, не ускоряя шаг, и уселась на край скамьи; нашарила пальцами край кубка с водой — стекло было прохладным. За соседним столом мальчик с очками, тот самый из лодки, уселся под оглушительный рёв «ГРИФФИНДОР!». Девочка с книгой — недолгий шёпот Шляпы — «КОГТЕВРАН!». Рыжий мальчишка, роняющий всё подряд, отправился туда же, к львам; а крупная, очень невозмутимая девочка, которую Юки заметила ещё на платформе, — в Пуффендуй. Ритм восстановился.

Когда распределение добралось до последней буквы, над столами взвился хор — не из ниоткуда: из боковых галерей поднялись ученики старших курсов в чёрных мантиях; они появились так синхронно, что было непонятно, где стояли раньше. У некоторых на руках сидели лягушки — толстые, блестящие, невероятно серьёзные. Дирижёр — низкая ведьма с седой косой — кивнула, и голоса раздались по залу:

Hush now, little footsteps, hush the wooden floor,
Castle keeps your secrets, counts you at the door.
Stars above the ceiling, candles hold their light,
Name your house with courage, keep your promise bright.

Hold your wand to the window, let the lanterns glow,
If your heart is steady, Hogwarts' stones will know.
Lake remembers whispers, towers answer true,
Choose your path with honor, let it carry you.

[Frog chorus: croak, croak, croak-a-long, deep and low we sing]
[Frog bass: croak-rum, croak-rum, beat the drum with spring]

In the Hall of Echoes, banners breathe and sway,
Four old roads before you, one will show the way.
Brains that map the starlight, hands that mend and build,
Hearts that chase the thunder, wills of iron filled.

Hold your wand to the window, let the lanterns glow,
If your heart is steady, Hogwarts' stones will know.
Lake remembers whispers, towers answer true,
Choose your path with honor, let it carry you.

Lumos for the lost ones, Nox to guard the night,
Pax to bind the quarrel, Veritas for light.
Step by step and silence, listen as you climb,
Walls that never slumber measure you in time.

Hold your wand to the window, let the lanterns glow,
If your heart is steady, Hogwarts' stones will know.
Lake remembers whispers, towers answer true,
Choose your path with honor, let it carry you.

Hush now, little footsteps, hush and find your place,
House to hold your story, friends to share the space.
Sing the year before you, let the candles rise,
Hogwarts keeps its watchful, ancient, faithful eyes.

Песня не была гимном и не была весёлой шуткой. Она шла, как река, и меняла русло на припеве — простые слова о том, что замок слушает, озеро помнит, а стены не забывают шагов. Лягушки квакали в нужных местах, давая басовую подложку; зал улыбался — кто мягко, кто сдержанно. Юки не знала слов, но уловила идею: «входя в дом, говори тихо; делая выбор, держи слово; если боишься — смотри на свет в дальних окнах». Музыка закончилась так же внезапно, как началась, но тишина после неё была теплее.

— Добро пожаловать! — встал за преподавательским столом директор. Седые волосы, полукруглые очки, взгляд, который видел сразу всех. — Пусть этот год станет для вас годом ума, доблести, терпения и — он смягчил голос — благоразумия. Несколько объявлений. Лес на территории школы запрещён для посещения всеми учениками — в любое время. Коридор на третьем этаже, правое крыло, остаётся закрытым — надеюсь, вы не будете испытывать моё терпение. Полёты — только на уроках или под присмотром тренера. И, конечно, — его взгляд лёг на гриффиндорский стол, — никакой пиротехники в общих помещениях. Профессор Флитвик, — он кивнул низенькому чародею, едва видному над столом, — поприветствует вас на зачарованиях. Профессор Снейп — на зельях. Профессор МакГонагалл — трансфигурация. Профессор Квиррелл — защита от тёмных искусств.

Имя, сказанное спокойно, пробежало лёгким гулом: кто-то хихикнул, кто-то переглянулся. Юки отметила, как бледный мужчина в тюрбане нервно тронул край своей ткани, как будто убеждал себя: всё под контролем.

Банкет вспыхнул на столах, как будто его нарисовали за один взмах палочки: пар от супов, блеск соусов, аккуратная геометрия тарелок. Шум слился в живой, пульсирующий гул. Слизеринцы ели не торопясь, обсуждая вполголоса. Юки слушала, выбирая из воздуха то, что можно использовать позже: имена, манеры, маленькие привычки. Слева от неё высокий старшекурсник в аккуратно подстриженных светлых волосах кивнул ей как равной — без улыбки, но и без холодка. Значок префекта — серебряная буква S — блеснул на лацкане.

— После десерта — за мной, первокурсники, — негромко сказал он, но так, что все услышали. — Не отставайте, не шумите.

Когда свет приглушился, а сладости исчезли (кто-то успел ловко спрятать карамельный тарт в салфетку — рыжая гриффиндорка хихикнула и показала подруге), префекты поднялись. Слизеринская группа собралась плотнее и потекла вслед за своим: Терренс Хиггс вёл их уверенно, по знакомым изгибам коридоров, вниз, туда, где воздух становился прохладнее, а шум поверху — похожим на далёкий дождь.

— Под нами — озеро, — бросил он через плечо. — Иногда вы увидите его изнутри. Та же вода, другой угол.

Камень был гладким, гранёным, факелы — редкими. Они шли всё ниже, и Юки стало казаться, что стены чуть отдают зелёным — не от огня, от глубины. Наконец префект остановился у ничем не примечательной стены.

— Пароль меняется каждую неделю, — сказал он. — Не повторяется. Сегодня — «Vox Silens».

Камень с щелчком разошёлся, и они вошли в пространство, которое на секунду показалось слишком тёмным.. пока глаза не приняли его законы. Потолок был низок, но не давил: арки уходили в глубину, опираясь на колонны. Окна — длинные, узкие — показывали вязкую толщу воды, в которой иногда шевелились тени и плыли серебряные пузырьки. Свет лился не сверху, а из торшеров — высокий стеклянный цилиндр, мягкое зелёное в сердце — и из камина, где огонь был ровным, золотисто-зелёным.

— Сидеть можно вон там, — Терренс кивнул на полукруг низких диванов, обитых тёмно-изумрудной тканью. — За столы — с книгами и пером. Шум — приглушённый. Споры — конструктивные. Наказывают не громче, чем вы сами нарушили.

Он говорил не угрожающе, а как-то буднично — так объясняют правила дома, куда ты въехал надолго.

— Спальни — туда, — он показал два коридора с арками, — мальчики слева, девочки справа. Смена постельного белья магией — не надо. За грязью следите сами. К декану — через меня или напрямую, если случится что-то, требующее немедленного решения. Если что-то украли — сначала подумайте, не забыли ли вы это у камина. Скорее всего — забыли. Вопросы?

Вопросов не было — не потому, что их не было, а потому что никто не хотел задавать их первым.

— Тогда — добро пожаловать, — сказал Хиггс, и в первый раз позволил себе короткую улыбку. — И попробуйте хотя бы до завтра не лезть в озеро.

Смех шевельнул диваны, но быстро стих. Юки стояла на границе света и тени и рассматривала собственную ладонь: кожа казалась чуть холоднее, чем наверху, и это ощущение ей понравилось. Воды за стеклом шевельнулись, будто кто-то большой проплыл мимо; колебание света скользнуло по столешницам и по лицам — одни стали мягче, другие резче.

Соседки по спальне — четверо. Одна — поджарая, с чёткими скулами, — сразу заняла дальнюю кровать у стены и разложила книги в идеальном порядке. Другая — рыжевато-русая, с цепким, быстрым взглядом, — села на край своей кровати и принялась завязывать шнурки на мантии, как будто от этого зависела жизнь. Третья — бледная, с родинкой у губы — молча смотрела в окно на воду, как в зеркало. Четвёртая — с чёрной длинной чёлкой — сразу полезла под кровать, явно что-то роняла ещё по дороге. Юки отметила их всех; ни одной не сказала «привет». Не хотела.

Она аккуратно сложила мантии на спинку кровати, проверила палочку в коробке, коснулась тыльной стороны запястья — браслет «Verde» остался на месте. Тихий шёпот воды за стеклом импровизировал свой бесконечный мотив.

Первую ночь Слизерин не давил. Он принимал молча, как озеро принимает камень: не выплёвывая и не восторгаясь. Тебя здесь не вознесут. Тебя здесь запомнят — если будешь стоить памяти.

Уже гасили свет, когда по коридору прошёлся чей-то быстрый шаг и в гостиной шевельнулась тень: префект, проверяющий, всё ли спокойно. Юки лежала на спине, смотрела в потолок и думала не о том, что было, а о том, как вести себя завтра. Где сидеть на трансфигурации, чтобы видеть руки МакГонагалл. Какой шаг сделать первым на зелиях, чтобы сразу понять систему Снейпа. Как рано приходить в библиотеку, чтобы застать пустые кресла у окна.

И ещё — о словах Шляпы. «Тишина тоже удар». Она улыбнулась едва заметно. Это было ей знакомо.

Вода за окном шевельнулась ещё раз, и тень — длинная, гибкая — прошла чуть выше уровня глаз. Кто-то шепнул «смотри!» в соседней кровати, кто-то тихо фыркнул «это просто рыба». Юки не повернула головы. Увидит завтра. Сегодня — достаточно.

Сон пришел быстро, но сновидений не было. Как и всегда..