I
Куда?
Еще секунду назад Федор даже не знал, что где-то на свете вообще есть это место.
Но, конечно, предполагал, что нечто похожее произойдет.
Он единственный на курсе учился сам. Не имел влиятельных родственников, денег и связей, не происходил из профессиональной династии. Уже за саму возможность приобщиться к такой вот «элите» нужно быть благодарным. А ведь в будущем это сулило еще и крайне заманчивое место под солнцем. Как знать, может когда-нибудь именно с него начнется новый клан.
В общем, он знал о том, что после выпуска подлежит назначению. Или, говоря языком родителей, распределению – отвратительному наследию «совка». От этого словечка пролетариев так и веяло крепостным правом. Но Федор никогда не предполагал, что «приговор» окажется настолько жесток.
Услышав новость, мать пришла в отчаяние. «А может быть, ну его? Ты еще так молод – ничего страшного, попробуешь что-то еще».
Отец же, наоборот, поздравил. Сказал, что это отличная возможность начать взрослую жизнь. Сейчас наберется опыта, а там и карьера не за горами. Он посоветовал не смотреть на других – всю эту «золотую молодежь» – нечему там завидовать. Вот отпустит их та рука помощи, что их держит, и что? Упадут с небес на землю и разобьются в лепешку. «Ведь сами по себе они – нули. А ты, сын, хоть еще и совсем молод, но уже кто-то, и можешь собой гордиться».
От его слов Федор немного воспрял духом.
Друзья, услышав о назначении, смеялись и резвились, упражняясь в остроумии кто во что горазд. Но, просеяв все их реплики, можно было разглядеть в одних – скрытое сочувствие (а оно тебе надо...), а в других – солидарность с его отцом. Хорошая возможность начала многообещающей карьеры.
Когда первое оцепенение от новости прошло, Федор решил, что не станет менять коней на переправе и поступит так, как изначально и собирался – отправится в «ссылку». Однако имелась в его решимости червоточина, отравляющая и без того не слишком приятную ситуацию. Федор любил свою девушку. Они встречались три года, и строили планы на совместное будущее.
Но по своему характеру Жанна совсем не напоминала жен декабристов. Тщеславная и амбициозная, она не относилась к их юно-юридической тусовке. Она собиралась стать актрисой. И еще совсем недавно они вдвоем мечтали, как получат дипломы и вырвутся из своего захолустья(ха, это у них-то захолустье!). Отправятся покорять северную столицу и непременно добьются успеха.
И что Федор мог предложить ей теперь?
«Нет, все это ерунда. Давай лучше на следующие года два-три поедем в... Хм, как бы тебе объяснить? Знаешь, есть такой город – К.? Нет... А В.? А знаешь такой округ – Н.? Да, точно, это на другом краю света, там очень холодно, и даже летом ходят в куртках. Вот, В. – это его столица. А К. – областной центр, примерно в 250 км от В. Да ты не пугайся – это ближайший город, у них там везде такие расстояния. Ну так вот, в 10 км от К. есть такой поселок, бывший спецобъект, он называется Тихий, и мы будем там жить. Я буду работать. Вероятно, очень много. А ты... Ну, понятно, что занятие вне дома там тебе не найти. Но можешь увлечься вязанием, или, например, селекцией кур...»
Издевательство. Федор не считал себя вправе даже озвучивать такое предложение. Но что она подумает, если он просто поставит ее перед фактом – «я уезжаю»?
Так и не найдя нужных слов, Федор отмалчивался, готовясь к поездке. Но Жанна чувствовала, что с ним что-то не так. Задавала вопросы. А он все гадал – знает или не знает? Ведь она могла услышать новость от общих знакомых, а теперь только делать вид, что все, как обычно.
Но оказалось, что Жанна до поры до времени действительно ни о чем не догадывалась. А когда узнала, то встретила Федора, скрестив руки на груди:
– А ты вообще собирался мне сказать? Или просто планировал сбежать, и все?
Все доводы оказались неубедительны – они жутко поругались. И Жанна в буквальном смысле сбежала. По улице. Запрыгнула в отъезжавший автобус, как лань. Гораздо более увесистый Федор бегал гораздо медленнее, и потому не смог ее догнать.
Он звонил, писал письма и смс-ки, обивал порог дома... Встречал у подъезда ее родителей и просил позвать Жанну. «Она пока занята», – самодовольно посмеивалась мать: Федор ей не нравился.
Все безуспешно. А время шло... Мысль о неотвратимом расставании терзала круглосуточно. А хуже всего становилось по утрам, когда Федор просыпался, забыв во сне о том, что Жанна его бросила. Он не хотел никакую другую девушку. Даже дружеские шутки о том, какую новую подругу он встретит в ледяном округе Н., были, как яд.
Когда до вылета осталось всего две недели, Федор всерьез думал о том, стоит ли продолжать такое существование? Есть ли в нем смысл? Но Жанна вдруг сменила гнев на милость. И на очередной звонок не только ответила, но и согласилась увидеться.
– Не знаю, что за тупую проверку ты там устроил – всегда считала тебя гораздо умнее, – вместо приветствия сказала она, когда они встретились в дешевом вонючем кафе. «Студенческом», как его называли – оно и понятно, более солидные представители общества вряд ли почтили бы вниманием это заведение, больше похожее на столовую.
– О чем ты, какая проверка, – Федор опустил глаза. Вместо красивого лица стал разглядывать оставленное кем-то до них пятно кетчупа на не слишком чистом столе.
– То есть, ты хочешь сказать, что на самом деле собрался сорваться в какие-то Большие Говна, и даже не сказал мне.
– Я собирался сказать.
– Когда?
– Не знаю. Я знал, что ты не захочешь ехать.
Она засмеялась. Театрально. Федор очень не любил такие трюки.
– Ха-ха. То есть, ты хотел предложить поехать туда мне?
– Да.
– А, вон оно как. Ну теперь ясно, к чему это. Хорошо! – она деланно хлопнула кончиками пальцев по краю стола и с вызовом посмотрела на него – продолжала репетировать какую-то роль. – Согласна! И?
Она играла, и потому Федор тоже не мог воспринимать происходившее всерьез. Он как будто находился где-то далеко, и оттуда наблюдал за глупой сценой. К нему все это не имело ни малейшего отношения – как и все, что произошло в этом месяце. Затянувшийся сон. Он проснется, и все будет по-прежнему. Никто никуда не поедет, и они с Жанной продолжат мечтать о будущем, сидя на подоконнике в светлом вузовском коридоре, опустевшем на время лекции, которую он прогулял из-за того, что она нежданно нагрянула в гости.
– Нужно подать заявление в ЗАГС. У меня есть путевка, так что нас распишут быстро, и я успею включить тебя в документы на выезд, – безжизненно и равнодушно ответил он. Ведь это происходило не на самом деле.
Жанна еще громче и демонстративнее рассмеялась, потирая руки. А ведь их отношениям еще совсем недавно все вокруг завидовали. Он вдруг обратил внимание, что кожа у нее на лице далеко не идеальна – под слоями тонального крема предательски проглядывали россыпи юношеских прыщиков.
– Так... Вот как ты делаешь мне предложение. Оригинально! Хорошо, и тут я тоже согласна.
– Ну вот и отлично, – заметил Федор, отпивая растворимый кофе. Ни объятий, ни поцелуев, ни шума прибоя, ни роз, ни колец. Никакой романтики.
Да ведь и она это не всерьез.
***
Они договорились встретиться у дверей ближайшего, совсем не популярного у новобрачных, ЗАГСа прямо на следующий день. Федор ни на секунду не сомневался, что Жанна не придет. Очередной розыгрыш, далеко не первый. Однажды она назначила ему свидание на крыше новостройки. Попасть туда оказалось непросто, но Федор старался напрасно – ее там не оказалось. Он обиделся, но старался не подавать виду, а Жанна еще долго над ним потешалась.
Но она пришла. Они заполнили все необходимые бумаги, и тетушка ласково сказала, что регистрация состоится уже послезавтра. «В свете ваших обстоятельств». Жанна изменилась в лице – уголки губ задергались, лоб сморщился. Она безмолвно, но очень громко закричала – «Что же я делаю?!» Но быстро взяла себя в руки, не расплакалась и не убежала, чего ожидал Федор. А он по-прежнему смотрел на все издалека. Ничего. Значит, не придет завтра. Или сбежит во время регистрации. Или откажется. Что-нибудь, да придумает. Но родителям все же сказать придется – они имеют право об этом знать.
Выйдя за дверь, жених и невеста холодно попрощались. Если бы не юный возраст, то они бы показались парой, которая за долгие совместные годы истрепала друг другу толстенные канаты нервов. И вот наконец они пришли сюда, чтобы поставить в затянувшихся отношениях юридический финальный аккорд.
– До завтра, Федя.
– До завтра.
Дома к известию отнеслись сумбурно, но положительно. Родители поздравили и принялись суетиться, хватаясь то за одно, то за другое. Младший брат-подросток смеялся и подшучивал, за что дружески получил от отца по шее.
– Вот же дети! Три года встречались, но решили все отложить на последний момент. Что вы за эгоисты – это и для нас тоже праздник! А вы нас его лишаете. Хотя – ну и ладно. Раньше – не позже.
– И на своих северах будешь не один, а с молодой женой... – вставил отец.
– Так, надо завтра где-то взять тебе костюм. Да и нам тоже. Андрей, слышишь? Хорошо, что ты зарплату получил. Подумай, кого мы успеем позвать, да закажи ресторан. Или это ее родители сделают? А они что об этом думают? Мне нужно в парикмахерскую. Попробую взять отгулы на два дня... Отец, ты тоже будешь нам нужен – думай, что с работой. Вот Боже ты мой. Ты тоже в школу не пойдешь. Так-то Жанна девочка неплохая. Красивая, только балованная. Ну ничего, это с возрастом проходит. Надо бы позвонить ее родителям...
Но делать этого не пришлось: мать Жанны позвонила сама и устроила настоящую истерику. Спокойная родительница Федора долго слушала дружелюбно-молча, лишь изредка пытаясь что-либо сказать, но потом начала закипать и она.
– Знаете, Светлана, при всем уважении – не вижу никакой катастрофы. Я-то думала, что вы хотели обсудить детали, как все теперь устроить за день. Что значит – повлиять? Наши дети вполне взрослые, они так решили... Да и мы в их возрасте уже к их появлению готовились, не так ли? Это сейчас первого стало модно рожать в 40 – так скоро слово «внук» вообще исчезнет, а раньше все молодыми семьи создавали и счастливо жили... Я вот в 19 уже Федьку родила, а Жанночке 21 – девушка на выданье. Чего же ждать?
Звучало так, как будто ласково уговаривала, но Федор был уверен: его молодая мать заговорила о возрасте намеренно. Жанна была единственным, очень поздним ребенком – ее матери недавно исполнился 61. И внук был упомянут не случайно: дескать, если выдадите дочь замуж прямо сейчас, то еще получите шанс понянчить потомка. Но переубедить оказалось невозможно. Мать молча положила трубку.
– Эх. Сказала – делайте, что хотите, а они в этом участвовать не собираются и дочери не дадут. Да, неожиданно, конечно, и для нас тоже, но мне их позиция не понятна. Все же важное событие для ребенка. Федя, ты бы завтра узнал у Жанночки – стоит ли нам готовится? Мы то не против, только бы зря не потратиться.
Федор был уверен, что не стоит. И твердо и уверенно сказал о том, что знает это прямо сейчас. Родители улыбнулись и посоветовали уточнить завтра.
И оказались правы. Если Жанна и колебалась, то давление властной матери стало как раз тем фактором, который отбрасывал все сомнения. Она нередко жаловалась на то, что дома ее слишком жмут, постоянно приходится бунтовать – и неизменно успешно. Любимая дочь Жанна всегда добивалась своего – мать сдавалась. Но Федор на свой вопрос о том, не передумала ли она, услышал только самоуверенное: «с чего бы? Смотри, сам не передумай». Все остальные кульбиты остались за кадром.
Начался безумный день. Мать все сокрушалась, что нормальные люди готовятся к такому событию несколько месяцев. И, тем не менее, они не только арендовали всем свадебную одежду, но и заказали на вечер ресторан, пригласили нескольких родственников и друзей – в том числе, трех приятелей Федора, нашли цветы для украшения, фотографа и даже тамаду.
Вечером мать пришла в комнату к братьям. Младший сидел за компьютером, расстреливая солдат. Федор просматривал семейный альбом. Роль главного героя оказалась тяжелой. Да и не верил он, что событие, вызвавшее всеобщую суету, на самом деле свершится. Он как будто всех намеренно подводил.
– Даже не верится, что мой взрослый сын завтра женится. Но ведь я-то еще не старая! – мать встала на колени у кровати, как в детстве, и вместе с Федором разглядывала страницы альбома. – Ты смотришь на нашу свадьбу. Это твоя прабабушка, смотри какая. Это дед Юра, мой папа, а ее сын, он через два года утонул. А бабуля, мама моя, умерла, когда я еще маленькая была. А вот отцовские братья – они издалека приехали с семьями. А вот смотри – это ты с букетом, моя маленькая куколка. Тебе тут почти 4.
Андрей на самом деле – не отец, а отчим Федора. Такой вот семейный скелет, который всегда ото всех скрывали. Даже брат об этом не знал – ему, кажется, говорили, что сначала родился Федька, а уж потом родители поженились. Для современного молодого человека это вполне в порядке вещей. А сам Федор узнал о тайне лет в 16. Случайно нашел бумаги об усыновлении. Отец в тот день был дома, и Федор молча положил их перед ним.
– Да, сынок. Но разве это что-то меняет?
Федор тогда еще не знал. Он просто ушел к своим друзьям, которым, впрочем, ничего не сказал. А вечером напал на мать.
– Я знаю, что Андрей – имя непривычно перекатилось в его рту – мне не отец.
Мать побелела.
– Кто тебе это сказал?
– Отец! – нервно выкрикнул Федор. Он не подразумевал никакого подтекста: просто сказал правду. Но, судя по реакции матери, произошло что-то страшное.
– Как же это возможно? Как он мог тебя найти – и зачем? Где ты видел этого ублюдка?
Мать не так поняла. Но Федору стало интересно, что из этого выйдет, и потому он решил поддерживать заблуждение:
– А что тут такого-то, а? Я что, не имею права с ним встретиться?
Отец, однако, прекратил фарс.
– Лариса, это я ему сказал. Он где-то нашел документы.
Мать выдохнула, расправила плечи, расслабилась. А Федор, наоборот, стал буянить, требуя встречи с «настоящим отцом». Мать протестовала, но отчим ее убедил. «Он имеет право знать, и умен, чтобы сделать выводы», – сказал тогда он.
Мать знала, где искать настоящего отца, и они просто купили ему билеты на поезд. Туда и обратно с открытой датой выезда. «Когда захочешь – тогда и вернешься». «Сынок, дружеский совет – не говори ему ничего такого, чтобы он смог тебя найти, пока окончательно не поймешь, что этого хочешь. Избавиться от него будет очень сложно – поверь, мы через это проходили». Федор только фыркнул.
Он провел двое суток в поезде, строя самые невероятные догадки – ведь кроме советов быть очень осторожным, которые только еще больше раззадоривали, родители не сказали ему ничего. Едва выйдя из вагона, он сразу двинулся к стоянке такси – искать нужный адрес. Таксист выразил недоумение – давно туда никто не просился. Чего это он, явно приезжий, там забыл?
Федор не стал рассказывать свою биографию, и ограничился тем, что его попросили навестить кое-кого. По наводящим вопросам таксист убедился, что парень не знает, куда едет, и по дороге поведал краткую историю преступного гетто, куда публика обычно не заглядывает.
Машина остановилась у покосившегося барака, вросшего в землю по первый этаж. На лавочке сидела с пивом компания.
– Эй малой, че хотел? – спросили они, едва он сделал шаг в сторону барака.
«Промолчать или ответить?» – испуганно подумал Федор, пока ноги сами шли в сторону барака, спускались с небольшого пригорка, заходили в темный, сырой и ужасно вонючий подъезд.
Один из уличной компании – с перекошенным набок синюшным, когда-то сломанным, носом, неслышно прокрался следом. И спросил из-за плеча, когда Федор постучался в указанную в адресе дверь, так и не найдя звонка:
– Че надо-то? Я тут живу.
Федор назвал отцовские имя и фамилию.
– Ну я это. Так че ты хотел-то?
Убежать! Но как теперь это сделать? А ведь глумливое распухшее лицо, очевидно, было когда-то привлекательным. По-животному, вызывая инстинкты в не самых разумных девицах.
Федор невнятно промямлил свою историю, дополнив ее тем, что в городе проездом. Не с первого раза его услышали. Гопарь призадумался, перебирая варианты реакций, но потом остановился на радости. Хлопнул Федора по плечу, потащил во двор – знакомить с остальными.
Принимая одноразовый стакан с дешевым пивом, сын повторял без устали присказку о том, что ему надо успеть на поезд, и выслушивал в ответ реплики про неуважение. Вспоминая советы отца, он наврал даже про свой родной город, и сказал, что будет здесь снова через 11 дней.
Федор уже не чаял выбраться из окрестностей барака, когда папаша вдруг ослабил хватку и предложил обменяться телефонами.
– Так он не мой. Я его номер даже не знаю, – совсем неуклюже снова соврал Федор.
Папаша нехорошо ухмыльнулся:
– У корефана, что ли, взял?
– Ага.
– Или отжал у кого? – подмигнул он. – Да не, ты не такой. Дура твоя мамаша, это сразу видно. По тебе. Как воспитала! Так ты набери меня сам. Да и все.
Федор послушался – а что было делать?
Оказавшись через час на вокзале, куда он добирался на попутке (еле отбившись от предложения посадить его на поезд – помогла новая наскоро сочиненная история) Федор проклинал свою глупость. Он с особым удовольствием вносил папашин номер в черный список на своем модном, новом, подаренном отцом, телефоне, и думал о том, что тот, как обычно, был прав. А сим-карту все равно лучше бы сменить... От греха подальше.
Дома он почти ничего не рассказывал, а его тактично не спрашивали. И больше они об этой истории никогда и не вспоминали.
***
Странно, но «завтра» все-таки настало.
Федор проснулся ранним утром – еще не было 6 – вылежал минут 15, чтобы уж совсем не выглядеть в своих глазах идиотом, устраивающим ночной подъем. Потом пошел в ванну. Умываясь холодной водой, он думал о том, что Жанна не придет в ЗАГС. Это были спокойные мысли, без эмоций, без надрыва – совсем не то, что еще всего лишь несколько дней назад. Федор для себя решил, что просто похоронит все воспоминания о Жанне там же, где и о биологическом отце – в прочном сундуке, на который оденет тяжелый замок, и утопит его в глубоком темном болоте – чтобы больше никогда к ним не возвращаться.
Прозвонил будильник, начали просыпаться домашние, поднялась суета – прямо, как в праздник. Федор же продолжал находиться не здесь. И даже, когда приехали в ЗАГС – тут уж не до традиций с выкупом – и стали ждать Жанну, он все еще был далеко.
– Мама, да не придет она, – сказал он наконец, непроизвольно отодвигая раздражающую руку матери. Она уже в 10-й раз поправляла галстук, купленный к взятому напрокат костюму.
– Конечно, придет. Куда она денется. Невеста всегда опаздывает. А вот и они.
И правда – появилась невеста. Принцесса в нарядном пышном платье с кринолином, с высокой прической и фатой. За ней следовали и пажи – безвольный отец и тиранша-мать, порабощенная деспотичной дочерью. Светлана сильно волновалась и рассказывала окружающим о том, что ее будущий зять уезжает – чтобы, не дай бог, не подумали, что ее дочь беременна.
Молодых расписали, отвезли в ресторан. А на исходе вечера молодая жена заявила, что пока поживет у своих родителей. Федор кивнул – он уже ничему не удивлялся. Не стали комментировать первую брачную ночь и родители. А вечером следующего дня Жанна постучала в их дверь с двумя чемоданами.
– Остальное привезут завтра.
Родители и здесь проявили невозмутимость. Этот вариант уже обсуждался ими, вызывая бурное негодование младшего сына. Ему предлагали пожить на кухне, а комната досталась бы молодой семье. Во второй жили они сами.
Жанна зашла, поставила чемоданы на пол и села на кровать, закрыв лицо руками. Опять «жест».
– Я не могу жить с ними, - сказала она в оправданье.
– Ну и хорошо.
– Что же здесь хорошего? – резко возразила она.
– Ну... мы же теперь муж и жена. Тем более, совсем скоро уезжаем. Надо уже собираться...
Говоря это, Федор вдруг понял, что завеса сна, спасавшая его последние несколько дней, спадает. А вместе с ней – и оцепенение. Но почему он по-прежнему ничего не чувствует? Ведь он был уверен, что безумно любит эту девушку.
– Жалеешь? – спросил он быстрее, чем успел додумать.
Жанна посмотрела на него как-то странно. Неужели это всегда была только игра – все их задушевные разговоры, мечты, общие планы.
– А ты?
– Не знаю. Я еще не понял, – честно признался Федор.
Жанна неприятно рассмеялась. Раньше он никогда не обращал внимания на этот ее оттенок смеха, хотя не раз доводилось его слышать. А теперь понял, что он его раздражает.
– Вот это начало! – по обыкновению, ушла от ответа Жанна.
А может, они просто перенервничали? Ведь что-то держало их вместе три года? Была черноволосая девочка в красном пальто, с синими глазами и длиннющими ресницами, с которой они качались, смеясь, как дети, в парке аттракционов. Сидели перед большим экраном кино, поедая одно мороженое на двоих. И даже вместе читали книгу – по очереди, причем каждый вносил в нее свои повороты сюжета с самым серьезным видом, а потом оба умирали со смеху. А как они сходили на занятие по балету, практически сорвав его? А как он заплетал ей косы, пока она полулежала на подоконнике... Она называла его «Мой Медведя» – из старой присказки про Федю, съевшего лесного хищника. А он ее почему-то – Морковка. А теперь они оба ведут какую-то нелепую отвратительную игру.
Федор встал с кресла, подошел к одежному шкафу, открыл створки:
– Жанна, давай уже заселяться. Я тебе помогу разобрать. Вот тут, слева, сможешь повеситься, – попробовал пошутить он. Не вышло.
– Да, именно этого бы мне и хотелось, – зло огрызнулась она. – Только не дождешься.
– Ну ты что, я же не всерьез.
Он сел рядом с ней, примирительно потрогал за коленку. Она отбросила руку, а потом тихонько заплакала.
– Ну ты что...
Но Жанна не успокаивалась. Наоборот, рыдания стали громче. Федор попытался приобнять ее, шепнуть ласковые слова, но жена – какое странное и непривычное слово! – продолжала его отталкивать. Отворачивалась и сильнее упиралась в руки, закрывавшие ей лицо. Неприятная сцена. Такого раньше не бывало. Жанна всегда быстро успокаивалась, стоило только сделать шаг на встречу.
Федор растерялся. Какое-то время он продолжал сидеть рядом, рассматривая рыдающую Жанну. Черные блестящие пряди красиво смотрелись на ее бледной коже, грудь вздымалась под пестрой рубашкой.
А он чувствовал себя глупо и неуместно. Спустя несколько минут он встал и снова переместился в кресло. Стал бездумно щелкать компьютерной мышью, и ощутил спиной взгляд жены.
– Бездушная сволочь! – выкрикнула она, не особо стесняясь новых родственников, собравшихся в тесный кружок за стенкой. – Что же я наделала...
«А что наделал я?», – подумал Федор. Но не обернулся.
***
Медовый месяц? В светлое время суток Жанна не показывалась, приходила только на ночь. Молча ужинала – мать оставляла ей еду, и, даже не убрав за собой, отправлялась в душ, а потом сразу в постель. И все – не сказав ни слова, кроме адресованного всем «здравствуйте».
Впрочем, она за два дня собрала все документы, нужные для оформления их дальнейшей жизни.
Спала она на диване, а Федор не хотел беспокоить и укладывался на полу, на надувном матрасе, раскатав на нем плед. Правда, из-за этого становилось неловко перед матерью. Не хотелось лишних вопросов. И перед уходом из дома (он выходил позже Жанны) Федор тщательно собирал свою «постель», и придавал дивану видимость парного сна.
В эти короткие и суматошные дни он спешно завершал дела, наносил визиты тем, кого хотел увидеть – неизвестно, когда удастся повторить эту встречу. Он как будто прощался не с родным городом, а с жизнью. По вечерам Федор вяло собирал вещи: в служебной квартире обещали оставить мебель, так что все остальное можно было просто отправить в багажном отсеке самолета.
Ощущение нереальности и собственной отчужденности не покидало Федора. «Все совсем не так, как должно было быть... Мне должно быть, как минимум, грустно – но так почему же нет ничего?» – раз за разом ловил он себя на мысли.
Семейная жизнь тоже превратилась в терзающую загадку. Домашние молчали, обходя вопрос стороной. Не хотели усугублять ситуацию перед отъездом – и Федор отлично это понимал. Но уж лучше бы говорили! От их деликатности становилось только хуже.
«Горько» – это слово звучало и на его свадьбе. Горько было от непонимания и неясности, от того, что дорогу, еще совсем недавно такую ясную, внезапно окутал густой туман.
Он пытался осознать, что хотя бы одна недостижимая мечта, о которой он боялся даже думать, совершенно неожиданно сбылась – но никакой радости это не приносило.
– Жанна, мы улетаем завтра вечером, – сказал Федор в темноту молчащей комнаты на пороге второго по счету переломного дня.
– Я помню, – ответила темнота.
Федор долго ворочался. Бросало то в жар, то в холод. Лежать было неудобно. Тревожила встреча с неведомым северным округом. Он ведь к ней совсем не готов! Эта мысль, надевая различные маски, неотступно стремилась в сознание. Нет опыта, знаний... Он слишком молод, чтобы брать на себя такую ответственность. Но куда сильнее страха не справиться мучила возможность потерять себя, похоронить заживо.
Беспокоили и бытовые мелочи. Как пройдет перелет? Не потеряется ли в столь долгой дороге на нескольких перекладных нехитрый багаж? Тепло ли в служебной квартире? Есть ли там магазины?
А про Жанну Федор старался просто не думать. Это слишком свежо, слишком тревожно. И больно.
Они не занимались сексом с тех самых пор, как Федор объявил о своем отъезде.