Глава 2
— Ты слушаешь? — спросила я, глядя на него с таким интересом, как если бы он был просто забавной игрушкой, не более.
Мой голос прозвучал мягко, почти ласково, но в воздухе повисло что-то тяжёлое, неотвратимое. Я наблюдала, как Ромо вздрагивает, как его зрачки расширяются, вбирая в себя весь ужас происходящего. Он попытался отвести взгляд — слабый, жалкий рефлекс, — но в конце концов кивнул.
Страх.
Страх делает людей слабыми и беспомощными. И мне это нравилось.
Его глаза забегали, словно он пытался найти выход из этого кошмара. Видела, как тело Ромо напряглось, руки бессильно дёргались, а дыхание стало сбивчивым. Я чувствовала его страх. Вдыхала, как аромат дорогого вина.
— Так вот…
Я позволила паузе растянуться, наслаждаясь тем, как тело мужчины напрягается в ожидании. Мои пальцы лениво провели по краю стола, ощущая холод полированного дерева.
— Представляешь, что он сделал?
Его взгляд заметался, как у пойманного в ловушку зверька. Я видела, как дрожат его губы, как капли пота скатываются по вискам. Его руки дёргались в верёвках, беспомощно, бессмысленно.
А потом я рассмеялась.
Громко, звонко, от души.
— Предал!
Слово вырвалось, как выстрел. Я встала, ощущая, как страх Ромо обволакивает меня, питает, даёт силы. Каждый взгляд мужчины, каждый нервный вздох — всё это для меня наслаждение.
Только для меня.
Я подошла к столу, медленно, словно давая ему время осознать, что дальше будет только хуже. Мои пальцы скользнули по металлу револьвера — холодному, безжалостному. Я открыла барабан, вытряхнула патроны на стол.
Один.
Один остался.
Надежда — это самое жестокое, что можно дать человеку перед смертью.
Барабан щёлкнул, провернувшись с лёгким металлическим звоном. Я видела, как он замер, как его дыхание спёрлось в груди.
Я дернула скотч со рта мужчины, слыша, как он тут же задышал тяжелее. Ромо закашлялся, пытаясь что-то сказать, но я лишь приподняла палец, заставляя его замолчать.
Вы спросите меня, что он сделал? А я отвечу, без всяких сомнений.
Этот глупец забирал наши наркотики. Воровал у своей семьи деньги. Месяц за месяцем, год за годом, всё подло и тщательно скрывая. Обманывал нас, как детей, и продолжал это делать, пока однажды не оказалось, что он уже забрал так много, что назад пути нет.
— Мисс Канаверо… — его голос был хриплым.
— Говорить будешь только то, что надо, — я произнесла эти слова спокойно, но в голосе слышалась угроза, — Начнёшь умолять о прощении — умрёшь мгновенно.
Моя интонация не оставляла сомнений.
Он хотел что-то сказать, но в последний момент передумал и прикусил язык. Храбрец, да? Это забавно.
— Хороший выбор.
Я улыбнулась.
— Этот человек воровал у нас. Месяцами. Годами, — мои пальцы сжимали рукоять револьвера. — Думал, что мы не заметим? Что будем терпеть?
Я наклонилась ближе.
— Ты знаешь, что бывает с крысами, которые крадут у своих?
Он знал.
Я выпрямилась, подняла револьвер.
— А теперь, мы с тобой сыграем в русскую рулетку, feccia ², — произнесла я.
Ромо зажмурился.
— Открой глаза.
Он повиновался. Выбора то у него нет.
— Зачем? — спросила я с искренним любопытством. — Деньги? Жадность? Или просто думал, что ты умнее всех?
Он задохнулся, пытаясь найти слова.
— Я… Я тратил на себя! Продавал, употреблял…
Я взвела курок.
Щелк. Звук пустого выстрела. Я почувствовала, как в груди у него что-то сжалось. Он всё ещё жив.
— Повезло, значит, — проговорила я с насмешкой.
Его взгляд стал ещё более беспокойным. Всё в нём кричало о слабости, жалости, и мне было приятно это видеть.
Я добавила ещё один патрон. Прокрутила барабан.
И прицелилась ему между глаз.
— В-вы не говорили, что б-будете добавлять п-п-патроны... — он начал заикаться.
Я не могла удержать ухмылку. Это было забавно.
— Вы знаете, что надо делать с его телом, — сказала я, с лёгким покачиванием головы.
Мои слова повисли в сыром воздухе подвала, отдаваясь металлическим холодом. Двое солдат, с налитыми потом лицами и напряженными до дрожи мышцами, переглянулись и молча взялись за работу.
Их пальцы впились в еще теплое тело, оставляя на коже багровые следы. Я наблюдала, как алая струйка крови медленно стекает по полу, смешиваясь с грязью, превращаясь в липкую черную жижу.
Я услышала, как ко мне подошёл Марио. Он остановился, заметив труп, затем его взгляд поднялся ко мне. В глазах парня была тень любопытства, но ещё больше — предвкушение.
— Я думал, ты с ним подольше поиграешься, — голос Марио прозвучал слишком беспечно.
Я медленно повернула голову, чувствуя, как шелк платья скользит по коже. Марио был младшим братом, но иногда мне казалось, что он слишком многое себе позволяет.
— На мне новое платье, — ответила я, чуть склонив голову, будто извиняясь. — Не хотела испачкаться его мозгами.
Марио рассмеялся — коротко, беззвучно, лишь уголки губ дрогнули. Но его смех оборвался резко, как перерезанная нить, когда тяжелые шаги раздались на лестнице.
Он встал в ровную позу, а выражение лица стало сосредоточенным.
Джулио вошел, и воздух сразу стал гуще. Он прошёл к нам, и его глаза мельком скользнули по моему лицу, пытаясь считать, что я чувствую.
— Марио, ты мог бы помочь сестре, — его голос был спокойным, но в нем чувствовалась сталь.
Его шаги звучали тяжело и уверенно, как у того, кто не привык уступать.
Он подошёл ко мне и, как заботливый старший брат, поцеловал меня в макушку. Я не могла сдержать лёгкую усмешку, но в следующий момент уже закатила глаза.
Этот жест когда-то значил нежность. Теперь же лишь формальность.
— Зачем вы оба здесь? — спросила я, не скрывая раздражения.
Марио неожиданно громко воскликнул:
— А! Точно! — он как будто только что вспомнил, зачем пришёл. — С тобой Отец хотел поговорить.
Я не удостоила его ответом, лишь развернулась и пошла. Мои каблуки мерно стучали по мрамору, эхо разносилось по пустым коридорам.
Прошлась по ступенькам, следом через просторную гостиную, и снова по лестнице, не оглядываясь.
Наконец, подошла к кабинету отца.
Дверь, тяжелая, дубовая, с резными узорами, которые я помнила с детства. За ней — его мир. Мир, где правил он.
Я постучала.
Тишина.
Потом — шорох бумаг, глухой звук передвигаемого кресла.
Дверь открыла прислуга. Как всегда, в кабинете пахло табаком, пыльными книгами и ромом. Я могла чувствовать этот запах ещё до того, как вошла, и он был знакомым, почти родным.
Отец сидел за столом, его пальцы медленно барабанили по дереву.
Прошла и уселась в кресло напротив его стола, не торопясь, чувствуя, как глаза отца следят за мной. В комнате достаточно тепло. Запах табака плотно окутывал воздух.
— Ты что-то хотел, папуль? — губы сами растянулись в улыбке.
Он долго молчал, глядя на меня. Глаза были полны расчетливости и строгой дисциплины. В его мире слабые не выживают.
На губах отца наконец появилась легкая улыбка, и он мягко произнес:
— Да, шоколадка. Нам нужно серьезно поговорить.
______________________________________________
2 – с итальянского: Мразь