Эпилог
Ее свадьба с Эйегоном Таргариеном была отнюдь не скромным событием. На самом деле, назвать ее как-то иначе, чем эффектной, было бы оскорблением ее совершенства.
Вся семья Тиреллов - старые и больные, молодые и беззаботные - прибыла в Красный замок, чтобы засвидетельствовать первый в истории брак между Тиреллом и Таргариеном, а также официально подтвердить, что в их семье появилась принцесса.
Еда была обильной и богатой, благодаря дополнительным ресурсам, предоставленным Хайгарденом, чтобы достойно отметить это событие. Ее любимые блюда были поданы, и за ней внимательно наблюдали, когда она ела вилкой, предложенной ей ее новым мужем.
Эйгон, за годы ее пребывания в замке, стал хорошим другом и живым собеседником, поэтому Дженна имела роскошь не чувствовать себя слишком больной от беспокойства и нервов в день своей свадьбы. Ее готовили к этому моменту с тех пор, как ее впервые привезли в Королевскую Гавань.
«За долгий и счастливый брак и много детей», - произнесла тост ее мать, получив сердечные аплодисменты от каждого гостя, одетого в зелень и розы от Тирелла.
«Надеюсь, это оправдает все твои ожидания», - заговорщически прошептал Эйгон ей на ухо, в то время как остальная часть зала разразилась радостными возгласами и смехом.
«Этого вполне достаточно», - пошутила она в ответ.
«Ну, это совсем не годится», - мрачно сказал он, вставая и протягивая руку. «Могу ли я пригласить вас на этот танец, моя леди? Чтобы исправить и... недостатки?»
«Ты можешь, мой принц», - сказала она, вложив свою руку в его. «Но я должна предупредить тебя, мои стандарты танца исключительно высоки».
«О, не бойтесь, такой принц, как я, всегда будет в центре внимания на танцполе».
«Об этом я буду судить сама», - холодно ответила она, позволяя спуститься по ступенькам на пол.
«Действительно. Пожалуйста, скажите мне, как я могу улучшить свои результаты в будущем».
«Очень смело предполагать, что ты получишь мою руку в танце больше одного раза».
Эйгон одарил ее скрытной, лукавой улыбкой.
«Я думаю, что буду достаточно обаятелен, чтобы убедить вас».
Дженна уклончиво пробормотала «хм» в ответ и позволила себе раствориться в ритме и музыке вальса.
*********
Когда Марис рожает сына, он плачет, плачет с такой силой, что грозит сбить его с ног.
«Привет, малыш Харвин», - говорит Марис, измученная, и Лука любит ее больше всего, потому что он еще даже не озвучил, как он хотел назвать ребенка, но она знала. Дианна и Агнес стояли в стороне, пытаясь протиснуться мимо акушерок, чтобы поближе рассмотреть своего младшего брата, но безуспешно, их хватка была железной.
Его жена улыбается ему, и они переживают этот короткий момент покоя для Харвина, родившегося и живущего, в которого вдохнули жизнь, в чертогах Харвина, который умер и тоже угас.
Затем врываются Агнес и Дианна, ломая плотину сдерживающих их женщин. Дианна гораздо медленнее на своих маленьких ножках, так как она только что прошла свои вторые именины. Они втроем, Агнес, Дианна и он, толпятся вокруг Марис и Харвина, и он чувствует мир, который ему обещали, когда он женился на Марис. Он чувствует это глубоко в своих костях.
«Он выглядит довольно забавно», - замечает Агнес, на что Дайанна с готовностью кивает в знак согласия, делая все возможное, чтобы заслужить одобрение сестры.
«Ты выглядела так же смешно, когда была в его возрасте», - напоминает ей Лука, и Агнес хмурится.
«Нет, мама сказала, что я красивый ребенок. Он выглядит красным и мягким». Агнес чопорно скрестила руки на груди и выставила голову в знак неповиновения.
«Ты была очень красивой, да. Но и выглядела очень смешно», - признает Лука.
«А я что, смешная?» - вываливается Дианна. Лука улыбается и подхватывает ее на руки, пока она еще достаточно мала, чтобы это было легко.
«Конечно, ты была, моя дорогая».
«Ты все еще странно выглядишь», - мрачно бормочет Агнес достаточно громко, чтобы слышали только ее родители.
«Не говори о своей сестре так, как эта юная леди», - упрекает Марис. Агнес бормочет что-то, что может быть только извинением.
********
Вопреки здравому смыслу, она слишком поздно поняла, что полюбила своего принца Таргариена. К тому времени, как они поженились, она уже беспокоилась, что ее охватывает какая-то лихорадка, потому что она не испытывала отвращения или гнева, а, напротив, была несколько возбуждена.
Ненависть быстро вернулась в течение тех часов, которые потребовались ей, чтобы произвести на свет их ребенка.
Они назвали ее Даэллой, и, к счастью для ее принца, она была прекрасна и стоила каждого мгновения агонии. Но, с другой стороны, с генами Таргариенов и Мартеллов в ее крови, ей было бы очень трудно не быть красивой. Алиандра говорит это, вызывая смех у всех присутствующих в комнате.
Когда они уходят, их остается всего трое, но она разговаривает только со своей дочерью.
«Ты станешь принцессой Дорна после меня, моя дорогая», - пробормотала она, целуя ладонь Дейэллы и разглядывая яйцо дракона, которое Бейлон приобрел для нее. «И», - прошептала она тихо, но достаточно громко, чтобы Бейлон услышал, - «если ты убьешь достаточно членов своей другой линии семьи, ты тоже сможешь стать королевой Семи Королевств».
«Немного чересчур амбициозно, не думаешь? Ей едва ли час от роду. Я не уверен, что убийство родственников и завоевание - главные ее приоритеты», - сказал Бейлон, тихо посмеиваясь так, как она уже привыкла.
«Она моя дочь, конечно, она думает только о господстве». И они рассмеялись вместе, потому что наследник престола Алиандры из рода Таргариенов был довольно забавным, и он стал отцом самой идеальной принцессы Дорна, какую только мог иметь.
«Простите, как я мог быть таким наглым».
Алиандра никогда не знала, захочет ли она детей. Она никогда не была уверена. Она знала, что это ее долг, как правительницы, как жены какого-то придурка Таргариена (которого она теперь как-то любила), как женщины. Она всегда ненавидела долг, плевала на него. Выполняла его, но ненавидела его за то, что он сосредоточивал ее долг вокруг ее матки, а не головы.
Но глядя на что-то столь маленькое, столь хрупкое, что буквально выросло внутри нее, вскормленное ее собственным телом, было трудно думать о Дэлле как о долге.
Однако, возможно, все изменится, когда она начнет плакать.
*********
У нее на коленях сидит Дейнора, которая немного старовата для этого, а ее сестра задумчиво разговаривает.
«И, конечно, Дейенис - всего лишь горстка, она, несомненно, кровь дракона», - вздыхает Рейна раздраженно, но с нежностью.
«А как поживает Джейн?»
«То же, что и обычно, ходатайствую перед всеми лордами о том, чтобы будущие наследники Долины были помолвлены с моими собственными детьми. Я пытался сказать ей, что это действительно безнадежное дело, но она, возможно, даже более упряма, чем ты, сестра».
«Баэла довольно упряма, Рейна, я полностью согласен», - вмешивается Эйгон, безуспешно пытаясь убедить Мейгона уладить дело.
«Ты ступаешь по тонкому льду, Эйгон Таргариен», - холодно отвечает Бейла и, надо отдать ему должное, слегка бледнеет.
«Ну, кроме того, какая замечательная Бейла, как там дорогой Люк?» - торопливо спрашивает Эйгон, отвлекая их от темы, заставляя Бейлу закатить глаза. Рейна улыбается тихой, сдержанной улыбкой, той, которая у нее всегда была, когда она была счастлива, которую даже после многих лет взросления в разлуке Бейла всегда могла узнать.
«Он здоров. Он просто обожает детей».
«А что он думает обо всех этих помолвках, которые витают в воздухе?» - спросила Бейла, пытаясь остановить суету Мейгона, который начал лепетать, и теперь она знала, что это был признак того, что он скоро заплачет, сидя за столом напротив.
Рейна тяжело вздохнула.
«Он не против, но, с другой стороны, мне эта идея тоже не слишком нравится. Мне кажется, что это просто не стоит борьбы. Прошло много лет, а тетя Джейн до сих пор не добилась успеха в своем начинании».
«Ты всегда можешь попросить Рейниру о помощи», - добавил Эйгон.
«И это так гладко прошло бы по всем Семи Королевствам», - ответила Рейна ровным голосом. «Нет, я не буду втягивать ее в это, у нее и так достаточно дел. Последнее, что ей нужно, - это ходатайствовать о том, на что мы ни в коем случае не имеем права».
«Ты...» - Баэла задумалась. «Ты не думала отказаться от этого квеста?»
Рейна снова вздохнула.
«Да, конечно, я это видела. Но это ужасно романтично - жить в Долине вечно». Ее сестра без энтузиазма откусила кусочек пирожного. «Полагаю, посмотрим. Насколько нам известно, Дейенис выйдет замуж за этого Флорианского мальчика, который ее ровесник, и станет Леди Долины по собственному праву».
Эйгон и Бейла обменялись взглядами.
«Никто не попытается выгнать тебя из Долины, я думаю, они не настолько глупы, чтобы попытаться», - мягко подсказал Эйгон. Рейна выглядела умиротворенной.
«Я все еще чувствую себя ужасно из-за того, что Джейн не получит своего желания, чтобы это был я. Она так презирает Джоффри», - сказала Рейна со смехом. Эйгон сочувственно похлопал ее по плечу.
«Правление - это не то, чем оно кажется. Кажется, у меня уже седеют волосы».
«Ты права, я нашла несколько сегодня утром, пока ты спал», - поддразнила Баэла.
Эйегон наклонился вперед и притянул Мейгона к себе.
«Твоя мамочка так жестока со мной», - надул губы он слишком громким шепотом.
«Не смей распространять обо мне ложь, Эйгон. Это неприлично», - чопорно парировала она, заставив всех троих братьев и сестер Таргариенов расплыться в легкомысленных улыбках.
**********
Он никогда не думал, что он может любить женщину, жену, иметь детей и любить их тоже. Он знал, что он будет, если дойдет до этого, он знал, что он попытается. Но Эймонд не мог себе представить, чтобы он любил что-либо так сильно, как он любил чувство борьбы, чувство полета.
Будучи в самом конце рода детей короля Визериса, Эймонд и Дейрон, как ожидалось, должны были стать всего лишь отличным племенным материалом с достойными, если не выдающимися, браками с женщинами из знатных домов.
Но Эймонд никогда не испытывал чувства долга, пока не взял в руки меч.
Только когда он начал размахивать руками, делать выпады, делать финты и парировать, он почувствовал чувство цели, чувство гордости за себя. Тогда он понял, что это было то, для чего он всегда был предназначен: битва.
Эймонд был одарён Тёмной Сестрой лунами Рейниры после смерти их дяди-предателя Деймона. Часть его хотела протестовать, что несправедливо, что Дейрон не был рассмотрен, но остальная его часть была в благоговении перед красотой реликвии Старой Валирии. И в глубине души он знал, что никогда не сможет предложить меч Дейрону. Он не мог заставить себя расстаться с частью истории, которой он должен был обладать. В течение многих лет он корпел над старыми историческими книгами своего отца, наполовину в надежде, что это привлечёт внимание этого отца, возможно, даже привязанность, но также из-за чистого очарования, которое он находил на пожелтевших страницах.
Дейрон не был любителем историй, но даже он баловал Эймонда своими слащавыми монологами, подробно описывающими жизнь, прожитую Темной Сестрой, и жизни, которые она оборвала.
Он никогда раньше не держал в руках такой меч. Он был легким и быстрым в его руке, казалось, подчиняясь малейшему наклону или команде. Казалось, он был отлит по его руке, подходил как перчатка, сшитая на заказ. Меч, казалось, пел в бою. Столкновения и порезы на тренировочной площадке заставили сталь ожить, заставили Эймонда ожить. Вместе он и Темная Сестра могли бы прорубить целые поля сражений. Возможно, в другой жизни, в другой битве за трон он бы так и сделал, вместо того чтобы столкнуться с удушающей защитой своей сестры.
Даэрону не подарили валирийский меч, но у него был собственный меч, выкованный кузнецом замка, который он окрестил «Небесной звездой», утверждая, что в лунном свете меч излучал сияние, более яркое, чем любое созвездие.
Вместе они прокладывали себе путь по миру, прокладывая свой собственный путь. На спинах своих драконов они парили в небесах и представляли себя завоевателями, всего на один день, ухмыляясь от уха до уха. Спина к спине, сражаясь с рыцарями Красного Замка, они сражались как единое целое, как и в течение многих лет. Вместе он и его брат прокладывали свой собственный путь.
И вот они вместе преклонили колени перед своей сестрой, королевой, когда она посвятила их в рыцари своей королевской гвардии, используя для этого другой древний меч Таргариенов, Блэкфайр. Когда она накинула на них белые плащи и застегнула их, Эймонд почувствовал, как его охватило чувство уверенности, похожее на то, что он почувствовал, когда впервые встретил свой меч. Это то, для чего я был рожден. Это то, ради чего я умру.
*********
За несколько месяцев после смерти Гвейна она почувствовала, что слабеет.
Она всегда знала, что переживет его, ее драконья кровь сильнее воли богов и людей. Она знала, что никакая сила не могла позволить ему жить, пока она умирает, к тому же.
Но она не слабеет от страха. Она знает, что сделала все, что могла. Ее дети женаты. Радостные, счастливые браки, благословленные детьми и здоровьем. У всех есть драконы, даже у Висеньи, поскольку она, возможно, неудивительно, сама заявила, что Вхагар. Рейнира думает, что, возможно, ее дочь всегда была предназначена только для одного дракона. Что была причина, по которой ее яйцо так и не вылупилось. Что только девочка, названная в честь Воина, Королевы-Завоевателя, могла претендовать на Вхагар, возможно, в последний раз, прежде чем последняя частичка магии из Валирии Древней упокоится.
На протяжении многих лет, в безбрежном море времени, она и Гвейн снова срослись. Медленно, осторожно, неся боль и неизведанные тяготы. Но они все равно срослись. Исцеляя сломанные кости и шрамы, которые они накопили за все годы борьбы, строя что-то новое, чего двое детей, которыми они были так много лет назад, никогда бы не узнали.
Когда он умер в мирном сне, улыбка скользнула по его губам, как будто он просто бродил в каком-то восхитительном сне, ее сердце разорвалось, и все, что было построено заново, сильнее и надежнее, чем прежде, рухнуло. Она прокляла каждого бога, о котором могла подумать, отчаявшись, что не может быть правильно, что единственное, в правильности чего она была так уверена, исчезло . Взятое ночью, как драгоценность вором, мерцающее в далеких землях, перевернувшееся в руках Незнакомца.
Похороны Гвейна стали для Рейниры первым за много лет случаем, когда она увидела Алисенту.
Она была верна своему слову в ту ночь много лет назад, столько жертв назад. Она покинула Красный Замок в поисках... чего-то. Принадлежности, признания, достижения, Рейнира не знала. Но, несмотря на свое горе, казалось, что она нашла это.
Она выглядела еще красивее в старости, и она обладала спокойствием, которого никогда не знала ее юность. Ее ногтевые пластины остались нетронутыми, ее глаза были яркими, а ее рот обеспечивал легкую улыбку.
В горе они снова срослись. Возродив дружбу, которую они запятнали, словно она исчезла всего на несколько мгновений, а не на десятилетия. Они снова научились доверять друг другу, и стало легко смеяться, улыбаться, несмотря на старые боли в груди. Они снова выучили язык друг друга, знакомый язык, но заржавевший от неиспользования.
У Рейниры была одна просьба к Алисенте, последнее, что она хотела сделать, прежде чем за ней придет Незнакомец, или какой-нибудь Древний Бог, или какая-нибудь другая сила природы.
Я хочу полетать с тобой на драконе, увидеть великие чудеса за Узким морем и питаться только пирожными.
И вот, на один чудесный день они сделали именно это. На один день они прожили другую жизнь, в каком-то другом мире, где они были другими людьми. Ведь Рейнира никогда не могла устоять перед соблазном разделить мир с Алисентой, а Алисента никогда не могла отказать Рейнире в чем-либо.
Когда они снова нашли место, чтобы любить друг друга, это не резало и не калечило их, как когда-то. Это не разрывало души, не разбивало сердца, не ломало духи. Это было исцеляющим, как работа мейстеров. Это было медленно, как само время. Это было естественно, как восход и закат солнца каждый день. И они позволили этому быть реальным. Это никому не причиняло боли. Даже им.
Это больше не казалось таким неправильным. Впервые Рейнира по-настоящему позволила себе любить Алисенту без стыда, а Алисента любила ее без страха. Что бы ни случилось, куда бы они ни пошли, кем бы они ни стали, они всегда будут этими людьми. Они всегда окажутся здесь.
Они не просили больше сдаваться друг другу, пусть жертвы прошлого окупятся настоящим. Они не тратили попусту те годы, что провели, любя других, но они не будут тратить их и дальше.
********
Его мать умерла в возрасте восьмидесяти трех лет, процарствовав пятьдесят один год, что всего на четыре года меньше срока правления Примирителя.
Она умерла так, как многие ожидали от нее: сражаясь. Она не поддается капризам болезни, которая начинает ее охватывать, не позволяет себе потеряться в молоке мака, не прекращает двигаться и жить. Она ездит на своем драконе, как она так любила делать, все больше и больше в месяцы перед своей кончиной. Она ехала на своем любимом Сираксе накануне своей смерти, как будто дракон и всадник знали, что им предстоит попрощаться.
Она оставалась той женщиной, которую он имел честь называть своей матерью до конца своей жизни, никогда не колебалась, никогда не менялась. Она отказывалась умереть незамеченной, она жила как яркое, горящее пламя, гаснущее только тогда, когда она сама знала, что пришло время, горящее долгое время после того, как, возможно, ее фитиль позволил бы это сделать.
Через огонь и кровь она создала королевство, которое теперь Джейс баюкает нетвердыми руками и неуверенностью. Даже в шестьдесят шесть лет Джейс остается таким же неуверенным в том, как руководить, каким он себя чувствовал с того момента, как его мать назвала его своей Десницей после смерти Рейнис много лет назад.
Поистине, впервые за много лет его семья снова была вместе. Все они. Уход королевы был одним, звон колоколов, звуки траурной музыки, но было потеряно гораздо больше. Его братья и сестры потеряли свою мать, и в ее последние часы они сшили свои силы вместе. Будь то в Дорне или Долине, или Дрифтмарке, или Драконьем Камне, все, кто носил имя Таргариены, были в стенах Красного Замка. Лука и Алери, взрослые мужчина и женщина, титулы и семьи тоже вернулись. Хотя они не были кровью дракона, они все равно были семьей.
Это, возможно, одно из самых драгоценных наследий его матери, они. Поклонялись ли они огню и крови, пескам Дорна, розе Хайгардена, штормам и оленям, водам Риверрана или маяку на Хайтауэре, они держались вместе с любовью и связью, которая была глубже крови, была крепче стали.
Хелена носит свою королевскую власть с изяществом, держа его за руку, когда он подходит, чтобы встать перед людьми, коронованный король. Их дети - не шаткие юнцы, неуверенные в работе королевства, а сильные, устойчивые, преследующие Джейса по годам, с собственными семьями.
Джейхейра вышла замуж за второго сына Кригана Старка, Джоннела, как он и обещал своему другу много лет назад. Несмотря на то, что у него было четыре дочери от его второй жены, женщины, которую королевство окрестило Черной Эли, Криган сопротивлялся помолвке между Джейхейрисом и его старшей дочерью, Саррой, веря, что однажды у него будет сын, которого он обещал будущей королеве Семи Королевств. И так оно и вышло. Первым ребенком от его третьего и последнего брака был мальчик с внешностью Старка.
Теперь у его дочери были свои дочери и сыновья, Бейлор и Рейегаль, Элейна и Алисанна, и все они росли так быстро, что сердце Джейса останавливалось с каждым дюймом их восхождения. Он задавался вопросом, научил ли он ее тому, что значит быть королевой, так же хорошо, как его мать учила его быть королем, когда придет ее время. Он задавался вопросом, как она будет обучать Бейлора.
Джейхейрис, возможно, неизбежно с его кровью Таргайрена, женился на Лейне, и теперь его сын был не только разлучен со своим близнецом, как когда-то была мать его невесты, но и за морями в Дрифтмарке. Их единственная дочь и ребенок, о которых стоило говорить, Шайера, сияла ярче, чем любой драгоценный камень, вернувшийся из плаваний, если верить всем отчетам. И Джейс верил им, даже до встречи со своей внучкой, положив свой собственный глаз на ее валирийскую красоту.
А его младший, Мейлор, который никогда не был сторонником политики или женщин, выбрал путь архимейстера, живя по томам и книгам, и служа в доме своих родственников, Хайтауэре, пока он надрывался над древними текстами и забытыми принципами. Он был более мудрым, чем Джейс мог когда-либо надеяться быть, и более мягким, чем, возможно, даже его мать.
Итак, когда Джекейрис Таргариен, первый этого имени, король андалов и ройнаров, и первых людей, займет свое место на Железном троне, он уже прожил половину жизни, он преследовал множество мечтаний и познал много великого и малого, мудрого и глупого. Возможно, он будет править долгие годы, может быть, месяцы. Но Джекейрис Таргариен правит так, как его всегда учила мать: не смущаясь. Он не знает, как его будут помнить, но он знает, что каждый момент будет иметь значение.
Когда Незнакомец заявит о своих правах, он будет готов, ибо наследие Рейниры Таргариен будет достаточно сильным, чтобы удержать единство королевства, когда его дочь займет трон.