1. Окаянный
- Софа! Софи́! - кричала Анна Никитчина, сидя на небольшом диванчике в зале. Женщина, туго стянутая корсетом и душным и плотным платьем из плотной ткани, темно-бордового цвета, активно обмахивала себя веером, стараясь хоть как-то остудить себя в столь жаркий и душный летний день. - Ах, эта девчонка когда-нибудь сведёт меня с ума. - закатив небольшие голубовато-зеленые глаза, она недовольно выдохнула, и, набрав в лёгкие больше воздуха, громче прежнего принялась звать. - София!!!
И через несколько секунд по деревянной лестнице раздались быстрые лёгкие шаги, и через считанные мгновения в зал впорхнула счастливая девушка, принося с собой в комнату оживление и лёгкое дуновение ветерка. Ее темные волнистые волосы, свободно выбивающиеся из незатейливой прически, легко спадали на плечи, на белоснежный воротник простого летнего платья. Ярко-голубые глаза улыбались, так же как и пухлые розовые губы. На щеках светился лёгкий ненавязчивый румянец. Девушка в руках крутила маленький букет полевых цветов, чей тонкий легкий аромат моментально наполнил зал.
- Крестная, вы меня звали? - подходя к Василисе Никитичне, она легко обняла ее и положила букет ей на колени. Женщина мило улыбнулась, и ее недовольство очень быстро сменилось на милость.
- Звала, Софи. - собирая букет, строже отозвалась она. - Где тебя носит, что до тебя не докричаться? Опять к коням в конюшню бегала?
- Что вы, крестная. - все так же тепло улыбаясь откликнулась девушка. Схватив небольшую вазу, она наполнила ее водой и поднесла к тетушке. Вскоре там оказался полевой букет, который теперь украшал газетный столик рядом с диваном. - Павлине нашей на кухне помогала. Она к ужину пироги затеяла. Ваши любимые, с зеленью. Вот и бегала на огород - петрушки, укропа ей нарвать. А там через ограду на поле такие цветы замечательные растут. Вот эти вот - девушка показала на голубые незабудки в букете. - Ваши глаза добрые напомнили. И я собрала букет вам, чтобы и в доме было лето.
- Ну хорошо. - довольно улыбаясь, ответила Василиса Никитична. Поправив те самые незабудки в букете, она довольно вздохнула, вновь раскрывая свой веер. - Софи. Поиграй мне. Эта жара меня совсем с ума сводит. Нигде от нее покою нет. Развесели меня хоть ты.
- Конечно. - заправив волосы за ухо, девушка присела за инструмент. - Сейчас мы развеем вашу тоску.
Тонкие длинные пальцы легко опустились на клавиши фортепиано и из инструмента полилась легкая ненавязчивая мелодия. Мелодичные пассажи изредка разбавлялись задорными триолями, переводя порой пробирающие до кончиков пальцев моменты в лёгкий мотив, так приятно ласкавший слух.
Василиса Никитична блаженно прикрыла глаза, откидываясь на мягкую спинку дивана, и изредка помахивая веером. Скорее уже по привычке, нежели чем по необходимости. Порой Софи была чуть ли ни единственной радостью, скрашивавшей ей жизнь в усадьбе. Муж, Кирилл Леонидович, не любил светские приемы, а потому и сам их не организовывал, и редко выводил жену в люди. Он называл это "пустой тратой денег и времени" а "ни тем, ни другим, в излишке я не обладаю". Поэтому вечера она проводила лишь в компании своего обожаемого сына Евгеши, и крестницы Софии. Хотя, совсем недавно ее муж отправил их ребенка на обучение в кадетский корпус, и теперь ее единственной отрадой была крестница.
Внезапно раскрывшиеся двери в зал громко стукнулись о косяк. Василиса Никитична от неожиданности вздрогнула, не успев понять, что произошло. Бедная Софи перестала играть, тут же подскочила рядом со стулом и приветственно поклонившись.
- Добрый день, Кирилл Леонидович. - едва слышно, произнесла девушка. Поклонившись, она предпочла оставить взгляд на полу, чтобы ненароком не встретиться с недовольно-злым помещиком. Кирилл Леонидович явно недолюбливал девушку. И выводить его лишний раз из себя абсолютно никчему.
- Кирюша. Что случилось? Ты так резко ворвался в зал. У меня чуть сердце не выпрыгнуло. - быстро заговорила тетушка. Князь Каховский был одет в свой прогулочный костюм, строго сидевший на его худой фигуре, и нервно поправлял манжеты белоснежной рубашки. - Ты куда-то собрался?
- Помещик Беркутов в очередной раз проигрался в карты, и сегодня выставляет часть крепостных на продажу. - наконец разобравшись с манжетами, он поднял свои карие глаза на жену. - Доеду, может куплю кого. Макар давно мне ноется, что нет в деревне нормального кузнеца. Может ещё кого присмотрю.
- Поедемте вместе. - воодушевилась Василиса Никитична. - Мы ...
- Я еду один. - с ударением на последнее слово, повысил голос Кирилл Леонидович. Выдержав многозначительную паузу, он сухо поцеловал жену в щёку и двинулся в сторону выхода. - Буду поздно. Садитесь ужинать без меня.
И мужчина исчез так же быстро и неожиданно, как и появился, оставив раздосадованную жену в замешательстве.
******
- Беркутов всегда был слишком азартен, чтобы не играть, и не слишком умён, чтобы вовремя остановиться. - проходясь между рядов крепостных, усмехался боярин Кураев. Жилетка еле держалась застегнутой на его толстом теле, и каждый шаг сопровождался тяжёлой отдышкой. Да и внешне он напоминал больше старого борова, чем путного боярина. - Но, Кирилл Леонидович, нам это на руку. - Каховский натянуто улыбнулся в ответ. - Вы за кем-то определенным приехали, или так, развеяться?
- Я приехал с определенной целью, но, пока не вижу того, что мне надо. - сощурив глаза от солнца, Каховский вновь пробежался взглядом по ряду крепостных.
- Мда. Каков хозяин, таковы и крестьяне. - высокомерно оглядев испуганную девушку, Кураев дёрнул вверх за подбородок ее лицо хищно оглядывая приземистую фигурку крепостной. - Сложно найти что-то стоящее.
- Как звать? - подойдя к высокому статному парню, спросил Кирилл Леонидович. Лицо крепостного было красно, в разводах грязи от рук. Он был крепок, хорошо сложен, и руки бугрились мышцами, спина была чуть ли не втрое больше помещичьей.
- Прохором. - басом ответил тот. Темные волосы спали на лицо, закрывая мощную квадратную челюсть, поросшую лёгкой бородкой.
- Чему обучен?
- С рождения с отцом в кузне работал. Что скажут сделать - все слажу.
- Жена, семья? - прищурившись, спросил Каховский.
- Нет у меня никого. Не обзавелся ещё. - грубо ответив, Прохор вновь опустил голову.
- Отлично. - карие маленькие глаза заискрили от предвкушения удачной покупки. - Вот этого покупаю. Оформите бумаги там, а его - к карете привяжите. Следом пойдет.
- Далековато идти, однако. - вновь дал о себе знать Кураев, довольно крякнув, оценив покупку.
- Ничего. Этот сдюжит. - хладнокровно окинув высокомерным взглядом кузнеца, Кирилл Леонидович поторопился удалиться.
- Кстати о стоящем. - едва поспевая за широкими шагами Каховского, Кураев почти бежал и уже задыхался. - Ваша воспитанница. София Алмазова. Сколько уже ей, 20? А все в девках ходит. Неужто ищите пару, чтобы ваши вложения в нее не прошли даром?
- Не думал об этом. - глядя на него сверху вниз, отстранённо ответил Кирилл Леонидович. - Это воспитанница моей жены, дочь ее сестры погибшей. И я не думаю о том, что моя супруга отдаст ее за первого попавшегося.
- Ну, если вы решите, что уже пора бы и сделать ваше вложение, я всегда к вашим услугам. - пошло ухмыльнувшись, Кураев вытер платком пот с лица. - Вы знаете, я вдовец, не беден, с приданным не продешевлю.
- Предлагаете себя на роль ее мужа? - приподняв одну бровь, спросил Кирилл Леонидович. Бумаги улажены, кузнец привязан, пора и домой возвращаться. И как можно скорее избавить себя от общества назойливого Кураева. - Она вам во внучки годится.
- Ну, Кирилл Леонидович, мы с вами люди взрослые. И прекрасно понимаем, что возраст а нашем случае мало что решает. Важно лишь то, что я могу вам предложить взамен.
- Спасибо. Мы обсудим это с женой. - Усаживаясь в карету, ответил Каховский. - Всего доброго, Михаил Александрович.
Конюх хлестанул поводьями лошадей, и экипаж тронулся с места. Карета медленно ехала по кочкам, а сзади, со связанными руками и привязанный веревкой к карете, плелся грустный Прохор. Сменить одного самодура на другого - дело пустое. А вот покидать место, где родился и вырос - тяжко. Но, крепостные народ подневольный, и их чувства никого не волнуют.
*******
- ... а только в последнюю очередь кидаешь в кастрюлю петрушку да укроп. Чтобы они сочнее остались, и хрустели. - помешивая поварешкой содержимое чугунка, Павлина с упоением вдохнула аромат борща, и поднесла поварешкой с бордовым наваристым бульоном к стоявшей рядом Соне. - Тише только, окаянная. Ошпаришься ещё. Ты остуди сначала, а потом только пробуй.
Павлина была главной на кухне. Без ее одобрения, даже крупу в воду не бросят. За то рецепты у нее - все такие, что боишься, как бы язык не проглотить. Выпечка, борщи, закуски, компоты, соленья - все умела, и Соньку учила. Полная женщина, с вечным румянцем от печи на круглых щеках, никогда не унывала. Она очень чутко заботилась о Софке, ещё с того момента, как та малышкой оказалась в поместье Каховских. Самой Павлине не посчастливилось обзавестись семьёй. Только отец у нее был, жил в деревне Каховщине. Навещала его частенько.
Подождав, пока борщ в поварешке хоть чуточку остынет, Соня аккуратно попробовала его под пристальным взглядом Павлины.
- Мммм! - с закрытым ртом замычала девушка.
- Что? Обожглась?! Вот дуреха, а! Сказала же, подожди! - запереживала кухарка, нервно сдергивая с плеча полотенце.
- Не обожгла. - с улыбкой ответила Соня. - Вкусно очень. Слишком вкусно, чтобы говорить. Павлуша, ты - волшебница!
- Тю-ю. - расплылась в довольной улыбке женщина, деловито вытирая руки. - Это не волшебство. Это просто борщ. Я научу тебя его готовить. А вот мои пышки с сахаром - вот это да. Это волшебство. Я сейчас...
- Павлина!.. - раздался Грозный голос нашего приказчика Макара Тихоновича. - Павлина! - в проходе появилась его кудрявая седая голова.
- У-у, ты! Чего разорался? Тут я, тут. - проходя к нему на встречу, она развязала передник.
- Здравствуй, Соня. - быстро кинул он в сторону девушки, и тут же перешёл к делам. - Там барин крепостного нового купил. Кузнец. Чего эт я. Прохор! Проходи. - и в проход, согнувшись почти вдвое, вошёл русский мужик, такой, каких принято богатырями называть - широкоплеч, статен, силен. - Ты его накорми, да подержи пока у себя, пока не вернусь. Ирку твою я отправил ему за одёжой новой. А то ведь... Ох... От самих Беркутовых хозяин за каретой вел. Вся рубаха вон, только ноги вытирать теперь.
- Пешком?! От самих Беркутовых?! От ведь... Милый, ты садись, садись. Софк, налей-ка ему борща, да погуще́е. Я сейчас... - и, не дослушав приказчика, она унеслась в сарай, неведомо зачем.
Макар Тимофеевич проследил за ней взглядом, уже не удивляясь такой впечатлительной и взбалмошной Павлине, и, кивнув девушке на прощание, вышел с кухни.
Соня аккуратно налила полную плошку борща и поставила перед измученным кузнецом.
- Благодарствую. - смущённо, пробасил тот. Взяв ложку, он ближе пододвинулся к столу, и невольно поморщился.
- Ты поранился? - участливо спросила Соня, и, быстро пробежавшись взглядом по его рукам, увидела оборванный рукав рубахи, пропитавшийся кровью.
- Да это.. мелочи... Случайно зацепило... - смущённо начал оправдываться Прохор, не понимая, почему так стесняется этой девушки.
- Смотри, что тебе принесла. - в кухню ворвалась Павлина, держа твоими пухлыми тёплыми руками три больших пирожка. Она приготовила их к ужину, да барыня оказалась не в настроении. Ну, не пропадать же добру! - Софа тебе уже борща налила. Вот тебе к борщу. Лучок, зеленушка. - хлопотала Павлуша. - Ты ешь, ешь. Устал поди, бедный.
Кухарка с упоением наблюдала, как кузнец проворно ложка за ложкой опустошает тарелку с дымным борщом, боковым зрением поглядывая на Софию, что крутилась у его левой руки.
- Софа, ты что там? Дай поест хлопец спокойно! - возмутилась Павлина.
- Он поранился. Тут бы обработать, чтобы инфекцию не занести, да перевязать.
- Как поранился! Кузнец, так ты чего ж молчишь-то?
- Да к там царапина всего-то. - непонимающе, ответил Прохор.
- Эээ, нет. Если Софа сказала, что обработать надо, так значит надо. - Палина откуда-то достала бутылку водки и протянула девушке. - Она девчонка знающая, с ней даже Макар Тимофеевич не спорит.
Смочив кусок тряпки водкой, Соня начала аккуратно протирать края раны, обрабатывая и вымывая грязь. Щипало жутко, но Прохор виду не подавал. Лишь удивлённо смотрел за тем, как эта девчонка умело справляется с работой, иногда дуя на рану, чтобы больнее не было. Как красиво обрамляют ее огромные голубые глаза длинные темные ресницы, как приятно алеют ее ровные щеки.
- Тут только перевязать осталось. Но, так через кофту не сделаешь этого.
- Так я ему перевяжу. - на кухне раздался третий женской голос. Раскрасневшаяся и запыхавшаяся, Ирка, помощница Павлины, влетела на кухню, держа в руках сложенную одежду. - Пусть только рубашку то сымет, а я там все сама сделаю. Соня, тебя там барыня звала. Поторопись.
Соня тут же отвела от нее глаза, и зарделась от услышанных слов. Но быстро собралась и вышла из кухни, побежала к крестной.
- Ух, Ирка. - разозлилась Павлина. - Тебе бы за твои слова... Да рот с мылом вымыть, чтоб не повадно было.
- Да я ничего такого то и не сказала. - присаживаясь рядом с Прохором, пропела девушка. Кузнец, с досадой проследивший за убежавшей Соней, вновь уставился в тарелку доедать борщ, не обращая внимания на подсевшую к нему Иру. - Вот, одёжу принесла. Переодеться не помочь?
- Не беспомощен, благодарствую. Сам справлюсь. - пробасил Прохор не глядя на рыжую Иру.
- Ну гляди, а то ведь...
- Ирка! А ну...пошла...вон... - придумывая, куда бы отправить эту несносную девку, затараторила Павлина. - Вон! В сарае ведро картошки к завтрашнему. Ещё не чищено! Я по твоему это делать должна?! Давай. Иди отседа. Не мешай человеку.
- Ой, Павлина. - поправляя косу, Ира встала и плавно покачивая покатыми бёдрами, пошла к двери. - Тебе бы только дело мне найти. Никакого продыху.
- А то я смотрю запыхалась вся! - крикнула та уже в закрывшуюся за девушкой дверь. - Тьфу ты! Окаянная. Ты ешь, Прохор, ешь. Не смотри на эту дуреху. Может тебе ещё, добавочки?
*******
Постучавшись, Соня приоткрыла дверь в зал, где сидела Василиса Никитична. Женщина медленно читала книгу, плавно перелистывая страницу за страницей.
- Крестная, вы меня звали? - зайдя в комнату, девушка лучезарно улыбнулась и присела на краешек кресла напротив тётушки.
- Нет, милая, не звала. - приспуская очки для чтения, ответила та.
"Ах Ирка. С кухни меня спровадила. А я ведь из-за нее так и не перевязала кузнецу руку" - пронеслось у девушки в голове.
- Но раз уж ты пришла, Соня, ты не слышала, вернулся ли Кирилл Леонидович от Беркутовых?
- Вернулся, крестная. Он привё...з кх-м, привёз нового кузнеца в Каховщину. Макар Тимофеевич его уже обустроил, а Павлуша накормила.
- Странно. - лицо Василисы Никитичны тут же сделалось грустным, глаза нервно забегали. - Почему он не поставил меня в известность. В последнее время я узнаю последняя о всех делах, что происходят в нашем поместье. Это просто неуважительно с его стороны.
- Что вы, Крестная. - Соня тут же пересела к ней на диванчик и успокаивающе взяла ее руку. - Просто Кирилл Леонидович устал с дороги, и решил не тревожить ваши нервы, и сразу удалился спать. Завтра за завтраком вы обязательно все с ним обсудите. Я уверена.
- Ах, Софи, если бы это были не только слова успокоения. - Василиса Никитична грустно вздохнула, и, отведя голову в сторону окна, тихо произнесла. - Уже поздно, Софи. Тебе пора спать. Как и мне. Доброй ночи.
За столько лет, сколько Соня прожила рядом с Крёстной, она понимала, что лучше не трогать ее сейчас. А лишь оставить в покое и наедине с собственными эмоциями и чувствами.
Медленно поднявшись, София тихо пожелала доброй ночи тетушке, и поспешила удалиться. Но голос Василисы Никитичны ее остановил.
- Позавтракай завтра с нами.
- Если Кирилл Леонидович не будет против моей компании. - учтиво отметила Соня.
- Я буду рада твоей компании, а что будет думать на этот счёт мой муж - это лишь его проблемы. - жёстко отрезала Крестная.
- Конечно, Крестная. До завтра. - и, аккуратно захлопнув двери в зал, София взлетела по деревянной лестнице вверх, и направилась в свою комнату.
Каждый вечер, перед сном, Соня старательно вспоминала все те малые моменты с родителями, которые так бережно хранила ее память. Их не стало, когда Соне было только 5 лет, и она перешла под опеку своей тётушки - страшней сестры матери. Она была слишком мала, чтобы помнить много. Лишь отдельные моменты. Соня помнила, какими тёплыми были руки ее мамы, и как крепко и трепетно ее обнимал отец, каждый раз, когда куда-то отлучался из имения. Как он катал ее на спине, и как мама, пожалуй самым мелодичным голосом на свете, пела ей колыбельную перед сном.
А потом пожар.
Пожар, который забрал у нее родителей.
Опеку над крестницей взяла крёстная мать - Василиса Никитична, которая воспитывала ее так же, как и воспитала бы свою дочь. Ей дали прекрасное образование, она была обучена четырем языкам, нотной грамоте и многим наукам, которым обучены не все дочери других князей. Когда родился Евгеша - Соне было уже 10 лет, и она стала для него старшей сестрой, помогала няням и Крестной во всем.
Единственное, что тревожило ее - это нелюбовь к ней Кирилла Леонидовича. Открытая неприязнь ко всему, что делала девушка, наблюдалась в каждом его движении, каждом слове, каждом взгляде.
И именно поэтому от одной мысли о завтрашнем завтраке у девушки все неприятно сводило внутри.