Исцеленная

Силена ненавидела терять контроль

Она не просто жила им — она им дышала. Каждое слово, каждое движение, каждый чужой взгляд проходил через фильтр её осознания. Контроль был её бронёй, её оружием. Без него она чувствовала себя оголённым нервом — и таких чувств она не прощала даже себе.

Система, которую она построила, была точной до бездушия. Прозрачной, как стекло. Но стекло резало. И чаще всего — по вине мужчин. Мужчин, которые смотрят на неё так, будто знают лучше. Будто право принимать решения вшито в их хромосомы.

Она устала от этого. От их «разумных» решений, уверенных голосов, тяжёлых взглядов.
Ей не нужны были глаза, скользящие по телу. Ей нужны были те, кто смотрит в суть.
Теперь она выбирала иначе.

Женщины.
Холодные, стойкие, прожжённые.
Такие, как она.
Такие, что не опускают взгляд, даже если перед ними встаёт сам чёртов Доменико Карделло.

Рейна была молода, но она не отступила. Не дрогнула, когда могла. В ней было то, что Сили уважала: стержень. Да, её ещё можно было обучить, направить — и это делало её ещё ценнее.

О ней Силена узнала от Ксандера.

Конечно, не потому что он хотел ей помочь. Нет. Он просто, как всегда, хотел спихнуть проблему на кого-то другого. А кто лучше справится с «неудобной» ситуацией, чем она?

Звонок раздался поздно вечером, когда весь дом уже погрузился в полутемноту. Силена сидела на подоконнике с чашкой холодного чая и мыслями, которые не давали покоя.

— Привет, Си, — голос Ксандера звучал слишком спокойно. Слишком равнодушно, чтобы не вызывать подозрений. — У тебя там место найдётся? Для ещё одной психованной.

Силена подняла бровь, хотя он этого не видел.
Его легкомыслие раздражало.

— Что случилось?

— Сенатор. Мёртв. Девчонка. Новенькая. Романо и так по горло в дерьме... — он замолчал, но ей не нужно было слышать продолжение. Она уже знала. — Ты умеешь обращаться с такими.

— Принято, Ксандер. — коротко бросила она и отключилась.

Пальцы всё ещё сжимали телефон, а в голове уже выстраивался план. Холодный, чёткий. Она предвкушала их встречу. Что-то подсказывало: эта девушка — не просто очередная ошибка системы. В ней было что-то большее.

Утро началось с шума внизу.
Доменико так и не вернулся в спальню, и это многое говорило.
Не потому, что был зол. Потому что боялся.

Силена это знала. Видела страх в его глазах — не перед ней. Перед тем, что может её потерять.
Он хотел её защитить. Любил.
По-своему.

Но проблема была не в нём.
Она — и была своей главной проблемой.

Слишком волевая. Слишком независимая.
Слишком "слишком", чтобы сдаться. Даже ему.

Каждый раз, когда он пытался закрыть её в золотой клетке, внутри поднимался протест.
Сильный. Жесткий. Холодный.
Она не боялась умереть.
Она боялась потерять себя.

Силена спустилась медленно, босиком, ступень за ступенью, словно каждая из них была частью ритуала. Волосы спутаны, рубашка — на одно плечо, взгляд — острый, как нож в горле. Она не говорила, но каждый её шаг звучал как предупреждение. Тихое. Смертельное.

На кухне пахло чесноком, оливковым маслом и чем-то... слишком домашним. Слишком уютным. Слишком не её. Это был не её уют. Не её запахи. Не её порядок.

Женщина у плиты мешала суп, двигаясь с точностью того, кто знает: за ошибки тут платят не словами. Армандо сидел поодаль, телефон в одной руке, чашка кофе в другой. Он видел её — но не шевельнулся. Хитрый ублюдок.

— С каких пор? — спросила Сили, указывая на женщину взглядом.

Женщина вздрогнула, обернулась и поспешно кивнула:

— С сегодняшнего дня, синьора.

Армандо не взглянул на неё. Даже не моргнул:

— С того момента, как в этом доме поселились подростки. И стало слишком много шумных ртов.

Силена чуть склонила голову. Почти лениво. Но это была та самая её поза. Поза перед прыжком. Поза, после которой кто-то всегда уходил в слезах... или в мешке.

И именно в этот момент она вошла.

Рейна.

Одежда по-прежнему растрепана — сидит плохо. Волосы собраны в хвост, и яркий когда-то красный теперь выцвел до ржавой меди. Но глаза... Глаза смотрели нагло. Прямо. Без тени страха.

Слишком прямолинейно для мира, где за прямоту отрезают языки.

— Привет, — голос Силены был почти ласковым. — Садись. Пора поговорить. Думаю, у тебя тоже есть вопросы.

Рейна подошла. Медленно. С опаской.

— Да, — отозвалась девушка, подходя ближе. — И если честно... я до сих пор не понимаю, что от меня хотят.

Она села, поблагодарив женщину, что поставила перед ней тушёную курицу с картошкой и тарелку супа.

— Я не буду, — бросила Силена, опускаясь напротив. — Только воды.

Женщина и Рейна переглянулись — короткий, едва заметный обмен взглядами. Подозрение. Или просто попытка прочитать её.

Армандо кашлянул. Громко. Преднамеренно. Как бы давая сигнал.

— Ладно. Я сваливаю. — он встал. И кивнул женщине: — Ты тоже.

Когда за Армандо и кухаркой закрылась дверь, тишина в комнате словно обрела вес. Рейна напряглась — плечи чуть приподнялись, руки скрестились на груди. Защитная реакция. Страх, не признанный вслух, но читаемый в движениях.

Силена посмотрела на неё внимательно, с той самой холодной проницательностью, которой научилась за годы выживания среди акул в дорогих костюмах и прицельных наручниках.

— Тебе нужна нормальная одежда. И в салон — убить этот ржавый цвет, — бросила она, словно обсуждала погоду.

— А зачем я вообще здесь? — резко спросила Рейна. Не колеблясь.

Сили чуть улыбнулась. В уголках губ дрогнула тень чего-то большего — воспоминания, предчувствия, контроля. Она давно ждала этого вопроса.

— Ты будешь работать на меня.

Рейна слегка склонила голову набок, и одна бровь изогнулась в немом вопросе.

— Расслабься. — Силена сцепила пальцы на столе. — Я не собираюсь делать из тебя девочку на панели, если ты вдруг об этом подумала. Наоборот. Хочу, чтобы ты стала моей правой рукой. Ты умна, упряма, вынослива. Я это вижу. Это, возможно, не то, о чём ты мечтала... но это куда лучше, чем быть трофеем у какого-нибудь больного ублюдка.

Она сделала паузу, взгляд стал внимательнее, голос — тише:

— Я научу тебя жить. Выживать. Играть по своим правилам. Потому что в этом мире, где нас считают чьими-то украшениями, только зубами и хваткой можно чего-то добиться.

Рейна опустила взгляд, потом снова встретилась с ней глазами.

— Я умею постоять за себя.

Сили кивнула.

— Уже поняла. Но ты действовала в панике. Тебе повезло, что он был под коксом и не ждал сопротивления. У тебя был нож-бабочка — красивая игрушка, но капризная. Ей сложно управлять, если не знаешь, как. Я умею и научу если захочешь.

Она замолчала. Не для драматизма — просто дала Рейне переварить. Потом добавила:

— Мужчины не видят во мне опасность. Они видят грудь, бёдра, улыбку. Они не понимают, что я могу снести их империю одним словом. Потому я выбираю женщин. Таких, как ты. Да, я рискую, беря тебя под крыло. Но, по странной причине... я тебе верю.

— Это из-за ребёнка, да? — негромко спросила Рейна.

Сили впервые за всё это время позволила себе настоящую улыбку. Тёплую. Живую.

— Да. Ты быстро схватываешь. Мне это нравится.

— Значит, пока я здесь... — начала Рейна.

— Пока ты здесь, у тебя будет своя комната. Ты получаешь деньги. Свободу. Оружие — если хочешь. Но если предашь — мне не придётся тебя искать. Я буду уже рядом.

— Какая ставка?

Сили прищурилась. А потом бросила, почти с насмешкой:

— От десяти тысяч долларов в месяц.

Рейна поперхнулась воздухом.

— Десять тысяч?! Ты серьёзно?

— Очень. И это только начало. Посмотрим, как быстро ты учишься.

Она встала, легко, грациозно. И, бросив через плечо:

— Поехали к Изабелле. Пора сделать из тебя женщину, с которой лучше не шутить.

Они остановились у зеркального фасада салона. Витрина сияла в утреннем свете, отражая солнце и свежевымытые машины, проезжавшие по Уэстбурн-драйв. Чёткие цифры на стекле — 901 — выглядели не как адрес, а как код.

Когда они вошли, их обдало ароматом жасмина и кофе. Пространство внутри было продуманным до мелочей: ровные линии, мягкий свет, тонкие запахи, которые кто-то подбирал с тем же вниманием, с каким планируют операции.

— Добро пожаловать. Вас уже ожидают, — с улыбкой произнесла администратор, прекрасно зная, кто стоит перед ней.

Изабелла уже находилась у зеркала, легко переговариваясь с мастером, которому предстояло заняться волосами Рейны. Заметив их появление, она лишь едва кивнула и, не прерывая разговор, жестом пригласила девушку сесть в кресло.

Предстояло полное преображение — от стрижки и цвета до макияжа и подбора образа. Изабелла подошла к делу со всей тщательностью: она уже изучила черты лица Рейны, оценила оттенок кожи, структуру волос и даже проконсультировалась с Силеной, чтобы понять её вкусы и предпочтения.

Силена тем временем устроилась в зоне ожидания. Беременность обострила её восприятие запахов, и даже слабый аромат краски отдавался чем-то едким. Она опустилась в кресло у окна, выбрав журнал лишь для вида. Её мысли блуждали где-то между собственными ощущениями и гнетущим молчанием Доменико.

Мастер принялся за работу сразу, как только Рейна устроилась в кресле. Изабелла стояла рядом, наблюдая за каждым движением, уточняя детали, словно режиссёр перед съёмкой важной сцены.

Сначала был выбран цвет — глубокий, ярко-красный оттенок, который сразу преобразил лицо Рейны, сделав его более выразительным. Затем последовала стрижка: мягкая лесенка подчёркивала линию скул, а короткая, немного дерзкая челка открывала взгляд, придавая образу свежесть и характер.

Когда волосы были вымыты, уложены и подсушены, мастер перешёл к следующему этапу — маникюру. Короткие ногти привели в порядок, покрыв их нюдовым лаком с лёгким розоватым отливом. Всё выглядело аккуратно, стильно и неожиданно по-взрослому.

Брови слегка подкорректировали, придав им чёткую, но естественную форму, которая подчёркивала глаза. Макияж был сдержанным, но эффектным: лёгкий тон, немного сияния на скулах, мягкие тени и нюдовая помада. Всё вместе выглядело как естественная красота, только подчеркнутая в нужных местах.

— Вот теперь ты — это ты, — тихо сказала Изабелла с довольной улыбкой.

Когда преображение было завершено, Рейна поднялась с кресла, всё ещё немного растерянная от увиденного в зеркале. Силена лишь одобрительно кивнула, молча подойдя к девушке. И в этот момент она поняла: из Рейны можно будет сделать многое. И, возможно, даже — кого-то больше, чем она сама когда-то стала.

Под золотистым солнцем Вест-Холливуда они вышли из салона — трое женщин, каждая со своей историей, со своими ранами и планами на завтра. Ветер нежно трепал пряди только что окрашенных волос Рейны, воздух пах свежестью и чуть заметной надеждой. Машина ждала у обочины, сверкая отполированным кузовом.

— Шопинг — это терапия, — сказала Изабелла, легко щёлкнув брелком, и машина послушно открылась.

— Особенно когда платишь не ты, — тихо усмехнулась Силена, пряча усталость за иронией.

Они сели в салон, и авто плавно растворилось в городском потоке, этот день был просто одним из тысяч, хотя на самом деле каждая секунда в нём что-то меняла.

Следующие часы прошли под шелест пакетов, под блеск витрин и мерки одежды, под лёгкий смех и редкие взгляды. Рейна подбирала вещи, которые впервые подходили не только по размеру, но и по жизни. Её прежний гардероб был частью той девочки, которая боялась темноты. Теперь же на её плечи ложился крой уверенной женщины.

Силена время от времени останавливалась у витрин с крошечными бодиками и пинетками. Но не задерживалась. Беременность — её тайна, её уязвимость. В мире, где враги следят даже за дыханием, новость о ребёнке могла стать пулей. Особенно сейчас, когда Вегас расшатывал хрупкое равновесие. Быть слабой — значит проиграть.

Армандо сопровождал их, держался чуть в стороне, сдержанный, как всегда. Но Силена замечала, как напряжение в нём возрастало при каждом взгляде на Изабеллу. Он не смотрел на неё. И именно в этом была боль — режущая, пронзительная, невыносимая. Она знала: он хотел. Но долг оказался важнее. Изабелла была наказана не за грех, а за сам факт чувств.

Силена видела, как это ломало подругу. И, возможно, именно поэтому, когда они наконец присели за столик в небольшом китайском ресторанчике с красными фонариками и тонким ароматом имбиря, она сказала:

— Я поговорю с ним.

— Не нужно, — ответила Изабелла, опустив взгляд в меню. — Что закажем? Суши?

— Я только рис, — отмахнулась Силена. — Если меня вывернет, это будет не то внимание, которое я хочу привлечь.

— Я никогда не ела суши, — призналась Рейна, аккуратно убирая волосы за ухо.

— Что? — Изабелла округлила глаза. — Деточка, тогда это твой звёздный день. Я открою тебе мир. Готовься — будет вкусно и красиво.

Смех за столом стал тем мостом, по которому женщины возвращаются к себе, несмотря на страх, несмотря на тревогу.

Но легкость момента разлетелась, как разбитое стекло, когда на пороге появились Доменико и Леон. Холодная сила — в одном. Беззаботное обаяние — в другом.

— Рад видеть столь прекрасное общество, — проговорил Леон, скользя глазами по девушкам и, не стесняясь, усаживаясь рядом с Рейной. — Выглядишь... потрясающе.

Доменико, напротив, не произнёс ни слова. Приветствие с Изабеллой — ровное, деловое. Ни взгляда в сторону Силены. Ни намёка на присутствие Рейны. Он не сел с ними. Прошёл мимо, уселся рядом с Армандо, намеренно прочерчивая границу.

Изабелла склонилась к ней и, почти не двигая губами, прошептала:

— Что с ним?

— Злится. Потому что я снова сделала по-своему, — ответила Силена, не сводя глаз с мужчины, которого любит.

Что может ранить сильнее, чем молчание того, кто любит тебя больше всех?

Доменико злился. И делал это дольше, чем обычно. Не было ни горячих примирений, ни жадных прикосновений в темноте. Не было и его привычной, почти молчаливой капитуляции. Он молчал — опасно, выжидающе. И всё же — продолжал заботиться. Только теперь через Леона.

Она кое-как поела, но через пятнадцать минут её вырвало. Проклиная всё, она поднялась, уставилась на своё отражение и умылась холодной водой. Скулы стали острее, ключицы резче. Она явно похудела. Приложив ладонь к животу, Силена погладила его и ощутила слабое внутреннее тепло.

— Ещё пара недель, и токсикоз пройдёт, — тихо сказала себе.

В туалет зашла Изабелла.

— Всё в порядке? — с беспокойством спросила она.

— Да, — быстро ответила Силена, утирая уголки губ и делая глубокий вдох.

— Пойдём, а то Доменико места себе не находит. Переживает.

— Мог бы и сам прийти, если так волнуется.

— Сили... Я знаю, ты сильная. Я тобой всегда восхищалась. — Изабелла шагнула ближе. — Но не будь к нему так жестока, прошу. Не упусти свой шанс на счастье, как когда-то упустила его я.

Силена отвернулась, но голос её дрогнул:

— Я стараюсь, Иза... Просто мне сейчас очень тяжело.

Они обнялись, по-женски молча, и спустя пару минут вернулись за стол. Но её злость начала нарастать. Доменико всё так же сидел в углу. Он не взглянул на неё. Не подошёл. И всё равно она знала: каждый его мускул напряжён — он следит. Просто гордость, эта тупая мужская гордость, не позволяла ему подойти. Сказать. Поговорить.

На обратном пути Изабелла не оставила ей выбора.

— Поедешь с ним. Вам нужно поговорить.

— Я не хочу...

— Надо, — сказала она жёстко и захлопнула дверцу машины.

Машина тронулась. Молчание стало невыносимым. Напряжение висело в воздухе, как перед грозой. И когда поворот оказался не тем, который ведёт домой, Силена напряглась.

— Куда ты едешь? — резко выпрямившись, спросила она.

Ответа не последовало.

— Господи, Дом... Ты ведёшь себя как обиженный мальчишка!

Машина резко затормозила и остановилась у обочины. Он не сказал ни слова. Просто вышел и направился по оживлённой улочке, оставив её одну в полутьме машины.

— Доменико Карделло, если ты думаешь, что я первая начну этот разговор — ошибаешься, — прошипела она, открыв окно и впустив прохладный вечерний воздух.

Тошнота снова накатила. Она высунула голову, пытаясь отдышаться — и тут перед её лицом возник букет алых роз.

Она подняла взгляд. Перед ней стоял он.

— Что это? — с недоумением спросила она. — Так ты извиняешься?

— Я не извиняюсь, Сили. Я всё ещё зол. Но я поклялся себе, что ты никогда не проведёшь ни дня без своих любимых алых роз. Даже если я взбешен. Даже если ты меня выводишь. Это мой ритуал. Мой выбор. Ты — мой выбор.

Силена хотела что-то сказать. Застыла с приоткрытым ртом, но передумала. Взяла цветы, аккуратно опустилась обратно в кресло.

— Поехали. Я устала..

Всю дорогу она прижимала розы к груди, уткнувшись лбом в холодное стекло. Свет фонарей стелился по её коже, сердце сжималось. Она делала больно тем, кто её любит. Знала это. Но справиться с собой не могла. Гребаные гормоны. Гребаная любовь.

Как только они подъехали к особняку, Силена выскочила из машины и стремительно поднялась в спальню. Закрылась в ванной, включила воду — и просто села на холодный кафель. Слёзы, которые держались всё это время, вырвались наружу.

— Да какого же чёрта я реву... — прошептала она.

Раздался стук в дверь и тревожный голос Доменико:

— Сили, открой! Что случилось? Тебе плохо?

— Всё нормально, — ответила она, но голос предательски дрогнул.

— Сили, — он надавил на ручку. — Открой, иначе я выломаю дверь.

Она поспешно умылась, стерев слёзы, и открыла. Доменико тут же взял её за подбородок, заставляя поднять лицо.

— Ты плакала? — в его голосе прозвучала боль.

— Нет, — мотнула головой, отводя взгляд.

— Боже, Сили... — Он притянул её к себе и крепко обнял. — Прости. Я не хотел быть причиной твоих слёз.

Силена обвила его руками, уткнувшись в грудь.

— Я не заслуживаю такого мужчину, как ты, — прошептала она, надеясь, что он не услышит.

Но он услышал.

— Что?

Доменико отстранился, заглядывая ей в глаза.

— Я люблю тебя, — прошептала Силена и тут же прижалась к его губам, закрывая всё, чего не могла сказать.