Глазами сокола

Вообще-то, если быть честными, учёный-колдун злодеем не был, а создавал он куда больше, чем разрушал... Центр пустыни превратился, благодаря ему,чя в благоухающий сад. Здесь были сотни растений. Одни служили для своего хозяина пищей, другие – кормом для многочисленных питомцев, третьи услаждали взгляд. И даже самый искушенный в делах красивого убранства был бы поражён обилием красок и форм, а ещё тем, в какой гармонии они сосуществовали в волшебном саду.

А сад и правда был волшебным и, возможно, ни в одном из земных миров вы не увидели бы чего-то подобного! Здесь тропические цветы распускали свои лепестки навстречу чуть приглушённому волшебством свету солнца (ярко-жёлтые, красные, пурпурные и небесно-голубые), покачивались в такт жужжанию пчёл зверобой и чёрные каллы, мирно соседствуя на окружённой плетёнкой клумбе. Финиковые пальмы гордо поднимали к небу свои увенчанные зелёными коронами верхушки, когда у их подножья росли крохотные кустарники с бело-зелёными листьями (из них учёный готовил бодрящий отвар). С помощью небольшого собственноручно сделанного укрытия (пальмовые листья и совсем чуточка волшебного зелья), колдун сумел вырастить дикие северные ягоды: голубику, малину и бруснику. Ими не брезговал и его любимый попугай Шварцвальд.

И среди всего этого великолепия бегали пёстрые курицы, щебетали маленькие певчие птички и величаво шествовали верблюдицы. Были у него и почтовые голуби, хотя письма он писал редко, и большая рыжая собака. Толку от неё было мало, трусиха, каких поискать, но хозяина своего она любила. Хоть колдун и гордился своим прекрасным хозяйством, Мирида не могла оценить его по достоинству. В пузатой стеклянной склянке, в самой высокой башне, на самой верхней полке большого шкафа из тёмного дерева она томилась в своём заточении, хоть до конца так и не поняла, что же с ней приключилось...

В первые дни снежинки под блестящим стеклом едва-едва шевелились, напоминая скорее стоячую жидкость, чем наполненный жизнью воздушный поток. Силы, казалось, покинули её после пережитых злоключений... Даже едва-едва она осознавала, что именно видит сквозь прозрачные стенки вокруг. Но что ещё хуже: её это почти не волновало. Она не знала, что ветрам, порой, нужен отдых, как и всякому мыслящему существу, и что в часы особо сильной усталости ими овладевает ни на что не похожее оцепенение, апатия столь сильная, что почти непобедимая! И даже память работает в такое время не так, как положено, упуская всё самое важное и значимое...

И только через двадцать дней Мириду вновь посетила мысль о дочери, которой лишь она могла подсказать, как снять проклятье. Это воспоминание сверкнуло в её утомлённом разуме искрой столь яркой, что, казалось, родилась новая звезда. И она предприняла неимоверное усилие, чтобы вновь стать больше, чтобы сбросить с себя стеклянные оковы. И, честное слово, сделай колдун хоть крохотную помарку, когда заколдовывал пустынное стекло, бутыль разлетелась бы на мелкую крошку, сверкающую острыми гранями. Бутыль трещала и позвякивала, но оставалась целой. А Мирида всё продолжала отчаянные попытки освободиться.

Колдун, возможно, и догадался бы, что что-то не так, и его новый «экспонат» куда необычнее, чем кажется, но людям, даже обладающим пытливым умом, свойственна своего рода «близорукость». И учёный, поглощённый описью своего гербария, совсем не смотрел по сторонам. А на что посмотреть, несомненно, было, и ещё как! Дело в том, что ветры на свете живут куда дольше людей. Для них заточение на пару десятков лет, как правило, мало значило. А иные из них даже радовались ему: в природе воздушных потоков заложен «инстинкт» быть в постоянном движении, и только волшебное пустынное стекло помогало им остановиться. А ведь, как известно, чтобы лучше понять себя, стоит, иногда, прибывать в безмятежном покое... На полках из тёмного дерева стояли несколько десятков стеклянных сосудов, и обитатели каждого из них не тяготились своей несвободой. Они двигались неспешно, закручиваясь в плавные гармоничные вихри, кружась вокруг только им ведомой оси и размышляя...

Мирида же билась о волшебное стекло как сумасшедшая, в движении её снежинок не прослеживалось ни закономерности, ни плавности, ни умиротворённости. Но учёный этого не замечал.

Животным, особенно тем, кто долго жил рядом с человеком и отличавшимся особым умом, близорукость, в отличие от недалёких хозяев, свойственна не была. И Шварцвальд сразу приметил, что что-то здесь не так. Пурпурный попугай долго присматривался к почти неслышно звенящей склянке, а затем, взлетел на самый верх шкафа, чтобы изучить её поближе. Увидев огромный зелёный глаз пурпурного попугая, колдовская метель отреагировала совершенно по-человечески: она испугалась. Но, уже сжавшись в снежный крохотный комочек у противоположной стенки стеклянного своего обиталища, она вспомнила, что едва ли гигантская птица может принести ей какой-либо вред. Даже окажись чудовище плотоядным, что оно может сделать бесплотному вместилищу её души? Мирида была человеком, и совершенно по-человечески она ринулась в атаку, сама не зная, чего хочет этим добиться. И лишь врезалась в стеклянную стену, хоть и с явными воинственными намереньями. Попугай в ужасе отпрянул, весьма неуклюже, чуть не свалившись с верхней полки пресловутого шкафа. Но, сумев восстановить равновесие, он спикировал прямиком на рукопись перед самым носом склонившегося над работой старика.

– Человек, – закричал попугай, размахивая крыльями, – человек!

Но учёный, в силу не раз упомянутой близорукости, не внял его ясному призыву, а лишь раздражённо отпихнул любимого питомца подальше.

– Не заставляй меня думать, Шварцвальд, – не без раздражения сказал колдун, – что ты не умней куриц, что бегают по нашему двору!

Делать было нечего униженному попугаю, кроме как смириться с несправедливостью своего хозяина. И хоть он и был готов поспорить, кто здесь «не умнее курицы», Шварцвальд отправился на свой насест, нахохлившийся и задумчивый...

А солнце медленно катилось к горизонту, и вот, сердце пустыни отправилось к центру земли, забирая с собой жар из раскалённых песков...

Учёный был бы рад посидеть над ботаническим исследованием до поздней ночи, только вот холодно было в башне, а наблюдать за движением небесных светил в этот день ему не хотелось. Впрочем, спать он отправился удовлетворённый своей работой. И спускаясь по лестнице в спальню, где жарко горел зачарованный камин, он не представлял, что задумал пурпурный попугай. А тот, дождавшись, когда уснёт хозяин, вернулся в башню и, обхватив лапкой горлышко зачарованной бутыли, вознамерился освободить королеву. Но он медлил.

Со своим хозяином попугай был знаком уже много лет. И он повидал немало людей. Странный это был народ. В их поведении было много абсурдного и непонятного. И попугай полагал, нужно заметить, вполне справедливо, что человек наделённый могуществом вихря может наделать много неприятного после обретения вожделенной свободы. Едва ли ему стоило рассчитывать на справедливую благодарность, или что-то вроде того... Люди вообще часто делают глупости.

Вот, к примеру, их язык. Что за странная идея, давать множество имён всему, что подвернётся под руку? И при этом пользы и смысла в этом попугай не видел: несмотря на множество слов, люди совершенно не умели договариваться. Тем ни менее, Шварцвальд гордился своими достижениями в лингвистике, и в данную минуту из тысяч слов, что он знал, попугай пытался выбрать наиболее точные, чтобы передать человекоподобному вихрю смысл своих действий. А то беды не оберёшься.

Слова нехотя вызывались на важную роль дипломатического послания, но тем ни менее, попугай остановил свой выбор на трёх, постаравшись произнести их как можно чётче:

– Человек, помоги (он знал, что это слово люди любили говорить его хозяину к месту и не к месту), не беда.

Пожалуй, из этой нехитрой фразы, Мирида правильно ( и что важно: сразу), поняла только первое слово. По всей видимости, птица как-то догадалась о природе её души. Но, увы, два других слова не вызвали у королевы нужных ассоциаций вовремя, посему, когда цепкий клюв без особого труда вытащил пробку из бутылочки, начался сущий кошмар!

Ошалевшая от неожиданной свободы Мирида вмиг подчинила своим холодным кружащимся порывам весь воздух в башне, отчего рукописи разлетелись во все стороны, книги повалились со своих полок, а ценные ингредиенты уцелели лишь потому, что колдун не поленился заговорить на прочность большую часть стеклянных предметов в своём кабинете. Даже мебель жалобно затрещала, не привыкшая к грубому обращению. И среди всего этого безобразия, летал перепуганный попугай, всё повторяя и повторяя бесполезные слова глупого человеческого языка.

Как ни странно шум этот колдуна бы не разбудил, но вот служившие в башне белки (их учёный кормил особыми кушаньями, которые делали их не менее волшебными существами, чем морские змеи или жар-птицы), были обучены предупреждать хозяина об опасностях. А совершенно неуправляемая метель, которая вместо того, чтобы вылететь в открытое окно, стала крушить всё, что подвернётся, явно представляла угрозу. В одной ночной рубашке учёный побежал вверх по лестнице и распахнул дверь своего пострадавшего кабинета.

В царящем хаосе он (удивительно!) расслышал крик своего любимца: «Человек! Человек! Нет! Беда, беда! Человек!». И внезапная догадка осенила его. Всё-таки даже попугай признавал, что старик был не самым глупым представителем рода людского.

– Так ты не ветер?! – воскликнул он, с трудом перекрикивая вой колдовской метели.

А Мирида тут же застыла, лишь теперь увидев учёного, и поняв, что творила никому ненужные безумства. Вообще ветрам не бывает стыдно, но разве королева и вправду им была?

А учёный почувствовал, что впервые за долгие годы, он не может справиться с противоречивыми эмоциями. Даже его закалённому зельями сердцу было трудно примириться с осознанием случившегося. Как давно он так сильно не ошибался! Ему определённо нужно было присесть...

Здравствуйте, мои дорогие! Соскучились? Я - очень! Вновь возобновляю выкладку глав моей книги... И нас с вами встречи ждут теперь довольно часто. Почему? Я планирую выложить книгу полностью до конца ноября. Сумею ли? Если всё будет хорошо - да! Так что держите за нас с книгой кулачки и пожелайте нам успешного завершения!

А что же черновики? Они почти готовы. Осталось самое важное - последняя глава, к которой мне довольно сложно подступиться. Мне хочется, чтобы всё было очень красиво, романтично, волшебно и таинственно! Я знаю, чем всё кончится, но не тороплюсь намеренно: у меня нет контракта с издательством о чётких сроках и я нагло этим пользуюсь. Хочу поймать "нужное" ощущение. Но думаю, финал не заставит себя ждать...  Вы тоже его ждёте? Очень на это надеюсь! 

Сколько ещё осталось показать вам глав? Довольно много! Могу сказать, что это даже не половина, частей всего будет три и они примерно равны по объёму. Я намеренно не говорю точной цифры просто потому, что сама в ней не уверена. Некоторые главы я делю или, наоборот, объединяю... Неотъемлемая часть процесса! 

А теперь о событиях этой главы. Мне безумно нравится попугай Шварцвальд! Мне даже жаль, что этот герой не входит в число главных! Он умён, слегка самолюбив и саркастичен, но со снисхождением относится к своему хозяину. Чего ж с него, несчастного убогого, взять? Люди, по сути, дурочки, но их питомцы всё равно их любят.

А у учёного-колдуна есть реальный прототип! Только тццц.... Я вам этого не говорила ;) 

Мириду ещё ждёт немало приключений, а Селеста и Сириус... Что ж... Про них в следующей главе!

Спасибо, что читаете "Глазами сокола"! 

Заходите в мой инстаграм! Там ещё больше новостей книги и другого творчества! В том числе и иллюстрации ;) Мой ник: leomane_workshop

До скорой встречи!