Глава 11. Выпускной вальс
Пустота уступила место боли. Она мешала спать, заставляла переворачиваться с боку на бок, стонать... Я приложил лёд к синякам, выдавил на себя полтюбика мази, но ничего не помогало. Кости ломило, голова трещала, спина, казалось, распалась на несколько разных частей, и теперь её невозможно было собрать. Я лежал, глядя в полок, и думал о том, что будет дальше. Я переживу всё это, и что? Потом всё повторится. Сколько ещё будет таких поражений? Сколько синяков? Меня будут избивать, а я буду терпеть, да? Чтобы не унизиться! Чтобы не смириться со своей ничтожностью! Чтобы доказать им всем, что я не трус, что я чего-то стою. Но однажды ведь я опущу руки. Я устану бороться и покорюсь им, я стану жалким, приму себя! Я буду самым ничтожным человеком на свете. Я буду ходить и извиняться перед всеми, как тот чиновник Червяков, чихнувший на генерала Бризжалова.
Я думал обо всём этом и чувствовал боль. Как душевную, так и физическую. Две боли сливались воедино, становились большим двухглавым орлом, который, ухмыляясь, клевал мою печень. Я терпел, пытался не выглядеть жалким, но не мог...
Заснул я лишь под утро, когда тело совсем утомилось и не хотело больше испытывать меня на прочность.
Благо, родители легли спать раньше, чем я вернулся домой, и никто не задавал мне лишних вопросов. Они бы утомили меня, не позволили расслабиться, погрузиться в пустоту.
Утром стало полегче. Всё по-прежнему болело, но я привык к боли. Она не казалась мне чем-то новым и уникальным. Я уже познакомился с ней. Мы даже подружились. Хоть она и постоянно заставляла меня стискивать зубы и смотреть в серый, пустой потолок, пытаясь найти в его невзрачной серости ответы, которых там не было и не могло быть.
Всё утро я провалялся на диване. Думал об Артуре Клыке, об Игоре Дровосецком, обо всём, что произошло. Мне было страшно открывать интернет и смотреть ленту новостей. Там могла быть информация о конфликте в штабе. Тогда я пойму, что пропал. Но кого ты обманываешь? Ты всяко пропадёшь, Фёдор... Если не сегодня, то завтра уж точно они всё выложат. Ты обречён.
Надо было писать текст. Завтра я должен пойти на дурацкую дуэль с Артуром Клыком. «Может, убить его там? - подумал я. - Прийти на баттл, выстрелить в него и застрелиться самому, а? Он этого достоин. Убить его на глазах у Алисы. Чтобы она поняла, что я не жалкий таракан, каким они меня считает. Нет... Нет... Я не хочу расстраивать её. Не хочу топтать цветочек. Если я и убью его, то точно вдали от её глаз. Она должна видеть только прекрасное. Но не смерть. Нет, смерть её не коснётся. Она никогда не узнает о смерти».
Я сел и попробовал что-то написать. Накидал несколько рифмованных строчек. Но получилось плохо. Думать я не мог. Голова раскалывалась. Боль заполнила мозг. Боль заслоняла слова, не давала им места. Чёрт. Вместо того, чтобы писать строчки о Клыке, я набросал какое-то нелепое стихотворение. Я откинул его и снова попробовал писать текст.
Меня клонило в сон. Повсюду была туманная, хрупкая слабость. «Это будет позор, - подумал я. - Завтра Алиса и все остальные будут смеяться надо мной».
Вдруг мне позвонили. Я подумал, что звонит Даша, но нет... Это была Андронова. Как неожиданно.
- Привет, - прощебетала она. - Я звоню напомнить тебе, что завтра будет баттл. Надеюсь, ты подготовился, написал и выучил текст.
- Конечно, - соврал я. - Во мне можешь не сомневаться.
- Я тебя разбудила? - спросила она.
- Нет, что ты, - ответил я. - Я не спал.
- Просто у тебя голос такой, точно ты только что проснулся, - подметила она.
- Брось, нормальный голос! - воскликнул я.
- Ну ладно. Завтра в семь приходи в бар «Княжна Мери». Это около университета. Будь там в семь.
- Символичное название, - заметил я.
- Ну да, - усмехнулась Андронова. - Хозяин бара - хороший знакомый Клыка. Поэтому все поэтические баттлы проводятся там. Но место хорошее. Там выпивка дешёвая, и быдла совсем не бывает.
- Хорошо. В семь часов я буду там.
- Кстати, баттл Шиповой получился очень хорошим, - сообщила Андронова. - Она прочитала свои лучшие стихи и победила. Я скинула тебе на почту видео, посмотри.
- Хорошо, посмотрю, - для приличия пообещал я и положил трубку.
Естественно, я не собирался ничего смотреть. Ещё бы... Сейчас бы сидеть и слушать советскую поэзию великой поэтессы Марии Шиповой. Пусть лучше это делают бабки, которые вручают ей Ленинские премии, утверждённые Коммунистической партией Советского союза.
Покорившись усталости, я опустил голову на стол, закрыл глаза и зачем-то заснул. Мне приснился, короткий сон, состоящий из обрывочных сцен-вспышек.
Маленький мальчик в штанах на подтяжках бежал по лесу. В лесу были волки и приведения, деревья и топорики, лисы и охотники. Все они смотрели на мальчика, желая его схватить. Мальчик бежал к оврагу. У края оврага сидела девочка со светло-зелёными волосами, которая надувала красные шарики и выпускала их на свободу. Шарики взлетали ввысь и таяли в небе. В шариках были какие-то маленькие, писклявые существа... Лилипуты. Они хотели вырваться из шариков, и девочка со светло-зелёными волосами желала им помочь, но ничего не могла поделать. Таковы уж законы природы.
Мальчик чувствовал, что за ним гонятся. Руки пытались остановить мальчика, но живые, ходячие топорики обрубали их, чтобы руки начинали жить самостоятельной жизнью, вдали от родителей.
Была слышна стрельба. За мальчиком гнались вьетнамцы, они преследовали его, стремясь убить. Поэтому ребёнок не хотел останавливаться.
В небе плыла акула, которая путалась в волосах облаков. Эти волосы свисали сверху, как тот дождик в автобусе. Помните? Я о нём уже говорил.
Вдруг деревья в лесу загорелись. Не знаю, почему, но кто-то поджог их. Вдали, на горизонте, горел большой замок без окон и маленькая, непримечательная церквушка, стоящая рядом.
Не горело только дерево, под которым сидела девочка со светло-зелёными волосами. Мальчик подбежал к девочке и попросил, чтобы она его укрыла.
«Залезай в шарик, - сказала девочка. - Я отправлю тебя на небо». Но мальчик отказался это делать. Он не хотел становиться лилипутом, влезать в шарик и лететь куда-то, прочь от родных, холодных мест.
Звуки стрельбы звучали всё громче. Враги приближались. Надо было делать что-то. Мальчик посмотрел вниз оврага. Там тихо шепталось с ветром вишнёвое озеро, в котором плавала большая акула. Но мальчик не боялся этой акулы. Акула в вишнёвом озере казалась куда лучше небесной акулы, такой огромной и страшной, стремящейся проглотить весь мир. Акула в озере была куда лучше, чем все эти люди, чем вьетнамцы, волки и лисы.
Акула могла съесть человека быстро, не мучая, не причиняя много боли. Поэтому мальчик взял и просто прыгнул вниз, помахав на прощание девочке со светло-зелёными волосами, которая через пару секунд после прыжка получила пулю в лоб, залезла в красный шарик и отправилась в небо. Земля чернела и превращалась в пепел. Дым, идущий от земли, развеял мой сон.
Я проснулся и испугался. Текст ещё не написан, а на улице уже вечер. Ладно, плевать. Я попробовал написать что-то ещё. Просидел всю ночь, до самого утра, но получалась только какая-то чушь. Я не мог выразить свою ненависть к Артуру в обычных словах. Все неизбежно скатывалось к Алисе. Но я не хотел говорить об Алисе. Не мог позволить себе рассказать им про неё, про то, как Артур обращается с нею. Я пытался критиковать его стихи, но это оказалось трудно. Каждая его строчка была комичной, и разбирать отдельно самые уродливые из них было бессмысленно. Зачем говорить о его «творчестве»? Как можно обсуждать то, чего нет? Я пытался ещё, ещё и ещё. Исписал десять листов, но ни один из них не казался мне хорошим. Поэтому я выбросил все наработки и вернулся к стишку, начатому утром, доделал его до конца и лёг спать. «Пофиг, - решил я. - Всё равно этот идиотский баттл ничего не значит. Это просто конкурс, придуманный Клыком. Облажаюсь и ладно.
Собрав кипу исписанных бумаг в одну стопку, я бросил их в портфель и лёг спать, когда за окном было уже утро. На этот раз мне ничего не снилось. Вместо сна была пустота.
Пробудился я от телефонного звонка. Звонила Даша. «Значит, они выложили видео, - понял я. - Вот и всё кончено». Я поднял трубку, приготовившись к крикам в мой адрес, но услышал только молчание. Она молчала и тихо хныкала в трубку. Я ничего не говорил. А что мне надо было сказать? Она бы всё равно мне не поверила.
Вдруг Даша подала голос:
- Кто ты такой? - спросила она. - Федя... Неужели ты и правда всё это время работал на Нилрака?
- Нет, - ответил я. - Ни на кого я не работал. Если кто-то сказал так тебе, то он ошибается.
- Тогда зачем... Зачем ты сходил и отдал им флешку?! Ответь, придурок, зачем? Зачем ты приходил на митинг с пистолетом? Хотел убить Дровосецкого, да, но силёнок не хватило?
- Меня ограбили, - поспешил я оправдаться. - Те мужики, которым я угрожал пистолетом... Они напали на меня, когда я шёл к остановке, избили и отобрали флешку и деньги. Клянусь, всё это было именно так.
- Что за чушь... Они не могли знать, что у тебя есть эта флешка.
- Они нашли её случайно... - сказал я. - К тому же, они знали о конфликтах в штабе и искали доказательства...
- Случайно нашли, да?! - крикнула Даша. - Тебе не кажется, что у тебя всё происходит случайно? Ты случайно разжигаешь конфликт в штабе, потом случайно отдаёшь флешку, случайно приходишь на митинг с пистолетом.
- Я рассказал тебе правду, - отрезал я. - Больше мне говорить нечего.
- Они уволили меня, Фёдор. Теперь из-за тебя я тоже предательница. Мой брат... Он сбежал из дома, понимаешь? Он не поехал к бабушке, остался с тётей, и теперь сбежал от неё. Я зашла на его профиль, оказалось, что сегодня в двенадцать ночи они с другими школьниками планируют поджечь предвыборный штаб Нилрака! Я ничего не могу с этим поделать... Он не берёт трубку! Это ты во всём виноват, Фёдор! А если его заберут в полицию?! Если его посадят в колонию для несовершеннолетних? Они бы не пошли туда, если бы ты не отдал флешку! Теперь все думают, что Дровосецкий обречён, что кампания закончилась! Этот поджог - обычная реакция ребёнка, который обиделся. Чёрт! Если бы ты не отдал флешку Нилраку, ничего этого бы не произошло! Ты виноват! Как можно быть таким уродом?! Таким мудаком! Ты понимаешь, что сам виноват в том, что никому не нужен! Ты - просто мерзость, гнойник! Я тебя ненавижу! Если что-то случится с братом, я убью тебя...
- Прости, - сказал я. - Я не хотел.
- Прости?! - визжала она. - Ты ещё смеешь надо мной издеваться. Да ты...
Я не дал ей договорить. Просто положил трубку. Она пыталась позвонить ещё, но каждый раз я сбрасывал. После пяти попыток она уже не звонила. Не надо, Даша. Прекрати. Я и так всё про себя знаю. Но ты ошибаешься. Ты веришь всем им, но не мне. Разве я лгал тебе? Нет, я был с тобой честным. Почему же ты считаешь меня лгуном? Видимо, так нужно.
Чувствуя боль в спине, я поднялся, поел, выпил парочку чашек кофе, сходил в туалет. Было уже три часа дня. Жизнь проходила, а я так ничего и не сделал. Просто барахтался в пустоте, надеясь её взболтать, как та лягушка, которая так и не утонула в молоке.
Я взял в руки свой стишок и перечитал его несколько раз, чтобы хоть как-то выучить. Я просматривал его ещё и ещё, правя совсем уж глупые и несуразные моменты. Просто глупые моменты я оставлял из-за собственной лени.
За полтора часа мне удалось выучить свой текст. Не скажу, что я знал его на зубок, но с редкими подглядываниями мог его прочитать. В любом случае, меня выпрут после первого же раунда, когда поймут, что я не написал ни одной толковой строчки про Клыка.
Я открыл шкаф-купе, выкинул в стирку вчерашнюю футболку, чуть запачканную в крови, оделся во всё новое, накинул куртку с шапкой и вышел на улицу.
На этот раз маршрутка была пустой. Она редко бывает пустой, а тут - такая удача... Я ехал один, никем не зажатый, счастливый. Было тепло, но не жарко. В кои-то веки я не потел. Просто смотрел на город, который видел тысячу раз. Сейчас в нём было даже что-то красивое. В его однотонности, типичности, угловатости и картонности я видел что-то несовершенное и уродливое, но своё, тёплое и замечательное. Таял снег. Текли ручейки, которые уносили в будущее кораблики наших маленьких жизней. Солнце медленно садилось. Но небе был прекрасный, бело-розовый закат. Солнце отражалась в стеклянных окнах, и я вспоминал полные слёз глаза Полины... Как они были красивы тогда. Вот бы ещё раз их увидеть. Может, в той, другой жизни, когда она будет танцевать на облачке выпускной вальс с каким-нибудь ангелом, я увижу её, улыбнусь и придумаю хороший, полный любви стих, который будет достоин её. Чтобы Полина и ангел танцевали, слушали мой стих и улыбались. Но что я говорю? Два ангела на одном облаке... Разве это возможно?
Маршрутка остановилась и высадила меня прямо у бара. Оставалось только перейти дорогу и открыть дверь.
На входе меня встретила Андронова, одетая в строгий серый костюм, белую блузку и черные туфли. При всей своей простоте Настя выглядела весьма комично. Словно ребёнка одели в пиджак, пальто и шляпу.
- Ничего себе! - воскликнула она, увидев моё опухшее, обросшее синяками и ссадинами лицо. - Что с тобой? Ты где-то отхватил?
- Хожу на бокс, - соврал я. - Вчера был поединок против самого крутого борца. Я проиграл.
- Не стоило этого делать. Ты же знал, что сегодня будешь баттлиться с Клыком! Блин! Это будут снимать!
- Ну и что? - пожал я плечами. - Приду уже заранее побеждённый. Если хочешь, я надену маску. Скажем всем, что это мой сценический образ. Я прямо сейчас могу сходить, купить маску волка или медвежонка. Буду, как Кирилл Овсянкин.
- Как кто?
- Кирилл Овсянкин, - повторил я. - Это такой репер в маска медвежонка.
- Не надо никаких масок, брось! - крикнула Настя. - Это будет глупо. Артуру это не понравится. Но у Олега, моего парня, есть тёмные очки. Они будут нормально на тебе смотреться. Хотя бы синяки твои скроем. Сейчас я за ними схожу. А ты пока выпей что-нибудь.
Я заказал себе пиво и мигом осушил стакан. Минут через десять Настя вернулась и дала мне чёрные очки, которые хотя бы закрывали синяки под глазами. Отлично. Конечно, все поймут, что я избит, но хотя бы никому не будет противно смотреть на меня.
- Через семь минут начинаем, - уведомила меня Настя. - Пока повтори текст, хорошо? А то я не хочу, чтобы ты что-то забыл.
- Как заботливо, - усмехнулся я - Спасибо.
Она куда-то ушла, а я заказал себе ещё пива, положил пред собой текст и стал его повторять, преодолевая желание встать и уйти как можно дальше отсюда, чтобы избежать намечающегося позора.
Однако это было бы трусливо - просто взять и свалить. Они бы подумали, что я боюсь Клыка. Но я его не боюсь. Лучше уж опозориться, чем показать свой страх перед Артуром и Алисой.
Вдруг я увидел её. В тонкой чёрной кофточке. С тем же грациозным, красивым полудетским лицом. С тонкими, как ветки сирени, бровями. С прямыми, идеально белыми волосами, которые были молочными реками, что втекали в бежевый, гладкий океан. Что? Волосы стали просто белыми? Розовый цвет куда-то пропал. Что ты сделала? Это же преступление! Так нельзя! Кто тебя заставил? Артур? Тогда его нужно уничтожить! Почему я этого не сделал? Я должен был снести его, как бульдозер, должен был втоптать его в грязь! А что я сделал? Написал дурацки стишок! Как всегда обосрался. Вот если бы они дали мне ещё один день, я бы справился... Нет, не жалуйся. Ты сам во всём виноват. Ты сам упустил время, а теперь вынужден позориться.
Она сидела за столиком вместе с Артуром, пила кофе из белой чашки и медленно курила кальян. Её образ был так прекрасен в дыму. Он дополнял её, делал более сказочной, нереальной, фантастической. Если бы в её волосах был розовый цвет, я бы взорвался. А так я просто сидел и задыхался от восхищения.
Тонкая, длинная и чёрная, как волшебная палочка, трубка кальяна касалась её мягких, тёплых, бесподобных губ-корабликов, нашедших друг друга в необозримом океане красоты. Она медленно, осторожно выдыхала дым, подносила ко рту чашку с кофе, и позволяла напитку лечь на её язык, похожий на лепесток розы...
Я мог любоваться ею ещё, если бы меня не позвала Настя. Все встали со своих мест и пошли к кругу, где мы должны были встать. В том числе Артур с Алисой. Он обнял её, немного скомкав эту обворожительную чёрную кофточку, которую я так любил, и поцеловал ангела. Вцепился в её губы и не отпускал. Может, он заметил, что я пялился на его тёлку, и решил показать мне, чья она на самом деле. Нет! Не смотри, Фёдор! Это не твоё дело!
Я отвернулся, надел тёмные очки и пошагал в круг. Через минуту я уже стоял напротив Артура. Он загримировал свой фингал, который уже почти зажил. Его лицо было чистеньким, без изъянов. Молодец, сука.
Алиса встала в первом ряду. Она была близко ко мне, но не смотрела на меня. Она всё ещё делала вид, что я - пустота. А кто я? Может, меня просто не существует?
Я чувствовал запах вишни и виноградного сока. Зачем ты встала так близко? Чтобы помучить меня? Чтоб ещё раз блеснуть своей красотой? Хватит, прекрати! Но ты ненавидишь меня, да! Считаешь ничтожеством! Тебе нравится меня мучить! Ну так наслаждайся, сука. Сейчас ты увидишь, как я обосрусь и обрадуешься тому, что не стала тратить на меня своё драгоценное время.
Вдруг я услышал её голос.
«Удачи, Арт! Чмок!» - промолвила она и широко улыбнулась. Показала свои неотразимо белые зубы. Её губы - две скрипки, которые рождают самую замечательную музыку на свете, её глаза - млечные пути, брови - кометы... Как в тебя не влюбиться? Прекрати!
Пусть она говорит! Ведь её голос так чудесен! Я хочу слышать этот голос в раю. Это - музыка рая. Но нет. Я - в аду, в царстве уродства, и поэтому должен говорить именно я. Мои губы - просроченные, жирные, облепленные тараканами слов сосиски, но говорить должен я. Почему? Что за несправедливость? Что за преступление перед красотой?
Судьей был гадкий парень в пальто по имени Михаил Ребко. Я ненавидел его. Он был местным активистом. Ставил номера, делал клипы с девчонками, где кривлялся и изображал из себя крутого парня. Я бы с удовольствием подрался с ним, ударил бы по его вечно улыбающемуся лицу, но жаль, для этого не было никакого повода.
- Итак! - сказал Ребко. - У нас главный event сегодняшнего вечера! Поэт всея университета, экспериментатор, красавчик и самый харизматичный парень на свете Артур Клык против ноунейма с журфака, корреспондента студенческой радиостанции Фёдора Кумарина! Формат баттлов - агрессивный. Это значит, что перед нами - самый настоящий реп-баттл, где соперники уничтожают друг другу. Будет горячо! Итак, начинаем с новичка! Фёдор, глаголом жги сердца людей!
Все замолчали. Наступила тишина. Я выдохнул и стал читать заготовленный стишок, который не имел никакого отношения к Артуру Клыку:
Каждый стук сердца в бетонной коробке,
С шумом влетает в проспекты мозгов,
Бука из сказки спросит за шмотки,
Мама пугает сыночка. Тех снов,
Которые посмотрит маленький мальчик,
Без году трупик, побеленный гроб,
Вождь-тараканище не раскулачит,
Сразу зароет в затопленный Ров.
Там, в детских снах, будет голова-ластик,
Мёртвый царевич с мёртвой семьёй,
Русь православная скачет на тройке,
Тройка уродов: страх, смерть и войной
Бойко для стройки собранный пепел,
Что станет фундаментом серых домов,
Сны будут топать, сыны и их дети,
Хлопнут в ладоши, грохнут попов.
Там, в детском сне, будут трахать царевну,
Семеро молодцев - владельцев мозгов.
Там будут русские снова брать Плевну,
Освобождая врагов из оков.
Там будет прыгать отрезанный пальчик,
Будет смеяться, бояться углов.
Там будет дядя, красивый и страшный,
Будет клыкастый, рассерженный кот,
Там будет карлик, отважный и важный,
Чёрный костюм, чёрный взгляд, чёрный нос.
Карлик для стада станет гигантом,
Словно Циннобер. Бочку из слёз,
Кукольных, пьяных, червивых, уставших,
Слабых и грубых, невкусных людей,
Слейте - в Смородину-реку, русалке
Выпить придётся, ну, пей, девка, пей.
Пей за всех гиблых, всех нищих, сидящих,
Пей за безмозглых, с песнею пей.
Стены хрущёвок, шёпот неспящих,
Крики насильников, визги блядей.
Ох, хорошо, ой же полюшко-поле,
Раскинулось ,словно брюхо свиньи,
Тебя я готов целовать, и в запое,
С песней валяться с тобою, в грязи.
Русский урод, терпила смердящий
Я и страна - это опухоль, тьма.
Мы будем вместе, я - твой смотрящий,
Я - просто зек, ты - просто тюрьма.
Что пришла в мою жизнь, как весна,
Озарив ночи лунным сиянием.
Твоих глаз глубина, доброта,
Плыла мудрым, лесным обаянием,
Не смогу, не смогу описать
Твою спину , и ноги, и руки.
Не смогу никогда я понять
Твоих слов, что дала мне со скуки.
Я, конечно, мёртвый давно.
Я - безликий, забытый тобою,
И тебе лучше скука одной,
Чем позор пошловатый со мною.
Ничего не умею, не бьюсь,
Я на рынке за светлых красавиц,
Понимаю, что лучше упьюсь
Смесью лени, случайных ссадин.
Ты, мой ангел, не для меня,
Для меня - жизнь скота и провинция,
Только жаль, что я для тебя
Кровожадная оппозиция.
Только жаль, что я для тебя...
Одинокий поклонник смерти.
Вдыхаю запахи чёрных печей,
И виновато кусаю крестик,
Мучаюсь, думая только о ней.
И плыву в пустоте,
Поправляя рубаху.
Зимой - все мечты о весне,
А весною я иду на плаху.
Рисуя смерть на холсте.
Я смотрю, удивляюсь, молюсь,
Вот её чёрная, ржавая кожа,
Вот она жрёт меня, пуская слюну,
Вот она пишет деду морозу,
Чтобы я сдался в новом году,
Чтобы я встал на колени,
Чтобы я принял всю пустоту,
Растворённую в жизни и лени.
Вот она рыскает в поисках боли,
Бросает её из болота сна в глаз,
Вот она корчится, срезает мозоли,
Швы от ранений, буквы от фраз.
Вот она смотрит, словно лисица,
Будто меня приглашая в свой дом.
Я соглашаюсь, сырая темница,
И не гоморра, и не содом.
Когда я закончил, все они ржали. Просто смотрели на меня и смеялись, словно я какой-то дешевый клоун. Алиса, конечно, тоже смеялась. Она закрыла лицо рукой и, отвернувшись от меня, тихонько хихикала. Люди шептались, повторяли строчки, стихотворения, коверкали их. Для них всё это было смешно. Я был клоуном, который вышел на сцену, чтобы рассмешить их.
- Что это было, бездарь? - спросил меня Клык. - Твой стишок? Срифмовал «глаз» на «фраз», «провинция» на «оппозиция», молодец!
Как будто у тебя лучше, сук, хотел я сказать. Да, я писал всё на скорую руку, но ты даже так никогда не напишешь!
- Какая гадость! - продолжал он. - Про царевну, карликов и так далее. Сразу видно, ты не обладаешь чувством прекрасного. Впрочем, зачем я обсуждаю это с тобой? Важно другое. Формат баттла другой. Ты должен был читать обо мне, а я - о тебе. Если ты не подготовил текст под этот формат, то ты автоматически проигрываешь и уходишь.
- Ну что же ты, Артур... - пикнула Настя. - Ведь в изначальных правилах участник может выбрать, что ему читать в каждом раунде.
- Здесь я определяю правила! - завопил Клык. - Он не подготовился! Я сразу сказал, что мы пишем тексты друг на друга, и больше никак! Это принципиально! С ним у меня личные счёты. И сними уже свои очки! - рявкнул он и, подойдя поближе ко мне, сбросил с меня очки.
Я машинально оттолкнул его, но немного не рассчитал силу, и Клык влетел в людей, стоящих за ним. Он было хотел полезть драться, но какие-то парни удержали его. Разъярённая, взбешённая Алиса, наконец, заметила меня. Она встала передо мной и, направив на меня свой стеклянный взгляд, полный огня и ненависти, сказала:
- Ещё раз ты притронешься к нему или влезешь в наши дела - я за себя не отвечаю! Я полезу с тобой драться, и тогда уже попробуй ударь меня! Если ты на это всё-таки осмелишься, то сюда приедет мой отец и убьёт тебя, ты понял?!
Я ничего ей не сказал. Лишь развернулся и пошёл прочь из клуба. Некоторые люди что-то орали мне вслед, пытались оскорбить, но мне было всё равно. Разве это впервые?
Я снова был повержен. Снова проиграл. Но разве могло быть по-другому? Всё прошло даже не так плохо, как я ожидал. Правда, я не хотел толкать Артура. Не хотел, чтобы Алиса чувствовала боль. Прости, Алиса, это случайно... Хотя что я говорю, она всё равно не простит.
Домой идти не хотелось. Я ходил по улице, нарезал круги вокруг одинаковых серых домов. Гулял, если можно так выразиться. Я купил себе ещё пива и выпил бутылку, сидя во дворе. Вокруг никого не было. Можно было просто сидеть и слушать музыку ветра.
«Наверное, после всего, что произошло, - думал я. - Я должен убить Клыка. Покончить с ним и с людьми вообще. Другого выхода у меня нет. Я буду ходить и думать о своём позоре. А он будет чувствовать себя победителем. Он ведь опустил меня... Он победил, даже не читая своих недостихов. Мастер».
Чем больше я пил, тем сильнее мне казалось, что Клыка нужно убить. Я зашёл в какой-то бар, заказал там несколько шотов и выпил их. В горле жгло. Я закусил какими-то сухариками со вкусом чеснока. Из моего рта наверняка сильно воняло. Перегар и чеснок. Замечательный микс. Я выпил чего-то ещё и свалил из бара. Там было скучно. Музыки не играло. Не на что было смотреть. Только что на пьяные красные рожи людей, но не сказал бы, что это слишком интересное зрелище. Они становились похожими на свиней и разговаривали, как идиоты. Впрочем, наверное, я тоже был похож на свинью. Пофиг.
Я отправился на улицу. Ходил по твёрдым, бетонным, грязным весенним улицам и смотрел на не менее грязные машины. В одном из разбитых, нищих ларьков я купил себе сигареты и попробовал одну. Впервые в жизни. Хрень, на самом деле. Только закашлял, и всё. Но никакого удовольствия мне это не принесло. Так что я кинул пачку в портфель и отправился во ближайший двор.
В детстве, когда уроки в школе заканчивались в шесть вечера, иногда я заходил в соседний двор, садился на качели, и смотрел, как в окнах зажигался и гаснул свет. Я мог долго смотреть - час-два. Это похоже на человеческие жизни. Так же внезапно, случайно, почти буднично огоньки появляются и так же случайно гаснут...
Я смотрел на силуэты людей в квадратных окнах и понимал, какие они жалкие. Что стоит их жизнь? Они работают, чтобы появиться в окне. Но кто-то должен о них вспомнить, кто-то должен рассказать о людях, замурованных в камне. Жаль, не я. Я не могу.
Щёлк-щёлк. Щёлк-щёлк. Свет включается-выключается.
Сейчас я тоже сидел почти на такой же качели и смотрел почти на те же окна. Время приближалось к ночи. Было уже десять часов вечера. Люди уходили спать. Хоть завтра и был выходной.
Я тоже провалился в сон. Да, прямо так, на качелях. Не знаю, что меня усыпило. Наверное, ветер и скрип... Это так успокаивает, когда, сидя в провинциальном русском дворе, обмазанном снегом, похожим на гной, ночью, совсем один, ты чувствуешь, как двор сопереживает тебе, ты слышишь его боль, и вы смотрите друг на друга, как братья, и разговариваете без слов.
Мне снилась бездна. Чернота. Ребенок падал в черноту, но никак не мог упасть... Он словно парил, а вокруг были белые, недвижимые крапинки мёртвых звёзд и куски рвоты, оставшиеся от какого-то неведомого, подземного существа. Мальчик умирал, а рвота жила, размножалась, захватывала пустоту... Сколько можно?
Я проснулся. Было холодно. Конечно, на улице хоть и воцарилось тепло, но сидеть здесь часами ещё было нельзя. Зато я протрезвел. Ещё бы, сон на качелях в марте - очень отрезвляющая штука.
Качели скрипели. Свет почти во всех окнах погас. Я встал на ноги, снова почувствовал боль в спине, вздохнул и посмотрел на часы. Они показывали одиннадцать с лишним вечера. Я опять пропустил автобус. Ладно, поеду на такси. Не на том, бесплатном, а на настоящем... Хоть сейчас у меня были на это деньги.
Я нашарил в кармане двести рублей, набрал номер такси, но вдруг вспомнил одну вещь. То, что говорила Даша. Тогда мне показалось это неважным, тогда я думал совсем о другом, но теперь моя голова была чиста. Даша говорила, что её брат вместе с какими-то школьниками пойдут поджигать штаб Нилрака сегодня в двенадцать ночи.
Зачем ему это? Глупость. Они решили нанести ответный удар по Нилраку, да? От обиды. Тоже мне, террористы... Это же ничего не даст! Ваня только испортит себе жизнь. Нет, парень не заслужил. Он ещё такой маленький! В нём столько энергии! В нём совсем нет пустоты! Он не хочет становиться взрослым. Нет, надо с ним поговорить. Надо сделать всё, чтобы никакого поджога не произошло. Это не ради Даши, нет, - ради него. Этот мальчик считал меня суперменом, и я должен его спасти. Должен хоть частично оправдать его надежды.
Воспользовавшись телефоном, я посмотрел, где находится штаб Нилрака. Идти где-то минут сорок. Но если бегом - я успею. Я сорвался с места и побежал по тёмной, пустой улице к штабу. Пистолет, лежащий в портфеле, прыгал туда-сюда, бил мне по спине, которая очень болела. Я бежал через силу и через боль, которая была не только в спине, но и во всём теле. Надо было спасти мальчика. Лишь бы они не пришли туда раньше двенадцати... Лишь бы я не опоздал.
Ноги вязли в рыхлом, тающем снеге. Я задыхался, потел... Ну давай же, тело, давай, ты ещё можешь. Ты жалкое, но не настолько... Нет, не настолько.
Перебегая через дорогу, я упал, споткнувшись на какой-то кочке. Чуть не угодил под колёса машины, сильно ударился копчиком, но это было неважно. Я же мог бежать дальше.
Пробежав ещё пятьсот метров, я стал задыхаться, прекратил нестись по улице, как сумасшедший, и пошёл пешком. Тем более, до штаба Нилрака оставалось совсем немного.
«Почему я вспоминаю обо всём лишь в последний момент? - думал я. - Что со мной не так? Почему я всё откладываю? Потому что всё заслоняет пустота? Потому что Алиса истощила меня, забрала у меня желание делать что-то?»
Штаб был уже совсем близко. Я снова перешёл на бег. Стиснув зубы и пытаясь игнорировать боль во всём теле, которая с каждой секундой становилась всё сильнее, я приблизился к ним. На часах уже красовались два чётких нуля.
И тут - я увидел их. Шайку из двенадцати подростков по главе с тем хулиганом, которого я после дебатов окунул в снег. Некоторые из школьников были с портфелями, набитыми коктейлями Молотова.
Да, они подготовились. Малолетние дебилы, как бы сказал классик. Я шёл к ним. Они не медлили, доставали бутылки Молотова из сумок и раздавали их тем, кто был без портфелей. Ваня взял коктейль и ждал, пока ему дадут зажигалку, чтобы поджечь его. Наконец, один из школьников, толстый, патлатый, с родинкой на правой щеке, стал ходить и поджигать им коктейли... Боже.
- Прекратите! - крикнул я им, подойдя совсем близко. - Что вы творите, дебилы? Вас же всех найдут.
- А, это ты? - крикнул главарь. - Предатель, да? Тот, кто позавчера отдал флешку с записями конфликтов в штабе Нилраку.
- Я ничего не отдавал, - прокричал я. - На меня напали и отобрали её Ты не видишь синяков?
- Ага, рассказывай мне тут сказки, - усмехнулся школьник. - Я-то знаю, что никто тебя не избивал. Ты крыса, ещё на дебатах всё стало ясно. Ты появлялся в штабе редко, всё вынюхивал, высматривал, потом ушёл, а как узнал о конфликтах - вернулся, да? А эта дурочка Даша тебе поверила! Как можно было поставить помощником координатора такую идиотку? Впрочем, какой координатор штаба, такая и помощница! Два сапога - пара! Но их я бы бить не стал. Они женщины, дуры, но не предатели. А ты предатель, который слил дело ради бабла. Тебя бы стоило наказать.
Малолетка достал из кармана раскладной нож-бабочку и широко улыбнулся, словно серьёзно собирался идти в атаку.
- Нет, не надо его бить! - воскликнул Ваня. - Мы не должны уподобляться Нилраку. Мы за добро!
- Заткните мелкого! - высрал главарь. - С этим педрилой надо разобраться.
- Ты совсем долбанулся? - спросил я. - Хочешь в тюрьму? Хочешь стать уголовником, или что? Вы все... Думаете, это сойдёт вам с рук? Вас найдёт полиция, и вся ваша политическая борьба закончится в колонии для несовершеннолетних, ясно? Так может, стоит пойти другим путём? Выучиться, начать делать что-то полезное для страны, как-то участвовать в политике, а не вести бессмысленную войну за какого-то мужика.
- Заткнись! - крикнул мне низкорослый, худощавый парень с дредами на голове, которого я видел впервые. - В нашей стране в политике участвовать невозможно. Такие, как Дровосецкий, - исключение. Но и их хотят закопать. Если мы не будем бороться за Дровосецких, Нилраки всегда будут побеждать.
- Вы ничем не поможете Дровосецкому, если подожжёте штаб, - сказал я. - Только заработаете себе проблем. Так что тушите свои бутылки и идите по домам. Родители, наверняка, волнуются. Ваня... Даша вся на нервах, ей тревожно за тебя.
- Хватит! Не говори про Дашу и про меня! - закричал Ваня. - Ты нас предал! Ты во всём виноват! Я думал, ты... Ты... Ты...
- Супермен, - произнёс я полушёпотом.
- Замолчи... - заплакал Ваня. - Ты всех предал. Я говорил им, что ты всех победишь, что ты - самый смелый и отважный из всех, кого я знаю, а ты оказался злодеем.
- Я не отдавал флешку Нилраку, - сказал я. - Они у меня её отобрали.
- Не рассказывай сказки! - закричали пацаны со всех сторон.
- Тебя Нилрак специально сюда послал? - спросил главарь. - Ты пронюхал через эту дурочку Дашу, что мы здесь, и решил ещё раз помочь Нилраку? Сколько он тебе платит, а? Много?
- Уходите отсюда, - сказал им я. - Вам же лучше.
- А то что? - спросил главарь, приближаясь всё ближе. - Побьёшь нас? Мы ещё посмотрим, кто кого.
Вдруг несколько человек, поставив коктейли Молотова на землю, набросилось на меня. Они ударили меня в живот, повалили на землю и начали пинать ногами. Удары их были слабыми, не то что у мужиков, но я ощущал их куда сильнее, чем раньше. Они били уже избитое тело, больное тело, полное любви и пустоты. В них текла настоящая злость, которую нельзя было сдержать. Они искренно хотели мне за всё отомстить. Я был их врагом. Предателем. Но вдруг главарь, стоящий в сторонке, крикнул ребятам громкое: «Палево!», и они быстро перестали калечить меня, собрались, запихнули бутылки в портфели и рванули прочь отсюда. Остался один Ваня, который, застыв на одном месте, стоял и плакал. Он не знал, что делать. Он испугался и ревел, еле успевая стирать слёзы со щёк. Ему было жалко меня, хоть он и искренне считал, что я - предатель.
- Беги, - сказал я ему. - Только не приходи сюда ещё раз, пожалуйста. Пожалей свою сестру. Ты хороший парень, только наивный.
- Скажи, ты правда не предатель? - спросил он меня.
- Правда, - промолвил я. - Клянусь.
- Хотел бы я в это верить, - по-взрослому сказал он и, сорвавшись с места, побежал отсюда вслед за другими школьниками.
Я лежал на месте. Старался привести дыхание в норму после нескольких точных ударов в живот. Да, меня чуть не избили второй раз за три дня... Какая комедия. Благо, их спугнули. Но кто? Кто спугнул? Я приподнялся и осмотрелся. Рядом стояла патрульная машина полиции. Из неё вышло два человека в форме и направилось ко мне.
Они спросили меня, что произошло, а я ответил, что просто упал. Конечно, они не поверили. Сказали, что заметили каких-то парней, которые убегали.
- Это просто шпана, - сказал я. - Мне они ничего не сделали. Просто не помогли мне встать. Придурки.
- У вас синяки по всему лицу, - заметил полицейский. - Откуда?
- Я хожу в секцию бокса, - объяснил я. - На днях было несколько спаррингов. Мне там сильно досталось.
Они проверили мои документы, задали ещё пару вопросов, переспросили всё несколько раз, что случилось, но я стоял на своём. Ничего не произошло. Я просто шёл и упал. Подкосились ноги. С кем не бывает?
- А что от тебя алкоголем несёт? - спросили они. - Ты что, пил?
- Да, - не стал я отнекиваться. - Выпил маленько. Теперь вот иду из бара.
Они посовещались маленько и решили не забирать меня в отделение. Добрые попались менты, мирные. Повезло.
Они уехали, оставив меня одного перед штабом Нилрака. Я вызвал себе такси, сел и поехал домой, надеясь, что Ваня больше не вернётся сюда.
Завтра, в субботу, мне нужно было идти в вуз... Я и так пропустил всю пятницу. Субботу пропускать было нельзя. Я не должен быть прогульщиком.
Вернувшись домой, я помылся под душем, осмотрел свои новые синяки, пощупал их, ощутил боль. Помывшись, я посмотрел в окно на другие темные окна, в которых уже давно не горел свет. «А во мне он горит? - спросил я себя. - Кажется, нет. Я устал. Безумно устал».
Тело болело так сильно, что я снова не смог заснуть. Всю ночь я лежал и смотрел в потолок, думая об Артуре. Я должен его убить. И это не поддаётся обсуждению. Он не победит. Они не победят. Они - это есть он... У него - моя любовь, красота, творчество. У него есть всё, у меня - ничего. Я проклят, я уже в руках дьявола. И я не могу выбирать. Мне надо в него поверить. Лучше уж верить в чёрта, чем ни во что.
Я пролежал на кровати до семи утра. После того, как родители ушли на работу, я поднялся, ещё раз сходил в душ, поел, выпил кофе, скинул в портфель пистолет, тетради и ручки и поехал в свою шарагу. Всё как всегда. Последовательность действий, которые не имеют никакого смысла. Пустота.
Я снова думал о запланированном убийстве. Неужели всё так просто? Я подойду к Артуру и выстрелю? Или что? Что я буду делать? В университете убивать нельзя. Я только напугаю людей. Это может увидеть Алиса. Она расстроится, полезет драться со мной. Я буду стоять, открыв рот, а она будет бить меня, сгорая от злости... Как красиво и смешно одновременно. Мне же не будет больно, девочка. От твоих касаний мне не может быть больно...
Я открыл в телефоне расписание Клыка и посмотрел, сколько у него сегодня пар. На одну меньше, чем у меня. Хорошо. Уйду с последней пары, выслежу Клыка, дождусь, когда он уйдёт в какой-нибудь двор, а там убью его! Просто так! Ведь таксист настаивает! А почему, нет, а? Почему бы мне его не убить? Хотя бы из ревности, из зависти... Есть же причины. Если я не смог убить Игоря, то хотя бы на Клыка должен решиться.
На парах все мои мысли были только об этом. Я думал о том, не поймают ли меня, а если поймают, что будет? Как отреагируют родители, дяди, тёти, Алиса... Все будут не в восторге. Ну и ладно. У моих родителей есть другой сын, мой старший брат. Он гораздо успешнее, чем я... У него цели, перспективы. Он учится на юриста в Москве, ему пророчат большое будущее! А зачем им я? Просто говно на палке, обуза. Пусть лучше они сморят на него, им восхищаются. Я уже устал их позорить. Быть тем уродом, без которого не может обойтись никакая семья. Я сяду в тюрьму, зато, может, таксист напишет свой роман. Будет повесть об обречённых. Может быть, кому-то понравится. Почему нет?
Но где гарантия, что меня поймают? Как они поймут, кто в него выстрелил, если я сразу же убегу? Нет, это очевидно. Первым делом менты пойдут ко мне. Я ведь больше всего конфликтовал с Артуром. А потом... Они узнают, что у меня был пистолет. Даша проболтается. Она же теперь меня ненавидит. И пусть! Если все меня ненавидят, значит я плохой человек. А плохие люди должны сидеть в тюрьме. Может быть там, в этой тёмной, запертой комнате, среди настоящих животных, не пытающихся скрыть свои острые зубы, мне будет даже лучше. Может быть, там меня хоть раз изобьют до полусмерти. Здесь же не могут! Здесь у всех кишка тонка убить меня, сделать так, чтобы я пал смертью храбрых. А ведь я пытался. Много раз пытался.
Я снова посидел на пустой, скучной лекции у Серёжи, потом у Водиевой, у Дашкова. На Дашкова я должен был принести ещё одно сочинение, но не сделал его... Зачем, если я всё равно не могу писать? Если мне этого всё равно не дано.
Дашков спросил, почему я не принёс сочинения. Я промолчал. Он и так знал, почему. Я не хотел быть журналистом. Это работа не для таких, как я. Не для тех, кто после каждого разговора думает, что каждое его слово было не к месту. А зачем же я учился на журналиста, спросите вы. Я не знаю. Просто так. Однажды я потерялся и теперь, кажется, уже не найду дороги назад. Однажды я стал ребёнком, и теперь никогда не стану взрослым. Потому что я - просто карлик. Нелепый, прыщавый и кривоносый карлик из цирка.
Дашков отпустил нас на пять минут раньше. Он всегда так делал. Ещё бы, он декан, занятой человек...
В коридорах люди шептались, увидев меня. Я был для них проигравшим, опозорившимся лузером, над которым можно было только смеяться. И зачем я вообще полез на этот баттл? Сам подписался, поверил в свои силы, а потом всё бездарно просрал. О чём я только думал? О пустоте. Я всегда думаю только о пустоте. Почему, Фёдор? Ты знаешь.
Как я сказал, с четвёртой субботней пары, которой была никому не нужная лекция по психологии, я решил свалить.
Пара Клыка ещё не закончилась. Я снова посмотрел его расписание, подошёл к нужному кабинету и уселся на скамейку ждать, когда Артур выйдет. Чтобы он не подумал, что я подкарауливаю его, я достал из портфеля книгу и сделал вид, что читаю.
Вскоре Клык вышел вместе со своим другом Витей. Они громко спорили - кажется, об Алине. О той девочке, с которой Витя пытался трахнуться в туалете.
- Ты ведёшь себя, как мудак! - доказывал Артур другу. - А если она что-то с собой сделает? Она позвонила мне и сказала, что пойдёт и сбросится с моста, если ты не приедешь к ней.
- Брось! - кричал Витя на весь коридор. - Она просто набивает себе цену. Я не смирюсь с этим ребёнком, ясно? Он мне нахер не нужен! У меня вся жизнь впереди. Какой ещё ребёнок? Я всё ещё говорю, что ей надо сделать аборт. Но она не может. Ревёт, вопит, что не хочет никого убивать. Говорит, что убивать детей - это плохо.
- Всё так и есть, - заметил Артур. - Она права.
- Ага! - закричал Витя. - Каких детей?! Пока он не родился - это ещё не ребёнок, а эмбрион! Просто зародыш, ясно? Он ни о чём не думает, ничего не чувствует и так далее. Он ещё толком не сформировался.
- Всё равно... - вздохнул Клык. - Она твоя девушка.
- Уже нет, - сказал Витя. - Мы расстались.
- Вы не можете просто расстаться, ясно? - напирал Артур. - У неё теперь ребёнок от тебя! И ты должен быть с ней, помогать ей, а потом стать отцом! Ты же ведёшь себя, как самая настоящая мразь.
- Да брось! - махнул рукой Витя. - Если бы твоя Алиса рожала, ты бы не уговаривал её сделать аборт?
- Не скрою, уговаривал бы, - смягчился Клык. - Но если бы она отказалась - я бы остался с ней! Согласился бы стать отцом!
- Брось! - крикнул Витя. - Она же случайная девчонка. Сколько таких у тебя было! Просто тёлка с концерта.
- Не говори так, - серьёзно произнёс он. - Я влюбился в неё. Ты тоже любишь Алину, разве нет?
- Да. Но я не могу пожертвовать всем ради неё, ради этого сраного ребёнка!
- Значит, ты не любишь её, - заключил Артур. - Ради любви жертвуют всем.
- Да иди ты со своими цитатами из любовных пабликов! - закричал Витя. - Или откуда ты это берёшь? Я не соглашусь ни на какого-то ребёнка! Мне он не всрался! Если он нужен ей - без проблем! Пусть мучается!
Сказав это, Витя развернулся и побежал по лестнице. Клык попытался его остановить, но всё было бесполезно... Видимо, Витя был зол и не хотел больше ни с кем разговаривать.
Вдруг Клыку позвонили. Он остановился и слушал.
Выражение его лица сменилось с расстроенного на озабоченное. Он напрягся, стал кусать губы, тяжело дышать, злиться.
- Что? - после продолжительного молчания спросил он. - Кого ты видел у дома Алисы? Да... Она сегодня не учится, у неё пары в субботу обычно не ставят... С чем он стоит? С цветами? Вот сука... Да, у меня пары закончились. Я срочно пойду туда. Да, бегу. Я убью, его, чувак. Вот гнида...
Он бросил трубку и побежал к гардеробу. Я быстрым шагом двинулся за ним. Он торопился. Расталкивал всех, перешагивал по несколько ступенек на лестнице. Клык мгновенно оделся и выбежал из корпуса. Я тоже подошёл к гардеробу, взял куртку и последовал к выходу. Когда я оказался на улице, Клык уже убежал достаточно далеко.
Главное, чтобы он не пропал из виду. Я прибавил шаг, спешил, как только мог, но Клык всё равно стремительно удалялся. Тогда я начал бежать и бежал до тех пор, пока не сократил дистанцию.
Главное - не подходить близко, не дать ему себя заметить. Иди осторожно, делай вид, что ты просто шагаешь по улице, а не преследуешь его.
Ты - просто серый, никому не нужный человек. Ты не охотник, а жертва. Ты ведь всегда был только жертвой, да, Фёдор?
Будь прозрачен, будь незаметен. Но в этом я совсем не был успешен. Кажется, он бы увидел меня, если бы так не волновался. Но Артур не видел вокруг себя ничего. Он нёсся, как сумасшедший. Он был растерян. У меня даже появилось сочувствие к этому уроду.
«Брось, Фёдор! - сказал я себе. - Никакого сочувствия быть не может! Он сейчас идёт к Алисе. Он будет её трогать, целовать. Он будет разговаривать с ней. Может, они даже посмотрят с ней фильм. А ты ни разу не смотрел фильм с девочкой. Интересно, каково это - смотреть фильм с девочкой, которую любишь? Зачем вообще его смотреть, если можно наслаждаться ею, её красотой, которая медленно, по чуть-чуть, утекает в пустоту, превращается в старость...»
Я выбросил эти мысли из головы и продолжил идти за ним. Вскоре мы зашли во дворы. Тут нужно быть аккуратней. Здесь нет никого, кроме меня и его... Нужно прятаться...
«Но зачем? - вдруг подумал я. - Ты ведь можешь завалить его прямо здесь! Просто выстрели ему в спину! Всем им можно стрелять в спину, и тебе можно! Просто достань пистолет и спусти курок!»
Но я не мог. Я решил отложить свою расправу и посмотреть, где живёт моя принцесса. «Наверное, это большой белый замок, - подумал я, - который стережёт огромный зелёный дракон. Ничего, Алиса, у меня с собой есть пистолет. Я убью дракона и освобожу тебя... А может, это я - дракон, который прямо сейчас охотится за прекрасным принцем. Да, так и есть. Оно же лучше».
Мы вышли на улицу Взлётная и шли мимо ржавых, низеньких гаражей, прокуренных дворов и подъездов, балконов, лестниц, машин. Я прятался за какой-нибудь из них, ждал, пока Клык зайдёт за угол, потом выскакивал из своего укрытия и шёл дальше. Он ничего не подозревал. Даже не оборачивался. Хорошо.
Смотрите, только тихо... Я прячусь за ещё одной машиной, жду, пока Артур зайдёт за серую пятиэтажку, готовлюсь продолжить преследование, но вижу того самого мальчика в штанах на подтяжках. В его руках - красный шарик. Он стоит посреди дороги и не двигается, смотрит в небо, на розовые, электрические облака, существующие только в его воображении, а на него летит чёрная, плоская, как кусок мыла, железная «Волга».
Я покидаю своё укрытие и, что есть сил, побежал к мальчику. «Волга» была уже так близко, она готовилась раздавить ребёнка, оставить от него кровавый след и поехать дальше, в счастливое будущее.
Но я успел. Схватил мальчика за руку и дёрнул его на себя так сильно, что он оказался у меня за спиной. «Волга» проехала мимо. Она чуть не задела меня, но всё обошлось... Главное, мальчик был цел. Ребёнок только выпустил красный шарик из рук, и он полетел далеко в небо, в пустоту. Шарик смирился со своей участью. Он хотел к Богу. Хотел в пустоту.
Появилась бабушка мальчика - высокая, худая, высохшая старушка с большими синяками под глазами и глубокими морщинами, похожими на порезы, рассеянные по всему лицу.
- Спасибо, что нашли мальчика, - сказала она. - Я молилась, и вы его отыскали. Благодарю.
- Не за что, - промолвил я с чувством, что где-то уже видел это морщинистое лицо и слышал этот старческий голос. Только не мог вспомнить, где именно. Но разве это было важно?
Бабуля взяла мальчика за руку, и они пошли дальше по улице, словно ничего и не произошло.
Даже не попрощавшись с ними, я поспешил к месту, где видел Клыка в последний раз. Я забежал в двор, куда он зашёл, но здесь Артура уже не было. «Всё, он потерялся, - подумал я. - Ну зачем был тот мальчик? Это просто случайность, да? Слишком много случайностей! Зачем я его спас? Ведь я решил стать злом, да? Я решил отказаться от красоты. И правильно... Если я совершаю что-то хорошее, то только теряю всё и остаюсь в дураках, как сейчас. Стою один, не зная, куда идти и что делать».
Но вдруг я услышал крик. «Эй ты, сука! - рявкнул кто-то издалека. - Ты что тут трёшься? Челюсти хочешь лишиться?»
Я узнал этот голос. Кричал Клык. Неужели такая удача бывает? Неужели мне может так повести?
Крик был где-то близко. Кажется, Артур находился прямо за домом, около которого я стоял. Я оббежал эту серую пятиэтажку, зашёл во двор и увидел Клыка... Артур дрался с Игорем у гаражей. Преимущество было у Игоря. Дровосецкий-младший повалил орущего Клыка на землю и дал ему по лицу, пытаясь успокоить разъярённого поэта.
Но мне было плевать... Я не хотел стоять и смотреть на их разборку. Было бы неплохо убить их обоих. Да, прямо сейчас... Разрушить весь мир, выпустить сразу две пули в одного и второго! Как хорошо! Ты никого не пожалеешь! Ты пустишь по пуле каждому в лоб! У них появится по прыщу! Смотри, сколько у меня прыщей! Много, да? Вся рожа залеплена! Один большой, сочный, красный каждому из вас точно не помешает ведь так?
Я достал пистолет и уверенно пошёл на них. Стоило мне только приблизиться к этим придуркам, как они перестали драться, вскочили на ноги и подняли руки вверх.
- Ты что, Фёдор, долбанулся? - спросил Артур. - Отпусти пистолет!
Игорь не произносил ни слова. Просто стоял и холодно смотрел на меня, словно выжидая момент, когда можно будет сбежать.
«Давай же, скажи что-нибудь, сука, я хочу узнать, какой голос каждый день слушает Полина!». И чудо случилось. Он открыл рот. У него был идеальный, чистый, взрослый мужской голос. Как у ведущего на радио. Я и не сомневался, что у него приятный, красивый голос. Я один говорю, как пискля, да ещё и заикаюсь порой. А он... У него ведь есть всё. Ему принадлежит весь мир. Он - идеал во плоти. Идеальный я. Может, его и не существует вовсе? Может, я его просто выдумал? Ведь не может в реальности существовать такого человека...
- А я тебя знаю... - произнёс Игорь. - Ты учился в одном классе с моей девушкой... С Полиной. Есть фотографии, где вы танцуете вместе на последнем звонке.
Зачем ты это сказал? Зачем напомнил мне о ней? Она - это прошлое. Впрочем, как и я сам.
- Заткнись, - процедил я, и он послушался.
Я держал на мушке Клыка. Надо было взять себя в руки и выстрелить. Просто нажать на курок. Продырявить ему башку. Убить его и себя. Произвести разрушение. Но разве я могу? Алиса ведь так расстроится! Она любит его! Она может быть с ним счастлива! Он не бросит её! Ты же слышал разговор! Он любит её так, как может любить! Он сделает её счастливой! Может, он не разрушает красоту, а только помогает ей жить! Есть ведь люди гораздо хуже него! Нет! Успокойся, Фёдор! Ты - зло! Нет... Нет... Я не хочу! Будь сильным! Сделай это! Я не могу, нет! Алиса будет плакать... Её слёзки - они такие чистые, как капли росы, но страдание... Страдание может испортить её.
Вдруг я почувствовал удар в бок. Игорь напал на меня. Я затянул со своей расправой. Увлёкся, начал прокручивать в голове какие-то мысли! Чёрт! Идиот! Идиот! Мастерским приёмом Игорь заломил мне руку и отобрал пистолет. Теперь я был на прицеле.
- Это же ты тот парень? - спросил он меня. - Ты не только учился вместе с Полиной... Ты ведь ещё предал моего отца, да? Это ты? Ничего себе, как совпало! Один не даёт мне встречаться со своей девочкой, другой сливает губернатору все данные о конфликтах в штабе отца. Вот это компания собралась!
- Она не твоя девочка! - яростно крикнул Клык. - Вы уже давно не...
- Ещё как моя! - рявкнул Игорь, взяв на мушку Артура. - У нас просто свободные отношения! Мы живём в разных городах и можем там делать всё, что захотим. Мы обо всём договорились ещё давно. Но ты... Гад. Ты всё разрушаешь. Она влюбилась... Она не пускает меня, потому что ты ревнуешь, потому что она боится тебя потерять. А я не могу без неё!
- У тебя же есть девушка в Питере, - спокойно сказал Клык. - Ну так и будь с ней, не лезь к Алисе.
- Да, есть, - согласился Игорь. - Она тоже отсюда, из маленького сибирского города, где все друг друга знают. Мы вроде как родственные души в большом, чужом Петербурге. Полина хорошая, я привык к ней, но... Жаль, что в ней нет того, что присутствует в Алисе. Алиса наполнена загадочной, чарующей, сложной пустотой. А Полина - это ребёнок. Тебе встречались девочки-дети? Всем встречались. Они такие весёлые, милые, замечательные, но детям всегда хочется чего-то большего. Им хочется повзрослеть.
- Что ты городишь? - спросил Клык.
- Что хочу! - рявкнул Игорь. - Ты сам прибежал сюда драться со мной! Я знал, что мы увидимся, Артур! Когда я впервые посмотрел на твою фотографию, где ты был вместе с голой Алисой, то очень захотел разбить тебе лицо. Но тут вижу, что кто-то въехал тебе по роже. Кто же?
- Он, - ответил Клык и показал на меня.
- Молодец, - похвалил меня Игорь.- Хороший удар. Жаль, ты всё равно плохо дерёшься. Видно, тебя тоже побили.
- Завали хлебало, - выплеснул я.
- Сами вы завалите! - воскликнул он. - Оба. Я хочу, чтобы вы ушли отсюда! На счёт три! Давайте! Раз...Два...
- Я никуда не пойду, - уверенно, по-мужски произнёс Клык. - Я пришёл к Алисе, ясно? А ты забудь, где она живёт. Ты с ней больше не заговоришь.
- Что? - заорал Игорь. - Хочешь, чтобы я в тебя выстрелил, а? Не бойся, мне ничего не будет! Мой отец не из бедных, он меня отмажет. У него есть связи с людьми из администрации. Я убью тебя, и мы спишем всё на твоего друга-предателя. Это ведь его пистолет, а? Так что давай, звони!
- Кому звонить? - не понял Клык.
- Алисе! - сказал Игорь. - Я не хочу, чтобы ты её трахал! Она - моя собственность... Не зря же я прилетел в этот город! Звони ей, скажи, что вы расстаётесь.
- Да иди ты, сука, - ответил Артур и плюнул в сторону Игоря.
- Что? - рявкнул Игорь. - Ты хочешь проблем?
- Успокойся, чувак, - осторожно промолвил Клык. - Я никуда отсюда не уйду.
- Почему? - спросил Игорь. - Разве Алиса для тебя важна?
- Я люблю её, - признался Клык. - Поэтому не уйду.
- Ты что, бесстрашный? - ухмыльнулся Игорь. - Хочешь проблем? Тебе собственная жизнь не дорога?
- Успокойся, - отрезал Клык.
Но Игорь продолжал кричать и просить Артура позвонить Алисе и бросить её.
Он был чокнутым, этот Игорь. Он только казался холодным, умным и расчётливым парнем. На самом деле, в нём пряталось что-то дьявольское, зловещее, страшное. Он держал палец на курке. Его рука дрожала, а глаза бегали. Он был взбешён. Казалось, что ещё секунда, и он действительно выстрелит, убьёт Клыка из-за дурацкой ревности к Алисе... Хотя разве не я ли пытался совершить то же самое пару минут назад?
Вдруг, сам того не осознавая, я сделал несколько шагов вправо и заслонил собою Клыка. Не знаю, чем я руководствовался. Может, мне просто захотелось умереть, может, я решил погеройствовать, а может, мне вдруг показалось, что если Алиса любит кого-то, если она счастлива, то было бы несправедливо, если бы она лишилась этого счастья... Ради её счастья я должен был сделать всё! Только бы она улыбалась, только бы её глаза светились, только бы она не ехала в автобусе одна, как тогда...
- Ха-ха-ха! - засмеялся Игорь. - Кто у нас тут? Супермен? Думаешь, мне не хочется тебя грохнуть? Ты же слил моего отца, забыл! Где флешка, которую ты должен был мне передать? Даша ведь кинула твои контакты, твою страницу! Я запомнил твою рожу! Представь, сколько мой отец потерял из-за тебя! Ты продал его за мелкие деньги! Сколько тебе заплатили, а?
- Остановись, - услышал я из-за спины сдавленный, испуганный голос Клыка.
- Сколько теперь платят таким, как ты, сука? - напирал Игорь. - Интересно, ты не меня ли пришёл убить? Может, этот пистолет тебе дал Нилрак, может быть, он заплатил тебе за мою смерть? Только вы не дождётесь! Такие, как ты, исчезнут! Вас истребят! Вы - слабые, жалкие уроды, и мне ничего не стоит взять и...
«Бах!»
Пистолет выстрелил. Видимо, Игорь увлёкся, напряг руку и случайно нажал на курок. По моему лицу потекла кровь.
Кап-кап... Кап-кап...
Игорь был шокирован. Он не ожидал, что пистолет так легко сможет выстрелить.
- Прости, - прошептал он. - Оно само... Я не хотел.
Игорь испугался, бросил пистолет на землю и, широко открыв рот и выпучив глаза от страха, побежал прочь.
Нет, он не убил меня. Игорь не целился, он не готов был стрелять, рука его тряслась, и поэтому пуля почти пролетела мимо меня, прошла по касательной, оставив большую, длинную царапину во весь мой лоб, из которой текла кровь.
Я обернулся. Позади меня, обхватив голову руками, лежал Клык. Он дрожал от страха. Боялся подняться и посмотреть, что произошло.
- Эй, - сказал я ему. - Вставай. Тебя там, наверное, Алиса ждёт. Вы выпьете кофе, посмотрите фильм. Впереди хороший вечер. Не унывай, дебил!
- Зачем ты закрыл меня собой? - спросил он. - Мы же с тобой не ладим. Вчера я прилюдно тебя обосрал...
- Минут десять назад я хотел тебя убить, так что не считай меня своим защитником, - усмехнулся я. - Всё это из-за Алисы. Она должна быть счастлива. Только не бей её. Её нельзя бить. Она же девочка. Свет в темноте.
- Я знаю, - сказал он. - Я ненавижу себя за то, что тогда посмел...
- Правильно, - сказал я. - Только не увлекайся ненавистью к себе.
Я поднял пистолет с земли, положил его в портфель и пошёл прочь, оставив Артура с Алисой. По лицу растекалась кровь. Зато я увидел, где живёт принцесса из сказки. Это была обычная пятиэтажная хрущевка, никакой не замок. Но разве хрущёвки не могут быть замками, если мы сами того захотим? Нет, могут. Ещё как могут.
Мне хотелось посмотреть на воду. Я тысячу лет не видел воды. Такой тихой, безмятежной, мягкой, спокойной, скрывающей пустоту...Так что я отправился пешком до речного вокзала. Шёл и наблюдал, как люди корчатся, видя мою окровавленную, обросшую синяками морду.
Ярко светило солнце. Было тепло. Я расстегнул заляпанную кровью куртку и стал вдыхать свежий мартовский воздух, который казался забытым напоминанием о том, что будущее существует, что оно никуда не ушло. Но есть ли мне место в этом будущем? Могу ли я остаться в нём? Думать, мечтать? Разве мне нужна тошнота? Нет. Впереди был мост. Значит, я уже совсем рядом с речным вокзалом. Помню, как мы с бабушкой или братом ходили на этот мост, смотрели вниз, бросали камни в воду. Теперь бабушка умерла, брат давно уехал, а камней здесь уже нет, всё растащили. Я остался один. Без камней, без бабушки и без брата.
Я подошёл ближе к мосту. На нём сидела девочка. Я её сразу узнал. Это была Алина. Да, мне снова повезло. Судьба снова привела меня к обречённому человеку... Кажется, я понял, как таксист находил своих героев. Точно так же. Будешь ходить по городу - обязательно наткнёшься на кого-нибудь, на какую-нибудь грустную историю опечаленного одиночки.
Алина сидела на мосту, смотрела на воду и плакала. Я знал, что её тревожит, и хотел ей помочь. Но чем я мог помочь? Только сказать пару слов, попытаться её поддержать.
- Не плачь, - промолвил я. - Всё будет хорошо. Он ведь любит тебя.
- Ты? Что с твоим лицом? Что ты здесь делаешь? - высыпала она на меня град вопросов. - Откуда ты знаешь что-то про меня?
- Я знаю, - промолвил я. - О твоей ситуации же все в вузе говорят. Только не злись на меня, пожалуйста. Просто я... Мне тебя жалко. Ты не должна страдать.
- Не надо меня жалеть! - закричала она. - Ты мне никто!
- Какая разница, кто-то я или никто? - усмехнулся я. - Я понимаю, что ты злишься на Витю, но он просто не в силах этого принять. Может, ему нужно время. Может, он боится ответственности... Может, он слишком слаб. Может, он не хочет становится взрослым.
- Он хочет убить ребёнка! - воскликнула Алина. - Но я не отдам его... Я не допущу... Но... Знаешь, каково ребёнку расти без отца? Мой отец... Он умер в Чечне, и я жила всю жизнь прожила с мамой... Я всегда спрашивала: «Где папа? Где папа?». Мама говорила, что папа улетел на небо, а я не понимала, как это - улететь на небо. Думала, что мой папа - как Карлсон, который живёт на крыше, спит на облаках, но однажды прилетит ко мне, поговорит со мной. Почему-то я была уверена, что это случится в Новый год. Это же время чудес! Всё может случиться, всё волшебство... И вот... В новогоднюю ночь я сидела перед окном и ждала не Деда Мороза, а папу. Я вертела в руках заколку, которую он подарил мне ещё в детстве... Теперь я её потеряла и никак не могу найти. Жаль. Тогда я смотрела на звёзды, думая, что где-то там летает мой папа. Но папа так и не пришёл. Я не хочу, чтобы мой ребёнок тоже ждал папу в новогоднюю ночь... Я не могу... Одна я не справлюсь, понимаю, но и убить ребёнка я не в силах. Разве что - вместе с собой. Это не так сложно, как говорят, правда? Просто взять и прыгнуть в воду. Раствориться в ней.
- Зачем? - спросил я. - Ведь в тебе нет пустоты. Зато у тебя есть надежда. Такая же надежда, как тогда, когда ты вертела в руках заколку. Кстати... Ты потеряла свою заколку в туалете на концерте Клыка. Случайно уронила её на пол. А я подобрал. Вот.
Я открыл портфель, достал заколку с цветочками и маленькой белой надписью: «дочке от папы» и протянул ей. Алина взяла её и расплакалась.
- Спасибо, - сказала она. - Почему ты раньше не отдал мне её?
- Мы же не виделись... - оправдывался я. - И я просто забыл. В последнее время было столько всего.
- И не говори, - согласилась она.
- Расскажи эту историю о папе ему, - промолвил я. - И покажи заколку. Его мнение рано или поздно изменится. Я в этом уверен. Он же любит тебя.
- Откуда ты знаешь? - спросила она.
- Сам слышал. Он просто испуган. И не хочет взрослеть.
- Я тоже испугана, - призналась Алина. - Я до сих пор сижу и жду папу. Думаю, вдруг он появится, вдруг волшебство всё-таки существует.
Алина повернула голову в другую сторону, и вдруг её глаза наполнились счастьем. Я посмотрел туда же, куда и она, и увидел Витю. Он стоял, в потрёпанной одежде, взъерошенный, заплаканный, раскаявшийся. В его руках был букет ромашек.
Алина слезла с перил моста и, широко улыбнувшись, побежала к нему. Словно к ней, наконец, пришло счастье. Словно отец, которого она ждала так долго, вернулся с той далёкой чеченской войны.
- Всё-таки существует, - произнёс я, когда Алина уже убежала. - Всё-таки существует.
Я не стал мешать им мириться и продолжил идти к речному вокзалу. На пути мне уже не встречалось людей. Одни деревья и холодные, железные, безликие автомобили. Я немного изменил маршрут и решил пойти на набережную, к реке. Скоро должен был быть закат. Я хотел полюбоваться закатом. Вдруг... Вдруг я увижу те самые цвета, о которых мечтаю?
Я шёл по дороге один. Меня немного подташнивало. «Наверное, это от потери крови, - подумал я, - ведь она до сих пор течёт со лба, не останавливается». Я подобрал с земли небольшой кусок грязного весеннего снега и поднёс его к ране, надавил на неё. Было больно. Но какое это имеет значение? Снег мигом растаял и стал пустотой. Наплевав на рану и на кровь, которая капала на мою куртку, я продолжил идти дальше. До набережной оставалось ещё пару остановок.
Сзади мне посигналили. Это был таксист. Когда я вспомнил про него, мне стало стыдно. Я же не убил Артура, я сдался, оказался слабым, простил его... Теперь таксисту нечем будет заканчивать свой роман. Я разрушил его красоту.
- Садись в машину, Фёдор, - сказал мне таксист с обидой в голосе. - Я довезу тебя. Куда тебе нужно?
- До набережной, - ответил я.
- Хочешь посмотреть на воду? - поинтересовался он.
- Да, - кивнул я.
- Её там ещё нет, - уведомил меня таксист. - Льдины ещё не плывут, но лёд тонкий.
- Жаль, - промолвил я. - Посмотрю на лёд. И на закат. Он у нас, в Сибири, красивый.
- Да, - согласился таксист. - Единственная причина жить здесь - смотреть на закаты.
- Я не убил его. Не смог, - поведал я таксисту.
- Знаю, - ответил он. - Жаль, роман дописать не получится. Но зато Алиса счастлива. Порой счастье одной девочки ценнее всего на свете. Из-за неё же ты не стал взрослым. Ты взял и подумал о ней, о её счастье. Повторил мой путь. Вы все повторяете, да... И кончаете одинаково. Не можете покориться злу. Наверное, поэтому добро всё ещё существует.
- Я пытался, но... - протянул я. - Оказалось, что я не в силах разрушить красоту.
- Ты знаешь, что с тобой будет? - спросил он.
- Знаю, - ответил я.
- А со мной?
- Тоже знаю, - кивнул я.
- Тогда отдай пистолет, - попросил меня таксист, и я достал из портфеля оружие и протянул ему.
Я знал, что он сделает. Всё к этому шло. Ничего не могло произойти иначе. Он знал, что финал будет таким. Знал, что в конце умрёт только он один.
Скоро мы подъехали набережной. Путь был коротким - всего пара остановок. Мы сделали это минут за пять. Остановились. Время прощаться.
- Прости, что у меня нет пули для тебя, - с досадой сказал таксист. - Надо было припасти три.
- Ничего, - ответил я. - Как-нибудь справлюсь.
- Тогда прощай, - промолвил он и протянул мне руку. - Счастливого пути.
- И тебе, - сказал я, и мы распрощались крепким рукопожатием. - Спасибо за всё.
Я вышел из машины и пошагал к набережной. Через минуту прозвучал выстрел.
Таксист умер. Тошнота съела его. Он не покорился пустоте, нет... Всё чуточку страшнее.
На набережной было пусто, ни души. Зачем людям сюда приходить? Здесь дует холодный ветер, воды пока нет, льдины не плывут вдаль, словно маленькие кораблики с алыми парусами, сахарную вату и попкорн пока ещё не продают. Зато скоро здесь будет так весело! Дети будут бегать, кричать и смеяться! Они будут улыбаться солнцу и небу, и всё будет таким большим, таким светлым и прекрасным. Сюда придёт любовь, поцелуи в темной ночи, шёпот, осторожный и неспешный.
Я уселся на лавочку и просто смотрел вдаль. Постепенно небо окрашивалось в нежные, тёплые, бело-розовые цвета. Это был красивый закат. Как в сказке. Кто нарисовал его? Может быть, сам Бог? Может, он тоже влюбился в Алису? Как Игорь, как Клык, как я... Несчастный любовник. Какая комедия... Старик достал кисточки и раскрасил целое небо в цвет её волос, а она и этого не заметила. Правильно, малышка. Цветочек... Лепестки маргаритки. Ты и не должна замечать. Это и делает тебя прекрасной.
Я посмотрел на лёд и увидел фигуристку в красном платье. Она танцевала, кружилась, словно рисуя что-то на льду... Её движения были такими точными и грациозными, как у порхающего в небе аиста, несущего детей в плетёных корзинках. На ветру плавно, точно волны, развевались её волосы, черные, как та кофточка на Алисе... И то, и другое было таким замечательным, таким глубоким, что мне хотелось расплакаться. Но я держался. Я же вроде как мужчина. А мужчины не должны плакать.
Бело-розовый закат ложился на лёд, и мне казалось, что фигуристка танцует в небесах. Что она - это ангел, а я - счастливчик, которому открылась невообразимая, божественная красота. Танцуй, я прошу! Я не расскажу Богу, что ты спустилась на землю и танцевала перед людьми!
Она порхала на льду, как воробушек, она вертелась, улыбалась, раскидывала ручки, как крылья, и это было так чудесно, так легко, что я не мог передать свой восторг простыми словами.
Вдруг фигуристка остановилась и позвала меня к себе. Да, я обещал ей вальс... И сейчас она просила меня с ней станцевать. Я не мог отказаться, встал с лавочки, отряхнулся, вытер со лба кровь и пошёл к ней. Перелез через ограждения и ступил на лёд, который так глупо, наивно, смешно хрустел у меня под ногами и трескался.
Вскоре я достиг фигуристки и притронулся к её холодным, гладким, белым ладоням. Они были такими же, как у Полины... Хорошее воспоминание... Раз-два-три! Раз-два-три! Я осторожно взял фигуристку за талию, и она полетела, и я кружился вместе с ней и смотрел в её счастливые зелёные глазки, в которых отражалось уходящее за горизонт солнце. Из её глаз текли слёзы... Это были звёзды, среди которых я летал, как потерянный космонавт.
Лёд хрустел всё сильнее. Он завидовал нам. Хотел сорвать наш танец. Но у тебя не получится, лёд! Мы слишком лёгкие! Нас не существует! Мы - души! Мы - только дети, которые весят так мало и могут ходить по воде. Мы кружились, я чувствовал её запах. От неё пахло вишней и виноградным соком. Ни от кого не может так пахнуть. Только от красоты.
Танец заканчивался, время уходило, но каждая секунда давала мне радость и счастье, которого я не испытывал уже очень давно.
Я поставил фигуристку на лёд, поднял её руку кверху и улыбнулся ей, а она улыбнулась в ответ. Спасибо. Ты такая красивая. Этого мало, конечно, но разве я могу сказать тебе что-то ещё? Вальс закончился. Тогда лёд надломился, и я провалился вниз - в воду... Упал с небес на землю.
Я почувствовал ледяную водную ткань. Она дотронулась до меня, накинула на шею удавку, вонзила в кожу несколько иголок, начала распиливать меня на части. Я погружался всё ниже и ниже, а свет убегал всё дальше и дальше. Синяя, ледяная вода просто закрывала его. Наверное, я мог выплыть и побороться за свою жизнь. Но зачем? К чему это? Я закрыл глаза и решил смириться. Отдаться в лапы этой чарующей, таинственной, близкой, мягкой и спокойной пустоты.
Конец.
